Маршал, деятель правого крыла 1 страница

Польской социалистической партии

ППС). С 1906 года — лидер

ППС, революционной фракции. В

Году руководил военными

Действиями в советско-польской

Войне. В 1926–1928 годах и в

Году — премьер-министр

Польши.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Год 1920-й надолго останется в памяти по крайней мере двух государств и народов. На огромном пространстве между Днепром, Березиной и Западной Двиной, с одной стороны, и Вислой — с другой, в вооруженной борьбе решались судьбы Польши и соседней с нами Советской России. В то же время исход этой борьбы на какое-то время определил и судьбы миллионов людей, которые были представлены сражающимися здесь войсками и их полководцами. Я не хочу вдаваться в рассуждения о том, не выходило ли значение боев, которые велись в 1920 году, далеко за рамки территории, расположенной между границами обоих воюющих государств; несомненно одно — нервное напряжение во всем цивилизованном мире было чрезвычайно велико, и к нам, тогдашним воинам, было обращено множество взоров, наполненных то тревогой, то надеждой, то слезами горечи, то улыбкой счастья. Поэтому неудивительно, что присущая человеку любознательность тре-^ бует разрешения загадок и сомнений, которые волновали тогда людей. Понятен и наш интерес, интерес главных дай-' ствующих лиц тех исторических событий к поступкам, мыслям и даже мельчайшим подробностям работы тех, с кем нам пришлось скрестить шпаги. Пан Тухачевский (не могу найти другой формы обращения, так как не знаю, не обижу ли чемнибудь своего бывшего противника, если буду называть его чины и звания) недавно издал книжицу под названием „Поход за Вислу«. В свою очередь, польские издатели этой книжонки попросили меня дать свою оценку этому сочинению, желая сопоставить взгляды командующих обеих противоборствую^ щих сторон и их подходы к описанию конкретных событий. По-моему, это была неплохая мысль, потому что такое рас-^ смотрение одного и того же явления с двух сторон дает самое большое приближение к реальной правде и может стать очень хорошей основой для любого серьезного историка. Несомнен^ но, П.Тухачевский имеет передо мной преимущество, так ска—

зать, первенство в захвате инициативы — он начал первым. Поэтому по воле обстоятельств я с самого начала оказался связанным как композицией и структурой его труда, так и его методами освещения событий; в литературном же труде, равно как и труде ратном, это немаловажное преимущество. А учитывая то, что и в нашем военном столкновении с точки зрения инициативы судьба была благосклонна не ко мне, а к противоположной стороне, я охотно согласился на предложен ние издателей, тем более что сам подход П.Тухачевского к данной теме отвечает потребностям широких кругов нашей общественности в освещении многих явлений и событий, так глубоко пережитых нами в переломном для нашей родины 1920 году.

Так, П.Тухачевский, издавая под указанным названием свои лекции на дополнительном курсе военной академии в Москве, пошел так далеко в ограничении их содержания, что свел их, как говорится во вступлении, к „общему стратегиче^ скому обзору операций«, а „рассмотрения стратегических де-^ талей и тактических действий соединений«он решил вообще избежать. Поэтому сочинение П.Тухачевского становится до-^ ступным широким кругам читающей общественности. Ведь стратегия, представленная в таком широком виде, без ее тесного увязывания как с тонкостями этой науки, так и с тактикой действий войск, освобождает пишущего или говоря^ щего от тяжело воспринимаемого средним читателем анализа боевых ситуаций, не требует трудных для расшифровки неспе^ циалистами схем и карт и одновременно переносит читателя или слушателя в ту область, где начинает господствовать, иногда безраздельно, зачастую неуловимое для точного ана-^ лиза очарование военного искусства. Границы каждого вида искусства пролегают там, где среднеобразованный человек обращается относительно свободно или по крайней мере сво-^ бодно себя чувствует: когда проводится выставка картин, тот, кто никогда не держал кисти в руках, совершенно свободно распространяется о художниках и их манере, когда же дело доходит до выставки военных действий, то нет более широко обсуждаемой темы, чем стратегические просчеты, недостатки и достоинства главных действующих лиц войны, и чаще всего именно их участием в ней ограничивается область стратегиче^ ского военного искусства. Когда наш Станьчик* говорит, что

*Станьчнк Ян (1886–1952) — польский партийный, профсоюзный

и государственный деятель. В 1919–1939 гг. член Высшего совета

Польской социалистической партии. В 1922–1930 гг. — депутат Сейма. (Прим. перев.)

больше всего на свете таких врачей, которые умеют только давать советы больным, то смею уверить моего многоуважа-^ емого соотечественника, что во время войны появляется не-^ сметное множество мудрых стратегов, которые умеют лишь свободно рассуждать о стратегических операциях. Поэтому сейчас, когда еще не смолкло эхо прошедшей войны, когда старые и молодые участники недавних побед и поражений еще рассказывают благодарным слушателям о своих похождениях, я признателен П.Тухачевскому за то, что своей работой он побудил меня вновь скрестить с ним шпаги, на сей раз невинно, на бумаге. Надеюсь, что таким образом мы оба будем содействовать более обоснованному и аргументирован^ ному решению спора между стратегическими дилетантами в обеих наших странах.

Когда я говорю о скрещении шпаг и отмечаю преимуще^ ство П.Тухачевского, имеющего право их выбора, хочу сразу же оговориться, что у меня тоже есть свои преимущества, которыми я не премину воспользоваться. Первым является то, что история поставила меня выше П.Тухачевского. Он коман^ довал, правда, большей, но все же только частью воевавших советских войск, в то время как я был верховным главною^ мандующим всей польской армии. Если он, как подчиненный, в своих планах и намерениях иногда был связан необходимо^ стью выполнять приказы начальников и обходиться выделяем мыми ему силами и средствами для ведения войны, то у меня в этом отношении была полная свобода. По этой же причине обстоятельства заставляли меня в области высшей стратегии и военного искусства, а также в мыслях, с ними связанных, оперировать более высокими категориями, вращаться в более высоких сферах, чем это было отведено П.Тухачевскому. Меня утешает то, что на это мое естественное преимущество П.Тухачевский не обращает абсолютно никакого внимания, превращая меня в своих рассуждениях также в подчиненного то генерального штаба Антанты, то мирового капитализма.

Остается обсудить другое преимущество с моей стороны, в связи с которым я долго колебался, стоит ли вообще браться за работу, о которой меня попросили. Если П.Тухачевский намеренно, как я уже имел возможность отметить, ограничил^ ся наиболее общим стратегическим обзором проведенных им операций и тем самым стал доступным для относительно широкого круга читающей общественности, то одновременно он действовал в ущерб себе, так как, повествуя о своей исторической деятельности по управлению большими массами войск, свел ее значение только лишь к функции командующе—

го, часто производя впечатление ветряной мельницы, врагца-^ ющейся вхолостую. Не хочу обижать или в чем-либо ущаг^ лять П.Тухачевского, но, на мой взгляд, чрезмерная абстракт^ ность лекций отделяет П.Тухачевского от армии, которой он командовал, такой зияющей пустотой, что только сделав над собой большое усилие, я смог бы идти по его следам и приспособить свою работу к его методике и к его композиции лекций.

По нескольку раз я перелистывал страницы книжки и никак не мог решить, взяться за предложенную работу или отказаться от нее. Потому что об исторических вещах, о событиях, которые реально происходили на войне, я не мог решиться писать так, как это сделал П.Тухачевский.

Я еще могу понять, если бы речь шла о лекции по общей стратегии или по какой-то другой ее части, и в качестве примера, иллюстрирующего мысль лектора, приводились бы те или иные обобщенные исторические факты — в этом случае метод П.Тухачевского был бы обоснован. Но ни само содер^ жание изданной книжки, ни подход автора к теме не позво^ ляли отнести работу П.Тухачевского к этой категории. Ее действительное содержание — это история ведущей мысли командующего советских войск, противостоящих нам на фрон-^ те севернее Припяти в безусловно прекрасной операции в 1920 году. И лишь одну небольшую часть лекций п.Тухачев^ ского, а именно его анализ действий при помощи таранных масс, можно бы отнести к работам теоретического характера, требующим исторической иллюстрации. Если бы я пошел по следам П.Тухачевского, у которого эта теоретическая часть занимает лишь мизерное место, а остальное представляет собой историю в строгом смысле этого слова, я был бы вынужден нарушить все законы логики и законы истории, всегда довлеющей над великими военачальниками. Заставить же себя пойти на это я не мог.

Без сомнения, для истории любой войны необходимым источником является анализ хода мыслей, движений души каждого из военачальников. Ведь влияние, которое их мьиш-^ тельная деятельность оказывает на исход войны, так велико, что без этого военная история становится непонятной, часто чудаковатой смесью бессистемных фактов и фактиков, где явление победы или поражения никак не удается поместить в рамки причинно-следственных связей, и оно зависает в какойто абстрактной пустоте, неизвестно почему увенчивая лавром головы одних и заливая краской стыда лица других.

С этой стороны книга П.Тухачевского, без сомнения,

представляет собой ценный исторический материал, так как в ней он раскрывает свои мысли военачальника и анализирует свою деятельность по управлению войсками.

Но тогда чрезмерная абстрактность книги дает нам образ человека, который — как я уже говорил — анализирует только свой мозг или свое сердце, намеренно отказываясь или просто не умея увязывать свои мысли с повседневной жизне^ деятельностью войск, которая не только не всегда отвечает замыслам и намерениям командующего, но зачастую им прсг^ тиворечит или вынуждена противоречить вследствие действий войск противника.

Этим я отнюдь не хочу сказать, что П.Тухачевский именно так и управлял войсками, не хочу использовать во всей полноте свое таким способом полученное преимущество, но я не могу избавиться от мысли, что очень многие события в операциях 1920 года происходили так, а не иначе именно изза склонности П.Тухачевского к управлению армией как раз таким абстрактным способом. В своем же стиле управления войсками я никогда не замечал такой склонности и, если бы я решился взяться за предложенную работу, я никогда не стал бы размышлять и тем более писать о своей командной дея-^ тельности — когда речь идет об истории — так, как это делает П.Тухачевский. Поэтому я не отказываюсь от того естественного преимущества в нашем единоборстве на бумаге, которое мне предоставляет связь всех моих мыслей, всей работы моего ума с действиями командиров, которые были мне тогда подчинены.

Я так долго задержал внимание читателя на вступлении, не переходя к основному содержанию для того, чтобы избг^ жать впоследствии многих отступлений от основной мысли работы, которые я должен был бы делать в процессе пове-^ ствования, прослеживая ход операций 1920 года вслед за П.Тухачевским. Но уж если я решил в начале убрать помехи в работе, хочу сразу же прояснить еще несколько моментов.

Во-первых, я не хочу подражать П.Тухачевскому с точки зрения стиля, в каком он написал свою работу, конечно, он писал свою книжку не для нас, поляков и польских солдат, но своим, если можно так выразиться, сильно публицистическим уклоном он, прямо скажем, отнюдь не украсил свою работу. В его стиле прослеживается как бы желание агитировать своих слушателей или читателей в сочетании с настойчивой попыткой унизить своих противников. И хотя я лично не имею претензий к П.Тухачевскому за его колоритные описания масс, воевавших против него в 1920 году, за явное стремление

предать нас общественному презрению, постараюсь избегать в своем ответе даже такого обычного у нас слова, как „большевик«, потому что это выражение приобрело у поляков оттенок пренебрежения и желания оскорбить. Это вовсе не исключает того, что я выскажу свое отношение к взглядам П.Тухачевского по социально-политическим вопросам; они эпизодически разбросаны по разным частям лекций, а в концентрированном виде собраны в специальной главе под названием „Революция извне«. Мне это представляется необходимым, так как социально-политические факторы несомнен^ но играли очень большую роль и в самой войне и в замыслах военачальников.

Добавлю также, что, не найдя в лекциях П.Тухачевского, как уже говорилось выше, обобщенного анализа его деятель^ ности в качестве главнокомандующего, я постарался привлечь другие источники, которые помогли бы мне заполнить этот пробел. Я нашел их в недостаточном, правда, количестве в ряде исторических трудов, созданных нашими бывшими про-^ тивниками. С большим удовлетворением констатирую, что, как с точки зрения методологии, так и подхода к теме, они успешно могут выдержать сравнение с выдающимися произ^ ведениями подобного рода. Настоящей жемчужиной во всей этой литературе является книга Е.Сергеева „От Двины до Вислы«, описывающая действия 4-й советской армии и дея-^ тельность ее командующего, автора книги. Я достаточно широко ею пользовался во всех моих попытках дать истории ческий анализ различных эпизодов кампании 1920 года. К сожалению, она вскрывает ту правду о командовании пТуха-^ чевского, которую я уже высказал выше.

Заканчивая вступление, очень сожалею о том, что некого^ рые наши исторические публикации стоят, к сожалению, так низко, что не могут ни служить хорошим источником, ни сравниться с работами в этой области наших бывших против^ ников и часто, слишком часто создают впечатление работ трусливого школяра, который, зная, что провинился, юлит, выдумывает, гримасничает, стараясь обмануть строгого учиго^ ля — историю.

Глава I

Анализ работы П.Тухачевского я должен начать, несколько нарушив структуру подлинника, с одной из специальных сфер штабной работы, которую автор не выделил в отдельную главу, а дал в виде разрозненных замечаний в тексте или в специальных таблицах. Речь идет о расчетах, которые во время войны должны про-^ изводить все командующие и все штабы, — о расчетах численного состава своих сил и сил противника. Эта работа не так проста, как кажется на первый взгляд. В каждом штабе есть офицеры, которые не занимаются ничем иным, как только непрерывно составляют расчеты сил, имеющихся в распоряжении для ведения боевых операций. В доказательство того, насколько сложны и запутанны такие расчеты, приведу факт, что военные историки, приступающие к своей работе с таким обилием материалов, которым наверняка не располагал никто во время войны, очень часто расходятся между собой в расчетах при исследовании одной и той же битвы или операции.

Пан Тухачевский, приводя данные о численном сосга^ ве наших сил и, вероятно, зная, что его легко можно обвинить в неточности, с самого начала оговаривается, что система наших расчетов была слишком запутанной,

4–322

так как принимала за основу количество штыков и сабель. В исторической литературе о действиях войск, которыми командовал П.Тухачевский, удивительным сте^ чением обстоятельств я натолкнулся на расчеты, состав^ ленные по тому же принципу — по штыкам и саблям. Пан Сергеев, о котором я уже упоминал, рассчитывал свои силы именно таким способом. Одна из советских дивизий (2 — я), описывая взятие ею Бреста в ходе кампании 1920 года, использует при расчете своих сил тот же метод. И если в советских армиях наряду со штыками и саблями дополнительно производились расчеты по бойцам, то у нас предпринимались попытки иначе учигы-^ вать то, что составляет суть современного боя — силу огня. Во всяком случае, мне показался странным факт, что П.Тухачевский не захотел принять наш метод расче^ тов по штыкам и саблям, в то время как его армия в этом смысле практически ничем не отличалась от нашей. Когда же я постарался более внимательно проанализи^ ровать таблицы, приведенные П.Тухачевским, мне не-^ вольно пришла в голову мысль, что трудности, которые он выискивал для подсчета количественного состава наших сил, были, мягко говоря, преувеличены, вероятнее всего намеренно, чтобы в окончательном итоге (это невольно бросается в глаза) прийти к цифрам, уравнива^ ющим свои и наши силы, или даже дающим численное превосходство не себе, а нам. Признаюсь, такой публи^ цистический метод расчетов отбил у меня всякое желание глубоко задумываться над каждой цифрой, приведенной П.Тухачевским.

Однако в качестве примера мне хочется привести несколько наугад выбранных цифр из расчетов пТуха-^ чевского, чтобы показать, как он, если так можно выра-^ зиться, играет составными частями своих расчетов. В таблице № 1 в графе советских войск указана 15-я дивизия кавалерии, в таблице № 2 эта дивизия исчезает, чтобы снова появиться в таблице № 3. В таблице 1, являющейся как бы прологом к описанию операции, проведенной в середине мая 1920 года, на нашей стороне показана 2-я литовско-белорусская дивизия в составе 4800 штыков, хотя в этой операции она вообще не

принимала участия. Но самыми забавными являются явно предвзятые расчеты и итоги, приведенные в табли^ це 3 и показывающие соотношение сил перед началом 4 июля главной советской операции, завершившейся под Варшавой. В самом низу таблицы добавлена рубрика: запасные батальоны и эскадроны действующих полков. Для — нас они показаны цифрой 27 000 штыков и 1200 са^ бель, «готовых влиться в строй«. С русской же стороны мы находим вместо штыков и сабель лишь три звездоч^ ки, не означающие никакую цифру, но зато поясняющие, что батальоны и эскадроны уже учтены в составе диви^ зий. Это превосходно выравнивает соотношение наших и советских сил и даже дает нам преимущество почти в 30 000 штыков.

Трудно удержаться от улыбки и при сопоставлении между собой таблиц, где на каждом шагу замечаешь различные мелкие неточности и ошибки. Так, в табли^ це 1 неизвестно почему в некоторых наших пехотных дивизиях каким — то чудом появилась конница в постоян^ но повторяющемся количестве 400 сабель, в то время как другие дивизии таким подарком облагодетельствованы не были. В таблице 2, показывающей состояние наших войск через 15 дней, проведенных преимущественно в боях, численность конницы вдруг возрастает, и вместо 400 уже фигурирует цифра 500 сабель, как будто в ходе боев число штыков и сабель не уменьшалось, а, наобо^ рот, увеличивалось. Я уже упоминал об исчезновении из таблицы 2 целой кавалерийской дивизии; этот же способ совершенно спокойно применяется для выравнивания со-^ отношения сил и в отношении одного из важнейших соединений, а именно 29-й стрелковой дивизии, которая со своими почти 10000 штыков и 600 сабель безвоз^ вратно исчезла во всех расчетах.

Такой странный расчет соотношения наших и совета ских сил, полный грубых ошибок, мог бы быть весьма грустным свидетельством плохой работы советских гша-^ бов, которыми командовал П.Тухачевский, если бы не его явная агитационно-публицистическая направлен^ ность, отнюдь не повышающая ценность сочинения П.Тухачевского и выражающаяся в том, чтобы в оконча—

тельном итоге, в сумме, выводимой внизу колонок, тенденциозно увеличить наши силы и, наоборот, приу-^ менынить свои. Пана Тухачевского, видимо, не смущает факт, что в тексте при анализе своих действий как главнокомандующего он раз за разом противоречит пи-^ фрам, приведенным им же в таблицах. Так, на стр. 45* при описании подготовки к главной операции п.Тухачев^ ский пишет, что „благодаря несокрушимой энергии крас^ ноармейских работников... пополнения тысячами потекли в наши дивизии«. Это позволило выполнить план удвое^ ния боевого состава, но в таблицах мы этого удвоения не видим. И опять на стр. 61 П.Тухачевский утверждает, что свыше 30 000 вполне надежных людей было моби-^ лизовано и влито в ряды Красной Армии во время похода от Березины и Западной Двины на Варшаву, добавляя, что это есть „характерный блестящий пример классового укомплектования«. Однако в расчетах числен^ ного состава армий нет и следа нового пополнения. Естественно, возникает вопрос, где же на самом деле содержатся эти намеренные преувеличения п.Тухачевско^ го — в цифровых данных, приведенных в таблицах и имеющих явно агитационный характер, или в публици^ стическом восхвалении энергии красноармейских работа ников и системы классового комплектования армии?

Все сказанное не позволяет рассматривать цифровые данные, приведенные П.Тухачевским, и составленные им таблицы как исторический материал, и поэтому во всех своих выводах и анализах я решил не принимать их во внимание. Тем не менее не хочу обойти молчанием общие расчеты, которые в ходе кампании 1920 года я произвол дил для себя.

О численном составе своих сил можно судить на основании донесений, периодически представляемых ко^ мандирами различных частей. Однако каждого, кто за-^ хочет опираться только на эти данные, я, как историк,

«Номера страниц при цитировании М.Тухачевского и ссылках на

него привожу по: М.Тухачевский. Поход за Вислу. (Лекции, прочитан—

ные на дополнительном курсе Военной Академии РККА 7–10 февр.

1923 года). — 1923. Цитаты из работ других авторов (Е.Сергеева.

В.Путны и др.) даю в обратном переводе с польского. (Прим. перев.)

должен предостеречь от этого опрометчивого шага. Прежде всего потому, что любое донесение, независимо от того, какая информация в нем содержится, с истори^ ческой точки зрения может считаться надежным источ^ ником лишь после критического анализа, ведь донесения пишутся для начальства, они всегда имеют цель не только отчитаться в чем-либо, но и подспудно склонить начальника к тем или иным мыслям, к тем или иным решениям в отношении пишущего это донесение. Если так происходит в армиях, имеющих глубокие традиции и давным-давно до мельчайших деталей отработанную си^ стему подготовки кадров, то что же говорить о нашей армии, совсем недавно сформированной и, если речь идет о командирах, состоящей из людей, по сути дела, слу-^ чайно собранных из самых разных армий и школ. Имен^ но по этой причине я никогда не относился в достаточной степени серьезно к донесениям наших командиров о численном составе войск. Я всегда вносил в них одну суммарную поправку, а именно: в нашей армии очень широко распространилась система откомандирования множества людей из боевых частей в ближний или дальний тыл для выполнения работ в интересах войск или командиров и по разным хозяйственным надобно^ стям. В донесениях же эти откомандированные никогда или почти никогда не указывались, и для начальства их считали постоянно находящимися в полках. Попуститель^ ство в этом отношении зашло у нас слишком далеко, и мне не приходит на память хотя бы один случай, когда кто-нибудь из командиров применил бы здесь строгие дисциплинарные меры. Поэтому всегда, получая донесе^ ния о численном составе армий, я вносил в итоговую сводку, которую для меня готовили, суммарную поправ^ ку, суть которой состоит в том, что по крайней мере треть людей, считавшихся штыками и саблями, я не засчитывал в боевой состав. Для некоторых дивизий эта поправка была значительно выше и иногда составляла половину цифры, указанной в донесении.

Я вовсе не хочу сказать, что советская армия не знала подобной системы хозяйственного откомандировав ния штыков и сабель. Более того, я уверен, что так было.

Тем не менее следует отметить, что дисциплина у нашего противника была чрезвычайно жесткой, часто даже же-^ стокой, а меры, предпринимаемые для ее поддержания, настолько суровыми, что, думаю, командующему войска^ ми нашего противника не было необходимости произвол дить такие грустные расчеты, какие делал я. Настоящую зависть вызвало во мне, например, описание действий 27-й дивизии под Варшавой и особенно тот факт, что ее командир сумел 10 августа на р.Ливец увеличить числен^ ность своей дивизии путем включения в ее боевой состав тыловых команд и части бойцов из обоза*. Могу заве^ рить читателя, что в нашей армии подобного случая я не припомню.

Не хочу оставлять невыясненной и умышленную, как было уже сказано, ошибку П.Тухачевского в отношении запасных батальонов и эскадронов. По существовавшей у нас организации запасные батальоны и эскадроны служили не только для пополнения действующей армии, но и должны были также заботиться о сохранности всего имущества полков, непосредственно участвующих в бое-^ вых действиях. И поэтому, когда мы были вынуждены отступать вплоть до Вислы, все запасные батальоны и эскадроны не выполнили свою первую задачу — попол^ нение боевых полков, так как были заняты эвакуацией всего военного добра. Таким образом, речь может идти только об организационной работе в глубоком тылу. При стремительном же нашем отступлении, которое я проана^ лизирую позже, я вообще формально запретил давать подкрепление, прежде чем войска выйдут к Бугу, потому что, как я скажу ниже, после отхода с линии Барановичи — Вильно я совсем не надеялся, что командующему этим фронтом генералу Шептицкому удастся где-нибудь задержать наступление противника. На Буг же и Нарев было выслано чуть больше десятка батальонов пополнен ния, которые были первой такой помощью войскам, отступающим от Двины и Березины.

Не имея сейчас перед собой всех необходимых мате^ риалов, даже о своих войсках, не хочу идти по пути

•В.Путна — Под Варшавой.

П.Тухачевского и в опровержение его таблиц составлять свои, тоже не дающие необходимой исторической гаран^ тии. Мне не хотелось бы также приводить наши расчеты, касающиеся сил противника, по своей сути еще более ненадежные. Самой верной у нас считалась следующая система подсчета: на основании показаний пленных мы определяли численный состав рот или эскадронов и, исходя из этого, старались воссоздать численный состав батальонов, полков и дивизий. Такая система представ^ лялась наиболее подходящей, так как, по нашим наблю^ дениям, советская армия отличалась чрезвычайной пе-^ стротой с точки зрения количественного состава не только высших организационных единиц — дивизий и бригад, но и полков в бригадах и батальонов в полках. Коротко остановлюсь еще на одном обобщенном способе, которым я пользовался, когда хотел сориенти^ роваться в том, чем я, собственно, располагаю для ведения боевых операций. Он заключается в принятии за основу всего, что в стране было поставлено под ружье. Из этой общей цифры, может быть, одной из немногих, которым можно верить, я старался — в общих чертах, опираясь на свои знания в области военного дела, — определить процент тех, кого можно было послать в бой. Этот процент в различные периоды был разным и зависел от того, когда пополнение прибыло на фронт. По моим расчетам, он никогда не превышал у нас 12–15%. Такое неблагополучное состояние нашей военной органи^ зации было следствием чрезвычайно поспешного и неор^ ганизованного формирования нашей армии, которое мы начали только в 191 8 году, и притом практически с нуля. Здесь сказывалось также то, что представители нашей военной администрации всеми силами избегали, как ка-^ кого-то греха, применения строгих дисциплинарных мер как внутри самой администрации, так и вне ее. Такое очевидное послабление в отношении тыловой работы приводило в итоге к тому, что огромная часть человечен ского материала протекала у администрации между паль-^ цев. Я всегда смеялся, что мы не можем избавиться от Добровольческого характера армии, так как у нас воюет только тот, кто хочет, или тот, кто дурак.

Судя по словам П.Тухачевского, зная дисциплину нашего противника, доведенную почти до абсолюта, я не думаю, что в этом важном вопросе у него дела были так же плохи, как у нас. Поэтому я позволил себе вышепри-^ веденный наш процент увеличить для П.Тухачевского по крайней мере на 10%, доведя таким образом долю его боевых сил в общем количестве личного состава, нахо-^ дящегося на довольствии, до 25%. Думаю, однако, что и эта цифра занижена, потому что в нашем случае я вычислял указанный процент общего количества людей, находящихся под ружьем во всей стране, в то время как в отношении П.Тухачевского я делал расчеты, исходя только из имевшихся в его распоряжении фронтовых сил.

На счастье, в ходе изучения нашего противника я нашел числовые данные, показывающие количество лич-^ ного состава и лошадей, находившихся на довольствии в советской армии, по состоянию на август 1920 года: бойцов 794 645, лошадей 150 572*. И если мы применим обобщенный метод, о котором шла речь выше, то полу-^ чим, что в начале августа, как, впрочем, и в июле, П.Тухачевский располагал боевой силой в количестве до 200 000 человек.

У нас — и это я заявляю со всей ответственностью — в течение всей нашей войны эта цифра никогда не достигала 200 000 чел., причем на всем фронте, а не только на той его части, которая противостояла войскам П.Тухачевского. Таким образом, со времени развертывав ния против нас в июле 1920 года всей советской армии противник всегда имел на действующем фронте числен^ ный перевес. Пишу это не для того, чтобы похвастаться, наоборот, считаю эти факты явлением чрезвычайно не-^ приятным, свидетельствующим отнюдь не в нашу пользу. Это замечание окажется еще более справедливым, когда добавлю, что в общем и целом кровопролитные бои, где испытывались мужество и героизм в прямом значении этого слова, не были характерной чертой нашей войны 1918–1920 гг., так как боевые потери, понесенные

^Фролов. Снабжение Красной Армии на запфронте.

нашими войсками в этой войне, были ничтожно малы по сравнению с потерями, понесенными нами в так называв емой мировой войне.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: