Историческое развитие концепции гуманитарной интервенции

Бурное развитие межгосударственных отношений в конце XX - начале XXI вв., радикальные изменения на внешнеполитической арене и процессы глобализации привели к существенным изменениям в международном праве. За последние десятилетия были заключены сотни новых международных соглашений, которые повлияли на развитие и изменение принципов и норм международного права. Особенно значительные изменения произошли в сфере прав человека, приведшие к существенному ограничению суверенитета государств, которые добровольно отказываются от части своих суверенных прав и передают некоторые из них международным органам.[1] Вестфальская система не могла более функционировать в первоначальном виде, в то же время ее основные постулаты переняла современная концепция суверенного равенства государств, закрепленная в п.1 ст.2 Устава Организации Объединенных наций.[2]

По сей день не разрешено противоречие между юридическими принципами суверенитета государств и нравственным императивом защиты прав человека. Потребность в гуманитарной интервенции заключается в невозможности допустить массовые нарушения прав человека на определенной территории. Идея гуманитарных интервенций была рождена европейской социальной теорией. Так, один из наиболее авторитетных мыслителей ранней современности Г. Гроций, исходя из предположения о существовании универсальной человеческой общности, societas humana, утверждал: «следует признать право королей (как и тех, кто обладает равными с ними правами) требовать наказания обвиняемых не только в преступлениях против них самих или их подданных, но и в преступлениях, которые непосредственно их не затрагивают, но при этом нарушают естественный закон или законы государства, вне зависимости от того, кто оказывается их жертвой».[3] Современная теория международного права также исходит из приоритета прав личности над интересами социума. Например, Ф. Тезон считает главной целью всех членов международного сообщества «наблюдение за тем, что фундаментальные права индивидов признаются и соблюдаются в каждой из [составляющих его] стран; поскольку цель государственной организации - это защита прав личности, и поскольку все стороны согласны с тем, что установленные правила взаимодействия между ними приемлемы и справедливы, целью сформированного таким образом международного сообщества… должна в числе прочих быть и защита прав индивидов».[4]

Подобный философский подход лежит в основе концепции гуманитарной интервенции, о которой впервые стали говорить ученые-юристы еще в конце XIX века. Так Джон Стюарт Мил различал войны, «оправданные и неоправданные» с моральной точки зрения. Под «оправданными» он подразумевал не только освободительные войны или применение силы в случае самообороны, но и войны, направленные на защиту «цивилизованного населения в любой точке планеты от варваров».[5] В начале XX века Винфилд считал законность гуманитарной интервенции в теории допустимой, но официально не разрешенной в условиях сложившейся практики.[6]

После создания Организации Объединенных наций по окончании Второй мировой войны главенствующую роль занимала концепция суверенного равенства государств, подкрепленная принципом невмешательства во внутренние дела государства.[7] Тогда известный английский ученый Лаутерпахт поставил вопрос о существовании гуманитарной интервенции в позитивном праве.[8] По его мнению, несмотря на то, что международное право признало основные права индивида независимо от государства и таким образом утвердило его в качестве своего субъекта и ставило его во главе ценностей, право на гуманитарную интервенцию не трансформировалось в позитивное.[9] В 50-е годы прошлого столетия его позицию поддерживал и уважаемый ученый, судья Международного суда ООН Броунли.[10]

Их позицию можно было понять в условиях того времени, когда память о всеразрушающей силе войны жила в сознании каждого. Также совсем недавно была создана ООН, и был подписан Устав, который, казалось, идеально удовлетворял потребности тогдашнего послевоенного общества, ставшего на путь деколонизации и сменившего политический курс на борьбу за права человека. Механизм применения силы строго регулировался главой 7 Устава ООН.[11]

Концепция непоколебимого суверенитета государства продолжала укрепляться в международном праве, о чем свидетельствует принятие Декларации о принципах международного права, касающихся дружественных отношений и сотрудничества между государствами в соответствии с Уставом ООН 1970г[12]., Декларации о недопустимости вмешательства во внутренние дела государства 1965г.[13] и Заключительного акта СБСЕ 1975г[14]. Вынесенное Международным судом ООН решение по делу, «касающемуся военных и военного характера действий в Никарагуа и против Никарагуа (Никарагуа против Соединенных Штатов Америки)» в 1986г. еще раз сконцентрировало внимание мирового сообщества на уважении принципов суверенного равенства государств и невмешательства во внутренние дела государства.[15]

В то же время получает свое дальнейшее развитие и концепция гуманитарной интервенции. Так, Международная ассоциация права в своем отчете Международной комиссии по правам человека 1970г. выразила такое мнение, что «концепция гуманитарной интервенции кажется столь утвердившейся в международном обычном праве, что теперь предметом дебатов может остаться лишь ее рамки, а не легальный характер.»[16]

Параллельно с дискуссиями в политических и ученых кругах государства начали набирать обороты и на фронте. Практика гуманитарных интервенций развернулась на карте мира.[17] Достаточно вспомнить вторжение Индии в Пакистан 1971году, в результате которого была остановлена гражданская война в Восточном Пакистане и Республика Бангладеш добилась независимости. В 1978 году Вьетнам осуществил гуманитарную интервенцию в Камбодже, положив конец правлению режима Пол Пота, развязавшего геноцид в этой стране, в результате которого погибло от 2 до 3 млн. человек. В 1979 году Танзания осуществила интервенцию в Уганде и свергла диктатуру Иди Амина.[18] Подобный перечень интервенций, проводившихся во имя действительно гуманных целей, можно продолжить. Вряд ли история осудит указанные вторжения, поскольку вмешательство оправдывалось крайними формами угнетения, а также массовыми и жестокими убийствами мирного населения. В то же время все эти гуманитарные интервенции были односторонние, и никто не давал полномочий упомянутым государствам предпринимать вооруженные действия без соответствующей санкции Совета Безопасности ООН.[19]

В конце 1980-х годов проблемой гуманитарной интервенции основательно занимались профессор Парижского университета Марио Беттати и французский политик, один из создателей организации «Врачи без границ» Бернаран Кушнер.[20] Некоторые приписывают создание термина «гуманитарная интервенция» именно им.

Окончательно концепция гуманитарной интервенции утвердила свое право на существование в 1990-х после ex post facto санкции на интервенцию в Ирак в 1991 г., в Либерию в 1990 г., провальной политики Совета Безопасности по предотвращению геноцида тутси в Руанде и албанцев в Косово.[21] Особо сильная дискуссия о праве на гуманитарную интервенцию развернулась во время принятия Советом Безопасности резолюций 1199 (1998) и 1203 (1998), посвященных принятию мер по стабилизации ситуации в Косово.[22] Россия и Китай воздержались от голосования за резолюцию 1203, которая предлагала Сербии сотрудничество с НАТО и ОБСЕ, а также предусматривала принятия всех необходимых мер со стороны организаций.[23] В то время как Россия и Китай считали, что в резолюции не содержится разрешения применять силу[24], страны НАТО во главе с США восприняли текст резолюции как прямой призыв к военным действиям.[25] Тогда генеральный секретарь НАТО Доктор Хавьер Солана ввел термин «гуманитарная катастрофа»- ситуация, в которой нарушение прав человека приобретает массовый характер, а степень серьезности последствий этих нарушений столь высока, что ставит под угрозу международную безопасность.[26] Именно под его эгидой большинство стран-участниц НАТО приняли решение осуществить военную кампанию в Косово с 23 марта по 10 июня 1999г.[27] Впоследствии, когда Югославия обратилась в международный суд ООН с исками к странам-участницам НАТО, обвиняя их в несанкционированном применении силы, только Бельгия в оправдание своих действий прямо приводила доктрину гуманитарной интервенции.[28]

По причине отсутствия юрисдикции, Международный суд ООН так и не вынес решения, осудившего или оправдавшего действия войск НАТО в Косово, оставив вопрос о гуманитарной интервенции открытым на повестке дня.[29]

В сентябре того же года на двадцать третьем ежегодном съезде министров иностранных дел Группы 77 была принята Министерская Декларация, осуждавшая поведение стран НАТО.[30]Мировое сообщество было расколото на два лагеря: сторонников и противников интервенции в Косово.

В противовес, Генеральный секретарь ООН Кофи Аннан в своем докладе «Тысячелетие» открыто обратился к государствам с вопросом о праве на гуманитарную интервенцию в исключительных случаях, когда Совет Безопасности не может вовремя принять нужные меры реагирования на акты массового нарушения прав человека.[31]

Следующим шагом сторонников гуманитарной интервенции стал доклад «Ответственность за защиту», подготовленный Международной комиссией по интервенции и суверенитету в 2001г. при поддержке Канадского правительства.[32] В нем гуманитарная интервенция рассматривалась через призму международного обычая защищать граждан своего государства и являлась способом достижения цели.[33] В дальнейшем интересные соображения по вопросу о гуманитарной интервенции были высказаны членами Группы "высокого уровня", подготовившими по поручению Генерального Секретаря ООН Кофи Аннана доклад "К безопасному миру: наша общая ответственность.[34] Продолжая развивать теорию «ответственность за защиту», они справедливо считают, что каждое государство обязано защищать своих граждан, а принцип невмешательства во внутренние дела не действует, когда совершаются акты геноцида, этнических чисток и других преступных нарушений прав человека, угрожающих международной безопасности. В таких ситуациях международное сообщество по решению Совета Безопасности ООН обязано вмешаться и принять соответствующие меры, в том числе при необходимости, в крайнем случае вооруженную силу.[35] Следует отметить, что в вышеуказанных докладах говорится именно о гуманитарной интервенции в целях защиты граждан другого, «провалившегося» государства.[36]

Следует отметить, что в обоих докладах (за 2001 и 2004 гг.) нет ни слова об интервенции одного государства в другое в целях защиты граждан первого. Следовательно, напрашиваются два вывода: первый- подобную ситуацию нельзя рассматривать как гуманитарную интервенцию, поскольку первое государство, вторгаясь, действует в целях самообороны (пусть даже объектом обороны служат собственные граждане на территории иностранного государства)[37]; второй вывод- о безусловном праве применение силы государством в одностороннем порядке для защиты жизни своих собственных граждан, находящихся на территории иностранного государства. Данный вопрос неоднократно возникал в практике межгосударственных отношений. Когда то или иное государство применяло силу исключительно в целях защиты своих граждан, то такие действия получали молчаливую или открытую поддержку международного сообщества. Достаточно вспомнить об освобождении израильских граждан, захваченных в Уганде, или же о попытке США освободить американских дипломатов, захваченных в Иране.[38] Подобные случаи следует отличать от современной концепции гуманитарной интервенции. Последним веским аргументом в пользу трансформации гуманитарной интервенции в международный обычай послужил Итоговый документ Саммита 2005 года, на котором большинство государств-участников признали теорию «ответственности за защиту» как берущую свое начало в обычном праве.[39] Следовательно, есть повод предположить, что гуманитарная интервенция, как один из способов «ответственности за защиту», была также признана международным сообществом.

Вывод. Таким образом, концепция гуманитарной интервенции, берущая истоки в средневековье в трудах Г. Гроция, прошла долгий путь преображения. Именно в ХХ в., когда институт защиты прав человека достиг своего апогея, когда рухнул колониальный строй и на карте появилось множество новых государств с не устоявшимся политическим укладом, концепция гуманитарной интервенции получила второе рождение. О ней активно заговорили в 1990-х после геноцида в Руанде, этнических чисток в Косово и Дарфуре, когда старая система дала трещину: Совет Безопасности ООН не смог предотвратить массовые человеческие потери. В дальнейшем, претерпев трансформацию, гуманитарная интервенция стала частью более широкой теории «ответственность за защиту». Последняя была признана большинством государств на Саммите 2005г. В настоящее время встал вопрос не о существовании права на гуманитарную интервенцию, а о ее трансформации в международный обычай и о ее легальных пределах.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: