ГЛАВА 16. О Маэглине

Дочь Фингольфина, Аредель Ар-Фейниэль, Белая леди Нольдор, проживала вместе со своим братом Тургоном в Неврасте, а затем вместе с ним перебралась в Сокрытое Королевство. Однако ей со временем наскучил защищенный град Гондолин, она соскучилась по своим поездкам по диким землям и прогулкам в лесах, что полюбились ей еще в Валиноре. И когда после постройки Гондолина прошло две сотни лет, она испросила у брата разрешения на отъезд. Тургон был категорически против и долго разрешения не давал, однако она продолжала его упрашивать, и однажды он сказал:

— Поезжай, если не хочешь слушать моих разумных советов, ибо я предчувствую, что это плохо обернется для нас обоих. Но я отпускаю тебя исключительно на поиски нашего брата Фингона; те же, кого я пошлю сопровождать тебя, должны будут сразу после этого вернуться в Гондолин.

Аредель на эти слова обиделась и заявила:

— Я твоя сестра, а не подчиненная, и за пределами твоего королевства поеду туда, куда сочту нужным. А если тебе жалко выделить мне эскорт, то поеду одна.

— Мне ничего для тебя не жалко, — возразил Тургон. — Однако я не хочу, чтобы кто-то вне моих стен знал путь в Гондолин; тебе я полностью доверяю, но я не могу быть уверен в том, что остальные станут держать языки за зубами.

И Тургон выбрал среди своих домочадцев троих лордов в сопровождение Аредель, и приказал им доставить ее в Хитлум, к Фингону (если они, конечно, сумеют убедить ее поехать туда).

— И не теряйте бдительности, ибо Моргот на Севере еще не полностью окружен, и в Средиземье Леди поджидает множество опасностей, о которых ей ничего не известно.

Когда Аредель покинула Гондолин, на сердце Тургона стало тяжело.

У Бритиах, переправы через Сирион, Аредель сказала своим спутникам:

— Теперь сворачивайте не на север, а на юг, потому что в Хитлум я не поеду; сердце мое стремится отыскать сыновей Феанора, моих давних приятелей.

Переубедить ее не представлялось возможным, поэтому небольшой отряд свернул к югу, как она приказала, и вскоре испросил разрешения войти в Дориат. Однако стражи границ отказали им в этом; Тингол запретил пускать за Завесу нольдорцев, за исключением своей родни из дома Финарфина; и тем более тех, кто считал сыновей Феанора друзьями. Поэтому Аредель было сказано:

— В земли Келегорма, куда вы стремитесь попасть, Леди, по территории короля Тингола вы пройти не сможете; вам придется объехать Завесу Мелиан с юга или с севера. Быстрее всего будет воспользоваться дорогой, что ведет на восток от Бритиах, через Димбар и вдоль северных границ Дориата; затем перейти мост через Эсгальдуин и Ароссиах. Оттуда вы выйдете к землям, что лежат за холмом Химринг. Там, если не ошибаюсь, обитают Келегорм с Куруфином, там вы их и найдете; однако путь этот опасен.

Таким образом, Аредель пришлось возвращаться и избрать полную опасностей дорогу меж проклятыми оврагами Эред Горгорота и северными границами Дориата. Подъехав к опасным землям Нан Дунгортеб, всадники оказались окутаны зловещим сумраком, и Аредель, отъехав от своих спутников, потерялась. Они долго и безуспешно разыскивали ее, полагая, что она попалась в сети или испила из какого-нибудь отравленного ручья, что текли в этой местности; однако чудовищные порождения Унголиант, обитавшие в здешних расщелинах, заметили их и пустились в погоню, и им лишь с превеликим трудом удалось унести от них ноги. Когда же, наконец, они вернулись в Гондолин и поведали свою печальную историю, город охватила великая тоска; Тургон долгое время провел в мрачных думах, весь объятый скорбью и гневом.

Аредель же, не найдя своих компаньонов, продолжила путь; ибо она была также отважна и хладнокровна, как все потомки Финве. Она держалась избранной дороги, и, переправившись через Эсгальдуин и Арос, пришла в земли Химлад, что лежали меж Аросом и Келоном; Келегорм с Куруфином обитали здесь до тех самых пор, когда была прорвана Осада Ангбанда. Однако в то время их дома не оказалось — оба отправились с Карантиром на восток, в Таргелион.

Народ Келегорма тепло принял Аредель и упрашивал оказать им честь и остаться погостить до возвращения их лорда. Некоторое время Аредель прожила здесь, не ведая забот, и вволю наслаждалась поездками по окрестным лесам; однако прошел год, а Келегорм все не спешил возвращаться. Аредель вновь потянуло на приключения, и она взяла за привычку уезжать все дальше за границы, отыскивая новые тропинки и нехоженые поляны. На исходе года случилось однажды так, что она заехала к югу от Химлад, после чего перебралась через Келон; и, сама того не осознавая, заблудилась в Нан Эльмот.

В этом самом лесу давным-давно, когда местные деревья были еще молодыми, бродила в сумерках Средиземья Мелиан, и чары ее витали здесь и поныне. Но теперь Нан Эльмот стал самым древним и дремучим из лесов Белерианда, и солнце никогда не проникало под густые кроны деревьев; в этой глуши и обитал Эол, прозванный Темным Эльфом. Некогда он принадлежал к народу Тингола, но беспокойный дух погнал его прочь от безбедной жизни в Дориате; едва над Регионом, где он прежде обитал, Мелиан установила свою защиту, как Эол тут же перебрался оттуда в Нан Эльмот. Здесь, в глубоких тенях деревьев, он и жил, предпочитая ночь и сумерки под звездами. Нольдор он сторонился, считая их виноватыми в возвращении Моргота и внесении смуты в размеренную жизнь Белерианда. Гномы нравились ему куда больше, чем любой из древних эльфийских народов; именно от Эола они узнавали новости о том, что происходило в землях Эльдар.

Теперь, когда гномы возобновили свои торговые поездки с Синих гор, следуя по двум дорогам через Восточный Белерианд (северная из которых пересекала Арос и проходила через Нан Эльмот), Эол время от времени встречался с ними и вел дружеские беседы. И так как дружба их из года в год все крепла, его нередко приглашали погостить в подземных пещерах Ногрода или Белегоста. Там он обучался премудростям работы с металлами и приобрел немалое мастерство. Он сам изобрел металл, по прочности не уступавший гномьей стали, но при этом такой ковкий, что его можно было вытянуть в гибкую нить — и все равно металл при этом оставался устойчивым к любым механическим повреждениям. Эол назвал свое изобретение "гальворн", поскольку металл получился черным и сияющим, как агат; и когда бы он не покидал места своего обитания, он непременно надевал доспехи из гальворна.

Однако Эол, хоть и ссутулившийся от долгой работы у наковален, был все же не гномом, а высоким эльфом из благородного племени Телери, и зловещее выражение его лица не могло полностью скрыть этого факта. Зоркие его глаза проникали сквозь тени густого лесного полумрака; именно так он заметил Аредель Ар-Фейниэль, заблудившуюся среди высоких деревьев у границ Нан Эльмот — сияющее белое пятно в темноте. Она показалась Эолу невероятно красивой, и он пожелал обладать ею; поэтому он сплел вокруг нее свои чары так, чтобы девушка не смогла найти обратный путь, а вместо этого подходила все ближе к его логову в лесной глуши. Здесь находились его тускло освещенные апартаменты и кузница, и обитали с ним несколько помощников, таких же тихих и неразговорчивых. И когда Аредель, устав от долгих блужданий, пришла, наконец, к дверям Эола, он показался ей на глаза, тепло поприветствовал и провел в свой дом. Здесь она и осталась; Эол взял ее в жены, и еще очень долгое время родня не получала от нее никаких вестей.

Нельзя сказать, чтобы Аредель была против сего замужества, да и жизнь ее в Нан Эльмот особенно ненавистной для нее не была. Несмотря на то, что муж наказал ей избегать солнечного света, они частенько отправлялись вместе в долгие путешествия под звездами и при свете луны; не запрещалось ей также гулять в одиночестве. Единственное, чего не разрешал ей Эол — это искать встреч с сыновьями Феанора и другими нольдорцами.

В тенистом, сумрачном Нан Эльмоте Аредель родила Эолу сына, и втайне назвала его на запретном нольдорском языке Ломионом, что означало "Дитя Сумерек"; однако отец не спешил давать ребенку имя до тех пор, пока тому не исполнилось двенадцать. И тогда Эол назвал сына Маэглином, "Острым Глазом", ибо подозревал, что ребенок обладал взглядом еще более зорким, нежели у него самого, а мысль его могла читать тайны сердец, скрытые за вуалью слов.

Повзрослев, Маэглин стал лицом и статью напоминать нольдорца, хотя характером и умом оказался истинным сыном своего отца. Говорил он мало, разве что по непосредственно касающимся его вопросам, и тогда в его голосе слышались повелительные нотки, обладавшие силой убеждать собеседников и опровергать тех, кто перечил ему. Был Маэглин высок и черноволос; глаза его были темными, но сияли также, как глаза народа Нольдор, а кожа была белоснежной. Нередко они вместе с Эолом отправлялись в города гномов на востоке Эред Линдон, и там Маэглин охотно учился всему, чему его только соглашались учить; превыше всех наук он ценил искусство поиска руды и металлов в горных массивах.

Однако мать он все же любил больше, и когда Эол отлучался, Маэглин подолгу сидел в ее компании, слушая рассказы Аредель о ее народе и о его свершениях в Эльдамаре, а также о силе и отваге лордов рода Фингольфина. Все эти сведения Маэглин бережно откладывал в памяти, но больше всего его заинтересовал факт отсутствия наследника у Тургона. Ведь жена его, Эленве, погибла при переходе Хелькаракса, и единственным его ребенком была Идриль Келебриндаль.

Рассказы эти пробудили в Аредель желание повидаться с родней, и она начала удивляться тому, как это ее угораздило утомиться от залитого светом Гондолина, его блистающих под солнечным светом фонтанов и покрытой зеленым ковром равнины Тумладен, лежавшей под ветреными, по-весеннему голубыми небесами. Более того, ей нередко доводилось теперь оставаться в сумраке в полном одиночестве, когда муж с сыном уходили куда-нибудь вместе.

Эти же рассказы стали причиной первых ссор между Маэглином и Эолом. Ни под каким предлогом не соглашалась Аредель открыть Маэглину местонахождение обители Тургона, ни даже указать приблизительное направление; и Маэглин решил не настаивать, а выведать этот секрет как-нибудь погодя, а возможно даже, прочесть его в сознании матери, когда та не будет этого ожидать. А перед этим ему захотелось взглянуть на Нольдор и побеседовать с сыновьями Феанора, его родичами, что обитали неподалеку.

Но когда он изложил свои намерения Эолу, тот пришел в ярость.

— Ты принадлежишь к роду Эола, Маэглин, сын мой, — сказал он, — а не к Голоддрим. Все эти земли вокруг нас принадлежат Телери, и я не потерплю и не позволю моему сыну общаться с братоубийцами, чужаками и захватчиками наших земель. Либо ты повинуешься мне в этом, либо мне придется держать тебя в кандалах.

Маэглин ничего на это не ответил, но в сердце его поселился холодок, и он перестал ходить в походы с Эолом; и отец вскоре перестал ему доверять.

В середине лета гномы, по обыкновению, пригласили Эола к себе на время празднеств, и он уехал. Маэглин с матерью оказались вольны идти, куда душа пожелает, и они отправились к лесным опушкам, желая насладиться солнечным светом. В сердце Маэглина все жарче пылало желание покинуть Нан Эльмот навсегда. Поэтому он сказал Аредель:

— Моя леди, почему бы нам не уехать, пока есть такая возможность? На что надеяться в этом лесу тебе или мне? Здесь нас держат в силках, и я не вижу никакого прока оставаться; я научился у отца всему, чему тот только мог меня научить, а также тому, что открыли мне Наугрим. Быть может, нам стоит отправиться в Гондолин? Ты поведешь меня, а я буду твоим защитником на пути.

Обрадовавшаяся Аредель с гордостью посмотрела на сына; они сказали прислуге Эола, что отправляются искать сыновей Феанора, а затем отправились на север, к опушке Нан Эльмот. Перебравшись через неширокий поток Келона, они оказались в землях Химлад, откуда добрались до переправы через Арос; а оттуда пошли на запад, вдоль границ Дориата.

Эол вернулся с востока раньше, чем ожидал Маэглин, и обнаружил, что сын и жена уж два дня как уехали; он так разозлился, что бросился за ними в погоню при свете дня. Доехав до Химлада, Эол все же сумел немного успокоиться, поскольку путь был опасен, и следовало быть настороже. Келегорм с Куруфином были достаточно влиятельными лордами, и к Эолу были настроены недружелюбно; Куруфин же и вовсе обладал характером непредсказуемым и потому вдвойне опасным.

Однако разведчики с Аглона заметили следы проехавших к переправе через Арос Маэглина с Аредель, и Куруфин, заподозрив, что к югу от Ущелья творятся странные дела, засел в засаде у Ароссиаха. И прежде, чем Эолу удалось углубиться в Химлад, его окружили всадники Куруфина, а затем отвели к своему лорду.

Тот принялся выспрашивать:

— Что за дело у тебя, Темный Эльф, в моих владениях? Срочное, должно быть, коль такой светобоязненный эльф как ты, решился путешествовать днем.

Эол, осознавая угрожающую ему опасность, сдержал едкий ответ, так и просившийся на язык.

— Мне стало известно, лорд Куруфин, — сказал он, — что мои сын и жена, Белая Леди Гондолина, приезжали к тебе погостить, пока я отсутствовал; я решил, что имею полное право присоединиться к ним в этой поездке.

Куруфин засмеялся ему в лицо и сказал:

— Приедь ты с ними, их встретил бы куда менее теплый прием, нежели они могли ожидать; однако это не имеет значения, поскольку вовсе не погостить они приезжали. Не прошло и двух дней, как они перешли Ароссиах и оттуда помчались на запад. Сдается мне, ты пытаешься ввести меня в заблуждение… если, конечно, сам не был в него введен.

— Тогда, быть может, ты укажешь мне направление, в котором они поехали, мой лорд, чтобы я мог выяснить причину происходящего?

— Я тебя отпускаю, но на помощь не рассчитывай, — отрезал Куруфин. — Чем скорее ты покинешь мои земли, тем лучше.

Вскочив на лошадь, Эол произнес:

— Как хорошо, лорд Куруфин, что мне встретился такой отзывчивый родич в тот час нужды. Я еще припомню это по возвращении.

— Не нужно тыкать мне в лицо титулом своей жены, — мрачно глянул на Эола Куруфин. — Ибо тот, кто крадет дочерей Нольдор и женится на них без даров или отступных, не удостаивается звания родича. Я тебя отпускаю; удовольствуйся этим и поезжай. По законам Эльдар я не могу тебя сейчас убить. Могу лишь дать совет: возвращайся в свое темное логово в Нан Эльмот; сердце предупреждает меня, что если ты сейчас продолжишь преследование, то никогда не вернешься.

Эол, ничего не ответив, поскакал прочь, преисполнившись ненависти к нольдорцам; он уже начинал догадываться, что Маэглин с Аредель направились в Гондолин. Движимый злобой и стыдом унижения, он пересек Арос и помчался следом за ними. Несмотря на то, что беглецы полагали, что Эолу об их уходе ничего не известно, и на то, у Эола был куда более резвый конь, ему не удавалось их догнать, пока, приблизившись к Бритиаху, Аредель с Маэглином не спешились. Здесь им не повезло: лошади громко заржали, и жеребец Эола, услышав ржание, помчался на звук. Эол издалека заметил белое одеяние Аредель и смог проследить за ней взглядом, обнаружив таким образом тайную тропу через горы.

Аредель с Маэглином, не подозревая об этом, пришли к Внешним Вратам Гондолина и Темному Посту в тени гор, где их с радостью встретили и проводили через Семь Врат к дворцу Тургона на Амон Гварете. С изумлением слушал король рассказы Аредель обо всем, что с ней приключилось; сына своей сестры он принял с благосклонностью, посчитав его достойным занять место среди лордов Нольдор.

— Не выразить словами, как я рад возвращению Ар-Фейниэль в Гондолин, — сказал он. — Теперь град мой снова станет прекрасен как в те дни, которые я уж было считал ушедшими безвозвратно. Маэглин же в моих владениях будет пользоваться величайшими почестями.

Маэглин склонился перед Тургоном, признав его своим королем и повелителем, и присягнул слушаться его во всем; он еще долго стоял и разглядывал в удивлении великолепие Гондолина, превосходившее все, что он представлял себе по рассказам матери. Его восхищали непреодолимая защита города и многочисленность населения, а также всевозможные чудеса и достопримечательности. Однако чаще всего взор его обращался в сторону дочери Короля, сидевшей рядом с ним за столом; она была златовласой, как Ваньяр, к которым принадлежала ее мать, и казалась ему солнцем, заливавшим своим светом весь королевский двор.

Эол тем временем, следуя за Аредель, обнаружил русло Высохшей реки и тайный проход в Гондолин. Крадучись, он добрался до Поста, где был обнаружен, схвачен и допрошен. Стражи, услышав утверждения Эола о том, что Аредель — его жена, были немало изумлены; они поспешно отослали в город гонца, и тот в кратчайшие сроки прибыл ко двору короля.

— Повелитель, — вскричал гонец, — стражами задержан некий эльф, тайно пробравшийся к Темным Вратам. Он назвался Эолом; это высокий, темный и мрачный тип, принадлежащий к народу Синдар. Однако он утверждает, что леди Аредель — его жена, и требует отвести его к вам. При этом он сильно рассержен, и сдерживать его трудно; однако мы взяли на себя смелость не убивать его, как велит ваш приказ.

— Увы! — воскликнула тогда Аредель. — Эол выследил нас, как я и опасалась. Не представляю себе, как ему это удалось; мы не видели и не слышали погони… — Затем она обернулась к гонцу. — Он говорит правду. Это Эол, и я действительно его жена, и он отец моего сына. Не убивайте его, а лучше приведите его к королю, пускай он решает, что с ним делать.

Таким образом, Эол предстал перед троном Тургона, мрачный и исполненный чувства собственного достоинства. Хотя его не меньше сына восхитило увиденное в Гондолине, сердце Эола все же было в большей степени исполнено злобой и ненавистью к нольдорцам. Однако Тургон отнесся к нему уважительно; он встал и протянул Эолу руку, сказав:

— Добро пожаловать, родич, ибо мы теперь действительно родня. Ты волен жить в Гондолине в свое удовольствие, и только покидать его пределы моими законами запрещено.

Эол тут же отдернул руку.

— Я не признаю твоих законов, — сказал он. — Ни ты, ни твои родственники не имеете прав на эту землю, и тем более не можете устанавливать каких-либо ограничений — здесь или где бы то ни было. Это территория Телери, которым вы принесли лишь смятение и войну, держась при этом надменно и творя несправедливость. Ваши секреты для меня значения не имеют; я пришел не шпионить за вами, а лишь потребовать обратно то, что принадлежит мне по праву — моих жену и сына. Однако, если Аредель — твоя сестра, ты также обладаешь правами в ее отношении, и я не стану препятствовать тому, чтобы она осталась здесь. Пускай эта певчая птичка вновь посидит в золотой клетке, где вскоре затоскует по свободе, как это уже случалось прежде. Но к Маэглину это не относится. Не бывать тому, чтобы мой сын оставил меня. Пойдем же, Маэглин, сын Эола! Твой отец приказывает тебе. Оставь дом наших врагов и убийц нашей родни, или будешь проклят!

Но Маэглин ничего на это не ответил.

Тогда Тургон опустился на свой трон, крепко сжимая в руке посох правосудия, и напряженным голосом сказал:

— Я не желаю спорить с тобой, Темный Эльф. Но знай, что лишь мечи Нольдор защищают твои темные леса. Ты волен бродить, где заблагорассудится, лишь благодаря моим родичам; кабы не Нольдор, помирать бы вам давно от непосильного труда в шахтах Ангбанда. А здесь я — Король; и нравится тебе это или нет, мое слово здесь — закон. Посему у тебя есть лишь следующий выбор: остаться жить здесь, или умереть. Тоже самое касается и твоего сына.

Эол встретил взгляд Короля Тургона, и по всему было видно, что он нисколько не напуган. Долгое время он простоял молча и совершенно неподвижно, а в зале тем временем царила мертвая тишина. Аредель забеспокоилась, ибо она хорошо знала вспыльчивый характер своего мужа; и опасения ее оправдались.

Молниеносно, словно атакующая рептилия, Эол выхватил спрятанный под плащом дротик и метнул его в Маэглина.

— Я выбираю второе — и для себя, и для сына! — выкрикнул он. — Ты не сможешь владеть тем, что принадлежит мне!

Но Аредель бесстрашно бросилась вперед, защищая Маэглина, и дротик вонзился в ее плечо. Эола тут же схватили и скрутили, после чего увели прочь; оставшиеся поспешили оказать помощь Аредель. Лишь Маэглин, глядя в спину отцу, сохранял молчание.

Было решено, что Эол завтра же предстанет перед королевским судом; Аредель с Идриль тут же принялись молить Тургона о снисхождении к нему. Но к вечеру Аредель стало плохо, хотя рана была небольшой и поначалу казалась несерьезной; она погрузилась в забытье, а поздно ночью умерла. Острие дротика было смазано ядом, о чем никто не подозревал до тех пор, пока не стало слишком поздно.

Поэтому, когда Эола привели на суд к Тургону, ни о каком снисхождении речь уже не шла. Эола отвели на Карагдур, утес черной скалы на северной оконечности холма Гондолина, чтобы сбросить его вниз с отвесных стен города. Маэглин стоял невдалеке и не произнес за все время ни слова. Эол же напоследок крикнул:

— Так значит, ты предаешь отца и весь свой род, неблагодарный сын! Знай же: здесь потерпят крах все твои надежды, и да примешь ты здесь смерть такую же, как я!

Затем его сбросили с Карагдура, и на камнях внизу Эол нашел свою смерть; все в Гондолине сочли такое наказание подобающим. Лишь Идриль не оставляло смутное беспокойство, и с тех самых пор она испытывала к своему родственнику недоверие. Однако Маэглин среди народа Гондолиндрим быстро нашел свое место и снискал всеобщее уважение вкупе с благосклонностью Тургона. Он быстро и охотно усваивал все новое, да и сам мог многому научить. Вокруг него собралась группа эльфов, испытывавших любовь к кузнечному мастерству и горному делу; они отправились исследовать Экхориат (Опоясывающие горы), и вскоре нашли в них богатые залежи руды различных металлов. Маэглин превыше всего ценил прочное железо из шахт Ангхабар на севере Экхориата, и оттуда было добыто и обработано немало железа и отлито стали, так что оружие Гондолиндрим стало еще сильнее и прочнее, чем прежде (и оно пришлось очень кстати впоследствии).

Маэглин был всегда бдителен и давал мудрые советы, а в час нужды был непоколебим и отважен. Эти его качества особенно проявились в последующие дни, когда наступил черный год, в который произошла битва Нирнаэт Арноэдиад. Тургон открыл врата своего скрытого царства и вышел со своими армиями на север, на подмогу Фингону. Маэглин отказался остаться в Гондолине в качестве наместника короля; он отправился на войну и сражался бок о бок с Тургоном, проявив немало доблести и бесстрашия.

Таким образом, судьба, казалось, во всем благоволила Маэглину, заслужившему почетное место среди влиятельнейших лордов Нольдор и ставшему едва ли не величайшим среди славных правителей нольдорских королевств. Однако тайных стремлений его сердца не дано было знать никому; несмотря на то, что все шло не так гладко, как он планировал, он переживал неудачи молча и ни с кем ими не делился, скрывая свои мысли от тех, кто был способен их прочитать. Лишь Идриль Келебриндаль скрытность Маэглина не обманывала.

С самых первых дней пребывания в Гондолине на сердце Маэглина легла печаль, со временем лишь усугублявшаяся и отнимавшая у него способность радоваться жизни: он был отчаянно влюблен в прекрасную Идриль и безнадежно желал обладать ею. Ведь среди Эльдар браки при таком близком родстве не заключались; да и желающих до сих пор не находилось. Но даже будь это возможно, Идриль совсем не испытывала к Маэглину теплых чувств и стала относиться к нему еще прохладнее, узнав о его чувствах к ней. Они казались Идриль признаком его странности и извращенности, которую Эльдар впоследствии сочли зловещим последствием Братоубийственной Резни, тенью проклятия Мандоса, накрывшего собой последние надежды Нольдор.

Однако годы шли, а Маэглин продолжал ждать и наблюдать за Идриль, и любовь в его сердце превратилась во тьму. Он искал возможности обрести еще большее влияние, без устали трудясь и не останавливаясь ни перед чем в своей погоне за властью.

Так в сердце благополучного и блаженного Гондолина, еще в зените его могущества, поднял свою уродливую голову росток зла.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: