Маршал, деятель правого крыла 3 страница

Наконец, я решил сформировать отдельную армию в районе Свенцян так, чтобы она могла быть использована независимо от обстановки на различных участках фрон^ та. Сосредоточение должно было происходить под при-^ крытием 8-й дивизии, отступившей из-под Полоцка. В эту так называемую резервную армию я стянул все войска из глубоких резервов. От Минска я приказал ударить силами, прибывающими с юга, с единственной целью отразить наступление на молодечненском направо лении так, чтобы по окончании этой локальной операции иметь возможность вывести в резерв остатки 1-й армии

(минимум три дивизии) и таким образом получить пол^ ную свободу для дальнейших действий в любом направо лении.

Из этого моего объяснения становится видно, что в действиях противника было нечто такое, что серьезно затрудняло нам понимание его намерений. Такие недора^ зумения в военной истории достаточно часты, ибо война есть действие в опасности и неуверенности, как говорит старик Клаузевиц.

Но в данной операции все время присутствовали — как мне казалось — моменты, превращающие ее в ту самую комедию ошибок, о которой я говорил выше. Даже после завершения операции, когда я проанализи^ ровал все ее подробности, в ней осталось для меня нечто необъяснимое, какое-то ощущение того, что противник сам как следует не знал, что он делает. И когда, уже после войны, анализируя этот ее эпизод, я пытался понять логику действий П.Тухачевского, я всегда прихо^ дил к одному выводу: единственной причиной этого, как я его называл, пробного наступления, было стремление выравнять наши шансы в войне, любой ценой нивелиро^ вать моральный эффект, который произвело наше стре^ мительное и успешно проведенное наступление на Укра-^ ине. Поэтому с огромным интересом я искал и у п.Туха^ чевского, и у п.Сергеева объяснение этой загадки.

К сожалению, оба они здесь существенно расходятся во мнениях. Пан Сергеев близок к моей гипотезе и дает дословно следующее объяснение: „Инициатива была в руках поляков. Широко развернутое продвижение польской армии на Юго-Западном фронте, взятие Киева и овладение переправой через Днепр застали наши войска Западного фронта неготовыми к переходу в наступле^ ние — они были еще недостаточно укомплектованы, плохо экипированы, почти без обозов и недостаточно многочисленны. Но было необходимо ответить ударом на удар и отвлечь внимание поляков от Юго-Западного фронта. И вопрос наступления с нашей стороны на Западном фронте был однозначно решен в штабе глав^ кома. Направление удара было определено не сразу. В

центре пока намеревались ударить вдоль северной части Полесья от Мозыря на Брест-Литовский«*.

В свою очередь П.Тухачевский на стр. 38 утверждает, что главной причиной перехода от обороны к нападению было впечатление, что поляки сами накануне перехода в наступление. Для того чтобы не дать противнику втянуть основную группировку в навязанные ей действия, и было решено предпринять наступление 14 мая.

Ознакомившись с двумя до такой степени противоре^ чивыми точками зрения, я не берусь определить с исто^ рической достоверностью, как это было на самом деле. Но я склонен предполагать, что п.Сергеев более прав, нежели П.Тухачевский.

Но, повинуясь своему темпераменту полководца, П.Тухачевский явно слишком расширил рамки поручен^ ной ему операции, преследуя при переходе в наступление такую же далеко идущую цель, как и в последующей главной операции, когда он был значительно сильнее с точки зрения технической оснащенности. Он и сам в этом открыто признается. Несмотря на недостаток сил, он не хотел ограничиваться мелкими временными задачами, стремился к самым большим целям. Он жаждал решаю^ щих ударов, поэтому на подходящие в ходе операции войска смотрел, как на резервы. Читатель, вероятно, помнит смелые планы П.Тухачевского разгромить наш левый фланг, а остальные силы прижать к Пинским болотам.

При таких масштабах операции должно показаться странным, что мы никак не могли разгадать истинные намерения и характер действий войск противника. Ни в одном донесении командующих обеими армиями, проти^ востоящими П.Тухачевскому, нет и намека на толкование действий войск противника по образцу, предлагаемому П.Тухачевским. О своих сомнениях, колебаниях и пшо^ тезах, основывающихся на наблюдениях за действиями моего противника, я уже говорил выше. Так откуда же это странное недоразумение, откуда эта комедия оши-^ бок?

«Сергеев E.H. От Двины до Вислы. Стр. 5.

Пан Тухачевский в своем освещении событий на-^ столько скуп на факты и детали своей майской операции, что с трудом удается восстановить историю действий подчиненных ему войск. Значительно более подробное и точное описание приводит п.Сергеев, который в своей книге посвящает несколько больших разделов анализу этой операции и приводит в приложении свой доклад от 12 июня, где кратко излагает опыт, накопленный им во время неудачного майского наступления.

Читатель, по-видимому, помнит основное содержа^ ние маневра, который хотел осуществить П.Тухачевский: прорыв „Смоленских ворот«в районе Ореховны и захождение главной массой войск правым плечом на 90° для изменения операционного направления с западного на юго-западное. Сам по себе этот маневр требует много времени, потому что заходящий для смены направления правый фланг должен двигаться по относительно боль-^ шой дуге, в то время как левый должен стоять на месте или очень незначительно перемещаться, выдерживая ров-^ ную линию войск, которые должны одновременно насту-^ пать в новом направлении. Естественно, чем больше войск участвует в таком маневре, тем больше времени он займет. Такой маневр имеет и другие недостатки. Пре^ доставляя противнику время, он подвергает свое заходя^ щее плечо — в данном случае правое — опасности удара с фланга, когда маневрирующие еще войска могут быть застигнуты противником врасплох. Поэтому такой ма-^ невр требует его прикрытия специально для этого вьгде^ ленными силами. Вот что пишет по этому поводу п.Сер^ геев: „На обеспечение фланга нам пришлось выделить около одной трети всех сил, предназначенных для опе^ рации. Но силы оказались далеко не достаточными для отражения контратаки поляков«*.

Чтобы показать читателю, какое время было необхо^

димо войскам для выполнения маневра, задуманного

П.Тухачевским, приведу даты из книги п.Сергеева. На-^

ступление началось утром 14 мая, но только к утру

18 мая, то есть спустя долгих четыре дня, была создана

«Сергеев E.H. Цит. работа. Стр. 14.

группировка, более или менее отвечающая замыслу пТу-^ хачевского. Только тогда 6-я советская дивизия, нахо^ лившаяся на крайнем правом фланге, была снята с прежнего направления и поставлена как резерв для даль^ нейших операций за правым флангом той части армии, которая должна была действовать в измененном на 90° направлении. И только утром 19 мая 5 3-я дивизия получает приказ прикрыть угрожаемый с запада фланг. Таким образом, четыре, а может, пять дней были мной выиграны не вследствие действий наших войск, а лишь в результате проведения сложного маневра войсками П.Тухачевского, который не мог использовать это время для преследования нашей отходящей 1-й армии. Это было как раз в то время, когда, вернувшись из Жито^ мира в Варшаву, я колебался в тщетных попытках понять действия моего противника. А тем временем мои резерв вы из глубоких тылов и с Украины десятками поездов очень быстро и четко перемещались в районы сосредо^ точения для решающего контрнаступления, решение на которое я все никак не мог принять.

При анализе начального этапа июльской операции я буду иметь возможность еще раз вернуться к этому упрямому замыслу П.Тухачевского и надеюсь доказать правильность моих слов о том, что в географии и геометрии кроется много ловушек для полководцев. Здесь же я ограничусь лишь замечанием, что наша контратака выиграла во времени и силе удара вследствие маневра, которым, по-видимому, П.Тухачевский очень гордится. Я не мог без усмешки читать слова, приведен^ ные на стр. 40: „Наше наступление быстро и стремитель^ но стало развиваться; 15-я армия без затруднений про^ делала заворот в „Смоленских воротах«... Удивительное противоречие заключено в этой фразе: „быстрота«, когда затрачивается несколько дней времени, которое тем самым отдается противнику; „стремительность«, когда большая часть армии топчется на месте в ожидании выравнивания западного фланга, который только и нахо^ дится в движении, но без контакта с противником, от которого, в дополнение ко всему, должен прикрываться, отрывая для этой цели все большие силы от главной

операции. Эта мысль о „Смоленских воротах«в Ореховые, этот геометрически выдержанный маневр — как же наглядно они свидетельствуют об абстрактности страте^ гического мышления моего уважаемого противника из 1920 года! Я этим отнюдь не хочу сказать, что только благодаря географии и геометрии майское наступление П.Тухачевского относительно легко было отбито и сорва-^ но, нет, но это неизбежно создавало условия для срьг^ ва далеко идущих планов П.Тухачевского. Главной же ошибкой, которая заранее обрекала на неудачу гранди^ озные замыслы П.Тухачевского, была ошибка в оценке соотношения своих сил и сил противника, ошибка в расчетах, произведенных без учета второго хозяина войны, каковым является военачальник противной сторо^ ны. Расчет делался на наличие у нас кордона и линейного расположения войск в чистом виде, а все замыслы и планы разбились и были повергнуты в прах моими глубокими, заранее приготовленными резервами, остав^ шимися нетронутыми во время предварительных майских действий П.Тухачевского. Поэтому я твердо убежден, что у П.Тухачевского нет абсолютно никакого повода для гордости, и я решительно не согласен с его словами, приведенными на стр. 40: „Успех был настолько решите^ лен и настолько неожидан для поляков, что их главное командование проявило определенную неустойчивость и начало переброску сил с Юго-Западного на Западный фронт«. Из приведенного мной строго исторического анализа событий явственно следует, что на такое уюше^ ние — впрочем, довольно слабое — после неудачной операции П.Тухачевский не имеет никакого права.

Примерно такое же недоразумение обнаруживается при анализе нашей контратаки против советских войск, завершившейся в начале июня. Пан Тухачевский, пере^ пуганный возможностью потерять дорогие сердцу „Смо^ ленские ворота«, вынужденный отступать по всему фрон^ ту, в конце концов организовал оборону этой обетован^ ной земли. И вновь он превозносит великие заслуги своей 18-й дивизии, которая 7 июня недалеко от Герма-^ новичей обороняла подступы к Ореховне.

По свидетельству п.Сергеева, в этом бою дивизия

потеряла до 70% своего личного состава и была вынуждена отступить. Зато, как пишет П.Тухачевский, против^ ник утратил способность к дальнейшим решительным действиям, и взлелеянная в мыслях Ореховна осталась в руках П.Тухачевского. Это было, добавляет п.Тухачев^ ский, переломным моментом в операции.

Тем временем исторический анализ показывает, что ничего подобного с нашей стороны не было. Прежде всего, думаю, нет необходимости напоминать, что за все время операции у меня и в мыслях не было завидовать П.Тухачевскому в обладании (в виде Ореховны) великими историческими воротами, называемыми „Смоленскими«. Я не за них воевал. Главной целью было закрыть совсем другие ворота. Самым важным для меня было сомкнуть два фланга моего контрнаступления с юга и с запада у больших болот в истоках Березины и Вилии. Таким образом отсекались все пути отступления для авантюрно продвинувшихся под самое Молодечно глав^ ных сил П.Тухачевского, а в дополнение к этому вся наша потрепанная 1-я армия автоматически выводилась в резерв. Этот план мне удалось реализовать только частично, так как быстрота ударов обеих контратакую^ щих группировок была в течение всей операции слишком неравномерной. Генерал Соснковский со своей резервной армией, наступая от Свенцян и Постав, ударил быстро и решительно. В свою очередь южная группа, выдвигаю^ гцаяся от Минска вдоль течения Березины, перемещалась значительно медленнее.

Предвидя это, я назначил южной группе начало наступления на день раньше, но когда противник дрог-^ нул, 1-я армия перешла в лобовую контратаку и во фронтальном преследовании достигла Березинских болот значительно раньше, чем южная группа вышла на пути отхода противника. Поэтому части 1-й армии заняли место в общей линии фронта, уменьшая таким образом мой резерв.

С момента выхода к Березинским болотам я приказал остановить дальнейшее наступление, хотя действия про^ тивника меня к этому вовсе не вынуждали. При выборе общей линии фронта я руководствовался главным обра—

зом двумя соображениями, полностью противоположны^ ми какому-либо желанию бороться за „Смоленские во-' рота«.

Во-первых, я намеревался расположить линию фрон^ та на местности с возможно большим количеством забо^ лоченных участков, что позволило бы мне сэкономить силы при обороне передовой линии и создать более крупные резервы. Во-вторых, мне хотелось иметь как можно меньше хлопот с обороной левого фланга, оборо^ ной, которая должна была растянуться вдоль Западной Двины. Это последнее соображение я посчитал более важным, чем даже возможность держать под наблюде^ нием железнодорожный узел в Полоцке. И вот, заслуг шав мнение обоих командующих — генерала Соснковского и генерала Шептицкого, — мнения, как всегда, в таких случаях противоречивые, ибо исходят из своих локальных интересов, я принял решение и остановил всякое дальнейшее преследование.

Я здесь привожу исторический факт не для того, чтобы опровергнуть утверждение П.Тухачевского о том, будто заслуга в прекращении нашего наступления при-^ надлежит ему и его войскам. Такие утверждения — естественное и обычное явление в военной истории, и на них обязательно наткнешься, читая донесения тех коман^ дующих, которые, проиграв, могут остановиться, больше не чувствуя на себе воздействия противника. Это хоть и маленькая, но характерная иллюстрация тех трудностей, которые стоят перед каждым полководцем при попытке определить положение и замыслы противника.

Выводы П.Тухачевского по поводу майской операции сводятся к трем пунктам: первый касается морального состояния армии, которое якобы значительно улучши-^ лось; второй говорит о снятии части наших сил с ЮгоЗападного фронта, что облегчило там положение против^ ника; третий пункт, который П.Тухачевский считает наи-^ более важным, — это занятие милых сердцу „Смолен^ ских ворот«. Не касаясь последнего пункта, по поводу которого я буду иметь возможность высказаться при анализе июльской операции, остановлюсь на первых двух

пунктах, противопоставляя оценке П.Тухачевского мою оценку.

Удовлетворение П.Тухачевского повышением боевого духа подчиненных ему войск связано с его оценкой морального состояния тех дивизий, которые воевали против нас до прибытия П.Тухачевского, в 191 9 году. Он пишет, что эти войска не вызывали к себе особого доверия, так как военные неудачи вселили в них некото^ рую неуверенность и робость перед польской армией. Признаться, я не очень понимаю, каким образом явное поражение в майской операции могло повысить мораль^ ное состояние этих войск. Сомневаюсь, чтобы в рядах Красной Армии любовь к „Смоленским воротам«полу-^ чила такое всеобщее распространение, что несчастная Ореховна смогла заслонить и понесенные потери, и моральный урон от поражения. Вот и п.Сергеев, который более строг и точен в своих наблюдениях, пишет об этом иначе. По его подсчетам, в 53-й дивизии после майской операции осталось 1500 штыков, в 12-й — 1200, а в 18-й — 2000, в то время как в начале операции они имели: 53-я — 3157, для 12-й не имею данных, 18-я — 5000 штыков. Соответственно этому п.Сергеев угверж-^ дает, что „53-я и 12-я дивизии были так измотаны тяжелыми боями, что почти в панике отскакивали назад даже при самом слабом нажиме противника... Снижение боевого духа можно было заметить и в 18-й дивизии«*. Затем он добавляет, что при перегруппировке войск для новой операции П.Тухачевский приказал лучшие дивизии из тех, что принимали участие в майской операции, оставить в 15-й армии и „отдать численно слабые и морально измотанные дивизии (5 3, 12, 6, 56-ю) соседа ним вновь формируемым армиям«**.

Эти слова представляют совсем в ином свете тот моральный выигрыш, о котором пишет П.Тухачевский. Такое положение вещей сказалось и на начале решающей операции в июле того же года. Я склонен считать, что с этой точки зрения польская армия находилась в лучшем положении, так как майское наступление П.Тухачевского,

«Сергеев E.H. Цит. работа. Стр. 25. **Сергеев E.H. Цит. работа. Стр. 32.

5–322

предпринятое до окончания сосредоточения и преследуй ющее цели, непосильные для собранных войск, привело в окончательном итоге к исчерпанию физических и мо-^ ральных сил его армии.

Что касается второго пункта, то, по-моему, п.Туха^ чевский, делая выводы о влиянии майской операции на общий стратегический расклад наших войск, представил дело слишком узко. Эта операция имела более глубокое значение. Что же касается уменьшения количества наших войск на фронте южнее Припяти, то оно было незначи^ тельным. Если с этого фронта было снято две с полови^ ной дивизии (4, 15 — я и половина 5-й — последняя прибыла к самому концу нашего контрнаступления), то практически немедленно туда были отправлены 3-я ди-^ визия легионеров и три резервных, только что сформи^ рованных полка. Таким образом, количественное умень-^ шение наших войск на Юго-Западном фронте вырази^ лось в едва ли одной дивизии. Значительно большее значение имело выдвижение к линии фронта всех глубо^ ких резервов, а в дальнейшем удержание генералом Шептицким всех сил, выведенных в резерв, на удалении всего 10–30 км от фронта. Тем самым группировка войск приобретала форму того самого кордона, на сла-^ бые стороны которого так рассчитывал П.Тухачевский.

Этим я отнюдь не хочу снять ответственность с себя и переложить ее на плечи моих подчиненных, не хочу искать себе исторического оправдания путем критическое го вскрытия их ошибок. Я лишь стараюсь быть истори^ чески как можно более точным. Будучи решительным противником линейного построения войск с закостенелой, непригодной для маневра формой их боевого применен ния, я бы неизбежно был вынужден прибегнуть к иным методам управления войсками, если бы не имел на своей совести одну принципиальную ошибку при оценке об-^ становки во время первой половины нашей кампании 1920 года. К этому вопросу мне и хотелось бы сейчас перейти.

Если при отъезде из Житомира, когда П.Тухачевский начинал свое майское наступление, я был, как уже отме^ чалось, совершенно спокоен за состояние дел на Южном

фронте, то за время, пока я находился на севере, ойла-^ новка на юге начала осложняться. В середине мая на этом фронте нам противостояли две советские армии:

12-я и 14-я. Первая из них во время наступления была мной разбита до такой степени, что до самого конца войны не смогла восстановить своего морального состо^ яния и стать для нас более или менее опасной. Во всяком случае — и я это учитывал, — должно было пройти немало времени, прежде чем без поступления свежих сил она стала бы пригодной для ведения против нас боевых действий, имея хоть какие-то шансы на успех. Вторая,

14-я армия, была меньше измотана в боях, но так слаба в численном отношении, что ее сдерживала всего лишь одна наша дивизия (12-я). О ее приближении я имел достаточно полные и точные сведения. Она шла длитель^ ным маршем, кажется, из-под Ростова-на-Дону, в со-^ ставе четырех дивизий, все данные о численном составе которых мне казались сильно преувеличенными. Как я уже говорил, значение этого нового противника я недо^ оценивал.

Известно, что военное значение кавалерии все более и более снижалось начиная, пожалуй, с 1914 года, а может быть, и раньше. Ей отводились вспомогательные роли, такие как разведка или прикрытие флангов, и никогда не доверялись самостоятельные задачи, опреде^ ляющие исход боя. С развитием огневой мощи при накоплении огромных военных запасов в Европе роль кавалерии упала практически до нуля. Лошадей отдавали артиллерии, а кавалеристов поспешно превращали в пе-^ хотинцев. Поэтому я себе не мог даже представить, чтобы более или менее вооруженная пехота при поддерж^ ке пулеметов и артиллерии не могла бы с помощью огня справиться с кавалерией. Я вспоминаю, как в 1916 году моя бригада легионеров, почти в одиночестве обороняв^ шая под Костюхновкой и Волчецком участок фронта, уже прорванного противником со всех сторон, была атакована многочисленной русской конницей. Почти без артиллерии, так как стреляла только одна батарея, за считанные минуты огонь пехоты и пулеметов буквально смел атаку кавалерии, которая пыталась помешать нам

спокойно отойти. До этого я не мог себе даже предста^ вить, чтобы события, свидетелем которых я потом явил^ ся, вообще могут иметь место. С недоверием присматри^ вался я и к способам применения кавалерии едва ли не по образцу номадов, сильно напоминающему стародав^ ние времена, так хорошо знакомые нашим праотцам, времена татарских набегов. Кавалерия, идущая, так ска-^ зать, без организованных тылов на далекие расстояния, добывающая пропитание для людей и лошадей един^ ственно за счет поедания, как саранча, всего, что попа-^ дется под руку, волочащая за собой долговременные запасы боеприпасов, чего никогда не возил с собой татарин, вооруженный пикой и луком, — такая кавале^ рия, сформированная в отдельную армию, представляв лась мне и представляется до сих пор своего рода стратегическим нонсенсом. Не придавая ей, повторяю, большого значения, я все ее успехи на других советских фронтах, о чем имел лишь общие сведения, относил, скорее, за счет внутренних недостатков воюющих против нее войск, чем за счет действительной ценности такого способа ведения войны.

У меня не было повода изменить свое мнение и после первых успехов конницы Буденного, которые совпали с окончанием нашего контрнаступления против п.Тухачев^ ского. Потому что я нигде не видел разбитых ею наших войск. Первые попытки прорвать нашу линию восточнее Козятына были отбиты частями нашей 13-й дивизии. Я также совсем не удивился, когда кавалерия Буденного — употреблю не совсем подходящее выражение — прорва^ ла наш фронт, что, впрочем, нетрудно было сделать, и вклинилась, но неглубоко, в наш тыл. Я рассчитывал, что совместными усилиями пехоты и кавалерии нам сравнительно легко удастся разбить конницу Буденного хотя бы по частям и вынудить ее отступить. Учитывая то, что я вовсе не собирался упорно держаться за тот или иной клочок занятой территории, я был полон реши-^ мости маневрировать свободно, ничуть не связывая себя удержанием какого-либо населенного пункта или кусочка земли. Меня несколько обеспокоила внезапная паника в тылу, но я еще не замечал сколь-нибудь существенного

ее проявления — в моральном плане — во фронтовых войсках.

Поэтому, когда в конце нашего контрнаступления на севере я оценивал обстановку и делал из нее выводы для принятия дальнейших решений, недооценивая при этом действия Буденного, я решил, оставив пока в покое Северный фронт, постараться возможно быстрее покон^ чить с конницей Буденного и лишь потом перебросить большую часть сил на север, чтобы перейти в решающее наступление там, где сосредоточивались самые крупные силы противника. Учитывая то, что на севере, где он только что потерпел поражение, противник вряд ли сможет быстро в течение месяца перегруппироваться, я считал, что, не реорганизуя свой Северный фронт, успею перебросить туда новые силы для проведения решающей операции. И я бросил на юг одну из лучших наших дивизий — третью, выведенную в резерв, предоставив генералу Шептицкому пока что самому разбираться с фронтом, который в то время мне казался только вре^ менным.

Глава IV

После того как я остановил наше контрнаступление на севере, П.Тухачевский приступил к подготовке нового, более сильного удара. Глава, рассказывающая об этой подготовке, написана автором с большой любовью и — как следует из ее содержания — с глубоким знанием дела. Действительно, следует признать, что работа по подготовке нового наступления была проведена с боль-^ шим размахом и стоила много энергии и сил. В своей книге п.Сергеев пишет, что П.Тухачевский умел увлечь подчиненных своей энергией и целенаправленной рабо^ той. Этот прекрасный пример свидетельствует о большом таланте П.Тухачевского как военачальника, способного выдвигать смелые идеи и замыслы и энергично их выполнять.

Остановлюсь коротко на решениях П.Тухачевского по организационным вопросам, которые в значительной сте^ пени определили его методы управления войсками. Здесь я главным образом опираюсь на данные, приведенные П.Сергеевым. Прежде всего меня интересует распределен ние сил и средств между отдельными армиями, которое провел п. Тухачевский в период подготовки к решающей операции, завершившейся под Варшавой. Во всех отно^ шениях П.Тухачевский выделил одну из армий, а именно 15-ю.

Как я уже имел возможность заметить, п.Тухачев^ ский не был хорошего мнения о тех дивизиях, которые

весь предыдущий год воевали на нашем фронте и за это время приобрели определенное, если можно так выра-^ зиться, уважение к противнику. Они проявляли в отно^ шении нас некоторую робость. Ни одна из этих дивизий не была выделена в состав 15-й армии, большинство из них вошло в 16-ю армию, противостоящую нашей 4-й армии на Березине. Уже одно это указывало на то, что направлению Игумен — Минск П.Тухачевский отвел второстепенную роль. То же самое он сделал и с Полесским фронтом, где оставил минимальные силы, уже измотан^ ные длительными, безуспешными боями. Теперь, после неудачи майской операции, он перебросил морально наи-^ более надломленные дивизии в 4-ю армию, которая должна была действовать севернее 15-й армии, и в 3-ю армию, южного соседа все той же привилегированной 15-й армии.

Как отмечает п.Сергеев, привилегии распространяв лись и на обеспечение 15-й армии вспомогательными средствами: будь то средства связи, транспортные сред-^ ства в виде реквизированных повозок или снабжение отдельных дивизий техническими средствами — 15-я армия получала их больше, чем другие. Даже несмотря на то что П.Тухачевский готовил на крайнем северном фланге крупный кавалерийский кулак, называемый тре^ тьим конным корпусом, он не усилил его отдельной кавалерийской бригадой, а оставил ее при 15-й армии.

Такая постановка дел заранее предопределяла, что в планах П.Тухачевского главная роль отводилась этой столь явно усиливаемой армии. Говоря об этом, я вовсе не ищу слов для критики — вполне естественно, полко^ водец, обдумывающий свои планы и намерения, должен иметь полную свободу в подборе войск соответственно поставленным перед ним задачам, а также в оснащении их всем необходимым для выполнения этих задач. Я обратил внимание на этот факт потому, что, судя по ходу операции, так, как я ее видел с противоположной сторо^ ны, у меня создавалось впечатление, что главная роль отводилась самой северной, 4-й армии. Поэтому я с большим интересом следил за действиями противной стороны, пытаясь разглядеть в них место привилегиро—

ванной 15-й армии, а также стараясь докопаться до причин, по которым у меня сложилось впечатление, не совпадающее, как оказалось, с намерениями и целями главнокомандующего противостоящей стороны.

Кроме того, мне хотелось бы отметить тщательную и энергично проведенную подготовку к быстрейшему нала^ живанию железнодорожных перевозок вслед за наступав ющими войсками. Энергия, которую проявил в этом деле П.Тухачевский, поражала меня в течение всей операции в июле — августе 1920 года. Достаточно сказать, что после моей победы под Варшавой я обнаружил в Малкине — станции, удаленной от Варшавы на 80 км, — вагоны для широкой колен, оставленные при поспешном отступлении противника. Такой прогресс в деле ремонта и пуска железной дороги при всех разрушениях, которые мы на ней оставили, является одним из самых больших достоинств нашего противника. И все это в значительной мере благодаря энергии и предвидению П.Тухачевского.

Оценивая противника и его положение перед своим решающим наступлением, П.Тухачевский очень скуп на слова и выводы, и мне просто не верится, что в конце июня у него было так мало забот и трудностей в этой необходимой работе, как это вытекает из его описания. Мне кажется, что такая лаконичность является следствие ем двух моментов. Во-первых, П.Тухачевский не пишет историю и даже не пытается соблюдать историческую точность. Во-вторых, что мне представляется историче^ ски точным, перед началом нового июльского наступле^ ния он смотрел на все тем же взглядом, какой выработал в себе в начале мая. Он ставил перед собой ту же цель, хотел работать теми же методами и даже хотел идти теми же путями. Всю разницу он видел только в том, что на этот раз был сильнее и имел больше средств для осуществления своего замысла. На меня он производит впечатление полководца, склонного мыслить абстрактны^ ми категориями, но наделенного волей, энергией и редко встречаемым у людей упорством в работе по определен^ ным им же самим методам. Такие военачальники редко бывают способными к широкому анализу, так как всем своим естеством, если можно так выразиться, привязы—

ваются только и исключительно к своей задаче, но зато гарантируют, что взятую на себя работу выполнят без каких-либо колебаний. И если это исключительное право заниматься только собой П.Тухачевский может оправ^ дать тем, что в войне с Польшей ему была поручена главная роль, тем не менее — не могу не повторить еще раз — это нежелание или неумение анализировать обста^ новку в целом, на всем фронте, неизбежно значительно сузило горизонты его мышления при проведении опера-^ ции под его руководством.

При анализе майской операции я уже указывал на то, что П.Тухачевский, ориентируя свои действия на якобы кордонное построение нашей стратегической группиров^ ки, допустил ошибку и был разбит подготовленными мною резервами. Я даже допускаю, что такая заинтере^ сованность только своими делами в конце концов оказа^ ла влияние и на крах всей операции под Варшавой.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: