ГЛАВА 9. Бегство Нольдор

Какое-то время спустя у Кольца Судеб собралась большая толпа; Валар расселись по своим тронам во мраке, ибо стояла ночь. Однако над их головами мерцали звезды Варды, а воздух был прозрачен и чист — ветра Манве унесли прочь все смертельно-ядовитые испарения и согнали морские туманы с побережья. Яванна поднялась и взошла на некогда зеленый холм Эзеллохар, ныне почерневший и лишенный растительности. Она возложила на Деревья руки, но они не пробудились к жизни, а каждая ветка, к которой она прикасалась, обламывалась и безжизненно падала на землю. Отовсюду раздавались плач и причитания; всем казалось тогда, что они до дна испили чашу горя, что до краев наполнил для них Мелькор. Но они ошибались.

— Свет Деревьев ушел безвозвратно, он живет теперь лишь в сильмарилях Феанора, — сказала Варда Валар. — Как же он оказался предусмотрителен! Даже самые могущественные из нас, не считая Илюватара, некоторые свои творения могут создать лишь однажды. Но если бы у меня была хоть частица того света, я могла бы попробовать возродить Деревья к жизни; если только их корни окончательно не усохли. И нанесенный Мелькором вред был бы исправлен.

Тогда заговорил Манве:

— Слышишь ли ты, Феанор, сын Финве, слова Яванны? Согласен ли ты передать в дар то, о чем она просит?

За этими словами последовало продолжительное молчание. Тулкас, потеряв терпение, вскричал:

— Отвечай же, нольдорец, не томи! Нельзя ведь и в самом деле отказать самой Яванне! И разве не свет ее творений ты использовал для создания своих сильмарилей?

Но Ауле, и сам бывший любящим свое дело Творцом, осадил Тулкаса:

— Не спеши! Ты просишь его о большем, нежели полагаешь. Позволь ему подумать над своим решением.

И тогда Феанор с горечью воскликнул:

— Также, как и Великие, нижестоящие способны создать некоторые вещи лишь однажды; и сердце их будет заключено в этих творениях. Я могу выпустить заключенный в моих кристаллах свет, но создать подобные им мне во второй раз не удастся; и если мне придется уничтожить сильмарили, это разобьет мое сердце и убьет меня, и я стану первым из Эльдар, умершим в Амане.

— Не первым, — заметил Мандос, но никто не понял, кого он имел в виду.

В наступившей повторно тишине Феанор погрузился в мрачные думы. Ему показалось, что он стоит в кольце окруживших его врагов; и вновь вспомнились Феанору сказанные Мелькором слова о том, что Валар представляют угрозу для его сильмарилей. "А ведь он действительно такой же Вала, как и остальные," — подумал он про себя. — "Значит, должен хорошо понимать их сердца. И верно: вор всегда узнает другого вора." Вслух же он громко заявил:

— Я не расстанусь с сильмарилями по своей воле. Но если Валар попытаются принудить меня отдать их, то я буду знать наверняка, что они той же породы, что и Мелькор.

— Ты сказал свое слово, — констатировал Мандос. Тогда встала со своего трона Ниенна, взошла на Эзеллохар, и, откинув свой серый капюшон, смыла с него своими слезами оставленную Унголиант скверну; затем она запела скорбную песнь о горестях мира и Осквернении Арды.

Но не успел еще стихнуть ее плач, когда прибыли посланцы из Форменоса, несшие известия о новых злодеяниях, свершенных Мелькором. Они рассказали, как на север пришла непроглядная тьма, и центре ее двигалась некая неведомая сила, не имевшая названия; именно она источала эту Тьму. А еще с этой Тьмой к дому Феанора пришел Мелькор, убивший короля Нольдор Финве прямо на его пороге, ибо только он не испугался и не бежал прочь от ужасной Тьмы; так в Благословенном Царстве была пролита первая кровь. Еще посланцы сообщили, что Мелькор ворвался в укрепление Форменоса и забрал все драгоценности, хранившиеся в его сокровищницах; не избежали этой участи и сильмарили.

Услыхав это, Феанор встал перед Манве и, воздев руку, проклял Мелькора, дав ему новое имя — Моргот, Темный Враг Мира; только этим именем Эльдар и называли его впоследствии. Еще Феанор проклял приглашение Манве и тот час, когда он пришел к Таникветилю; объятый безумной яростью и горем, он полагал, что, если бы остался в Форменосе, то смог бы избежать уготованной ему Мелькором участи и помочь отцу.

Затем Феанор выбежал из Кольца Судеб и помчался прочь, потому что отец был ему дороже всего Света Валинора и несравненных творений его собственных рук вместе взятых; и неудивительно — был ли у кого-то из эльфов или людей такой же великий и почтенный отец?

Многие сочувствовали горю Феанора, но оно было далеко не его личным; Яванна безутешно рыдала на холме, опасаясь того, что Тьма поглотит последние лучи Света Валинора навеки. Ибо, хотя Валар и не осознали еще до конца, что именно произошло, они догадывались, что Мелькору удалось это проделать не без чьей-то посторонней помощи. Сильмарили были утрачены, и теперь было уже неважно, согласился Феанор отдать их Яванне или нет. Однако, если бы он все же ответил "да", то многие последующие события могли бы получить иное развитие. Но теперь судьба нольдорцев была предрешена.

Моргот тем временем, спасаясь от преследования Валар, пришел в пустынные земли Арамана. Располагались они на севере, между горами Пелори и Великим Морем, наподобие Аватара, что лежал на юге. Но Араман был обширнее, и между берегами и горной грядой пролегали бесплодные равнины, на которых, по мере приближения льдов, становилось с течением времени все холоднее. Моргот с Унголиант торопливо пересекли эти земли и направились сквозь промозглые туманы Ойомуре к Хелькараксу, где пролив между Араманом и Средиземьем был наполнен огромным количеством дрейфующего льда. Морготу, однако, удалось перейти через него и оказаться, наконец, на севере Внешних Земель.

Унголиант шла вместе с ним, поскольку Моргот не смог от нее отвязаться; испускаемое ею темное облако до сих пор окутывало их обоих, и Унголиант пристально следила за всеми его движениями. Так они достигли земель, лежавших на севере от залива Дренгист. Отсюда было уже рукой подать до развалин Ангбанда, первой твердыни Моргота на западе Средиземья. Унголиант, почувствовав, что Моргот надеется ускользнуть от нее, скрывшись в своей крепости, остановила его и потребовала выполнить данное ей обещание.

— Злыдень! — окликнула она. — Я исполнила то, что ты просил. Но голод мой еще не утолен.

— Чего же тебе еще? — возразил Моргот. — Ты что, весь мир готова запихнуть в свое ненасытное брюхо? Этого я тебе позволить никак не могу, ведь я — его Повелитель.

— Так много я не прошу, — ответила Унголиант. — Но у тебя с собой сокровища из Форменоса; отдай мне их все. Без малейших колебаний, как обещал.

И Моргот вынужден был отдать Унголиант все драгоценные камни, что он нес с собой — один за другим, и с большой неохотой; она же поглощала их, навеки забирая красоту камней у мира. Насыщаясь, она становилась все больше и темнее, но жажда продолжала терзать ее.

— Ты подаешь мне лишь одной левой рукой, — сказала тогда она. — Покажи-ка, что там у тебя в правой.

В правой Моргот крепко сжимал сильмарили, и несмотря на то, что те были заключены в хрустальный сосуд, свет их начал жечь его кожу, и рука задеревенела от боли. Но разжать ее Моргот не захотел.

— Нет, — сказал он Унголиант. — С тебя уже достаточно. Ведь только благодаря вложенной в тебя моей собственной силе ты смогла выполнить требуемое. А я более не нуждаюсь в тебе. Эти вещи ты не получишь и даже не увидишь — они отныне и навеки принадлежат мне.

Но Унголиант к тому времени стала значительно сильнее его, в том числе и благодаря отданной Морготом силе; и она опутала его в свою липкую паутину и попыталась удушить тьмой. Тогда Моргот страшно закричал, и крики эти эхом разнеслись в окрестных горах. В дальнейшем эти земли были названы Ламмот, ибо эхо криков Моргота до сих пор обитает здесь; любой громкий звук пробуждает его, и вся территория между холмами и морем оглашается многоголосым воем ужаса.

Вопль Моргота по тем временам был самым чудовищным звуком, что когда-либо раздавался на севере мира; задрожали горы, затряслась земля, и камни трескались напополам от этого шума. Крик был услышан даже в самых удаленных и богами позабытых местечках. Глубоко под обрушенными залами Ангбанда, в подземных пещерах, до которых Валар в спешке так и не добрались, встрепенулись балроги, до сих пор ожидавшие возвращения своего Повелителя. Они поспешно выбрались наружу и, пройдя через Хитлум, добрались до Ламмота, подобные сгусткам пламени. Своими огненными хлыстами они вмиг разметали паутину Унголиант, и та, испугавшись, бросилась наутек, выпуская за собой черный дым, призванный прикрыть отступление.

Бежав с севера, она оказалась в Белерианде и поселилась там под Эред Горгорот, в темной долине, названной впоследствии Нан Дунгортеб — Долиной Ужасной Смерти, из-за того кошмара, что она там развела. Ибо в той долине обитали иные паукообразные чудовища, бежавшие некогда из Ангбанда. Она скрещивалась с ними и поглощала их; и даже после того, как сама Унголиант ушла из этой местности на неизведанные южные просторы, потомство ее еще долго обитало там и оплетало все окрест своими жуткими паутинами. О дальнейшей судьбе Унголиант ничего наверняка не известно. Некоторые утверждают, что она давно уже сгинула, пожрав однажды в своей неутолимой жажде самое себя.

В конечном счете, мрачные опасения Яванны, что сильмарили будут поглощены и обращены в ничто, не оправдались; но они по-прежнему оставались во власти Моргота. Последний, спасшись от Унголиант, вновь собрал всех своих прислужников, каких только сумел разыскать, и привел их к руинам Ангбанда. Здесь он восстановил и углубил свои обширные подземелья и катакомбы, а над ними воздвиг тройной пик Тангородрим, постоянно испускавший тяжелый, черный дым, кольцами вившийся вокруг его вершин.

И темные полчища чудовищ и демонов Моргота стали расти и множиться в недрах земли под Ангбандом, так же, как и выведенная им давным-давно раса орков; и над Белериандом нависла черная тень. А Моргот тем временем выковал себе здоровенную железную корону и провозгласил себя Повелителем Мира, в подтверждение этого вправив в корону сильмарили. Руки его в процессе оказались дочерна сожжены освященными кристаллами, и навсегда такими остались; боль от ожогов постоянно мучила его и приводила в ярость. Корону Моргот носил не снимая, несмотря на то, что огромный вес ее стал вскоре трудно переносим.

Лишь один только раз покинул он свое царство на Севере, да и то ненадолго, и втайне; и оружие за все время своего правления он брал в руки лишь однажды, предпочитая править, не покидая трона.

Гордость Моргота, таким образом, была ущемлена еще сильнее, чем во времена его правления в Утумно, и жгучая ненависть кипела у него внутри; в своем темном царстве, окруженный приспешниками, которых он учил своей злобе, он окончательно растратил свою душу. Однако могущество Моргота, как одного из Валар, еще долгое время оставалось при нем, и всех, за исключением разве что сильнейших, охватывал при виде его безудержный страх.

***

Узнав о том, что Морготу удалось бежать из Валинора и уйти от преследования, Валар еще долго сидели во мраке на своих тронах в Кольце Судеб, и Майяр с Ваньяр стояли рядом с ними, рыдая от горя. Но большая часть нольдорцев вернулась в Тирион, где стала оплакивать затмение своего чудесного города. Сквозь ущелье Калакирья ползли в него холодные туманы с моря, окутывая башни города и затмевая огни на башне Миньдон, и тусклое их мерцание казалось слабым и безжизненным.

И тут в городе неожиданно объявился Феанор, призвавший горожан на королевский двор, что располагался на вершине Туны; и так как запрет на появление в Тирионе с него еще не был снят, он тем самым нарушил волю Валар. Послушать, что он имеет им сказать, пришло великое множество народа; и склон холма, и лестничные пролеты, и улицы, карабкавшиеся на вершину, вскоре оказались заполонены и залиты светом факелов, которые каждый нес в руке.

Феанор был очень искусным оратором, и речь его, произнесенная в тот день перед Нольдор, запомнилась им надолго. Яростными и лаконичными были его фразы, исполненными злобой и гордыней; они пробудили в нольдорцах настоящее безумие. Гнев и ненависть Феанора были, в основном, направлены против Моргота, но на все его суждения, как это ни печально, более всего повлияла именно его ложь. Помимо этого, Феанор был все еще разъярен и опечален смертью своего отца и похищением сильмарилей. Он требовал признать его наследником королевского престола Нольдор вслед за Финве, и пренебрежительно отзывался о решениях и предписаниях Валар.

— Почему, ответь мне, нольдорский народ, — вскричал он, — почему мы должны и впредь служить завистливым Валар, которые не в состоянии уберечь от Врага ни нас, ни даже своего собственного царства? Да, сейчас мною движет возмездие, но я бы в любом случае не захотел и дальше жить в одной стране с родней убийцы моего отца и похитителя моих сокровищ. Я, впрочем, не думаю, что я единственный из нольдорцев обладаю смелостью и отвагой. Разве не потеряли вы все своего Короля? А что еще вам терять, если все ваши владения заключены лишь в этой узкой полоске земли между горами и морем?

Здесь некогда был свет, в котором Валар отказали Средиземью, но теперь тьма уравняла все. Станем ли мы продолжать вести свою скорбную и бездеятельную жизнь здесь, словно народ-тень, охотящийся за призраками в тумане, роняя бесполезные слезы в темные воды равнодушного моря? Или же вернемся на нашу родину? Как сладко журчали воды Куивьенен под безоблачными звездными небесами, и как была широка и безгранична простирающаяся вокруг земля, так и ждущая прихода свободных народов. И эта земля ждет именно нас, безрассудно покинувших ее некогда. Так уйдемте же отсюда! Пускай этот город остается трусам!

Еще долго говорил Феанор, призывая Нольдор последовать за ним и собственной доблестью и отвагой завоевать, пока еще не поздно, свободу и обширные королевства на просторах Востока; и в речах его звучало эхо брошенной Мелькором лжи о том, что Валар обманывают их, держа затворниками в Амане для того, чтобы люди смогли провозгласить Средиземье своим. Именно из его речи многие из Эльдар впервые узнали о приходе Последующих.

— Да, путь будет долог и труден, — продолжал Феанор, — но наши тяготы и лишения окупятся сполна! Скажите же рабству "нет"! С ленивыми попрощайтесь! Попрощайтесь со слабаками! Оставьте свои сокровища — у нас их будет еще немало. Путешествовать будем налегке, но оружие все же возьмите. Мы пойдем дальше Ороме и будем выносливее Тулкаса; ибо мы никогда не отступимся от своей цели. Преследовать Моргота хоть до самого края Земли! Впереди нас ждет война и неугасимое пламя ненависти. Но когда мы одержим верх и вернем сильмарили, тогда мы, и только мы одни станем властелинами чистого Света, повелителями прекрасной и безграничной Арды. И ни одна другая раса не сможет вытеснить нас оттуда!

И Феанор принес ужасную клятву. Семеро его сыновей встали рядом с ним и тут же последовали его примеру; их обнаженные мечи сияли в свете факелов кровавым багрянцем. Ни нарушить, ни отказаться от этой клятвы было невозможно даже по велению самого Илюватара, ибо карой за это был бы Вечный Мрак. Призвав Манве, Варду и священную гору Таникветиль в свидетели, они присягнули преследовать со всей силой своей ненависти и жажды мщения, хоть до самых границ Мира, любого из Валар, демонов, эльфов, пока не рожденных людей и всех прочих созданий, которые осмелились бы завладеть сильмарилями.

Клятву эту принесли Маэдрос, Маглор и Келегорм, Куруфин и Карантир, Амрод и Амрас — лорды Нольдор; и многие, кто слышал слова этой клятвы, исполнились страха. Ибо поклявшись таким образом — во зло или на благо — уже невозможно было отказаться от исполнения клятвы, что будет преследовать принесшего или нарушившего ее до самого скончания времен. Поэтому Фингольфин со своим сыном Тургоном выступили против Феанора, и вновь разразилась яростная словесная перепалка, едва не приведшая к кровопролитию.

Однако тут заговорил Финарфин, по обыкновению тихо и рассудительно, и призвал Нольдор к спокойствию, убеждая их остановиться и подумать, прежде чем может случиться что-нибудь непоправимое. Ородрет, единственный из его сыновей, высказался в том же духе.

Финрод принял сторону Тургона, своего товарища; но Галадриэль, единственная женщина из Нольдор, храбро стоявшая в тот день среди спорящих лордов, пожелала отправиться в путь. Она не стала приносить никаких клятв, но слова Феанора о Средиземье завладели ее сердцем, ибо ей хотелось увидеть не защищенные Валар земли и основать в них свое собственное королевство, где она смогла бы править по своему усмотрению. Одного мнения с Галадриэль придерживался и сын Фингольфина, Фингон, которого также задели за живое слова Феанора, хотя сам Феанор ему не особенно нравился. К Фингону, по обыкновению, присоединились и сыновья Финарфина — Ангрод и Аэгнор. Последние трое, тем не менее, знали свое место и не стали перечить своим отцам.

После долгих и яростных споров Феанору удалось отстоять свое мнение, и большую часть собравшихся нольдорцев охватило стремление к новым и неизведанным землям. И когда вновь заговорил Финарфин, призывая повременить с отправлением и хорошенько все обдумать, из толпы послышались крики:

— Нет уж, мы тут не останемся! — И Феанор со своими сыновьями сразу же после собрания стал готовиться к отправлению.

Те, кто решил встать на эту тернистую дорожку, слабо представляли себе, что их на ней ждет. К тому же, все делалось в великой спешке; Феанор неустанно подгонял их, опасаясь, что задержка может привести к тому, что сердца их охладеют к затее и они послушаются советов остающихся сородичей; и даже при всей своей гордыне Феанор не спешил забывать о могуществе Валар. Но из Вальмара не было никаких вестей — Манве безмолвствовал. Он не собирался ни запрещать, ни препятствовать замыслам Феанора, поскольку Валар были опечалены тем, что их обвинили в злом умысле в отношении Эльдар и в том, что они здесь кого-то держат против воли. И они наблюдали, ничего не предпринимая, и не особенно верили в то, что Феанор сумеет подчинить нольдорцев своей воле.

И действительно, едва Феанор попытался командовать сборами нольдорцев, как между ними вновь возникли разногласия. Несмотря на то, что именно Феанор склонил их к уходу из Валинора, далеко не все нольдорцы согласны были считать его своим Королем. Куда большей популярностью пользовались среди них Фингольфин с его сыновьями, и потому не только его родичи, но и большая часть отправлявшихся в путь провозгласили, что готовы и впредь считать его своим повелителем. В конечном счете нольдорцы разделились на два отряда и так вступили на лежавший перед ними скорбный путь.

Феанор и последовавшие за ним шли в авангарде, но второй, более многочисленный отряд, вел Фингольфин. Он решился на исход с большой неохотой, поддавшись на уговоры своего сына Фингона; к тому же, Фингольфин не желал разлучаться со своим народом, пожелавшим отправиться навстречу неведомому, и тем более не хотел оставлять их на попечение безрассудного Феанора. Не забывал он и сказанные им у подножия трона Манве слова.

Финарфин отправился вместе с Фингольфином примерно по тем же причинам; однако затея эта нравилась ему куда меньше, чем брату.

Изо всех проживавших в Валиноре нольдорцев, чьи имена ныне стали повсеместно известными, лишь десятая часть отказалась вступить на этот мятежный путь — некоторые из любви к Валар (и в первую очередь, к Ауле), а некоторые из любви к Тириону и множеству созданных ими за долгие времена вещей. И никто из них не отказался из страха перед трудностями пути.

Одновременно с прозвучавшим к отходу сигналом рожка и торжественным выходом Феанора за врата Тириона, прибыл, наконец, вестник от Манве и передал его слова:

— Вызываю лишь к безрассудству Феанора — остановись! Ибо недобрый настал час, и избранный вами путь ведет к таким несчастьям, о каких вы и помыслить не можете. Валар не станут оказывать вам помощь на этом пути, но и препятствий чинить также не станут; ибо вам должно быть известно: вы пришли сюда по доброй воле и свободны уйти, когда заблагорассудится. Но ты, Феанор, сын Финве, данной тобой клятвой отправляешься в изгнание. Ты должен будешь путем страданий и лишений осознать всю лживость слов Мелькора. Ты говоришь, что он — один из Валар. Так не значит ли это, что ты дал свою клятву напрасно? Ибо ты никогда не сможешь одержать верх над кем-то из Валар, пребывающих в Эа; разве что Илюватар наделит тебя намного большей силой, нежели та, который ты сейчас обладаешь.

Феанор лишь рассмеялся в ответ и, не ответив посланнику ни слова, обратился к нольдорцам:

— Подумать только! Доблестному народу Нольдор предлагается отправить наследника их короля в изгнание в сопровождении лишь его собственных сыновей и вернуться к рабскому существованию. Но тех, кто все же решится отправиться вместе со мной, я спрашиваю: кто сказал, что нас ждут страдания? И разве не испытали мы их здесь, в Амане? Мы прошли здесь долгий путь от блаженства к горю. Теперь же настала пора попробовать другой путь: сквозь печали к радости; или, по меньшей мере, к свободе.

Затем он обернулся к посланнику и заявил:

— Передай же Манве Сулимо, Верховному Правителю Арды, мои слова: если даже Феанору не удастся одержать верх над Морготом, то он хотя бы попытается это сделать, вместо того, чтобы предаваться тщетной скорби. А может статься и так, что Эру наделил меня пламенем более сильным, чем вы предполагаете, и я смогу нанести Врагу Валар такой урон, что Великие в своем Кольце Судеб изумятся, когда услышат рассказы об этом. И в конце концов, им рано или поздно придется последовать моему примеру. А теперь прощайте!

И так возвышенно и повелительно звучал голос Феанора при этих словах, что даже вестник Валар склонился перед ним, словно получив исчерпывающий ответ, и удалился; нольдорцы же были покорены. Они продолжили свой отход, и род Феанора спешил вдоль берега Эленде впереди всех; но не раз и не два глаза нольдорцев обращались к оставленному за спиной Тириону-на-Туне. Отряд Фингольфина шел позади, и чем дальше, тем медленнее и неохотнее. Впереди его шествовал Фингон, Финарфин же с Финродом шли позади, вместе с большинством благороднейших и мудрейших нольдорцев; они часто оглядывались назад, пока свет маяка на Миньдон Эльдалиева совсем не скрылся из виду во тьме. Сильнее других Изгнанников они сожалели о беззаботной жизни, от которой отреклись; они даже взяли с собой в дорогу некоторые из наиболее удачных своих творений — и утешение в пути, и вместе с тем тяжелая ноша.

***

Первым делом Феанор повел нольдорцев на север, поскольку его основной целью было преследование Моргота. Кроме того, расположившийся в тени Таникветиля холм Туны находился почти на экваторе Арды, а здесь Великое Море между Аманом и Ближними Землями было невероятно широко; в то же время ближе к северу разделявшее их пространство постепенно становилось все уже, пока побережья Арамана и Средиземья не подходили почти вплотную друг к другу.

Однако по мере того, как запал Феанора остывал, он начал задумываться и вскоре осознал, что такая огромная толпа народа ни за что не сможет преодолеть долгого пути на север и пересечь море без помощи кораблей. Однако для постройки флота потребовалось бы слишком много времени и усилий, даже если среди нольдорцев отыщутся искусные кораблестроители. Поэтому Феанор принял решение попытаться убедить Телери, давних друзей Нольдор, отправиться в Средиземье вместе с ними; он даже самонадеянно предположил, что это могло бы поспособствовать дальнейшему падению Валинора и увеличить размеры его войска, с которым он намеревался пойти войной на Моргота. И он погнал нольдорцев к Альквалонде, где попытался соблазнить Телери той же речью, что произнес до этого в Тирионе.

Однако сердца Телери его пламенная речь не вдохновила. Их глубоко огорчило решение давних друзей и сородичей покинуть Валинор, и они, вместо того чтобы предоставить помощь, принялись их отговаривать; и отказались предоставить нольдорцам свои корабли или свою помощь в постройке новых, поскольку не желали идти против воли Валар. Сами они не хотели никакой другой родины, кроме бесконечных пляжей Эльдамара, и не признавали никакого другого повелителя, кроме Ольве, правителя Альквалонде. Ольве никогда не прислушивался к тому, что говорил Моргот и не приглашал его в свои владения; он свято верил в то, что Ульмо и остальные Великие Валар сумеют исправить нанесенный Морготом вред, и тогда на смену воцарившейся в мире ночи придет новая заря.

Феанора их отказ привел в ярость, ведь каждая минута промедления ему была словно кость в горле; и он гневно заговорил с Ольве:

— Ты отказываешь нам в дружеской поддержке в тот самый час, когда мы более всего в ней нуждаемся. Но вспомни, как охотно вы сами принимали нашу помощь, когда только пришли на эти берега — малодушные, медлительные и с совершенно пустыми руками. Кабы нольдорцы не построили гавань и не возвели стены вашего города, то вы до сих пор обитали бы в хижинах на берегу.

— Мы не отказываем вам в дружбе, — отвечал на это Ольве. — Но друзья должны иногда открывать друг другу глаза на их заблуждения. И когда нольдорцы тепло приветствовали нас в Валиноре и предложили свою помощь, ты говорил совсем по-другому — что нам предстоит до конца времен обитать вместе на землях Амана, как братьям, чьи дома стоят по соседству друг с другом. Но наши белые корабли мы построили сами, не нольдорцы нам их подарили. Искусству кораблестроения мы научились от Повелителей Морей; мы собственными руками обрабатывали белые бревна, а наши дочери и жены ткали белые паруса. И поэтому мы даже во имя дружбы не отдадим и не продадим их вам. Знай же, Феанор, сын Финве: эти корабли для нас — все равно, что драгоценные камни для нольдорцев — неповторимые творения, владеющие нашими сердцами, воссоздать которые заново невозможно.

И Феанору пришлось удалиться ни с чем; погрузившись в мрачные раздумья, он засел под стенами Альквалонде, где расположилось его воинство. Наконец, решив, что у него достаточно для этого вооруженных сил, он повел своих людей в Лебединую Гавань, где попытался силой захватить стоявшие там на якоре корабли. Однако Телери оказали отчаянное сопротивление, побросав многих нольдорцев в море. Тогда были вынуты из ножен мечи, и на палубах белых кораблей, а также на причалах и пирсах Гавани завязалась жестокая схватка. Трижды войска Феанора были отброшены назад, и обе стороны несли тяжелые потери. Но передовому отряду нольдорцев пришел на помощь Фингон, приведший за собой большую часть отрядов Фингольфина; последний же, не раздумывая, присоединился к избиению собственных собратьев, не понимая даже до конца причин возникновения бойни. Некоторые искренне посчитали, что Телери намеревались помешать нольдорцам нарушить волю Валар.

Долго ли, коротко ли — Телери потерпели поражение; значительная часть обитателей Альквалонде оказалась безжалостно перебита — ибо нольдорцы в своем отчаянии совсем обезумели, а Телери были малочисленны и вооружены, по большей части, лишь легкими луками.

Нольдорцы взялись за весла и кое-как повели корабли Телери прочь из гавани, направляясь вдоль побережья на север. Ольве воззвал к Оссе, но тот не откликнулся, потому что ему было запрещено вмешиваться в дела мятежных нольдорцев и принуждать их к чему-либо силой. Уинен же пролила немало слез, оплакивая погибших моряков Телери; и тогда морские воды заволновались, обратив свой гнев против убийц, и многие корабли вместе с их пассажирами затонули.

О резне в Альквалонде подробно рассказывается в Нольдоланте — жалобной песни о Падении Нольдор, которую сложил Маглор до того, как сгинул без вести.

И все же большей части нольдорцев удалось выжить, и когда затих шторм, они продолжили следовать избранным курсом — кто-то на кораблях, кто-то по суше; но путь был долог и становился чем дальше, тем трудней. Пройдя в царящих вокруг потемках значительное расстояние, они достигли, наконец, северных границ Защищенного Царства — безжизненных каменистых просторов холодного Арамана. И здесь они внезапно увидели на прибрежной скале чей-то темный силуэт.

Некоторые утверждали, что то был сам Мандос, или, по меньшей мере, вестник Манве. Голос его был громким, торжественным и вселяющим страх; и нольдорцы застыли на месте, чтобы услышать слова проклятия и предсказания, которое впоследствии стали называть "Пророчеством Севера" или "Роком Нольдор". В нем звучало много темных предостережений, смысл которых нольдорцы полностью осознали лишь тогда, когда предсказанные беды настигли их; но все хорошо слышали и поняли проклятие, предназначенное тем, кто не повернет назад и не вверит себя милости Валар.

— Немало будет пролито вами слез; Валар закроют от вас Валинор и не допустят в него более, и даже эхо ваших причитаний не сможет долететь до них через горные пики. Дом Феанора навлек на себя гнев Валар, от которого тому не скрыться ни на Западе, ни на Востоке, и это касается также тех, кто решится последовать за ним. Их поведет вперед данная ими Клятва, но она же предаст их, навсегда сделав недостижимыми те самые сокровища, которые они поклялись себе вернуть. Все их начинания будут обращаться во зло; брат ополчится против брата, и страх перед предательством посеет недоверие и вражду. И навсегда останутся они Изгоями.

Пролив кровь ваших собратьев, вы запятнали ею земли Амана. За их кровь вы заплатите собственной кровью, и вне Амана будете жить в тени Смерти. Ибо несмотря на то, что Эру сделал вас в Эа бессмертными и неподверженными болезням, вы можете быть повержены оружием, а также измождением и тоской; и тогда ваши развоплощенные души придут в чертоги Мандоса. И там вам придется провести немало времени, дабы заслужить возможность вернуться в свои тела, и мало жалости увидите вы со стороны тех, кого безжалостно убили. Те же, кого не сломят тяготы пребывания в Средиземье, почувствуют такую усталость от жизни, что она превратится в тяжкое бремя; со временем они ослабеют и зачахнут, став достойными жалости тенями перед лицом младшей расы, что вскоре придет в этот мир. Валар объявили вам свою волю.

Многие из нольдорцев дрогнули, но Феанор, скрепя сердце, поспешил их успокоить:

— Мы поклялись страшной клятвой, и мы сдержим ее. Нам угрожают многими бедами, и предательство лишь одно из них; но кое-что они упомянуть забыли: нам не суждено пострадать от трусости, трусов и страха перед трусами. Поэтому я настаиваю на продолжении пути, и хочу добавить пророчество от себя: наши деяния будут славиться в песнях до самых последних дней Арды.

Но Финарфин принял решение отказаться от похода и повернул назад, исполненный скорби и горечи против рода Феанора; ведь с правителем Альквалонде Ольве его связывали родственные узы. Многие из его отряда присоединились к нему, уныло повторяя пройденный путь, пока не замерцал перед ними вдалеке луч маяка на Миньдоне, все еще сиявший в ночи; так они вернулись в Валинор. Получив прощение Валар, Финарфин был назначен правителем оставшихся в Благословенном Царстве нольдорцев.

Однако сыновья его вместе с ним не вернулись, ибо не пожелали оставить сыновей Фингольфина. Поэтому отряды Финарфина продолжали путь на север, не желая противоречить Феанору и страшась предсказанного Валар рока; ибо далеко не все из них были безвинны в учиненном в Альквалонде братоубийстве. Более того, Фингон с Тургоном были весьма упрямы и целеустремленны, и не желали бросать поставленной перед собой задачи до самого конца, каким бы плачевным он не оказался. Так что большая часть нольдорцев продолжила свой поход, и очень скоро предсказанное зло простерло над ними свою черную тень.

Какое-то время спустя пришли они на север Арды; здесь на морских просторах начали появляться острые ледяные глыбы, и стало ясно, что до Хелькаракса уже рукой подать.

Между побережьем Амана, изгибавшимся к северу на восток, и восточными берегами Эндора (что в Средиземье), изгибавшимися к западу, встречались стылые воды Окружающего Моря и волны Белегаэр; над ними нависали промозглые туманы, а морские течения несли сталкивающиеся друг с другом льдины и глубоко погруженные под воду айсберги. Таков был Хелькаракс, и никто еще не осмеливался попытаться пересечь его, за исключением разве что Валар и Унголиант.

Здесь Феанор приказал сделать привал, и нольдорцы заспорили о том, каким путем им двигаться дальше. Холод причинял им немало страданий, также как и плотные туманы, сквозь которые совсем не пробивался звездный свет; многие стали сожалеть о своем решении и роптать — в особенности те, кто следовал за Фингольфином; они проклинали имя Феанора и называли его причиной всех бед, свалившихся на головы Эльдар. Феанор же, прекрасно осведомленный о настроениях в отряде, решил посоветоваться с сыновьями.

Маршрутов из Арамана в Эндор у них на выбор было только два: по перешейку или на кораблях. Однако Хелькаракс им вскоре пришлось признать непроходимым, а кораблей было слишком мало. Некоторые из них были потеряны во время путешествия, остальные же находились не в лучшем состоянии и не могли перевезти на тот берег все многочисленное воинство. Опять же, никому не хотелось ждать на западном берегу, пока остальные плывут на восток; страх предательства уже успел поселиться в сердцах нольдорцев. Поэтому Феанор и его сыновья замыслили захватить корабли и отплыть без остальных. Со времен битвы в Гавани они научились более-менее успешно ими управлять, а команды кораблей комплектовались только из тех, кто принимал участие в резне и был предан Феанору.

Погода благоприятствовала им, и словно откликаясь на их зов, с северо-запада подул ветер, и Феанор вместе со всеми, кого он посчитал достойными своего доверия, погрузился на корабли; затем они отчалили, оставляя Фингольфина в Арамане. Море в этом месте было нешироким, и Феанор направил корабли на восток, забирая чуть-чуть южнее, и преодолел пролив без потерь; и вскоре первые изо всех нольдорцев вновь ступили на берега Средиземья. Высадились они у залива Дренгист, образованного устьем реки и ведущего к землям Дор-ломина.

Вскоре после сошествия на берег Маэдрос, старший из сыновей Феанора, водивший дружбу с Фингоном до того, как между ними пролегла ложь Моргота, спросил у отца:

— Какие корабли и сколько человек ты выделишь для обратного заплыва, и кого им следует перевезти сюда в первую очередь? Может, отважного Фингона?

Феанор в ответ лишь расхохотался и вскричал:

— Нисколько и никого! Тех, что остались позади, я не считаю большой потерей; ненужный балласт в пути, только и всего. Пускай те, кто проклинал мое имя, получат еще один повод продолжать этим заниматься, и ползут на карачках обратно в клетки к Валар! А корабли — сжечь!

Маэдрос молча отступил в сторону, и Феанор приказал поджечь белые корабли Телери. Так, в местности под названием Лосгар, что в устье залива Дренгист, погибли прекраснейшие из кораблей, когда-либо бороздивших морские просторы; пламя было жарким и яростным. Фингольфин с его отрядом издалека заметил зарево, красными бликами подсвечивавшее облака; они сразу же поняли, что их предали. Таковы были первые плоды братоубийства и начало исполнения Рока Нольдор.

Фингольфин, осознав что Феанор оставил его перед выбором либо сгинуть в Арамане, либо с позором вернуться в Валинор, преисполнился горечи. Теперь он с еще большей силой захотел найти дорогу в Средиземье и встретиться там с Феанором. Вместе со своим отрядом он долгое время блуждал и перенес немало лишений; однако невзгоды лишь закалили их храбрость и выносливость. Ведь они были крепким народом, старшими и бессмертными детьми Эру-Илюватара, а долгое проживание в не знающем бед и страданий Благословенном Царстве не успело наложить на них отпечаток времени и усталости от жизни. Пламя в их сердцах горело свежо и ярко, и под предводительством Фингольфина с его сыновьями, а также Финрода и Галадриэль, они отважились штурмовать лютый Север; не ведая иного пути в Средиземье, они вынуждены были пройти сквозь ужасные льды Хелькаракса. Мало каким дальнейшим свершениям нольдорцев удалось превзойти по сложности и опасности тот отчаянный переход. Здесь погибла жена Тургона, Эленве, и еще многие другие; до Ближних Земель отряд Фингольфина добрался уже изрядно поредевшим.

Мало любви к Феанору и его сыновьям осталось в сердцах тех, кто последовал за ним в Средиземье и звуки чьих труб услышала эта земля при первом восшествии Луны на небеса.

ГЛАВА 10. О Синдар

Рассказывают, что власть Эльве и Мелиан в Средиземье с течением времени только усиливалась, и все эльфы Белерианда, начиная с моряков Кирдана и заканчивая кочевыми охотниками Синих гор, лежавших за рекой Гелион, признавали Эльве своим повелителем. На языке своего народа звался он Элу Тингол, или Король Серый Плащ. Народ же его назывался Синдар — Серые эльфы залитого звездным светом Белерианда; и хоть относились они к Мориквенди, под предводительством Тингола и благодаря учению Мелиан Синдар стали прекраснейшими и мудрейшими, не говоря уж о том, что искуснейшими, эльфами в Средиземье.

В конце первой эпохи заточения Мелькора, когда вся Земля пребывала в мире и благополучии, а Валинор переживал зенит своего блаженного существования, пришла в мир Лютиен, единственная дочь Тингола и Мелиан. Несмотря на то, что большая часть Средиземья лежала во Сне, в который погрузила его Яванна, в Белерианде, повинуясь силе Мелиан, радостно кипела жизнь, и яркие звезды сияли над ним, словно серебряные огни. Здесь, в лесу Нельдорет, и родилась Лютиен, и белые цветки нифредиль распустились буйным цветом, приветствуя ее появление, словно маленькие наземные звездочки.

Во время второй эпохи заключения Мелькора через Синие горы Эред Люин в Белерианд пришли гномы. Сами они называли себя Хазад, а синдарцы поименовали их Наугрим — Низкорослый Народец, и Гоннхиррим — Мастера Камня. Древнейшие из поселений Наугрим находились на дальнем востоке, а еще они вырезали себе в скальном массиве Эред Люин, с восточной стороны, огромные залы и пещеры, как это принято у них народа. Города эти на их языке назывались Габильгатол и Тумунзахар. К северу от высоченной горы Дольмед располагался Габильгатол, который эльфы на своем языке называли Белегост или Микльбург; южнее вгрызался в тело гор Тумунзахар, или Ногрод, Гулкие Залы на эльфийском. Величайшим изо всех горных дворцов Гномов был Хазад-дум, Гномьи Пещеры, или Хадходронд, как называли его эльфы; в последующие времена, когда тьма окутала его подземные залы, Хазад-дум получил название Мория. Однако находился сей город далеко в Туманных горах, за обширными просторами Эриадора, и эльфы знали о нем лишь понаслышке, со слов гномов с Синих гор.

И когда из Ногрода и Белегоста в Белерианд впервые пришли Наугрим, эльфы были невероятно изумлены, ибо считали, что только они одни из обитателей Средиземья способны общаться между собой при помощи речи и использовать ручной труд, и что кроме них здесь живут лишь звери и птицы. Однако ни слова из языка Наугрим они понять не смогли, а для их ушей он казался нескладным и неблагозвучным; с тех самых пор совсем немногие из Эльдар смогли овладеть им. Но зато гномы оказались весьма способны к обучению, и многие из них предпочли выучить эльфийский язык вместо того, чтобы учить другую расу своему собственному.

Немногие из Эльдар бывали в Ногроде и Белегосте, за исключением лишь Эола из Нан Эльмот и его сына, Маэглина. Однако гномы установили с Белериандом оживленную торговлю и проложили качественную дорогу, что бежала со склонов горы Дольмед, затем вдоль берегов реки Аскар, и пересекала Гелион у Сарн Атрад — Каменистого Брода (именно здесь спустя годы состоится большое сражение).

Дружеские отношения между Наугрим и Эльдар особенно теплыми назвать было нельзя, хотя обе стороны извлекали из них немало пользы; но в самом их начале, когда никакие беды не пролегли между двумя народами, король Тингол радушно приветствовал гномов в своих владениях. В последующем Наугрим охотнее всего поддерживали дружбу с Нольдор, предпочитая их прочим эльфийским и человеческим народам, потому что их связывала обоюдная любовь и благоговение к Ауле; а драгоценные камни нольдорцев гномы ценили больше любых сокровищ.

Еще в темные времена Арды гномы создавали великие свои произведения, потому что с самых первых дней пробуждения Гномов-Прародителей обладали замечательным мастерством и искусством работы с металлами и камнем. Но тогда они предпочитали использовать железо и серебро, нежели серебро или золото.

Мелиан, будучи представительницей народа Майяр, обладала немалым даром предвидения; и по завершении второй эпохи заключения Мелькора она как-то заметила Тинголу, что Благоденствие Арды продлится не вечно. Тингол, приняв во внимание ее предостережение, замыслил обустроить себе царское жилище — хорошо укрепленный дворец, куда не проберется никакое зло, если уж ему суждено вновь пробудиться в Средиземье. Помощи и совета он попросил у гномов из Белегоста, и те охотно согласились; работы у них по тем временам было немного, а сидеть сложа руки не в характере гномов. Но даже несмотря на получаемую от работы радость, Наугрим всегда требовали за нее вознаграждения; и Мелиан обучала их всему, что их только могло заинтересовать, а Тингол одаривал прекрасными жемчугами. Жемчуга эти были получены им от Кирдана, чей народ добывал их в огромных количествах на отмелях вблизи острова Балар; но для Наугрим жемчуг был в диковинку, и они очень высоко ценили его. У правителя Белегоста, к примеру, была жемчужина величиной с голубиное яйцо, переливавшая, словно звездный свет на морской пене; называлась она Нимфелос, и владелец дорожил ею превыше всего остального своего богатства.

Долго и с большой охотой работали гномы на Тингола, и построили они для него просторные палаты, уходившие, по обычаю их народа, глубоко под землю. У нижнего течения Эсгальдуина, между лесами Нельдорет и Регион, вознесся, окруженный деревьями, скалистый холм, у подножия которого и журчала река. Через нее был перекинут каменный мост, и только по нему можно было добраться до ворот, что вели в обитель Тингола. Сразу за воротами начиналась широкая галерея, откуда можно было попасть в залы с высокими потолками и глубокие подземные помещения, вырезанные прямо в скальном массиве; и было их такое великое множество, что дворец получил название Менегрот, или Тысяча Пещер.

Эльфы также вкладывали в его строительство свой посильный вклад; работая вместе с гномами, они создавали барельефы, изображавшие Мелиан и пейзажи прекрасного Валинора за Морем. Резные колонны Менегрота напоминали буки Ороме — стволы, ветви и листва, и были подсвечены золотыми светильниками. Соловьи пели в его садах, словно в Лориене; были там и серебряные фонтаны, и мраморные бассейны, а полы были выложены разноцветными плитками. Резные фигурки зверей и птиц бежали по стенам и карабкались по колоннам, выглядывая меж ветвей, усыпанных множеством цветов. С течением времени залы дворца заполнялись сотканными Мелиан и ее девушками гобеленами, изображавшими деяния Валар и многие события, произошедшие в Арде с самого начала ее существования, а иногда и видения грядущего. То был самый прекрасный из королевских дворцов, когда-либо существовавших на востоке от Великого Моря.

Когда строительство его было, наконец, завершено, в королевстве Тингола и Мелиан по-прежнему царил мир, и Наугрим время от времени перебирались через горы и сновали туда-сюда по их землям; однако в Фалас они забредали редко, поскольку им сильно не нравился шум моря, а смотреть на него им и вовсе было боязно. Таким образом, вести из внешнего мира в Белерианд совсем не доходили.

Уже в конце третьей эпохи заключения Мелькора гномы обеспокоились и пришли посоветоваться с королем Тинголом; они утверждали, что Валар не искоренили все зло на Севере, и теперь остатки его, долгое время множившиеся и набиравшиеся во мраке сил, снова выползли наружу, забредая далеко от своих логов.

— Темные создания, — говорили они, — бродят к востоку от наших гор, и ваши прежние соплеменники бегут с тех холмов и равнин.

И действительно, жуткие чудовища вскоре стали появляться и в самом Белерианде, проникая сюда через горные ущелья или через темные леса на юге. То были волки, или, скорее, создания, смутно напоминавшие волков, и прочие порождения тьмы; были среди них и орки, впоследствии учинившие в Белерианде немалый хаос и разруху. Но орков пока было немного, и они осторожничали, разведывая территорию в ожидании возвращения своего повелителя. Откуда они взялись или чем на самом деле являлись, эльфам тогда было неизвестно; они предполагали, что то могли быть выродившиеся Авари, погрязшие во зле и жестокости на диких просторах Средиземья — что, как это ни печально, было весьма близко к правде.

Все это заставило Тингола задуматься о необходимости обзавестись оружием, нужды в котором у его народа прежде не возникало; и первое оружие для них изготовили Наугрим, отлично владевшие оружейным мастерством. Самыми талантливыми среди Гномов были оружейники Ногрода, из которых наиболее знаменит был кузнец Тельхар.

Наугрим были древней и воинственной расой, и готовы были оказать яростный отпор любым агрессорам, будь то прислужники Мелькора, Эльдар или Авари, дикие звери или даже представители их собственного племени — гномы из других поселений, повинующиеся другим вождям. Кузнечному мастерству Синдар вскоре у них обучились, но даже нольдорцам было не под силу превзойти гномьих мастеров в деле закалки стали, не говоря уж об искусстве изготовления кольчуг из соединенных колец-звеньев, впервые изобретенных кузнецами Белегоста, в котором гномам и вовсе равных не было.

Как следует вооружившись, синдарцы сумели очистить свои земли от злобных тварей, и здесь вновь воцарился мир; но Тингол не спешил запирать свои арсеналы, где хранились топоры, копья и мечи, высокие шлемы и длинные сверкающие кольчуги (гномьи кольчуги были настолько искусно изготовлены, что никогда не ржавели и всегда блестели так, словно их только-только сделали). И в дальнейшем Тингол еще не раз порадовался своей предусмотрительности.

***

Пришло время рассказать о Ленве из отряда Ольве, который отказался от дальнейшего похода с остальными Эльдар, когда Телери задержались у берегов Великой реки, протекавшей вдоль границ западных земель Средиземья. О блужданиях Нандор, которых Ленве повел вниз по течению Андуина, известно немногое; говорят, что некоторые из них долгое время обитали в лесах долинах Великой Реки, а некоторые пришли в конце концов к ее устьям и поселились у Моря. Остальные же пересекли Эред Нимраис — Белые горы, вновь вышли к северу и оказались в диком крае Эриадоре, раскинувшемся между Эред Люин и далекими Туманными горами.

То был лесной народ и стального оружия у них не было, поэтому пришествие с Севера злобных тварей их испугало; именно о них сообщали Наугрим королю Тинголу в Менегроте. Прослышав о могуществе и величии короля Тингола, сын Ленве Денетор кое-как собрал воедино свой разбежавшийся по укрытиям народ и повел их через горы в Белерианд. Тингол тепло встретил давно потерянных родичей, и они осели в Оссирианде — Семиречье.

О последовавших за приходом Денетора в Белерианд долгих, исполненных спокойствия годах, рассказывается немного. Говорят, что именно в те дни Дайрон Менестрель, мастер-сказитель королевства Тингола, придумал свои руны; Наугрим, бывавшие у Тингола в гостях, выучили их и были весьма довольны этим изобретением, оценив искусство Дайрона куда выше Синдар, его собственного народа. Именно Наугрим принесли Кирт к востоку от гор и передали сие знание многим народам; сами же Синдар до начала Войны редко пользовались ими для записей, и многие сведения, хранившиеся в виде устных преданий, были безвозвратно утеряны в руинах Дориата.

Но о блаженных и мирных днях мало что можно рассказать, пока они не закончатся; то же самое и с прекрасными произведениями искусства. Они говорят сами за себя, пока радуют собой взоры, и попадают в песни лишь тогда, когда оказываются в опасности или вовсе гибнут навсегда.

Эльфы вольготно бродили по всему Белерианду, весело несли свои воды реки и ярко сияли на небе звезды, а ночные цветы источали одуряющее прекрасные ароматы; и если красоту Мелиан можно было сравнить с полднем, то красота Лютиен была подобна весенней заре. Король Тингол правил здесь словно лорд из числа Майяр, отдыхающий от тревог и забот, чья радость подобна воздуху, которым он дышит, а мысли текут незамутненным потоком с горных вершин.

Иногда по Белерианду проезжал великий Ороме, подобный дуновению горных ветров, и звуки его рожка на многие лиги раздавались над залитыми звездным светом просторами. Эльфы побаивались его величественного лика и издаваемого копытами Нахара громкого топота; но вместе с тем они знали, что пока в холмах эхом отдается рев Валаромы, никакая злобная тварь не осмелится сунуть сюда свой нос.

Однако безбедное существование неумолимо подходило к своему концу, как полдень Валинора приближался к своим сумеркам. Все слышали и знают из песен и преданий о том, как Мелькор с помощью Унголиант погубил Деревья Валар, после чего сбежал из Амана и вновь объявился в Средиземье. Стычка между Морготом и Унголиант произошла на далеком севере, но громогласные вопли Моргота слышали даже в Белерианде, и все его обитатели вздрогнули от страха; они не догадывались, что означают эти крики, и заподозрили в них смертное знамение. И действительно, вскоре после этого в королевство Тингола пришла бежавшая с Севера Унголиант, окруженная облаком ужаса и тьмы; однако Мелиан сумела ее остановить и не допустила на территорию Нельдорет. Тогда Унголиант на долгое время поселилась под южными кручами Дортониона, и вскоре их стали называть Эред Горгорот, горами Ужаса. Никто не осмеливался забредать в те края или даже проходить мимо; жизнь и свет здесь окутала тьма, а воды были отравлены.

Моргот, как уже говорилось выше, вернулся в Ангбанд и заново его отстроил, и возвел над его вратами чадящие пики Тангородрима. Врата эти находились всего в ста пятидесяти лигах от моста Менегрота — и далеко, и вроде бы совсем близко.

Орки, размножаясь с большой скоростью во тьме подземелий, становились все сильнее и свирепее, а их темный властелин вкладывал в них страсть к разрушению и убийствам. Они выходили за врата Ангбанда под прикрытием высылаемых Морготом туч, и пробирались на северные высокогорья. Именно таким образом в Белерианде в один прекрасный день объявилось несметное орочье воинство, атаковавшее владения короля Тингола.

Эльфы свободно бродили по Белерианду или же селились небольшими родовыми племенами отдельно друг от друга, поэтому большие скопления Синдар можно было встретить лишь в Менегроте, что располагался посреди страны, и вдоль побережья Фалас, где обитали Фалатрим, морские эльфы. Орки же подошли к Менегроту с двух направлений — со стороны поселений на востоке, меж Келоном и Гелионом, и с западных равнин меж Сирионом и Нарогом, рассредоточившись при этом по всем окрестностям. Так Тингол оказался отрезан от Эглареста, гавани Кирдана, и вынужден был обратиться к Денетору; его эльфы охотно откликнулись на зов и пришли из раскинувшегося за Аросом Региона и из Оссирианда.

То было первое из сражений за Белерианд. Восточный отряд орков оказался в тисках между армиями Эльдар; к северу от Андрама, на полпути меж Аросом и Гелионом, они были разбиты в пух и прах. А те, кто все же смог бежать на север, были добиты топорами Наугрим, высыпавшими из недр горы Дольмед; в Ангбанд вернулись лишь единицы.

Однако победа досталась эльфам дорогой ценой. Жители Оссирианда были слишком легко вооружены и были слабыми противниками для орков, с ног до головы закованных в железные латы и вооруженных длинными копьями с широкими лезвиями. Денетора отрезали от остальных и окружили на холме Амон Эреб, и прежде, чем войска Тингола успели подойти к нему на выручку, он и его ближайшая родня были убиты. Смерть их была жестока отомщена — Тингол зашел со своим отрядом к оркам в тыл и убивал их целыми дюжинами.

Смерть Денетора еще долго оплакивал его народ, и нового короля они себе так и не избрали. После битвы некоторые из них вернулись в Оссирианд, и принесенные ими вести наполнили остатки племени великим страхом. Никогда впоследствии они не принимали участие в войнах, предпочитая скрываться и не терять бдительности; их стали называть Лайквенди — Зелеными эльфами, потому что одеяния их напоминали цветом листву. Однако значительная их часть все же вернулась на север, в защищенное царство Тингола, и там смешалось с его населением.

Вернувшись в Менегрот, Тингол узнал о том, что западные отряды орков одержали победу, оттеснив Кирдана к самой кромке моря. Поэтому он послал клич всем эльфам, обитавшим в окрестных цитаделях Нельдорет и Региона, а Мелиан воспользовалась своей силой и воздвигла вокруг всей этой территории невидимую стену из теней и колдовства — Завесу Мелиан, которую никто впредь не мог пересечь без разрешения ее самой или короля Тингола, разве что обладал могуществом большим, нежели Мелиан из народа Майяр.

Земли внутри Завесы, которые прежде носили название Эгладор, отныне стали называть защищенным королевством Дориат — Землей Завесы. В ее пределах было относительно спокойно; но за Завесой по землям Белерианда блуждал великий страх, и прислужники Моргота бродили здесь, как у себя дома, не забредая лишь к обнесенным крепкими стенами гаваням Фалас.

Однако перемены были уже не за горами, и никто в Средиземье их предвидеть не мог — ни Моргот в своем подземном логове, ни Мелиан в Менегроте; ибо после смерти Деревьев из Амана не долетало сюда ни одной весточки — ни через посланцев, ни в видениях или снах. В это самое время Феанор переправился на белых кораблях Телери через Великое Море, высадился у залива Дренгист, и здесь же, в Лосгаре, сжег эти корабли.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: