Утро последнего дня

Утром 16 декабря отец в неурочный день засобирал-ся в баню. Но, против

обыкновения, при этом был со-всем невесел.

Печально, но большую часть того дня меня дома не было.

Вечером пришла Анна Александровна. Она уже от-бросила костыли, хотя

сильно хромала. Ее послала ца-рица -- спросить совета отца, как поступить с

больной ногой Алексея, а заодно передать подарки всем нам.

Я отвела Анну.Александровну в столовую, где отец пил свою любимую

мадеру. Предложила бокал гостье. Она сделала глоток и вздохнула:

-- Мы с тобой изменились, Григорий Ефимович.

-- Все меняется, Аннушка.

-- Я вспомнила, как увидела тебя, когда ты вошел в

комнату больного царевича. Рядом с Николаем ты ка-

зался великаном.

Она снова вздохнула и передала нам подарки:

-- Ее величество считает, что положение не так се-

рьезно, чтобы надо было ехать в Царское.

-- Пожалуй, только не пускайте к нему врачей.

В глазах отца была бесконечная грусть. Он уже тогда знал, какой

трагически короткой окажется жизнь маль-чика.

Последний ужин

Подошло время ужина. Отец пил, но не пьянел. Даже вдруг пришел в

веселое расположение духа. Катя подала ужин -- рыба, черный хлеб, мед -- все

его любимые блюда. (Только сейчас я поняла -- тот ужин был "ужи-ном

приговоренного". Перед казнью приговоренному принято давать любимую еду.

Отец точно знал -- это последний ужин.)

Отец ушел в спальню переодеться. Позвал меня. (Я отметила, что он

выбрал самую лучшую свою рубашку -- шелковую, с голубыми васильками, -- ее

вышивала Александра Федоровна.)

Отец стоял у раскрытого бюро. Я увидела пачку ас-сигнаций.

-- Это твое приданое -- три тысячи рублей, -- ска-

зал отец.

Около семи часов раздался звонок в дверь. Пришел Александр Дмитриевич

Протопопов -- министр внут-ренних дел, часто навещавший нас.

Вид у него был подавленный. Он попросил нас с Варей выйти, чтобы

поговорить с отцом наедине. Мы вышли, но через дверь слышали все.

-- Григорий Ефимович, тебя хотят убить.

-- Знаю.

-- Я советовал бы тебе несколько дней не выходить

из дома. Здесь ты в безопасности.

-- Не могу.

-- Отмени все встречи.

-- Поздно.

-- Ну так скажи мне, по крайней мере, куда ты со-

брался.

-- Нет. Это не моя тайна.

-- Ты не понимаешь, насколько серьезно твое положение. Весьма

влиятельные особы замыслили посадить на трон царевича и назначить регентом

великого князя Николая Николаевича. А тебя либо сошлют в Си-бирь, либо

казнят. Я знаю заговорщиков, но сейчас не могу назвать. Все, что я могу --

удвоить охрану в Царс-ком Селе. Может, ты сегодня все же останешься дома?

Подумай. Твоя жизнь нужна их величествам.

-- Ладно.

Когда Протопопов ушел, отец сказал, ни к кому не обращаясь:

-- Я умру, когда Богу будет угодно.

Потом около часа мы сидели в столовой. По просьбе отца я читала

Евангелие от Иоанна: "В начале было Сло-во, и Слово было у Бога, и Слово

было Бог..." И отец толковал: "И Слово было плотию и обитало с нами".

Часы в прихожей пробили десять. Отец поцеловал Варю, потом меня,

пожелал доброй ночи, потом ото-слал нас спать. Они с Катей поговорили еще,

вспомни-ли о прежней жизни в Покровском, о купаниях и ры-балке на Туре, о

хозяйстве.

Я не могла уснуть. Меня заполнял страх. Когда часы пробили одиннадцать,

Катя тоже легла спать. Вскоре дом погрузился в тишину, нарушаемую тиканьем

часов, от-считывающих последний час жизни моего отца в доме номер 64 по

Гороховой улице.

В назначенный час отец вышел из дома. Его ждал присланный Юсуповым

автомобиль.

Круг замкнулся

Теперь никто из нас уже не мог помочь отцу.

Круг замкнулся.

У каждого из заговорщиков были свои, особые при-чины ненавидеть отца.

О Феликсе Юсупове, Михаиле Владимировиче Род-зянко, великой княгине

Елизавете Федоровне, вдовству-ющей императрице Марии Федоровне сказано уже

дос-таточно. Добавлю только, что, очевидно, заговорщики все-таки понимали

бессовестность и беззаконность сво-их намерений, и чтобы придать им

видимость порядочности и патриотичности, Родзянко, например, всячески

распространял слухи о "расположенности царя избавить-ся от Распутина". Об

этом свидетельствует Бьюкенен.

Что же касается остальных...

Великий князь Дмитрий Павлович был целиком по-рабощен Феликсом и пошел

бы на любое преступле-ние, чтобы угодить ему.

Капитан Иван Сухотин, такой же порочный, как Дмитрий и Феликс, видел в

убийстве очередную пи-кантную авантюру. Кроме того, ему льстило, что его,

невысокородного, позвали в компанию аристократов.

Владимир Митрофанович Пуришкевич принадлежал к числу самых влиятельных

членов Думы. Феликс отвел ему интересную роль. Именно Пуришкевич, известный

своей невоздержанностью и прямо истеричностью, дол-жен был придать всему

предприятию оттенок безумного порыва, за какой и судить-то нельзя. К тому же

участие Пуришкевича, едва ли не каждый день выступавшего с думской трибуны с

обличениями императорского дома и Распутина, способно было отвести

подозрения в присут-ствии сугубо личных мотивов у заговорщиков.

Доктор Станислас Лазоверт -- служил хирургом в санитарном поезде под

командованием Пуришкевича. Он стремился угодить начальнику. Именно ему было

пору-чено приготовить яд, чтобы отравить отца. (Много лет спустя до меня

доходили слухи о том, что Лазоверт -- не простой исполнитель, а ни мало ни

много -- анг-лийский шпион, имевший в этом деле свой интерес.)

Как бы там ни было, все они собрались ради одного -- убийства.

Глава 29 УБИЙСТВО

Декорации -- Как это было -- Розыски -- -- Вокруг убийства -- Письмо с

того света

Декорации

О том, что происходило в доме Юсупова, мне изве-стно от человека, имя

которого я не решаюсь открыть и теперь.

Феликс тщательно продумал декорации предстоящего спектакля. Он мнил

себя великим эстетом и даже в ме-лочах старался придать самому гнусному делу

внешний лоск. В своем дворце на Мойке он переоборудовал вин-ный погреб --

соорудив из него роскошную комнату. (Погреб -- чтобы крики обреченного не

могли достиг-нуть посторонних ушей!)

Сводчатый потолок, арки, старинная мебель, пер-сидские ковры, бесценная

посуда, кубки, скульптуры -- все это должно было, по его мысли, подавить

Распу-тина, дать ему почувствовать, в каком высокородном доме его принимают.

Столетия рода Юсуповых-- Сума-роковых-- Эльстонов должны были взирать на

отца ото-всюду, указывая на его малость и ничтожество.

На одном из буфетов, недалеко от камина, Феликс положил древнее

распятие из хрусталя, отделанное се-ребром.

Остальные заговорщики должны были разместиться до подачи условного

знака над погребом, в кабинете, также специально оборудованном для этого

случая.

Как это было

Феликс проводил гостя вниз по лестнице, в салон. Отец удивился, почему

не идут сразу к больной. Сверху доносились звуки граммофона, голоса. Князь

объяснил, что у жены вечеринка и скоро она сама спустится. Отец удивился:

-- А как же голова?

Князь неопределенно махнул рукой.

Комната выглядела так, будто ее только что покину-ли ужинавшие. На

шахматном столике -- неоконченная партия.

Сняв шубу, отец подошел к камину, опустился на один из стоящих рядом

больших диванов лицом к ярко-му пламени.

Князь предложил стакан портвейна -- уже отравлен-ного. (Отравлены были

также и пирожные, приготов-ленные для отца.)

Отец отказался. Юсупов, извинившись, вышел -- будто бы за тем, чтобы

отдать распоряжения прислуге.

Феликса не было долго. Отец решил подняться на-верх. В этот момент

Юсупов появился с бутылкой маде-ры в руках.

Феликс сказал, оправдываясь, что жена слишком увлечена гостями и

придется еще подождать.

Выпив вина, тоже отравленного, отец пожаловался на странное ощущение --

будто бы жжение в горле и затрудненность дыхания.

-- Устал, -- вздохнул он.

Феликс продолжал подливать вино. Он заметно не-рвничал.

Просидев в молчании еще какое-то время, отец со-брался уходить:

-- Видно, я не нужен.

Феликс вяло стал упрашивать остаться. Вдруг он с какой-то странной

решимостью схватил отца за локоть. Но, словно обжегшись, отдернул руку.

-- Подожди, еще хотя бы минуту. Я сейчас, -- Фе-

ликс бросился к лестнице.

Наверху ждали сообщники.

Яд почему-то не действовал. План мог сорваться. Дмитрий дал Феликсу

револьвер. Юсупов вернулся, увидел, что отец держит в руках хрустальное

распятие, сказал:

-- Правильно. Помолись!

Отец обернулся. Он знал, что ловушка захлопнулась.

Тем временем Лазоверт и Дмитрий спустились в ком-нату. Следом --

Сухотин и Пуришкевич.

Яд стал оказывать действие. Отец впал в беспамятство.

Словно в помешательстве заговорщики накинулись на отца. Били, пинали и

топтали неподвижное тело.

Кто-то выхватил кинжал.

Отца оскопили.

Возможно, это и не было помешательством. Ведь все заговорщики, кроме

Пуришкевича, -- гомосексуалисты. И то был, скорее всего, ритуал. Они думали,

что не про-сто убивали Распутина. Они думали, что лишают его глав-ной силы.

Так и не поняв, что сила отца была в другом. Для них за пределами плоти

любви не существовало.

Убийцы решили, что отец мертв. Но тут тело шевель-нулось. Одно веко

задрожало и приподнялось. В следую-щую секунду открылись оба глаза.

-- Он жив, жив! -- вскрикнул Феликс и импульсив-

но склонился над жертвой.

Отец схватил Феликса за плечи и сжал их.

Юсупов вырвался.

Отец затих.

Заговорщики оставили отца на полу и поднялись в кабинет. Принялись

обсуждать, как избавиться от тела.

В коридоре раздался шум. Бросившись к двери, они увидели, как отец

выбегает во двор.

Юсупов еле слышно прошептал:

-- Боже, он все еще жив!

Пуришкевич выскочил во двор с пистолетом в руке и два раза выстрелил,

потом еще два раза. Отец упал в сугроб.

Появился городовой, услышавший выстрелы, но Феликс встретил его у ворот

и объяснил, что один из пьяных гостей несколько раз пальнул из револьвера.

Отделавшись от полицейского, Феликс вернулся и обнаружил, что слуги

внесли тело обратно в дом и по-ложили вверху лестницы.

Юсупов впал в неистовство.

Пуришкевич описывал, как Феликс набросился на недвижное тело и стал

пинать: "Это было такое ужас-ное зрелище, я вряд ли смогу когда-нибудь его

забыть".

Тем временем Сухотин надел шубу и шапку отца, и доктор Лазоверт отвез

его обратно к нашему дому -- сбить со следа тех, кто мог проследить с вечера

за авто-мобилем до дворца на Мойке. Дмитрий поехал с ними под видом Феликса.

Вернувшись обратно, они застали Пуришкевича в одиночестве, они со

слугой уложили совершенно не-вменяемого князя спать.

Сами перевязали веревкой тело отца, погрузили на заднее сиденье

автомобиля. На Петровском острове сбро-сили с моста в прорубь.

Они надеялись, что течение затянет ужасный свер-ток под лед, а потом

отнесет в море.

Розыски

Было уже далеко за полночь, когда я, наконец, ус-нула тревожным сном.

Меня мучили кошмары, и когда серый рассвет встал над городом, мне как раз

снился страшный сон, в котором мелькали то Юсупов, то Хи-ония Гусева.

Проснулась я от телефонного звонка. Звонил Прото-попов.

-- Который час? -- спросила я.

-- Еще рано. Семь. Я хотел узнать, дома ли твой отец?

Я не знала. Пошла посмотреть.

Обнаружив, что комната отца пуста, а постель не смята, вернулась к

телефону.

-- Нет, его дома нет.

Без всяких объяснений Протопопов повесил трубку. Дурное предчувствие,

охватившее меня ночью, воз-вратилось и стало еще сильнее. Подавив страх, я

по-

звонила Марии Евгеньевне, спросить, не видела ли она отца после ночи.

Та ничего не знала.

Я попросила ее позвонить Юсупову и справиться об отце.

Ответного звонка я так и не дождалась.

Тем временем Катя приготовила завтрак, к которому никто из нас не смог

притронуться. Не в силах больше ждать, я позвонила в Царское Село, Анне

Александ-ровне. Та обещала помочь.

Анна Александровна, не мешкая, отправилась к ца-рице. Начались розыски.

Первым царице доложил Про-топопов: о выстрелах и объяснении Феликса, будто

стре-лял один из гостей.

Потом позвонил великий князь Дмитрий Павлович -- просил у царицы

разрешения придти на чай. Получив отказ, он, по-видимому, встревожился. Как

только он повесил трубку, Анне Александровне позвонил Юсу-пов и попросил

разрешения увидеться с ней. Анна Алек-сандровна отказалась. Тогда Феликс

попросил срочно устроить его встречу с царицей. Намекнул, что это каса-ется

Распутина.

В десять часов утра полицейские, прочесывавшие весь город, пришли к

Юсупову. Генерал Григорьев допро-сил князя. Ему пришлось выслушать уже

известную вер-сию, будто стрелял один из гостей. О Распутине же князь

сказал, что тот никогда у него не бывает.

Как раз когда Григорьев уходил, позвонила Мария Евгеньевна. Феликс

велел ей подождать у телефона, пока он проводит генерала.

-- Что ты сделал с Григорием Ефимовичем?

-- Ничего. Я его несколько дней не видел.

-- Феликс, не лги. Ты заезжал за ним около полуночи.

-- Ах, это. Ну, я всего лишь поговорил с ним не-

сколько минут.

Мария Евгеньевна встревожилась. Феликс солгал. Ска-зал, что не виделся

с отцом, а потом вдруг признался, что виделся. Она попросила князя приехать

к ней.

К этому времени все уже были уверены -- отец мертв. Даже царица. Она

плакала, повторяя:

-- Аннушка, что мы будем без него делать? Что будет с Алексеем?

Приведу здесь письмо Александры Федоровны Ни-колаю от 4 ноября 1916

года: "Если бы у нас не было Его (то есть моего отца), все бы уже давно было

конче-но -- я в этом убеждена".

Страшно даже себе вообразить то отчаяние, в кото-рое погрузилась

Александра Федоровна со смертью отца.

Вокруг убийства

Феликс был уверен в собственной безнаказанности. Уверенности ему

добавляли телеграммы и телефонные звонки от представителей высших кругов

общества, вклю-чая членов императорской семьи. Все они считали Фе-ликса

главным исполнителем пока еще не доказанного убийства, и все давали понять,

что поддерживают его.

Надо заметить, что именно эти телеграммы и теле-фонные звонки сослужили

плохую службу Феликсу. Именно они дали основание полиции сразу же

распоз-нать главного исполнителя преступления.

Князь считал, что если он сам не сознается -- ника-кая сила не сможет

его обвинить в содеянном. Но как раз в себе он и не был уверен. Нервы его

окончательно расстроились. Он решил, что самое лучшее -- уехать в Крым, в

свое поместье и там переждать тревожное вре-мя. Феликс был уверен -- историю

замнут.

Однако для проформы он отправился к министру юстиции. Тот был вежлив,

однако дал понять князю, что лучше бы ему остаться в Петербурге. Вскоре

цари-цей было отдано распоряжение о домашнем аресте для Феликса и Дмитрия.

(Надо заметить, что распоряжение это застало их обоих во дворце Дмитрия, где

они еще раньше вместе жили.)

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: