ГЛАВА 23. О Туоре и падении Гондолина

Хуор, брат Хурина, погиб в Битве Бесчисленных Слез, а зимой того же года его жена Риан родила в глуши Митрима его сына, получившего имя Туор. Взял его к себе на воспитание Аннаэль из народа Серых эльфов, по-прежнему обитавших в окрестных холмах. Но когда Туору исполнилось шестнадцать, эльфы эти собрались покинуть пещеры Андрот, где до сих пор проживали, и тайно уйти в Гавани Сириона, что находились далеко на юге. Однако по дороге их перехватили орки с восточниками, и Туор оказался захвачен в рабство Лорганом, вождем восточников Хитлума. Целых три года продлилось для него рабское существование, но в конце концов Туор смог бежать. Возвратившись в пещеры Андрот, он некоторое время жил там в полном одиночестве, совершая время от времени вылазки и причиняя восточникам такой ущерб, что вскоре Лорган назначил за его голову немалую награду.

Так Туор прожил целых четыре года, но на исходе их Ульмо вложил в его сердце стремление покинуть родные места, ибо Владыка Вод избрал Туора исполнителем своих замыслов. Вновь покинув пещеры Андрот, Туор отправился на запад через Дор-ломин, и в конечном итоге оказался у Аннон-ин-Гелод, Врат Нольдор, которые давным-давно построил народ Тургона, еще когда они обитали в Неврасте.

Темный туннель вел глубоко в недра гор, и выходил на уступы Кирит Нинниах, Радужной Расщелины, через которую нес свои воды к морю бурный поток. Ни орки, ни люди не стали свидетелями бегства Туора из Хитлума, и поэтому вести о нем не достигли ушей Моргота.

Придя в Невраст, Туор глянул на великое море Белегаэр, и был навеки очарован им, а шум морского прибоя навсегда поселил в его сердце стремление и любовь к нему; стремление это в конечном итоге привело его в самые глубины царства Ульмо.

Теперь же Туор поселился в одиночестве в Неврасте, и по мере того, как лето стремительно уходило, уступая дорогу осени, рок Нарготронда неумолимо приближался. И когда пришла осень, Туор заметил в небе семь лебедей, летящих на юг, и понял, что слишком задержался здесь; тогда он последовал за лебедями вдоль берега моря. В конце концов он пришел в пустынные залы Виньямара, стоявшего у подножья горы Тарас. Здесь он нашел щит, кольчугу, меч и шлем, что Тургон оставил задолго до его прихода по велению Ульмо; вооружившись, он отправился вдоль берега дальше. Однако с запада вскоре налетела буря, и из ее бушующей середины восстал Ульмо, Повелитель Вод, во всем своем величии. Он заговорил со стоявшим на берегу Туором, приказывая отправляться на поиски сокрытого королевства Гондолин; а еще он подарил Туору плащ, призванный укрыть его от взглядов его врагов.

А утром, когда буря уже улеглась, Туор наткнулся на стоявшего у стен Виньямара эльфа. То был Воронве, сын Аранве из Гондолина, который некогда отправился на Запад на последнем из посланных туда Тургоном кораблей. Вернувшись к берегам Средиземья, корабль этот столкнулся с разбушевавшейся у самого побережья бурей и затонул; изо всех моряков одного лишь Воронве пощадил Ульмо, выбросив на сушу близ Виньямара. Узнав о том, какое поручение возложил Повелитель Вод на Туора, Воронве исполнился изумления, и охотно согласился быть его проводником к тайному проходу в Гондолин.

Так, они вместе покинули Невраст, и Темная Зима того года застигла их по дороге на восток, у подножья гор Тени. В конце путешествия они достигли истоков Иврин, и с печалью смотрели на учиненное там Глаурунгом безобразие; но вдруг заметили они спешившего на север человека, одетого во все черное и вооруженного черным же мечом. Однако они не знали, кто он, и что в ту пору произошло на юге; незнакомец прошел мимо, и они не окликнули его.

Благословение Ульмо, лежавшее на них, благополучно довело их до самых врат Гондолина, и они прошли по подземному туннелю в отгороженную Экхориатом долину. Здесь их остановила стража и под конвоем повела по огромной расщелине Орфальк Эхор, перегороженной семью вратами, к Эктелиону Источника, стражу великих врат в самом конце поднимающейся в гору дороги. Здесь Туор сбросил свой плащ, и по доспехам и оружию из Виньямара в нем опознали истинного посланца Ульмо.

Взглянув на прекрасную долину Тумладен, напоминавшую зеленую драгоценность, оправленную в окружавшую ее стену гор, Туор увидел вдалеке Амон Гварет, на котором стоял великий Гондолин — город семи имен, чьи слава и доблесть воспеваются во всех жилищах эльфов Ближних Земель. Эктелион приказал трубить в трубы, и те зазвучали с верхних площадок башен по обеим сторонам огромных врат, эхом отдаваясь в окружающих холмах. И вскоре в ответ раздался далекий звук труб с белоснежных городских стен, в свете заката подкрашенных розовым.

Так сын Хуора пересек Тумладен и предстал пред вратами Гондолина; миновав широкие лестничные пролеты, он оказался у Башни Короля, и воочию увидел подобия Деревьев Валинора, установленных рядом. Затем Туора отвели к Тургону, сыну Фингольфина и верховному королю Нольдор. По правую руку от короля стоял его племенник Маэглин, а по левую сидела его дочь, Идриль Келебриндаль.

Когда Туор заговорил, присутствовавшие засомневались в том, что он принадлежит к расе смертных, ибо в тот час голосом его говорил Повелитель Вод. И он предупредил Тургона о том, что проклятье Мандоса нынче стремится поскорее исполниться, и уничтожить все плоды трудов Нольдор; и Ульмо советовал Тургону покинуть прекрасный и хорошо укрепленный град, возведенный им, и отправиться вниз по течению Сириона к морю.

Долго Тургон размышлял над словами Ульмо, и вспомнились ему сказанные Владыкой Вод еще в Виньямаре слова: "Не привязывайся больше необходимого к делу рук своих и сердечных помыслов; помни, что истинная надежда Нольдор лежит на Западе и приходит с Моря." Однако много воды утекло с тех пор; Тургон успел почувствовать себя непобедимым, а Гондолин стал прекрасен, как его воспоминания об эльфийском Тирионе, да и в прочности стен своего города он нисколечко не сомневался, пусть даже Вала считал иначе. Помимо этого, после Нирнаэт Арноэдиад обитатели Гондолина зареклись вмешиваться в дела живущих вне стен Экхориата эльфов и людей, и возвращаться опасными и пугающими путями на Запад не желали.

Укрытые неприступной цепью гор и зачарованными холмами, они не пропускали в свои земли никого, пусть то был даже преследуемый беглец, ускользнувший от Моргота; вести из внешних земель доходили до них редко и с опозданием, и они не придавали им особого значения. Безуспешно шпионы и разведчики Ангбанда старались отыскать пути в Гондолин; ведь единственной их зацепкой были недостоверные слухи, и в тайну его местонахождения никто так и не проник.

Ныне и впредь Маэглин выступал на совещании против Туора, а король всегда прислушивался к его словам, и в особенности, если они совпадали с его собственным мнением. В конце концов Тургон решил не следовать совету Ульмо и отказался уходить из Гондолина. Однако вновь и вновь звучало в его сознании предупреждение, давным-давно полученное нольдорцами от Мандоса на побережье Арамана; и в сердце Тургона вновь пробудился страх перед предательством. Именно поэтому он приказал перекрыть все проходы, ведущие в Гондолин через Опоясывающие горы; и пока город стоял, никто больше не выходил из него — ни по мирным, ни по военным надобностям.

Торондор, повелитель орлов, принес однажды в Гондолин вести о падении Нарготронда, а чуть погодя — об убийстве Тингола, а затем и его наследника Диора, и падении Дориата; но Тургон не желал ничего слышать о бедах своего народа во внешнем мире, и поклялся никогда больше не вступать под знамена никого из сыновей Феанора. А жителям Гондолина он строго-настрого запретил покидать территорию города.

Туор остался жить в Гондолине, ибо безмятежное существование и красота города, а также мудрость его обитателей держали его крепче любых оков. Здесь он возмужал и телом, и духом, и освоил многие из наук эльфов-отщепенцев. И сердце Идриль потянулось к нему, и Туор отвечал ей взаимностью; оттого тайная ненависть к нему Маэглина многократно возросла, ибо ничего не желал он также сильно, как обладать ею, единственной наследницей короля Гондолина.

Однако король так благоволил Туору, что по прошествии семи лет его проживания в Гондолине не отказал даже в руке своей дочери; ибо несмотря на то, что Тургон не послушался советов Ульмо, он все же подозревал, что судьбы Нольдор тесно переплетены с судьбой посланника Повелителя Вод. Не забывал он и слова, что произнес Хуор перед тем, как войско Гондолина отступило с поля Битвы Бесчисленных Слез.

На пышном свадебном пиру гулял и веселился весь город, ибо Туор завоевал все сердца его обитателей, за исключением лишь Маэглина и сочувствовавших ему. Так свершился второй брачный союз меж эльфами и людьми.

Весной следующего года родился на свет Эарендиль Полуэльф, сын Туора и Идриль Келебриндаль; случилось это спустя пятьсот три года после пришествия Нольдор в Средиземье. Неописуемой красотой был наделен Эарендиль, ибо на челе его сиял небесный свет, а мудрость и красота Эльдар гармонично сочетались в нем с силой и выносливостью людей, живших в старину; призывный шепот моря навсегда поселился в его сердце, и в этом он походил на своего отца.

В те времена жизнь в Гондолине была по-прежнему полной радости и не ведающей тревог; никто не знал, что местонахождение Скрытого Царства было открыто Морготу криками Хурина, стоявшего у подножья Опоясывающих гор и, не находя прохода внутрь, отчаянно взывавшего к Тургону. С тех пор мысли Моргота постоянно обращались к горной местности меж Анахом и верхним бассейном Сириона, куда его прислужники доселе не забредали; однако бдительные орлы по-прежнему не пропускали туда ни шпионов, ни прочие создания, выходившие за врата Ангбанда, и замыслы Моргота никак не могли осуществиться.

Но Идриль Келебриндаль была мудрой и предусмотрительной женщиной, и потому, когда в сердце ее закрались дурные предчувствия, она принялась незамедлительно действовать. По ее приказу был подготовлен секретный проход, ведущий из Гондолина; он пролегал под землей и выходил далеко за стены города, к северу от Амон Гварета. Отдавая этот приказ, она особо подчеркнула, что о работах этих должно знать как можно меньше народа, а до ушей Маэглина и вовсе не должно долететь ни звука.

Однажды, когда Эарендиль был еще совсем юн, Маэглин потерялся. Как уже говорилось ранее, он любил горное дело, и поиск руды предпочитал всем прочим ремеслам; к тому же, он возглавлял всех работавших на удаленных от города горных разработках, занимавшихся поиском металлов для гондолинских кузниц — как для мирных, так и для военных нужд. Нередко Маэглин забредал с несколькими своими помощниками далеко за цепь окружавших Гондолин холмов, и королю было неведомо о том, что он продолжал этим заниматься вопреки его запретам. Вот и вышло так, что по воле проведения Маэглин оказался захвачен орками и уведен в Ангбанд.

Ни трусом, ни слабаком Маэглин не был, однако те жестокие пытки, которым он был подвергнут, сломили его дух, и в конце концов он купил себе жизнь и свободу, раскрыв Морготу местонахождение Гондолина и удобные для нападения подступы к нему.

Невозможно было передать словами охватившее Моргота злобное торжество; на радостях он пообещал Маэглину титул правителя Гондолина в качестве его вассала, и Идриль Келебриндаль в придачу. И мысли об Идриль, а также ненависть к Туору, позволили Маэглину легче перенести факт своего предательства, самого позорного за всю историю Прежних Дней.

Моргот отправил его обратно в Гондолин, чтобы там никто ничего не заподозрил, обнаружив его исчезновение. Маэглину было приказано содействовать захвату города изнутри, когда придет час; и тот вернулся в королевский дворец, сияя фальшивой улыбкой на лице и нося в сердце черную змею предательства, в то время как мрачные предчувствия все сильнее охватывали Идриль.

И в год, когда Эарендилю исполнилось семь лет, Моргот посчитал время благоприятным и бросил на Гондолин полчища своих балрогов, орков и волков; вместе с ними пришел и целый выводок драконов Глаурунга, одним своим видом наводивших страх. Воинство Моргота пришло с северных круч, где горы были наиболее высокими, а стража — наименее многочисленной; и случилось это прямо во время празднества, называемого Вратами Лета, когда весь народ Гондолина, собравшийся у стен города, ожидал восхода солнца и в предвкушении пел радостные песни.

Однако багровое зарево осияло вовсе не восточные, а северные холмы; вражеская армия беспрепятственно промаршировала к самым стенам Гондолина, и город был осажден безо всякой надежды на избавление. Немало спето об отчаянных подвигах глав благородных родов и их доблестных воинов, не последним из числа которых был Туор, в "Падении Гондолина"; о сражении Эктелиона Источника с Готмогом, повелителем балрогов, прямо на площади короля, где они поубивали друг друга; и о защитниках башни Тургона, стоявших до последнего — пока башня не была разрушена, погребя под собой отважных домочадцев Тургона и его самого.

Туор помчался на поиски Идриль, однако Маэглин первым успел наложить руки и на нее, и на Эарендиля; Туор сразился с ним на городских стенах, и одержал верх. Тело Маэглина рухнуло вниз, кувыркаясь по каменистым склонам Амон Гварет, после чего замерло в охватившем подножье холма пламени. Затем Туор с Идриль повели остатки гондолинцев, которых сумели найти и собрать вместе в суматохе горящего города, и повели к приготовленному Идриль тайному выходу. О нем военачальникам Ангбанда ничего не было известно, к тому же им и в голову не могла прийти мысль, что кто-то из беглецов решится избрать путь на север, к высочайшему отрезку горной цепи, и при том находившемуся ближе всего к Ангбанду.

Вездесущий дым и пар, поднимавшийся из быстро высыхающих прекрасных фонтанов Гондолина под действием жаркого дыханья драконов севера, накрыли долину Тумладен скорбными туманами; однако это сыграло Туору и ведомой им компании лишь на руку, поскольку от выхода из туннеля и до подножья гор им предстояло пересечь открытое пространство. Несмотря на отчаяние и не особенно надеясь на успех предприятия, они принялись карабкаться в горы, где было холодно и опасно; а меж тем среди них было немало женщин и детей, не говоря уже о раненых.

Переход, названный впоследствии Кирит Торонат, "Орлиным перевалом", был поистине ужасен; в тени высочайших пиков вилась по горным склонам узенькая тропа, по правую сторону от которой вздымались отвесные каменные стены, а по левую зияла бездна.

И на этой узкой дороге, где каждый неверный шаг мог стать роковым, на них напали орки, ибо Моргот расставил дозоры по всей длине опоясывавших долину гор; да еще балрог был с ними. Положение казалось безвыходным, и сомнительно, чтобы беспримерная отвага златовласого Глорфинделя, главы дома Золотого Цветка Гондолина, помогла им выбраться отсюда живыми, кабы не вовремя подоспевший на помощь Торондор.

Немало песен было сложено впоследствии о дуэли Глорфинделя с балрогом на остром выступе скалы; оба рухнули с него в пропасть, чтобы найти там свою смерть. Однако прилетевшие орлы ринулись с небес на орков, и те, вереща, отступили; все они были либо убиты, либо сброшены в бездну, так что слухи о беглецах из Гондолина еще долго не доходили до ушей Моргота. Затем Торондор поднял из пропасти тело Глорфинделя, и его похоронили в каменном кургане чуть в стороне от тропы. Курган этот спустя какое-то время покрылся зеленой порослью, и на голом камне зацвели желтые цветы.

Так, возглавляемые Туором, сыном Хуора, остатки гондолинцев перевалили через горы и спустились в долину Сириона; пройдя трудными и опасными дорогами через пограничье, они оказались в конце концов в Земле Ив, Нан-татрен, хранимые и оберегаемые силой Ульмо, что текла в водах великой реки. Здесь они остановились на некоторое время, чтобы залечить раны и набраться сил; лишь печаль их ничто исцелить не могло. Они устроили поминальный пир в память о Гондолине и погибших там эльфах — девах и женах, и воинах короля; о всеми любимом Глорфинделе было спето на этом пиру немало песен, скорбным эхом отдававшихся средь ив Нан-татрен на закате уходящего года.

Тогда же Туор сложил песнь для своего сына Эарендиля, в которой рассказывал о приходе Ульмо, Повелителя Вод, к берегам Невраста в былые времена; и тяга к морю пробудилась в его сердце, как и в сердце его сына. Поэтому Идриль с Туором вскоре покинули Нан-татрен и направились по течению реки на юг, к морю; там они поселились у устий Сириона, присоединившись к компании тех, кто незадолго до их прихода бежал сюда из Дориата вместе с дочерью Диора Эльвинг. И когда до острова Балар дошли вести о падении Гондолина и смерти Тургона, Эрейнион Гил-галад, сын Фингона, был провозглашен верховным королем Нольдор в Средиземье.

Но Моргот посчитал свой триумф полным, и не придавал никакого значения сыновьям Феанора с их клятвой, что ни разу не причинила ему хоть сколько-нибудь ощутимого вреда, а напротив — всегда верно служила ему на пользу. И он довольно смеялся, размышляя о своих успехах, и нисколько не сожалел об утрате украденного у него сильмариля — он рассчитывал на то, что благодаря этому камню Средиземье очистится от последних остатков Эльдар. Но если даже он знал о поселении у вод Сириона, то ничем этого не выдавал, поджидая удобного для себя момента и давая время прорасти брошенным им семенам лжи, а злополучной клятве Феанора — учинить новое зло.

А тем временем близ устий Сириона крепчал и множился смешанный эльфийский народ, состоявший из уцелевших дориатцев и гондолинцев; были среди них и перебравшиеся сюда с острова Балар моряки Кирдана, любившие волны и кораблестроительное ремесло, и предпочитавшие селиться ближе к побережью Арверньен, находившегося под защитой Ульмо.

Утверждают, что именно в тот час Ульмо пришел из глубин своих морей в Валинор, чтобы поведать Валар нуждах и печалях эльфов; он призывал их даровать Эльдар прощение и спасти их от все возрастающей власти Моргота, а также отвоевать сильмарили, ибо в них одних на сей день сохранился свет Дней Блаженства, когда Деревья еще сияли в Валиноре. Манве его призывы не тронули; но кто может сказать, что происходило в тот момент в его сердце?

Мудрые говорят, что час тогда еще не настал, и что лишь один избранный мог говорить от лица эльфов и людей, прося от их имени прощения за все прегрешения, и рассчитывать на внимание Валар. А клятву Феанора, скорее всего, отменить не мог и сам Манве, и оставалось лишь ждать, пока она не изживет сама себя и сыновья Феанора не откажутся от сильмарилей, на которые до сих пор так неразумно претендовали. Ведь свет, заключенный в этих камнях, был создан самими Валар.

Туор тем временем, почувствовав приближение старости, стал все отчаяннее стремиться к морю, и оно с каждым днем все сильнее завладевало его сердцем. Поэтому он построил большой корабль, и назвал его Эарраме, что означает "Морское Крыло". Вместе с Идриль Келебриндаль он поднял на нем паруса и отправился навстречу закату; больше о нем предания и песни тех лет ничего поведать не могут. Однако впоследствии в песнях можно встретить упоминания о том, что Туор, единственный из смертных, удостоился чести быть причисленным к старшей расе, и присоединился к полюбившимся ему Нольдор. И дальнейшая судьба его была отличной от судеб людей.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: