ГЛАВА 24. О путешествии Эарендиля и Войне Гнева 2 страница

Сойдя на берег, они оказались в прекрасной и плодородной стране, и были моментально очарованы ею. Эдайн назвали ее Эленной, Землей Звезды, и Анадуне, Западной страной, что на высшем эльдарине звучало — Нуменоре.

Так появился народ, который на языке Серых эльфов называется Дунедайн: нуменорцы, благороднейшие среди людей. Однако даже им не удалось избежать рока, которым одарил Илюватар все человечество; нуменорцы были по-прежнему смертны, хотя продолжительность их жизней была значительно выше, и они не ведали болезней до тех пор, пока в Нуменор не пришло зло. Таким образом, у них были все условия для того, чтобы стать мудрым и великим народом, и нуменорцы во всем более походили на Перворожденных, нежели на своих собратьев-людей. Были они высоки — выше любых сынов Средиземья, и свет их глаз был подобен сиянию ярчайших звезд. Однако численность их росла медленно, ибо хотя среди них рожались дочери и сыновья, каждый еще прекраснее своих родителей, происходило это нечасто.

В старину главный город-порт Нуменора располагался посреди его западного побережья и назывался Андуние, ибо смотрел на закат. В центре же острова возвышалась высокая и крутая гора, Менельтарма, или Столп Небес. На ее вершине имелось святилище Эру Илюватара, открытое всем ветрам, и во всем Нуменоре не было других святилищ и храмов. У подножья горы строились усыпальницы королей, а неподалеку на холме возвышался Арменелос — прекраснейший из городов с башней-крепостью, возведенной Эльросом, сыном Эарендиля, которого Валар назначили первым из королей Дунедайн.

В жилах Эльроса и Эльронда текла кровь не только трех родов Эдайн, но еще — по материнской линии — Эльдар и Майяр; ведь их прародительницами были Идриль из Гондолина и Лютиен, дочь Мелиан. Валар действительно не могли забрать у людей дар смерти, которым наделил их сам Илюватар, однако сыновьям Эарендиля был предоставлен выбор, к которой из рас им принадлежать. Эльронд решил избрать судьбу Перворожденного и получил бессмертие, присущее эльфам. Но Эльрос предпочел стать правителем людей; однако и он прожил на свете намного дольше, чем любой из обитателей Средиземья. И все потомки его королевского дома унаследовали долголетие, необычное даже среди нуменорцев. Сам Эльрос прожил пятьсот лет, из которых правил нуменорцами четыреста десять.

Шли годы, и пока Средиземье погружалось в пучины варварства, забывая прежнюю мудрость и свет, Дунедайн жили под покровительством Валар и в дружбе с Эльдар, укрепляясь и духом, и телом. Народ этот не забывал своего языка и пользовался им, но их короли и лорды знали и могли разговаривать на эльфийском, который выучили еще в дни прежнего сотрудничества. Поэтому они свободно общались с обитавшими и на Эрессеа, и на западном побережье Средиземья эльфами. Ученые их освоили также высший эльдарин Благословенного Царства, ведь именно на нем записывались предания и песни с самого начала времен; они придумали письменность, свитки и книги, и хранили в них многие знания и летописи о расцвете и благоденствии их королевства, к настоящему времени безвозвратно утерянные.

Все благородные нуменорцы, помимо собственных, имели имена на эльдарине, так же как и все города и прочие прекрасные поселения, появившиеся в те времена в Нуменоре и на берегах Ближних Земель.

Дунедайн стали искусными ремесленниками, и если бы захотели, то с легкостью превзошли бы мощью своего вооружения любых злокозненных королей Средиземья; но меньше всего нуменорцы думали о войне и оружии. Превыше всех искусств они ценили искусство кораблестроения и мореплавания, и вскоре стали замечательными моряками, каких впоследствии не видывали моря. Путешествия по морским просторам были излюбленным занятием и хорошей школой жизни для их мужчин в нежные дни юности.

Правители Валинора запрещали им лишь заплывать на запад так далеко, что берега Нуменора скрывались из вида; долгое время Дунедайн этот запрет не беспокоил, ибо они не совсем понимали его цели. Манве же хотел, чтобы нуменорцы не соблазнялись поисками Благословенного Царства и не стремились обрести более того, чем уже были одарены. Ведь существовал риск, что в сердцах их пробудится зависть к бессмертию Валар и Эльдар, а также к их землям, где собрано все, что только есть или некогда было в мире.

Тогда Валинор еще оставался в видимом мире, где Илюватар разрешил Валар жить и править в память о том, какой могла бы быть Арда, кабы Моргот не вмешался и не бросил на нее свою тень. И нуменорцам было прекрасно об этом известно; временами, когда солнце было на востоке, а воздух — прозрачен и чист, они различали далеко-далеко на западном берегу сверкающий белый город с огромной гаванью и маяком. В те времена зрение нуменорцев было намного острее; но и тогда город был виден им лишь с вершин Менельтармы или высоких мачт корабля, заплывавшего на запад от берегов Нуменора настолько далеко, насколько это было позволено. А нарушать запрет Повелителей Запада они не осмеливались.

Лишь самые ученые из них знали, что город тот стоит вовсе не на берегу Благословенного Царства; что это — Авалонне, гавань Эльдар на Тол Эрессеа, самой восточной из Бессмертных Земель. Время от времени оттуда приплывали в Нуменор Перворожденные на своих безвесельных суднах, напоминавших стаю летящих от заката птиц. Они привозили нуменорцам множество даров: певчих птичек и благоухающие цветы, и обладавшие целебными свойствами травы; а однажды они привезли с собой росток Келеборна, Белого Дерева, что росло в сердце Эрессеа. Оно, в свою очередь, было отростком Галатилиона, Древа Туны — того подобия Тельпериона, что подарила Яванна эльфам Благословенного Царства. И подаренный росток, названный Нимлотом, был посажен во дворе короля в Арменелосе, где цвел по вечерам буйным цветом, наполняя ночные сумерки своим волшебным ароматом.

Таким образом, из-за запрета Валар Дунедайн плавали в те дни на востоке — от сумрачного Севера до жаркого Юга, заплывая даже до границ Внешней Тьмы; иногда они забирались и во внутренние моря, и огибали Средиземье, чтобы краешком глаза увидеть Утренние Врата на дальнем Востоке. Время от времени они появлялись и у берегов Средиземья, с жалостью и печалью глядя на его позаброшенные берега.

В те наступившие для человечества Темные Времена лорды Нуменора вновь ступили на западные берега Средиземья, и никто из их обитателей не посмел поднять на них оружия. Ведь люди, в большинстве своем жившие под покровом Тени, стали слабыми и пугливыми. Нуменорцы многому обучили этих людей; принесли им зерно и вино, научили сеять и молоть, обрабатывать дерево и камень, а также помогли упорядочить уклад их жизни, насколько это было возможно в землях, где неосторожных ждала быстрая смерть, а радость и покой только снились.

Жизнь обитателей Средиземья стала лучше, и там-сям на западных его берегах непроходимые леса стали отступать, и люди потихоньку сбрасывали с себя иго созданий Моргота, переставая бояться темноты. Память о высоких Морских Повелителях еще долго хранили их потомки, считавшие их богами и надеявшимися на то, что те когда-нибудь вернутся. Ведь в те времена нуменорцы подолгу в Средиземье не задерживались и не строили здесь собственных поселений; плавать на восток они не прекращали, однако сердца их неизменно стремились к западу.

Стремление это с годами все крепчало; нуменорцы захотели добраться до города бессмертных, что виднелся вдалеке, и самим обрести вечную жизнь, исполненную непрекращающегося блаженства. С течением времени и возрастанием их могущества желания эти становились все сильнее, беспокоя и тревожа умы нуменорцев. Ведь несмотря на то, что Валар наградили Дунедайн изрядным долголетием, они не смогли избавить их от бремени старения и постепенного угасания, завершавшегося смертью. Даже их короли, потомки Эарендиля, не были от этого застрахованы; а в глазах Эльдар продолжительность их жизней и вовсе казалась мгновением.

Так тень зла пала на Нуменор; возможно, в том была повинна и воля Моргота, до сих пор не покинувшая этот мир. Нуменорцы стали роптать, поначалу про себя, а затем открыто выражая свое недовольство роком людей; но чаще всего высказывались против Запрета плыть на Запад.

— Разве справедливо, что Повелители Запада живут там в свое удовольствие, не ведая ни забот, ни смерти, в то время как мы здесь стареем и умираем, после чего уходим неведомо куда, оставляя все нажитое и созданное нами? — говорили они меж собой. — А вот Эльдар живут вечно — даже те из них, что некогда взбунтовались против Валар. Мы сумели подчинить себе все моря, и нет на свете таких вод, где не смогли бы проложить себе путь наши корабли; так почему бы нам не отправиться к нашим друзьям в Авалонне?

Были и совсем отчаянные, призывавшие плыть к самому Аману, чтобы хоть краем глаза взглянуть на сиятельную обитель Богов.

— Разве мы не стали самыми могущественными среди народов Арды? — вопрошали они.

Когда слова эти эльфы передали Валар, Манве был серьезно опечален; он понял, что над Нуменором сгущаются тучи, способные затмить его блистательный полдень. Тогда он отправил к Дунедайн посланцев, предельно откровенно поведавших королю и всем, кто пожелал услышать, о судьбах рас и устройстве мира.

— Судьбы мира, — сказали они, — подвластны лишь Единому, который создал его. И даже если бы вам удалось преодолеть все преграды и достичь берегов Амана, Благословенного Царства, то все равно вы не сумели бы обрести желаемого. Ибо не земли Манве делают его народы бессмертными, но Бессмертные, обитающие там, делают эти земли священными. А вы бы лишь постарели и зачахли там скорее, словно мотыльки, слетевшиеся на слишком жаркий огонь.

— Но ведь Эарендиль, мой праотец, до сих пор жив, — возразил король. — Разве он теперь живет не в землях Амана?

— Тебе прекрасно известно, что его судьба отлична от судеб прочих смертных, — отвечали ему. — Он был причислен к Перворожденным, что не ведают смерти; однако с условием никогда более не возвращаться в земли людей. Но ты и твой народ не принадлежите к Перворожденным, вы люди, какими Илюватар создал вас. Сдается нам, что возжелали вы обладать дарами обеих рас; захотели — поплыли в Валинор, надоело — вернулись обратно. Так невозможно, да Валар и не способны забрать у вас дар Илюватара. Вы говорите, мятежные Эльдар не понесли наказания, оставшись бессмертными; однако вечная жизнь — это их судьба, а вовсе не наказание или награда. Они привязаны к этому миру и не могут покинуть его до тех пор, пока он существует; жизнь мира — это и их жизнь. Вы говорите, что вы несправедливо наказаны смертью из-за тех людей, что воевали против Валар; однако смерть изначально не была наказанием. Напротив, вы способны покинуть этот мир, вы не привязаны к нему ни в надежде, ни в отчаянии. Еще вопрос, кому из нас следует завидовать.

— Но как же нам не завидовать Валар, и даже самым последним из бессмертных? От нас требуют слепой веры и надежды безо всяких гарантий, ибо мы не знаем, что ожидает нас впереди. Но ведь мы не меньше вашего любим Землю и не хотели бы расставаться с ней.

На это посланцы ответили:

— Замысел Илюватара относительно вас неведом даже Валар, ибо он не открыл им всего, чему предстоит свершиться. Нам известно лишь одно: ваш дом не здесь — ни в землях Амана, ни где-либо в пределах Мира. А судьбы людей, их смертность — то первый дар Илюватара. Нежелательным он стал лишь после того, как люди оказались в тени Моргота, и показалось им, что их окружает тьма, страшившая их; и многие из них воспротивились и не желали умирать, цепляясь за нее до последнего. Мы, несущие бремя жизни вечно, не можем полностью осознать смерти; однако если это начало беспокоить вас, значит, Тень вновь накрыла вас и охватила ваши сердца. Поэтому, хоть вы и Дунедайн, величайшие из смертных, избежавшие некогда Тени и браво сражавшиеся против нее, мы вынуждены вас предостеречь. Воля Илюватара — закон; Валар убедительно просят вас не отрекаться от своего предначертания, иначе вскоре оно станет для вас тяжелым бременем. Надейтесь вместо этого, что в конце все ваши сокровенные желания исполняться; ведь любовь к Арде вложена в ваши сердца Илюватаром, а он ничего не делает без причины. Однако цели его, возможно, станут ясны лишь по прошествии многих поколений людей; и открыты они будут не Валар, а вам, людям.

Происходило это в дни правления Тар-Кирьятана Корабела, и сына его Тар-Атанамира; оба были людьми гордыми и алчными, и вместо того, чтобы безвозмездно помогать жителям Средиземья, желали поскорее обложить их данью. Именно с Тар-Атанамиром и говорили посланцы; то был тринадцатый король, и при нем королевство Нуменора достигло своего наибольшего могущества за последние две тысячи лет, придя к расцвету своего благосостояния, если не сил.

Но Атанамиру советы посланцев пришлись не по вкусу, и он пропустил их мимо ушей, подав тем самым пример большинству своих подданных; они по-прежнему желали избежать смерти, и жить надеждами их не устраивало. Сам Атанамир прожил до глубокой старости, цепляясь за жизнь всеми правдами и неправдами; он был первым из нуменорцев, решившимся на такое. Атанамир отказывался умирать до тех пор, пока не стал совсем беспомощным и не впал в маразм; и корону сыну во цвете зрелости не передал, как это было принято. Ведь правители Нуменора, чьи жизни были достаточно долгими, женились поздно, и королевскую власть передавали своим сыновьям по достижении ими полной зрелости тела и духа.

И только когда Атанамир помер, королем стал его сын Тар-Анкалимон, смотревший на мир примерно так же, как отец; во времена его правления народ Нуменора оказался расколот на два лагеря. Большая часть нуменорцев называла себя людьми короля, и в своей гордыне они отреклись от Эльдар и Валар. Другая и меньшая часть называлась Элендили — друзьями эльфов; ибо несмотря на то, что они оставались преданными королю и дому Эльроса, они желали сохранить и дружбу с Эльдар, и прислушивались к словам Повелителей Запада. Но даже они, сами себя называвшие Верными, не сумели полностью избежать дурного влияния, вследствие чего мысли о смерти серьезно беспокоили и угнетали их.

Так благоденствие Западной Страны оказалось под угрозой, хотя могущество и великолепие ее продолжали возрастать. Нуменорцы и их короли по-прежнему сохраняли свою мудрость, и если даже они не любили Валар, то, по крайней мере, остерегались. Они не осмеливались в открытую нарушить запрет на плавание к Западу, и продолжали направлять свои суда на восток. Но страх перед смертью становился все плотней и материальнее, и нуменорцы старались откладывать ее до последнего. Именно в те времена начали строиться пышные усыпальницы, а ученые стали искать средство возвращения усопших к жизни, или хотя бы продления ее. Единственным результатом, однако, стало открытие способа сохранить тело мертвеца нетленным, и нуменорцы вскоре наполнили землю молчаливыми склепами, во тьме которых был заключен их навязчивый страх смерти.

Живущие же предпочитали предаваться удовольствиям и развлечениям, пока это возможно, и стремились накопить как можно больше богатства. Однажды, уже после правления Тар-Анкалимона, дары первых фруктов Илюватару оказались не приняты, и люди стали все реже и реже посещать Святилище на вершине Менельтармы, возвышавшейся посреди их страны.

Примерно тогда и появились первые крупные поселения нуменорцев на берегах Ближних Земель; ибо их собственной земли им было уже мало, и они не находили там себе покоя, желая богатств и власти в Средиземье, раз уж пути на Запад закрыты. Они построили там большие гавани и возвели высокие башни, куда переселилось немало нуменорцев; но отныне они стали местным обитателем не столько помощниками и наставниками, сколько господами и повелителями, а также сборщиками податей. Вместительные нуменорские корабли ласточками неслись на восток, а возвращались гружеными и потому медлительными. Власть и богатство королей Нуменора неуклонно умножались; они вели разгульный образ жизни и просто купались в золоте да серебре.

Во всем этом друзья эльфов предпочитали не участвовать. Отныне только они и появлялись на севере и в землях Гил-галада, поддерживая дружбу с эльфами и помогая им против Саурона. У них даже была своя гавань близ устья Андуина Великого, называвшаяся Пеларгир. Но король людей отдавал предпочтение рейсам на юг, за новыми богатствами. В людских преданиях тех дней осталось немало упоминаний о нуменорских лордах и крепостях, и отзывы далеко не всегда оказывались теплыми.

Рассказывают, что именно в ту Эпоху в Средиземье вновь объявился Саурон; влияние его было велико, и он продолжал сеять зло, которому учился у самого Моргота, будучи одним из могущественнейших его прислужников. В дни правления Тар-Минастира, одиннадцатого короля Нуменора, Саурон уже успел утвердиться в землях Мордора, где и возвел свою крепость Барад-дур. С тех пор он стремился захватить власть во всем Средиземье, стать королем всех королей и едва ли не богом для людей.

Нуменорцев Саурон люто ненавидел за деяния их предков и древний союз с эльфами и Валар; не забывал он и помощи, которую предоставил Гил-галаду Тар-Минастир, когда было выковано Одно Кольцо и между Сауроном и эльфами Эриадора началась война. Теперь же, прознав о том, что Нуменор находится в зените своего могущества и благосостояния, Саурон возненавидел их еще больше. К тому же, он опасался того, что нуменорцы вторгнутся в его земли и лишат его владычества над Востоком. И все же еще долгое время Саурон не осмеливался бросить вызов Морским Повелителям, держась на удалении от побережья.

Однако коварство Саурона не знало границ. Рассказывают, что среди тех, кого ему удалось подчинить своей воле посредством Девяти Колец, были и могущественнейшие из повелителей нуменорцев. И когда Улайри стали теми, кого впоследствии назвали Призраками и Рабами Кольца, а могущество и власть Саурона над людьми были как никогда велики, он начал нападать на твердыни нуменорцев на побережье великого моря.

В те дни Тень еще сильнее сгустилась над Нуменором; продолжительность жизни королей дома Эльроса уменьшилась из-за их нежелания принимать смерть, и они винили в том Валар. Когда девятнадцатый по счету король принял скипетр своих отцов, он сошел с трона и поименовал себя Адунахор, Повелитель Запада, не пожелав брать себе имя на любом из эльфийских языков и запретив своему народу пользоваться ими в его присутствии. Тем не менее, в Списке Королей он был записан на высшем эльфийском, как Херунумен, поскольку так велела давняя традиция, нарушить которую короли не осмелились в страхе перед возмездием.

Верные посчитали это имя чересчур дерзким, поскольку так издревле называли Валар; сердца их разрывались между преданностью роду Эльроса и благоговением к истинным Повелителям Запада. Однако худшее было еще впереди. Ибо Ар-Гимильзор, двадцать второй король Нуменора, оказался ярым противником Элендили. В дни его правления Белое Древо лишилось должной заботы и начало потихоньку увядать; к тому же, король окончательно запретил пользоваться эльфийскими языками и сурово наказывал тех, кто выходил встречать корабли из Эрессеа, что по-прежнему тайно причаливали к западным берегам Нуменора.

Элендили обитали в основном на западе Нуменора; но Ар-Гимильзор приказал всех, кого из них обнаружат, насильно переселить на восток, где за ними надлежало бдительно приглядывать. Основное поселение Верных вскоре оказалось у гавани Роменна; отсюда они продолжали плавать к северу Средиземья и общаться с обитавшими там Эльдар, подданными Гил-галада. Королям Нуменора было об этом известно, но чинить препятствий они не стали, поскольку им было только на руку, если Элендили покинут их земли и решат не возвращаться обратно.

Ибо они были твердо намерены положить конец дружбе между людьми и эльфами Эрессеа, которых прозвали шпионами Валар; они опасались, что об образе их жизни и дальнейших планах станет известно Повелителям Запада. Впрочем, на это они надеялись напрасно, поскольку Манве прекрасно знал обо всем происходящим, и короли Нуменора давно уж навлекли на себя гнев Валар. Манве отказал им в дальнейшей поддержке и защите, а корабли Эрессеа никогда более не появлялись на фоне заката, и гавань Андуние пришла в запустение.

Лорды Андуние считались наиболее благородными и влиятельными после членов королевской династии; они также принадлежали к дому Эльроса, будучи потомками Сильмариен, дочери Тар-Элендиля, четвертого короля Нуменора. Лорды эти были неизменно преданы королям, и держащие Скипетр, в свою очередь, всегда прислушивались к их словам. Вместе с тем они с самого начала дружески относились к Эльдар и почитали Валар; поэтому, когда над Нуменором простерла свои крылья Тень, они старались по мере сил облегчить участь Верных. Однако долгое время им приходилось скрывать свою позицию по этому поводу, и склонять сердца королей к правильным решениям лишь мудрыми советами.

Была в Нуменоре леди поразительной красоты, звали которую Инзильбат; матерью ее была Линдорие, сестра Эарендура, повелителя Андуние в дни правления Ар-Сакальтара, отца Ар-Гимильзора. Гимильзор взял ее в жены против воли, ибо в сердце своем леди была из Верных, как учила ее мать; однако короли к тому времени возгордились сверх всякой меры и не терпели, когда шли поперек их желаниям. Таким образом, между Ар-Гимильзором и его королевой не было никакой любви, как и между их сыновьями. Старший, Инзиладун, пошел в мать и статью, и характером; но младший, Гимилькад, пошел по стопам отца, со временем превзойдя того и самодовольством, и упрямством. Кабы то позволяли законы, Ар-Гимильзор охотнее передал бы скипетр именно ему, а не старшему.

Тем не менее, скипетр достался Инзиладуну, и он взял себе имя на эльфийском, как в старину — Тар-Палантир. Ибо был он человеком дальновидным настолько, что даже противники считали его настоящим провидцем. Во время его правления Верные получили передышку; король возобновил походы к Святилищу Эру на вершине Менельтармы, о котором Ар-Гимильзор предпочел начисто позабыть. Белое Дерево он приказал окружить должной заботой и однажды предрек, что когда Дерево погибнет, прервется и династия нынешних королей.

Однако раскаяние Тар-Палантира уже не могло примирить Валар с пренебрежением, выказывавшимся его предками и в котором значительная часть нуменорцев до сих пор каяться не спешила. Гимилькад, обладавший среди них влиянием и бывший неразборчивым в средствах, возглавил тех нуменорцев, что называли себя людьми короля, и бросил вызов власти своего брата так открыто, как только осмелился — то есть, преимущественно тайком.

Так были омрачены дни правления Тар-Палантира; он проводил много времени на западе страны, нередко взбираясь на древнюю башню короля Минастира, что стояла на холме Оромет близ Андуние. Оттуда он в тоске смотрел на запад, быть может, надеясь увидеть парус над морскими волнами. Но с Запада к Нуменору никогда больше не приближался ни один корабль, а Авалонне был скрыт от взглядов облаками и туманом.

Гимилькад умер за два года до своего двухсотлетия (что для представителя рода Эльроса даже на закате его дней считалось ранней смертью), однако это не принесло покоя королю. Ибо сын Гимилькада Фаразон оказался человеком еще более беспокойным и жадным до власти и богатства, нежели его отец. Он часто покидал Нуменор, сражаясь во главе армий нуменорцев на берегах Средиземья в попытках расширить их владычество над тамошними людьми; за это он снискал славу бравого предводителя как на море, так и на суше. Так и вышло, что по возвращении в Нуменор он узнал о смерти своего отца и обрел сочувствие и поддержку людей; немалую роль в этом сыграло и то, что он привез с собой много награбленного в Средиземье добра, которое до поры до времени раздавал налево и направо.

Тар-Палантир к тому времени совсем зачах от тоски и вскоре умер. Сыновей у него не было, только дочь, названная по-эльфийски Мириэль; именно к ней по законам нуменорцев должен был перейти скипетр. Однако Фаразон насильно взял ее в жены, совершив тем самым двойное зло, ибо по законам нуменорцев браки разрешались лишь при родстве не ближе троюродного. А когда они поженились, он отобрал у Мириэль скипетр и провозгласил себя королем, став называться Ар-Фаразоном (что на эльфийском звучало, как Тар-Калион); имя своей королевы он тоже сменил — на Ар-Зимрафель.

Ар-Фаразон Золотой стал самым могущественным и амбициозным изо всех королей, державших Скипетр Морских Повелителей со времен основания Нуменора; а правили им уже двадцать три короля и королевы, ныне покоившихся у подножья Менельтармы на своих золотых ложах.

И сидя на своем резном троне в граде Арменелос, во всем блеске и великолепии, он мрачно размышлял о войне, ибо в Средиземье он узнал о могуществе власти Саурона и его ненависти к Западной Стране. А теперь возвращавшиеся с Востока владельцы и капитаны судов докладывали ему о том, что с тех пор, как Ар-Фаразон вернулся в Нуменор, Саурон стал потихоньку захватывать города на побережье Средиземья. Он провозгласил себя повелителем людей и объявил о своем намерении загнать нуменорцев обратно в море, а если потребуется, то уничтожить и сам Нуменор.

Не описать словами гнев Ар-Фаразона, услышавшего такие вести; и он надолго погрузился в тяжелые думы, обуреваемый стремлением к неограниченной власти и единоличному правлению всем и вся. Наконец, он решил пренебречь предостережениями Валар и чьими-либо еще советами, и добыть титул повелителя людей для самого себя, а Саурона вынудить стать своим вассалом и слугой; ибо в своей гордыне он рассудил, что никакой из королей никогда не сможет сравниться могуществом с наследником Эарендиля. Вот он и отдал приказ ковать мечи и строить военные корабли, в чем сам принимал непосредственное участие. И когда все было готово, он лично поднял паруса на флагмане своей армии и направил флот на Восток.

Завидев окрашенные в алое на фоне заката и мерцающие золотом паруса, люди с побережья испугались и бежали далеко от своих поселений. Но вскоре флот причалил в местности, называемой Умбар, где располагалась мощная природная гавань нуменорцев, какую не смогли бы создать даже самые искусные строители. Пустыми и безжизненными были просторы Средиземья, и войска Повелителя Моря беспрепятственно шли вглубь страны. Семь дней шагали они под своими знаменами и под звуки труб, и наконец пришли к холму, на котором Ар-Фаразон установил свою штабную палатку с троном. Холм этот возвышался надо всем его лагерем, и с него хорошо были видны разбросанные вокруг голубые, золотые и белые палатки, напоминавшие цветы на лугу. Затем король выслал вперед своих герольдов с ультиматумом Саурону, в котором приказывал тому предстать перед ним и принести вассальную присягу.

И Саурон предстал. От самого Барад-дура пешком пришел, не предпринимая никаких попыток к нападению. Ибо он осознал, что могущество и величие Повелителей Моря намного превосходят любые слухи о них, так что даже сильнейшим его прислужникам не удалось бы противостоять нуменорцам; к тому же, он посчитал время неподходящим для того, чтобы пытаться навязать Дунедайн свою волю. А еще он был ловок и изощрен, и мог добиться желаемого если не силой, то хитростью. Поэтому он смиренно предстал перед Ар-Фаразоном и принялся льстиво заверять того в своей лояльности; люди были невероятно удивлены тому, насколько гладко и правильно он все излагает.

Но Ар-Фаразон не был обманут; он решил, что для полной гарантии исполнения клятв верности Саурона следует забрать с собой в качестве заложника, и тогда все его прислужники в Средиземье Нуменор беспокоить не будут. Саурон с показной неохотой подчинился, хотя про себя ликовал — ибо таково и было его тайное намерение. Как бы то ни было, Саурон пересек море и впервые увидел Нуменор с его прекрасным Арменелосом в зените своего величия, и был ошеломлен; сердце его исполнилось еще большей ненавистью, но на сей раз вперемешку с завистью.

Однако он был так хитроумен и сладкоречив, скрывая подо всем этим стальную волю, что за три последующих года сумел пролезть в ближайшее окружение короля; приторно-сладкая лесть так и не сходила с его языка, к тому же, ему было ведомо о многих вещах, что были пока не открыты людям. Видя выказываемое к Саурону благорасположение короля, прочие советники стали обхаживать его и втираться в доверие, и не последовал их примеру один лишь Амандиль, правитель Андуние.

Результатом всего этого стало усилившееся притеснение друзей эльфов, которые вскоре начали в страхе разбегаться прочь из Нуменора; а тех немногих Верных, что все еще оставались на родине, клеймили бунтовщиками и нещадно преследовали.

Саурон же, к словам которого стали внимательно прислушиваться, начал всячески отрицать и оспаривать все, чему учили Валар. Он заставлял людей поверить в то, что на востоке и даже на западе есть еще множество морей и богатых земель, которые так и ждут их завоевания; а если им удастся-таки достичь границ мира, то они окажутся перед Древней Тьмой, что лежит за ними.

— Из этой-то Тьмы и был создан мир. Ибо лишь одна Тьма достойна поклонения, а ее Повелитель способен создавать новые миры в качестве вознаграждения тем, кто верно служит ему. Так что нет пределов их власти.

— О каком Повелителе Тьмы ты говоришь? — заинтересовался Ар-Фаразон. Тогда, закрыв поплотнее двери, Саурон принялся пичкать короля своей ложью.

— О том, чье имя нынче не произносится; ибо Валар ввели вас в заблуждение, возведя на него напраслину и называя имя Эру впереди его. Но Эру — это лишь пустой звук, образ, придуманный ими ради того, чтобы подчинить себе людей. Однако истинный их господин еще одержит верх, и избавит вас всех от лживых заблуждений; имя его — Мелькор, Повелитель Сущего, Освободитель, и в отличие от них, он способен сделать вас сильнее.

И король Ар-Фаразон обратился к служению Тьме и Мелькору, как ее Повелителю; поначалу он делал это втайне от своего народа, но вскоре перестал скрываться, и многие из нуменорцев последовали его примеру. Однако, как уже говорилось выше, в Нуменоре до сих пор обитала горстка Верных, близ Роменны и в окрестностях, да еще несколько человек тут и там по стране. Предводителями их, к кому они обращались за советами и утешением в те черные дни, были Амандиль, советник короля, да его сын Элендиль. У последнего было двое сыновей — Изильдур и Анарион, бывшие по меркам Нуменора еще очень молодыми. Амандиль и Элендиль были прославленными морскими капитанами; к тому же, они принадлежали к династии Эльроса Тар-Миньятура, хотя и не к правящему дому, что наследовал корону и скипетр в граде Арменелос.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: