ГЛАВА 18. О разорении Белерианда и гибели Фингольфина

Повелитель Севера и верховный король Нольдор Фингольфин, посчитавший свой народ достаточно многочисленным и сильным, а ставших союзниками людей — храбрыми и доблестными, стал задумываться о возможности нападения на Ангбанд. Он понимал, какую опасность несли существовавшие в осадном кольце бреши, в то время как Моргот имел время и ресурсы умножать свои армии в глубоких подземных шахтах, задумывая всевозможные злодеяния, предугадать которые практически невозможно. Суждение это было мудрым, учитывая ту информацию, которой он обладал; однако Нольдор пока еще не осознавали всей мощи Моргота, не понимали, что их борьба против него без помощи высших сил не принесет ощутимых результатов, и время здесь особого значения не имеет.

Однако земли их были прекрасны, и королевства процветали, поэтому большая часть нольдорцев текущим положением дел была вполне удовлетворена и считала, что мир и покой будет нарушен еще очень не скоро. Поэтому они были тяжелы на подъем и к идее пойти в наступление, во время которого многие наверняка погибнут, отнеслись без особого энтузиазма. Так что к словам Фингольфина они прислушивались мало, особенно сыновья Феанора. Среди повелителей Нольдор лишь Ангрод с Аэгнором были согласны с намерениями короля; ведь они обитали в землях, откуда невооруженным глазом был виден Тангородрим, и угроза в лице Моргота никогда не покидала их мыслей. В конечном счете, замыслы Фингольфина не были осуществлены, и Белерианд еще некоторое время жил в мире.

Но не успело шестое от Беора и Мараха поколение людей войти в пору зрелости, то есть спустя четыреста пятьдесят пять лет после пришествия Фингольфина, как долго нависавшая над Белериандом угроза дала о себе знать, и оказалась она ужаснее и страшней, нежели Король представлял себе. Моргот долго и очень скрытно готовился нанести удар, и злоба все более яростным пламенем охватывала его сердце, делая ненависть к нольдорцам еще более едкой; теперь он желал не только разгромить своих противников, но еще и уничтожить и осквернить земли, которые они сделали такими благополучными и прекрасными. Говорят, что злоба одержала в нем верх над разумом, и что сумей он подождать исполнения своих замыслов еще немножко, Нольдор были бы полностью стерты с лица земли. Однако Моргот не придал должного значения доблести эльфов, а людей и вовсе не принял в расчет.

***

Пришла зима, ночи стали темными и безлунными; обширные равнины Ард-Галена лежали в сумраке под холодным светом звезд от укрепленных холмов нольдорцев до самого подножья Тангородрима. Сигнальные костры горели слабо, а дозорные были немногочисленны; в лагере кавалерии Хитлума лишь единицы начинали потихоньку продирать глаза. Вот тут-то Моргот и выпустил из жерл Тангородрима потоки огня, мчавшиеся быстрее балрогов и в считанные минуты затопившие пламенем всю равнину. Железные горы извергали реки огня и ядовитого дыма, и испарения их заполнили собой воздух, моментально ставший смертельным и непригодным для дыхания. Так был обращен в пепел Ард-Гален, чьи зеленые травы пожрало жаркое пламя; равнина превратилась в безжизненную пустыню, исполненную удушающей пыли, опустошенную и безжизненную. Впоследствии ее так и стали называть — Анфауглит, "Удушающая Пыль". Здесь среди пепла лежало под открытым небом немало обгоревших костей, ибо многие нольдорцы нашли свою смерть в этом внезапно обрушившемся на них пламени, застигнутые им врасплох и неспособные добраться вовремя до холмов. Высокогорья Дортониона и цепь Эред Ветрин остановила огненные потоки, но леса на их склонах, что смотрели в сторону Ангбанда, выгорели дотла, и защитники еще долгое время не могли сориентироваться в дыму. Так началась четвертая из битв за Белерианд, Дагор Браголлах, или Битва Внезапного Огня.

Впереди потока пламени шагал отец драконов, Глаурунг Золотой, достигший полной зрелости и расцвета своей силы. За драконом двигались балроги, а следом за ними маршировали черные армии орков в таком огромном множестве, что Нольдор и помыслить не могли. Они обрушились на крепости нольдорцев и прорвали осаду Ангбанда, убивая по пути всех Нольдор и их союзников, Серых эльфов и людей. Многие из опаснейших противников Моргота были убиты в первые же дни этой войны, не успев оправиться от внезапности нападения и собраться с силами для контратаки. Война в Белерианде с тех пор никогда не прекращалась; однако считается, что Битва Внезапного Огня завершилась с приходом весны, когда натиск армий Моргота несколько поумерился.

Так пришел конец долгой Осаде Ангбанда; противники Моргота оказались разобщены и отрезаны друг от друга. Значительная часть Серых эльфов бежала на юг и больше в северной войне участия не принимала; многие получили убежище в Дориате, и вооруженные силы королевства Тингола значительно пополнились в те дни, ибо сила королевы Мелиан, защищавшая его границы, до сих пор не пропускала внутрь никакого зла. Остальные нашли приют в прибрежных крепостях и Нарготронде; некоторые бежали из Белерианда в Оссирианд или даже перешли через горы на восток, чтобы затаиться в дикой местности по ту сторону. Так слухи о разразившейся войне и прорыве осады Ангбанда достигли людских племен, обитавших на востоке Средиземья.

Сильнее всех внезапный удар сказался на сыновьях Финарфина, и Ангрод с Аэгнором погибли; следом за ними пал Бреголас, лорд из рода Беора, и значительная часть воинов его народа. Но брат Бреголаса, Барахир, принял сражение дальше к западу, неподалеку от Ущелья Сириона. Здесь король Финрод Фелагунд, спешивший к полю боя с юга, оказался отрезан от своих армий и окружен с небольшим отрядом в Серехской Топи. И здесь бы ему пасть смертью храбрых или попасть в плен, кабы не вовремя подошедший с отважнейшими из своих бойцов Барахир, который избавил его от этой печальной участи, окружив защитным частоколом копий. Понеся большие потери, они все же сумели пробить себе путь из окружения.

Так Фелагунду удалось бежать, и он вернулся в свою подземную крепость Нарготронд; однако прежде он поклялся в вечной дружбе Барахиру и всей его родне, пообещав при первом требовании предоставить им любую понадобившуюся помощь. В подтверждение этой клятвы он подарил Барахиру свое кольцо. С тех пор Барахир стал по праву правителем дома Беора; он вернулся в Дортонион, где вскоре обнаружил, что большая часть его народа оставила свои дома и укрылась на просторах Хитлума.

Таким яростным был натиск Моргота, что Фингольфин с Фингоном не смогли прийти на помощь сыновьям Финарфина. Воинства Хитлума были с большими потерями отброшены назад, к укреплениям Эред Ветрин, и здесь вынуждены были с переменным успехом отражать нападения орков. У стен Эйтель Сирион погиб в возрасти шестидесяти шести лет Хадор Златовласый, защищая тылы своего повелителя Фингольфина, а с ним нашел свою смерть и его младший сын, Гундор, пронзенный множеством стрел; эльфы искренне оплакивали их кончину. Бразды правления принял после отца Гальдор Высокий.

Благодаря массиву Тенистых гор, противостоявших огненным потокам, и доблести эльфов и людей Севера, которую не смогли сломить ни орки, ни балроги, Хитлум все еще держался, оставаясь угрозой флангам армий Моргота. И все же Фингольфин оказался отрезан от своих родственников живым морем противников.

Сильно ударила эта война по сыновьям Феанора, и почти все восточное пограничье было захвачено; не избежал этой участи и перевал Аглон, хотя орки понесли здесь весьма серьезные потери. Келегорм с Куруфином, потерпев поражение, бежали на юг и на запад вдоль пограничья Дориата, и в конечном итоге пришли к Нарготронду, где Финрод Фелагунд предоставил им укрытие. Таким образом их воины усилили гарнизон Нарготронда, однако время показало, что было бы лучше для всех, останься они на востоке, среди собственного народа.

Маэдрос проявлял просто чудеса героизма, и орки при виде его в панике разбегались; с тех пор, как он избежал мучительного пленения на склонах Тангородрима, дух его пылал, словно раскаленное добела пламя, и оттого Маэдрос был подобен возвратившемуся из мертвых. Так, мощную цитадель на Химрингском холме оркам взять не удалось, и многие и выживших храбрецов, из числа дортонионских народов и обитателей восточного пограничья, стекались туда под знамена Маэдроса. Ему даже удалось на время отстоять перевал Аглон, так что оркам проход в Белерианд этим путем оказался перекрыт. Но вскоре им удалось подавить своей численностью всадников народа Феанора на Лотланне, ибо на помощь оркам пришел Глаурунг, который прошел через Брешь Маглора и разорил все земли меж рукавами Гелиона. Орки захватили крепости на западных склонах горы Рерир и прорвались в Таргелион, земли Карантира, где осквернили озеро Хелеворн.

К Маэдросу на Химринге присоединился Маглор, однако Карантир бежал, присоединившись к остаткам своего народа и разрозненным группам охотников Амрода и Амраса, и они отступили на юг, за Рамдаль. На Амон Эреб они организовали дозорные посты, пользуясь поддержкой Зеленых эльфов; но орки, как правило, не совались в Оссирианд, к Таур-им-Дуинат и вообще в дикие южные земли.

В конце концов вести о том, что Дортонион потерян, а сыновья Финарфина потерпели поражение, дошли до Хитлума. Фингольфин ошибочно решил, что пришел конец всем Нольдор, и все их благородные дома уничтожены без возможности восстановления; объятый гневом и отчаянием, он вскочил на своего огромного скакуна Рохаллора и помчался прочь, и никто не сумел удержать его. По Дор-ну-Фауглит он пронесся, словно ураган, вздымая пепел и пыль, и все, кто оказывался на его пути, разбегались прочь, приняв его за самого Ороме. Ибо такова была сила обуявшего его безумия, что глаза Фингольфина сияли, словно у Вала.

Так он оказался перед вратами Ангбанда и затрубил в свой рог, после чего принялся вновь колотить в бронзовые двери, вызывая Моргота на поединок. И Моргот принял вызов.

Последний раз за всю историю противостояния покидал он стены своей твердыни, и говорят, что вызов этот Моргот принял без особого энтузиазма; ведь несмотря на то, что он превосходил силой всех и вся в этом мире, он все же единственный из Валар ведал страх. Однако он не осмелился проигнорировать вызов, брошенный ему в присутствии его военачальников; скальные массивы содрогались от пронзительного рева рога Фингольфина, а голос его доносился в глубины подземелий Ангбанда ясно и четко. При этом Фингольфин обзывал Моргота трусом, падальщиком и повелителем рабов.

Так что пришлось Морготу поднять зад со своего подземного трона, и звуки его шагов, словно гром, эхом отдавались под сводами крепости. Он вышел наружу, весь закованный в черную броню, и встал перед Королем, возвышаясь над ним, словно башня — увенчанный железным венцом, держащий черный геральдический щит и отбрасывающий огромную тень, словно грозовая туча. Но в этой тени Фингольфин сиял, словно звезда; доспехи его были покрыты серебром, а голубой щит украшен кристаллами. Он выхватил свой меч Рингиль, и тот замерцал, словно лед на солнце.

Моргот взмахнул Грондом, Молотом Преисподней, и изо всей силы обрушил его вниз. Но Фингольфин отскочил в сторону, и Гронд оставил лишь огромную дыру в земле, откуда тотчас же вырвался дым и языки пламени. Множество раз Моргот пытался достать Фингольфина своей булавой и размазать его в лепешку, но тот каждый раз успевал отскочить, напоминая при этом вырывающуюся из-под темной грозовой тучи молнию. Он сумел нанести Морготу семь ранений, и семь раз тот взревел от боли, в то время как физиономии воинства Ангбанда кривились от недовольства, и вопли эти эхом разносились по всем северным землям.

Но с течением времени Король стал уставать, и Морготу трижды удалось достать его своим щитом, заставляя падать на колени, но Фингольфин трижды поднимался вновь, вскидывая свой собственный сломанный щит и поправляя погнутый шлем. Однако земля под его ногами была вся покрыта ямами и рытвинами, и вот он споткнулся и пал навзничь у ног Моргота. Моргот поставил левую ногу ему на шею, и вес ее был подобен тяжести упавшей скалы. Но несмотря на это, Фингольфин последним усилием пронзил ногу Моргота Рингилем, и из нее хлынула черная, дымящаяся кровь, наполняя оставленные Грондом вмятины в земле.

Так встретил смерть Фингольфин, верховный правитель Нольдор, самый доблестный и великий из эльфийских королей древности. Орки никогда не хвастались рассказами об этой схватке у ворот, и эльфы не слагали о ней песен, ибо скорбь их была чересчур глубока. Но рассказы о ней живут и по сей день, ибо Повелитель Орлов, Торондор, принес печальные вести о случившемся в Гондолин и далекий Хитлум.

Моргот же взял тело поверженного эльфийского короля и, изломав его, бросил на съедение своим волкам; однако Торондор вовремя примчался со своего гнезда на пиках Криссайгрим, ринулся вниз на Моргота и расцарапал ему когтями лицо. Крылья орла издавали шум, подобный реву ветров Манве. Он схватил тело и резко взмыл за пределы досягаемости орков, унося короля прочь; он положил его на вершине горы, что смотрела с севера на скрытую долину Гондолина. Тургон, пришедший к месту упокоения своего отца, сложил над его телом высокую каменную пирамиду. Ни один орк не решался взойти на гору Фингольфина или приблизиться к его могиле, пока Гондолин не настиг рок, вызванный предательством среди своих.

С того самого дня Моргот стал хромать на одну ногу, ведь боль от нанесенных Фингольфином ран так и не прошла, ибо залечить их оказалось невозможно; а на лице его навсегда остался оставленный Торондором шрам.

Далеко разносился жалобный плач над Хитлумом, едва его достигли вести о кончине Фингольфина; объятый горем Фингон принял бразды правления домом Фингольфина и стал королем нольдорцев. А своего младшего сына Эрейниона (впоследствии названного Гил-галадом) он отправил в Гавани.

***

Теперь тень Моргота простиралась надо всеми северными землями, но Барахир отказался бежать из Дортониона, продолжая сражаться за каждый клочок своей земли. Моргот натравил на него свои своры, и избежать погибели удалось всего единицам; все леса северных склонов этой местности вскоре мало-помалу превратились в настолько ужасающие и исполненные темным колдовством пустоши, что даже орки забредали туда лишь в случае крайней необходимости. Земли эти стали называть Дельдуват и Таур-ну-Фуин, Лесом под покровом Ночи. Деревья здешние после пожаров стали черными и зловещими, с извивающимися корнями, похожими на цепляющиеся за тьму черные когти. Те, кому довелось оказаться среди них, слепли и теряли ориентацию, после чего их душили или преследовали до безумия чудовищные видения.

Положение Барахира в конце концов стало настолько отчаянным, что его жена, Эмельдир Мужественная (чей разум был настроен скорее сражаться бок о бок с сыном и мужем, нежели бежать), собрала вместе всех оставшихся женщин и детей и раздала оружие тем, кто был способен его держать. Она повела их к возвышавшимся позади горам, и следуя смертельно опасными тропами и понеся на них большие потери, они пришли, наконец, в Бретиль. Некоторые получили пристанище среди народа Халадин, а другие отправились через горы в Дор-ломин к народу Гальдора, сына Хадора. Среди них была и Риан, дочь Белегунда, и Морвен, дочь Барагунда, которую еще называли Эледвен — "прекрасная, как эльфийка".

Своих мужчин, оставленных позади, им уже никогда более не довелось увидеть живыми, ибо все они были убиты один за другим, пока не осталось с Барахиром всего дюжина: его сын Берен, его племянники Барагунд с Белегундом, сыновья Бреголаса, и еще девять верных слуг его дома, чьи имена надолго сохранились в песнях Нольдор. А звали их Радруин и Дайруин, Дагнир и Рагнор, Гильдор и Горлим Несчастливый, Артад и Уртель, а также юный Хатальдир.

Все они стали скитальцами без пристанища и надежды, отчаянной бандой, которой некуда было бежать и нечем кормиться, ибо дома их были уничтожены, а жены с детьми захвачены в плен, убиты либо бежали прочь. Из Хитлума не было ни вестей, ни подмоги, а тем временем на Барахира с его людьми велась охота, словно на диких зверей; тогда они отступили в опустошенные нагорья за лесом и блуждали там среди каровых озер и вересковых пустошей, скрываясь от разведчиков и темной магии Моргота. Постелью им служил вереск, а крышей — затянутое облаками небо.

Почти два года спустя после Дагор Браголлах нольдорцы все еще продолжали защищать западный перевал у истоков Сириона, ибо в его водах текла сила Ульмо, и Минас Тирит по-прежнему успешно противостоял нападениям орков. Но вот однажды, уже после гибели Фингольфина, к сторожевому посту Ородрета у Тол Сириона пришел Саурон — величайший и самый ужасающий из прислужников Моргота, которого на синдарине называли Гортауром. К тому времени он стал колдуном невероятной силы, повелителем призраков и теней, обладавшим извращенной логикой и жестокостью; он уродовал и осквернял все, к чему бы не прикасался, и жутко деформировал все, над чем имел власть. Помимо прочего, был он повелителем волков-оборотней, и власть его несла лишь боль и мучения.

Он взял Минас Тирит приступом, когда всех его защитников накрыло темное облако страха; Ородрет был отброшен прочь и вынужден был бежать в Нарготронд. Саурон же превратил Минас Тирит в сторожевую башню Моргота, твердыню зла и постоянный источник угрозы; прекрасный остров Тол Сирион попал под проклятие, и впоследствии его называли не иначе, как Тол-ин-Гаурот, или остров Оборотней. Ни одно живое существо не могло прошмыгнуть незамеченным через долину, за которой бдительно следил с башни Саурон.

Теперь Моргот держал в руках западный проход, и через него в Белерианд полился поток ужаса, заполонивший его поля и леса. Своих противников он безжалостно преследовал за пределами Хитлума, разыскивая места их тайных укрытий и одну за другой занимая их крепости. Орки все наглее бродили по Белерианду, спускаясь вниз по течению Сириона на западе и Колона на востоке, и в конце концов полностью окружили Дориат. Звери и птицы бежали с их пути, и тишина да запустение неуклонно распространялось на земли Белерианда с Севера. Многих захваченных в плен Нольдор и Синдар орки уводили в Ангбанд, где они становились рабами, вынужденными использовать свое мастерство и знания на пользу Морготу.

Моргот рассылал по окрестностям своих шпионов, облаченных в чужие доспехи и распространявших повсюду ложь; они обещали вознаграждение, коварными словами сея страх и зависть среди народов Белерианда, обвиняя их правителей и вождей в алчности и предательстве друг против друга. И этой лжи, благодаря проклятию братоубийственной резни в Альквалонде, зачастую верили; и действительно, в эти темные времена во лжи появилось зерно правды, ибо сердца и умы белериандских эльфов были затуманены отчаянием и страхом.

Однако больше всего Нольдор опасались предательства тех своих соплеменников, кто побывал в рабстве в Ангбанде, потому что некоторых из них Моргот использовал в своих зловещих планах. Он делал вид, что отпускает их на свободу, и действительно разрешал покинуть Ангбанд, однако воля их оставалась подавлена и подчинена ему, и они уходили лишь для того, чтобы спустя какое-то время вернуться назад. Поэтому, если кому-то из пленников на самом деле удавалось бежать и вернуться к своему народу, они получали весьма прохладный прием и вынуждены были бродить в одиночку, словно преступники или изгнанники.

К людям Моргот проявлял фальшивое сочувствие, если кто-то из них имел желание прислушаться к его словам, и говорил, что все их несчастья проистекают лишь от желания прислуживать мятежным нольдорцам, а под властью истинного правителя Средиземья их ждет почет и награда за отвагу, — если, конечно, они согласятся сложить оружие. Однако люди из Трех Домов Эдайн не имели склонности слушать его лживые речи, даже оказавшись в пыточных камерах Ангбанда. Поэтому-то Моргот и преследовал их со всей силой своей ненависти; и продолжал отправлять своих посланцев к оставшимся по ту сторону гор людям.

Говорят, что именно в тот промежуток времени пришли в Белерианд первые представители Смуглого народа. Некоторые из них уже тогда были тайными приверженцами Моргота и повиновались его приказам; однако это касалось не всех. Ибо слухи о богатых землях и водах Белерианда, его войнах и знатных трофеях расходились далеко по всему Средиземью, и отчасти за ними привычные к скитаниям стопы людей привели их сюда в эти мрачные дни.

Люди эти были низкорослы и широкоплечи, с длинными и крепкими руками; кожа их была темно-оливкового цвета, а волосы такими же темными, как глаза. Племен их было великое множество, и некоторые из них отдали предпочтение дружбе с обитавшими в горах гномами, нежели с эльфами. Однако Маэдрос, хорошо понимавший слабости Нольдор и Эдайн и глубину подземелий Ангбанда, выпускавших наружу бесконечный и непрерывный поток вражеских сил, заключил с этими новоприбывшими людьми союз. Он подружился с величайшими из их вождей, Бором и Ульфангом. Моргот остался этим доволен, ибо все шло согласно его планам.

У Бора было три сына — Борлад, Борлах и Бортланд; все они последовали за Маэдросом и Маглором и, предав доверие Моргота, оставались верными им до конца. У Ульфанга Черного также было три сына — Ульфаст, Ульварт и Ульдор Ненавистный; эти последовали за Карантиром и принесли ему клятву верности, однако не исполнили ее.

Меж Восточниками и Эдайн не было особой дружбы, они мало общались между собой; ведь новоприбывшие племена долгое время обитали в Восточном Белерианде, а народ Хадора оставался отрезан от остальных в Хитлуме, в то время как род Беора был почти что на корню изничтожен.

Народ Халет северная война поначалу никак не затронула, ведь они проживали на юге Бретильского леса; но теперь и им пришлось отражать нападения орков-захватчиков, ибо они были упрямы и покидать обжитые леса не собирались. И в хрониках поражений того времени деяния Халадин вспоминаются с величайшим уважением, ведь после захвата Минас Тирит орки, просочившиеся в Белерианд через западный проход, наверняка дошли бы аж до устий Сириона, кабы не Хальмир, повелитель Халадин. Он поспешно отправил гонца с вестями к Тинголу, ибо дружил с эльфами, охранявшими границы Дориата. И тогда Белег Крепкий Лук, предводитель пограничников Тингола, привел мощные, вооруженные секирами отряды синдарцев в Бретиль. Хлынув неожиданным потоком из глубин леса, Хальмир с Белегом застали легион орков врасплох и полностью его уничтожили. После этого черная волна захватчиков с Севера была остановлена, и орки не осмеливались пересекать Тейглин еще долгие годы. Народ Халет, тем не менее, продолжал бдеть в лесных чащах Бретиля, и под их защитой королевство Нарготронд пребывало в безопасности и могло спокойно наращивать свои военные силы.

В те времена Хурин с Хуором, сыновья Гальдора из Дор-ломина, проживали в лесу вместе с Халадин, ибо являлись их родственниками. В дни, предшествовавшие Дагор Браголлах, эти два рода Эдайн устроили совместный пир, на котором были обручены Гальдор и Глоредель, дети Хадора Златовласого, чьими супругами стали Харет и Хальдир, дети Хальмира, повелителя Халадин. Таким образом, сыновья Гальдора в соответствии с обычаями людей того времени воспитывались в Бретиле Хальдиром, их родным дядей. Оба они участвовали в той битве с орками, даже Хуор.

Хуору тогда было всего тринадцать, но удержать его в стороне от схватки никто не смог. Группу, в которой находились братья, отрезали от остальных и преследовали до самого Бритиаха; здесь бы их всех и перебили, если бы не помощь Ульмо, чье могущество до сих пор простиралось на воды Сириона. С реки поднялся туман и скрыл их от преследователей, так что им удалось перебраться на другой берег и скрыться в Димбаре. Здесь они некоторое время бродили в холмах под отвесными скалами Криссайгрим, пока не заблудились окончательно, совершено потеряв дорогу назад.

Тут их и обнаружил Торондор, отправивший им на помощь двух своих орлов. Орлы подняли их в воздух и перенесли через Опоясывающие горы в секретную долину Тумладен, в Гондолин, который никогда прежде не видели глаза смертных.

Узнав об их родстве, король Тургон принял их радушно. К тому же, вверх по течению Сириона из моря до него доходили посланные Ульмо видения и сны, предупреждавшие короля о грядущих невзгодах и советовавшие проявлять дружелюбие к сыновьям рода Хадора, которые в час необходимости могут предоставить свою помощь.

Хурин с Хуором в качестве гостей короля прожили в его палатах около года; говорят, что именно в этот период Хурин обучился многим из эльфийских наук и начал понимать мотивы и цели Короля. Ибо Тургону нравились сыновья Гальдора, и он часто и помногу беседовал с ними. Можно сказать, что выпускать их из Гондолина он не желал потому, что не хотел с ними расставаться, а не только потому, что так гласил его собственный закон, по которому ни эльф, ни человек, обнаруживший путь в скрытую долину, покинуть ее не мог до тех самых пор, пока Король не откроет врата Гондолина миру.

Но Хурин с Хуором все же хотели вернуться к своему народу и продолжать сражаться вместе со своими людьми.

— Повелитель, — обратился однажды к Тургону Хурин. — Мы всего лишь смертные и потому непохожи на Эльдар. Если Эльдар способны долгие годы ждать и готовиться с битве с их врагами, то отпущенный нам срок слишком короток, и не только наши надежды, но и силы со временем увядают. Более того, пути в Гондолин мы до сих пор не знаем, как не знаем и того, где именно находится город. Ведь нас принесли сюда, охваченных страхом от полета на большой высоте, и глаза наши большую часть времени были закрыты.

Тургон внял их просьбам и сказал на это следующее:

— Вам придется покинуть Гондолин тем же путем, каким вы пришли, если Торондор согласится помочь вам в этом. Меня печалит разлука с вами; однако, если расчеты Эльдар верны, мы вскоре сможем встретиться снова.

И только Маэглина, племянника короля, занимавшего в Гондолине довольно высокое положение, уход Хуора с Хурином нисколько не опечалил. Напротив, благосклонность к ним Тургона задевала его за живое, поскольку Маэглин не питал особой любви к представителям человеческой расы.

— Вы даже не представляете, насколько милосерден к вам король, — сказал он Хурину. — Закон его, видимо, стал терять свою силу со временем, иначе вам предоставили бы один выбор — жить здесь или умереть.

— И в самом деле, король милосерд, — ответил на это Хурин. — Но ежели одних наших слов недостаточно, мы готовы принести вам клятвы.

И братья действительно поклялись не посвящать никого в планы Тургона и держать в секрете все то, что им удалось увидеть в его королевстве. Ночью прилетели орлы Торондора и подняли их в воздух; к рассвету они уже опустились в Дор-ломине. Соплеменники радостно приветствовали их, потому что ранее вестники из Бретиля сообщили им о том, что братья погибли; однако Хурин с Хуором даже своему отцу отказались рассказать о том, где они все это время пропадали. Упомянули они лишь о том, что в диких землях им на помощь пришли те самые орлы, что теперь принесли их домой.

— И вы целый год провели в дебрях? — изумился Гальдор. — Или орлы поселили вас в своих гнездах? Однако я вижу, что питались вы хорошо, да и одежда на вас вполне приличная. Вы вернулись, словно юные принцы, а не блуждавшие целый год в дикой местности скитальцы.

— Радуйся тому, что мы вообще вернулись, — сказал на это Хурин. — Это стало возможным лишь благодаря принесенному нами обету молчания.

Гальдор больше ни о чем их не расспрашивал, но многие ломали себе головы над тем, что же с ними могло приключиться. Так что по прошествии какого-то времени слухи о невероятном везении Хурина и Хуора достигли ушей прислужников Моргота.

***

Когда Тургон узнал о том, что осада Ангбанда прорвана, он решил не подвергать свой народ превратностям войны, поскольку рассудил, что защита Гондолина крепка, а время для раскрытия тайны его существования еще не подошло. А еще он верил в то, что прорыв осады знаменовал начало конца Нольдор, особенно в том случае, если к ним не придет помощь; поэтому он тайно отослал несколько отрядов Гондолиндрим к устьям Сириона и на остров Балар. Там они построили несколько кораблей и по поручению Тургона поплыли на них на дальний Запад, с целью отыскать Валинор и просить прощения и помощи у Валар. Они умоляли морских птиц указать им путь, но морские просторы были широки и необузданны, и лежала на них печать чар; Валинор был надежно сокрыт от путешественников. Поэтому ни один из посланцев Тургона так и не добрался до Запада, и лишь немногие из них вообще вернулись в Средиземье. Рок Гондолина подступал все ближе.

Моргот получал донесения обо всем происходящем, и несмотря на свои победы, чувствовал беспокойство. Ему захотелось выяснить хоть что-то о судьбах Фелагунда и Тургона, ведь они исчезли из поля зрения, но при этом были по-прежнему живы; Моргот не знал, каких сюрпризов от них ждать, и это его тревожило. О существовании Нарготронда он знал, хотя и не имел понятия о его местонахождении и силе укреплений, а вот о Гондолине Моргот не знал практически ничего, поэтому мысли о Тургоне и беспокоили его больше всего.

Тогда он отправил в Белерианд еще больше своих шпионов, не решаясь пока выдвинуть из Ангбанда основные орочьи армии. Ибо он подозревал, что сил у него пока недостаточно для последнего и победоносного сражения, и что он недооценил доблесть Нольдор да мощь человеческих воинств. Великую победу он одержал в битве Браголлах и продолжал одерживать верх в последующие годы, нанося противнику немалый урон (хотя и ценой значительных потерь со своей стороны). Однако несмотря на то, что он контролировал Дортонион и Ущелье Сириона, Эльдар быстро оправились от нанесенного поражения и вскоре начали отвоевывать потихоньку эти земли обратно. Таким образом, на несколько коротких лет на юге Белерианда вновь воцарился мир; но кузницы Ангбанда в течение этого времени работали в полную мощность и не останавливались ни на минуту.

Семь лет прошло после Четвертой битвы, и Моргот вновь решился на нападение, послав в Хитлум бесчисленное воинство. Атака на Тенистые горы была мощной и жесткой, и при осаде Эйтель Сирион Гальдор Высокий, правитель Дор-ломина, погиб от вражеской стрелы. Держать эту крепость он был поставлен верховным королем Фингоном; и здесь же совсем недавно погиб его отец, Хадор Лориндол. Сын его Хурин на тот момент едва достиг зрелого возраста, но тем не менее, был силен и телом, и духом. Он беспощадно гнал орков от самых Эред Ветрин, преследуя их далеко по выжженным пескам Анфауглит.

Тем временем король Фингон на равнинах Хитлума оказался в тяжелом положении, отражая нападение пришедших с севера армий Ангбанда. Орочье войско намного превосходило численностью, но в самый ответственный момент из залива Дренгист подоспел флот Кирдана, пришедшего в час нужды со своими эльфами на помощь. Эльфы Фалас обрушились на орков с запада, и вскоре те были вынуждены бежать. Так Эльдар одержали победу, а их конные лучники преследовали орков едва ли не до Железных гор.

Впоследствии сын Гальдора Хурин правил домом Хадора в Дор-ломине и верно служил Фингону. Хурин (также, как и его сын) не обладал тем же выдающимся ростом, что их предки, однако он не ведал усталости и был очень вынослив, гибок и быстр, подобно народу его матери, Харет из Халадин. Женой Хурина стала Морвен Эледвен, дочь Барагунда из дома Беора, которая бежала некогда из Дортониона вместе с Риан, дочерью Белегунда, и Эмельдир, матерью Берена.

Примерно в то же время блуждавшие по Дортониону изгнанники были уничтожены; лишь Берену, сыну Барахира, удалось избежать смерти и с превеликим трудом добраться до Дориата.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: