Глава 1. ЦЕЛЬ ИССЛЕДОВАНИЯ 7 страница

Так у нас повелось, что всегда говорят, особенно в “оппозиционных” средствах всенародного оповещения, о неправильном антропологическом окружении Президента России. Но вспомните, что происходило в недавней и давней истории. Без всякого стеснения делили верховную власть в 1998–99 годах при действовавшем тогда Государе. А вспомним отдельное былое: одного Государя, Помазанника Божьего, убили ударом табакерки по голове, другого шарфом задушили, третьего подорвали, четвёртому просто сказали в феврале 1917 года – отрекайся, и отрекся. Только в редких случаях российской истории в чрезвычайной ситуации Государю удавалось элементарно выжить, например в декабре 1825 года.

Вот и остаётся Государю, чтобы обеспечить личную власть и безопасность, назначать на важнейшие государственные должности людей, в первую очередь, по принципу личной надежности и преданности. А уж если такой преданный человек ещё и что-то может делать грамотно и профессионально, то надо считать, что нам, народу, повезло. Но что делает профессура для того, чтобы Государь назначал на важнейшие должности людей не только преданных, но и профессиональных (наличие диплома о докторской степени – ещё не признак профессионализма), волевых, деятельных, смелых и распорядительных. Ничего. Да она и не может, хотя бы по той простой причине, что отсутствуют профессиональные школы. Ибо вразумительной власть может быть только тогда, когда ключевые посты в ней занимают люди одной профессиональной юридической школы. А без Школы остаётся только одно – пополнять власть (законодательную, исполнительную, судебную) более или менее благодарными приятелями.

И если последовать мнению, что антропологическое выражение наличной судебной власти, особенно в его высшей части, никуда не годно, даже враждебно и Государю, и, соответственно, народу, то есть страдает недугом, как же тогда произвести антропологическое обновление, то есть лечение, если все члены судебной власти несменяемы (назначены пожизненно) и, опять же, независимы? Остаётся одно средство – переместить орган судебной власти на север, в менее удобную среду жизни. Глядишь, самые хворые сами откажутся переезжать. Тогда и пополнит Государь судебный орган здоровыми кадрами, из какой-нибудь юридической школы. Но может случиться как раз наоборот – ведь самые “больные” бюрократы оказываются на поверку самыми активными, которые ничего не боятся.

Чрезвычайная ситуация – это индикатор дееспособности различных институтов гражданского общества и государства. В ней проверяется всё – от частного индивида до государства в целом. Проверяется в ней наличие в стране того, кого профессор Карл Шмитт назвал сувереном, а по-русски следовало бы назвать самодержцем, – того, кто принимает решение о чрезвычайном положении.

Когда в августе 1991 года возникла чрезвычайная ситуация, Президент не проявил себя как самодержец. Не смог стать самодержцем и комитет, специально созданный для принятия решений в чрезвычайной ситуации. Вообще, ни одно лицо (чиновник или орган) Союзной власти не проявило себя как самодержец, то есть отказалось от права суверенитета или не смогло быть сувереном. Иными словами, все они уклонились от возможности принимать решения в чрезвычайной ситуации. Президент же и парламент одной из республик Союза взяли на себя бремя решений в чрезвычайной ситуации того времени и, соответственно, вели себя как самодержцы. В итоге суверенами оказались они, а не Президент Советского Союза. При другой чрезвычайной ситуации, осенью 1993 года, когда на самодержавие претендовали и российский Президент, и российский парламент, именно Президент принимал решения, которым все подчинились. Самодержцем Российским стал Президент. Других самодержцев не нашлось.

Суверен проверяется в глобальном чрезвычайном положении, охватывающем всю страну и длящемся достаточно долгое время. Но случаются и локальные чрезвычайные ситуации, которые действуют либо короткий срок, либо лишь на незначительной части территории страны. В глобальной чрезвычайной ситуации, когда теряет свою силу право, действовавшее в обычной жизни, адвокатура, в частности, утрачивает своё прежнее значение, её деятельность ограничивается в интересах выживания страны. Попытки искусственно активизировать адвокатуру в таких условиях ведут к её вырождению в группировку политиканов, то есть фактически к ликвидации адвокатуры как таковой.

Напротив, локальные чрезвычайные ситуации повышают роль адвокатуры. Собственно, вся деятельность адвокатуры построена на предельно локальных, микроскопических (а иногда и не совсем) чрезвычайных ситуациях – ситуациях, когда вдруг прекратила своё действие та или иная часть обычно действующего права. Если ситуация вполне нормальна и стабильна, адвокат не нужен. Если же право нарушено, задача адвоката – вернуть нормальную жизнь человека и права, восстановить нарушенное положение.

Таким образом, любая локальная чрезвычайная ситуация – это профессиональный вызов для адвоката. При этом его усилия должны быть направлены не против воли суверена, который ввёл такое положение своим правовым актом, но против тех, кто нарушает интересы обратившихся к адвокату лиц и тем вызывает необходимость сохранения чрезвычайной ситуации (Теория адвокатуры. С.111–112).

Во многом это относится и к судебной власти. Но как определить судьям, пусть даже Конституционного суда, когда началась эта глобальная чрезвычайная ситуация и когда она кончится, и началась ли она вообще? Может быть, это очередной бунт бюрократии против суверена? Школьный ответ такой – принимать решения по школьному стандарту, как написано в правовом акте, а не додумывать за претендентов на трон суверена, что они думают о высшем благе Отечества. Конституционный суд России в сентябре 1993 года принял юридически безупречное решение. И тем самым он сохранил за собой нравственное право остаться судебной властью. Государем же стал тогда тот, кому это на роду было написано. Это не вопрос какого бы то ни было человеческого суда.

Огромное количество рассматриваемых Конституционным судом дел свидетельствует о тяжести принимаемых судами неправосудных решений, о глобальности неправосудия. Судебная система не оправдывает надежд населения на защиту от несправедливости. Граждане вынуждены обращаться за справедливостью, которую они не получили в низших судах, в Конституционный суд. Фактическая неправосудность, произвольность многих судебных решений, несмотря на их формальную безупречность (обоснованность и законность), очевидна гражданам всех сословий. Трудно поверить, чтобы судьи иных судов и правоохранители всех рангов, будучи вроде бы “квалифицированными” юристами, не знакомы с основными законами государства.

Если поток заявлений в Конституционный суд будет оставаться на прежнем уровне, что свидетельствует о фактическом отсутствии судебной системы, то высший орган правосудия может не выдержать. Нельзя постоянно работать в условиях стресса – организм неминуемо начинает разрушаться. Для суда это означает его ненужность или декоративность. Именно с этой подспудной целью на Конституционный суд взваливают всё больше и больше неправовых вопросов. Таково лукавство чиновников, их вредительство Государю.

Конечно, можно искусственно уменьшить поток заявлений в Конституционный суд, перекрыв доступ простых смертных к этому святилищу правосудия, но живая проблема правосудности этим не решится. Так же как она не решится введением всё новых судебных инстанций специально для обжалования несправедливых решений. Вопрос справедливого суда и справедливого решения – это не проблема обжалования. Если бы это было так, то решение, которое бесконечное количество раз было обжаловано и при этом не было отменено, следовало бы считать справедливым, а вынесший его суд – судом справедливым. Однако такое решение может быть только “законным”, то есть подлежащим исполнению, что вовсе не делает его правосудным, справедливым, правильным. Причиной рассмотрения проблем конституционных прав Конституционным судом являются исключительно “законные” судебные решения. Даже собственные запросы судебных инстанций в Конституционный суд о поисках определенности в понимании законов свидетельствуют, в первую очередь, о нерешительности этих судов самостоятельно принимать правильные решения. Стремление переложить принятие решений на более высокую иерархическую ступень – болезнь всех иерархических систем. В управленческой системе это проявляется как стремление переложить принятие всех решений на высшее должностное лицо государства. В судебной системе – на Конституционный суд. Порой низшие ступени прибегают чуть ли не к шантажу, угрозам саботажа и прямого противодействия, лишь бы получить от более высоких начальников одобрение их действиям.

Безусловно, вынести справедливое решение нелегко. Юридическая грамотность здесь неотделима от нравственности и правозащитной идеологии. Решения Конституционного суда – и те часто сопровождаются особыми мнениями судей.

В связи с этим некоторые юристы считают, что справедливость не является рациональной категорией, и поэтому правосудие, хоть и употребляет этот термин для успокоения народа и в видах воспитания, на деле заменяет его понятием законности, согласно которой любое вступившее в силу судебное решение законно и, следовательно, справедливо. Попытки выработать какие-то иные критерии оценки, по мнению этих юристов, могут вести лишь к лицемерию и отрыву от практики. В итоге мы получаем “состязательный” процесс, где прокурор и адвокат преследуют личные, тщеславные интересы, для них главное – победа, игра на публику, воздействие на суд с помощью эффектных приемов (остроумие, ораторское искусство, манипулирование фактами). Прокурор и адвокат играют в процессе, как актеры в театре. И результат у них простой: один выиграл, другой проиграл процесс. Если справедливости нет как таковой, то нет смысла предъявлять соответствующие требования к прокурору и адвокату – обычным, земным людям. Соответственно, и судья в такой игре не безучастный арбитр, а заинтересованный участник, у которого тоже есть своё самолюбие и прочие земные интересы. Ему интересно проявить себя и особенно свою власть над судьбами людей. В результате мы видим неуклонную репрессивную тенденцию судебных решений. Судьи всё менее склонны выносить оправдательные и вообще мягкие приговоры. Им это просто неинтересно. Характерный пример – дела о необходимой обороне. Даже первичный анализ судебной практики по этим делам показывает, что, вопреки сути закона, уголовному наказанию подвергаются лица, защищавшиеся от преступных посягательств, то есть наказывается правомерное, законопослушное поведение. В правоохранительной и судебной системе сложилась своеоб разная презумпция виновности лица, защищавшего себя от преступных посягательств. Словесные интерпретации уголовных статей о необходимой обороне, призванных привнести в судебную практику “справедливость”, правоохранительное сознание не меняет.

Но такая картина находит обоснование только в сознании отдельных юристов, простые же люди, чье сознание не замутнено до такой степени казуистикой, видят её абсурдность и недопустимость. Оказывается, что представления о правосудии у народа и у профессиональных юристов правоохранительной и судебной систем сильно разнятся.

Однако нравственность простого народа вовсе не противоречит выводам науки. Напротив, истинная наука всегда нравственна, ибо её выводы тщательно выверены и тесно связаны с жизненными реалиями. Недостатки юридического образования и воспитания научной культуры из самих юристов делают неполноценных представителей юстиции, даже внутренних врагов правосудия. Вопрос о формировании личности юриста, о селекции юридических кадров по-прежнему остаётся самым острым. И это один их главных вопросов юридических школ. Которых нет.

Юридическая школа – это нравственный поступок, духовный подвиг, а не с первого раза утвержденная научным советом докторская диссертация, или обилие публикаций, или эффектная обличительная фраза. Юридическая школа – это способность к поступкам, сами поступки её последо вателей. И судья – это, прежде всего, человек нравственного действия, чувствующий народный менталитет, следующий отечественным традициям.

Плохи наши традиции или хороши, но они есть и с ними надо считаться. Мудрость и Верховной власти, и Судебной власти и заключается в том, чтобы принимать решения (писать законы и выносить приговоры) в соответствии с национальными представления о справедливости (долге, правде), то есть не вопреки традициям и менталитету. И не относиться к народу как к сволочи (тому, что сволокли на обочину жизни), которая “неправильно” живёт. Любой Закон всегда позволяет выносить справедливое решение.

§ 3. Абсурд адвокатского гонорара и “дело Йукоса”

Адвокатура проявляет свою нищету во всём, как в прямом, так и в переносном смысле. Внутренняя, профессиональная нищета неизбежно обнаруживается и в нищете внешней, экономической.

Пояснение. О гонораре.

Вопрос о сущности и правилах установления адвокатского вознаграждения наиболее полно раскрыт в Теории адвокатуры и в эссе адвоката Андрея Вячеславовича Полякова “Quota litis”, опубликованном в альманахе журнала “Вопросы адвокатуры”.

Говоря об адвокатской деятельности, нельзя не коснуться вознаграждения адвоката за оказанную юридическую помощь. Процедура получения и распределения вознаграждения, самый смысл адвокатского вознаграждения неотделим от сущности адвокатской деятельности. Ложное понимание сущности адвокатского вознаграждения самим адвокатом есть основание предполагать, что этот адвокат также ложно понимает публичное назначение своей профессиональной деятельности.

Редко кто из адвокатов вдумывается в публичный, некоммерческий смысл своей профессии, в принципиальную разницу между услугой и помощью, и вытекающие из этого виды формирования вознаграждения, право притязания на вознаграждение. Большинство адвокатов вспоминает о некоммерческом виде своего труда только при исчислении налогов с гонорара. А если просмотреть бухгалтерские книги большинства адвокатских образований, то обнаружится логико- правовое несоответствие между оказываемой адвокатом юридической помощью, как правовым основанием получения вознаграждения и отражения его в бухгалтерских регистрах, и порядком учёта адвокатского вознаграждения. Конечно, если какой-то адвокат неправильно выполнял операции с полученным вознаграждением, то это не означает, что всё предшествующее получению вознаграждению делалось адвокатом неправильно. Причинно-следственной связи нет. Но неправильное понимание и применение принципов, на которых базируются отдельные вопросы обеспечения адвокатской деятельности, обязательно повлекут неправильное понимание и применение и других принципов адвокатской профессии. Ибо принципы взаимосвязаны единством адвокатской деятельности.

В “деле Йукоса” сразу же надо отрешиться от связи между размером гонорара и активностью адвоката. Мол, размер гонорара был слишком мал, поэтому адвокат не старался, не заявлял в массовом порядке ходатайств, не обличал преследователей и гонителей. Или – гонорар был таким большим, что адвокат, из-за страха лишиться выпавшей ему удачи, не старался, не заявлял, не обличал, так как боялся преследователей и гонителей. Нет, каждый делает то, что умеет, и то, что может. Конечно, не по заслугам полученный великий денежный выигрыш может вызвать у посредственного человека высокомерную уверенность, что выигрыш есть результат его выдающихся умственных способностей. Что не пойдёт на пользу дальнейшему исполнению дела.

Каждое деяние адвоката в “деле Йукоса” – это казус, частный случай, но как всякая случайность – настораживающая случайность, в которой проявляется зародыш отступления от стандартов адвокатской профессии.

Казус первый. Цинизм или недомыслие.

Один отдельно взятый адвокат заявляет, что он доволен размером полученного гонорара, но не доволен решением суда. Такое адвокатское заявление есть что – цинизм, то есть грубая откровенность (см. тему идеологии адвокатуры в Теории адвокатуры), или недомыслие? Во всех случаях заявления подобного рода есть отклонения от стандарта профессии.

С точки зрения стандарта адвокатской профессии, такое заявление есть абсурд: быть довольным и недовольным одновременно. И пребывание в таком абсурде заявителя не смущает, он не стремится его преодолеть.

Такое заявление сравнимо, в части абсурда, как если бы адвокат в защиту осуждённого сделал заявление, в котором утверждал, что суд осудил его подзащитного не за то преступление, которое он совершил. С точки зрения здравого смысла, то есть логики, получается, что адвокат подтверждает, что его доверитель совершил какое-то преступление, но за совершённое преступление его не осудили; а суд осудил за то преступление, которое его доверитель не совершал. Из последнего также следует, что адвокат утверждает, что преступление, за которое его доверитель был осуждён, всё же имело место, хотя сам осуждённый его не совершал. Такой абсурд можно преодолеть только самой логикой жизни, то есть осудить подзащитного данного адвоката за то преступление, о совершении которого знает адвокат. Истина восторжествует, и у адвоката не будет темы для заявлений перед средствами всенародного оповещения в части преодолённого абсурда. Что касается оправдания по первому обвинению, то с точки зрения “всемирной справедливости” и народной молвы, зло должно быть наказано. И до тех пор, пока доверитель адвоката, то есть преступник с точки зрения адвоката, не будет осуждён за известное одному адвокату преступление, пусть этот “неправильно” осуждённый страдает. А чтобы облегчить себе совесть, то есть смягчить душевные страдания, осуждённый должен считать, что отбывает он срок наказания за другое преступление, о котором только и знает адвокат. Абсурд гипотетического адвокатского заявления для осуждённого преодолён, он осуждён неправомерно, но не зря.

Казус второй. Адвокатский фонд и адвокатская фирма.

Руководствуясь принципом целесообразности, стремлением к упрощенчеству, контролю и надзору за качеством и своевременностью выполнения поручений, результативностью профессиональной деятельности, решили временно централизовать направления вознаграждения сопричастным адвокатам. Создали единый адвокатский фонд оплаты оказания юридической помощи. Возможно, фонд технологичен, но насколько он соответствует стандартам адвокатской профессии?

Адвокатский фонд в своей идее есть предтеча замены адвокатской помощи на адвокатские услуги; начало организационного разложения адвокатской корпорации, когда адвокат, как исключительный субъект оказания юридической помощи, заменяется организацией, оказывающей юридические услуги на коммерческих принципах. Теперь юридическое лицо, имею щее свою фирму, в которой адвокаты выполняют профес сионально-трудовую функцию, то есть работают, оказывает юридические услуги нуждающимся. Фирма оказывает юридические услуги, а не помощь (см. разницу и несовместимость этих понятий в Теории адвокатуры). Не адвокат. Адвокат растворяется. За услугами не видно того одного – единственного адвоката, которому доверяют. Есть организация, а у неё нет корпоративного, сословного интереса, но есть интерес людей. Прежде всего, “коммерческого” директора, который будет называться генеральным адвокатом. Сам генеральный адвокат не будет оказывать услуг. Он будет руководить адвокатами, договариваться где-то о чём-то, распределять между адвокатами “зарплату”, проверять написанные адвокатами тексты, а если будет знаком с синтаксисом, то может расставлять правильно знаки препинания.

За “фирмой” скрываются заботы о страждущем. В “фирме” всё коллективно, всё общо. Фирма освобождает адвоката от правил профессии, освобождает совесть адвоката. Фирма не должна сориться с властью, «генеральный» адвокат может пожурить слишком активного адвоката и уволить его.

Отсюда всплывает тайна, отчего отдельные адвокаты ратуют за страхование профессиональной ответственности. Адвоката не будет, будет “фирма”, будет равенство коммерческих партнеров. И эти ратующие самоуверенно надеются, что во всех спорах они одолеют коммерсантов-промышленников, и “фирме” по юридическим услугам не придётся выплачивать им неустойки. Зря надеются. Коммерсанты-промышленники умнее коммерсантов-юристов, потому что промышленники в большей мере обладают способностью суждения, чем юридическое племя. Это логика и суровая правда жизни. Без юристов прожить можно, без промышленников нельзя. Главное же, сами промышленники не будут судиться с коммерсантами- юристами, они наймут, как нанимают работников на урок, других коммерсантов-юристов. В этой схватке коммерческих юристов сами же юристы преодолеют свой собственный коммерческий абсурд взаимным истреблением. Это же первый признак отличия человека от животных: животные всегда поступают правильно, а люди постоянно преодолевает собственный абсурд логикой (см. главные признаки отличия человека от животных).

Чтобы избавиться от адвоката, как единственного и самостоятельного субъекта оказания юридической помощи, нужно ввести такие законодательные положения, чтобы договор на оказание юридической помощи заключал не адвокат, а адвокатское образование, “фирма”.

Казус третий. О притязании адвокатской “фирмы” на вознаграждение.

Группа сопряжённых адвокатов посчитала себя “фирмой”, поскольку стороной в соглашении об оказании юридической помощи со стороны адвокатов было указано адвокатское образование. Коммерческая организация, которой адвокатская “фирма” оказывала юридическую помощь, была признана банкротом. “Фирма” предъявила претензии на неполученное от ликвидируемой коммерческой организации вознаграждение. Адвокатская “фирма” обратилась в суд за защитой своего денежного интереса.

С позиции коммерческих отношений должно действовать общее правило, согласно которому обязательства должны исполняться. Но согласно принципам адвокатской профессии адвокат не должен добиваться в суде взыскания денежных сумм с доверителя, которому адвокат оказывал юридическую помощь. Доверитель может их не выплачивать адвокату без объяснения причин. Такой спор недопустим. Сам иск адвоката о взыскании вознаграждения допустим в одном случае: если претензия адресована государственной организации. Потому что волю и интерес государственной организации, в которой заложена в сжатом виде воля государства, может выразить окончательно именно суд. У адвоката, которому государственная организация отказывается выплатить вознаграждение, могут быть сомнения, а соответствует ли воля руководителя этой организации воле и интересу государства. Служащий государственной организации искажает волю Государя. Поэтому адвокат обращается для разрешения своих сомнений в суд. В этом проявляется основной канон адвокатуры, который выражается в доверии. Ради доверия, солидарности с обществом и жертвенности провозглашается отказ от иска о принудительном взыскании вознаграждения.

§ 4. Адвокаты и малоимущие

В одном из субъектов Российской Федерации появился законопроект о защите права малоимущих жителей региона на получение квалифицированной юридической помощи. Юридическое обоснование проектанты своей инициативе нашли в статьях 48, 71 и 72 Конституции России.

Название законопроекта вызывает недоумение, и, чтобы его рассеять, надо получить ответы на несколько вопросов. Например. Разве у нас кто-то нарушает права малоимущих на юридическую помощь? А права многоимущих никто не нарушает? Защищать малоимущих надо от тех, кто призван оказывать юридическую помощь, то есть от адвокатов? Каким образом защищать малоимущих от адвокатов? Посредством судебного преследования адвокатов от имени и в интересах малоимущих? Если законопроект касается только малоимущих, то, надо полагать, многоимущим адвокаты не интересны и преследовать их они не собираются? По крайней мере, региональные законодатели многоимущим в преследовании адвокатов не помощники? Если бороться надо будет против адвокатов, то кто же будет представлять малоимущих в суде против адвокатов? Или кто-то не подпускает малоимущих к адвокатам и, следовательно, против адвокатов бороться не надо? А может быть, кто-то не позволяет адвокатам оказать юридическую помощь малоимущим?

Каким же способом собирались защитить права на получение юридической помощи? Следует заметить, что в названии говорится только о защите права, а не о самом фактическом получении юридической помощи.

В законопроекте было записано, что целью этого закона является защита права малоимущих жителей территории субъекта Федерации на получение квалифицированной юридической помощи, а также создание условий для постепенного перехода к формированию системы массового добровольного страхования непредвиденных расходов на получение квалифицированной юридической помощи.

А какова реальная цель законопроекта о юридической помощи? Руководствуясь простыми логическими приёмами, осмелимся предположить: поскольку закон есть мера политическая, а всякая политика есть концентрированное выражение экономики, то, скорее всего, законопроект о юридической помощи должен заканчиваться самым прозаическим способом – деньгами.

Выделим отдельные положения (идеи) предложенного законопроекта:

(1) юридическая помощь оказывается в рамках утвержденной целевой Программы защиты права малоимущих граждан на квалифицированную юридическую помощь;

(2) реализует Программу координатор – некоммерческая организация, которая определяется по итогам тендера;

(3) деятельность координатора осуществляется за счёт средств регионального бюджета;

(4) юридическая помощь оказывается юристами – участниками Программы.

В пояснительной записке к законопроекту утверждалось, что в настоящее время федеральное законодательство гарантирует бесплатную юридическую помощь только в двух случаях: в порядке части 3 статьи 16 Уголовно-процессуального кодекса России и в порядке статьи 26 Закона “Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации”. Однако для реализации указанного конституционного права малоимущих граждан этого явно недостаточно, о чём свидетельствует большое количество обращений и заявлений граждан в органы государственной власти региона. Не имея достаточных средств на оплату услуг адвокатов и не обладая необходимыми правовыми знаниями, малоимущие граждане вынуждены обращаться за бесплатной консультативной юридической помощью в органы власти. Кроме того, работа большинства государственных органов по несвойственным им вопросам защиты прав и решения различных проблем граждан не всегда является эффективной, открытой и каче ственной. Для решения указанных проблем необходимо формирование своеобразной системы “семейного адвоката”, то есть системы, когда у каждого жителя региона будет “личный юрист”, к которому можно обратиться за помощью в случае необходимости.

Проектанты считали, что принятие проекта позволит снизить нагрузку на органы государственной власти, связанную с необходимостью рассмотрения необоснованных обращений и заявлений граждан, и повысить качество работы органов государственной власти и местного самоуправления, эффективность и открытость государственного управления.

К законопроекту было приложено финансово-экономическое обоснование, ибо реализация закона повлечёт дополнительные расходы из бюджета. Сумму расходов проектанты рассчитали по формуле. В формуле предусмотрено всё: и количество малоимущих жителей; и затраты на оборудование помещений, в которых будут располагаться бесплатные юридические консультации, техническими средствами и программным обеспечением для работы, расходы, связанные с проведением конкурса и тому подобное; и размер страховой суммы; и коэффициент изменения затрат на техническое и материальное обеспечение реализации закона по годам.

Эти деньги намеривались выплатить не малоимущим, чтобы малость увеличить их имущество, а программным юристам, чтобы те снизили нагрузку на органы власти, связанную с необходимостью рассмотрения необоснованных обращений и заявлений. Действительно, малоимущему по причине его скудного достатка только и остаётся, что необоснованно обращаться к власти – ведь денег у него нет, чтобы обоснованно обратиться. На то он и малоимущий, обычный (пошлый) человек.

Законопроект раскрыл нам глаза: люди по неведению обращаются с жалобами в суды на чиновников. Человек ведь не способен понять, что всё делаемое чиновником – во благо человека обычного. А этот обычный человек жалуется. И этого человека надо уговорить, чтобы он не жаловался на чиновника. Обычный человек своей выгоды и блага не понимает. Обычный человек – человек неразумный. Что дитя малое. Всегда он считает себя обиженным, и отнеслись к нему не чутко, и поступили с ним несправедливо. Вот человек обычный и беспокоит чиновников, то есть вред наносит государственным делам. Кто же будет спорить с тем, что вред государственным делам надо уменьшать и уменьшать? Никто. Следовательно, надо обеспечить спокойствие в работе чиновников. Пути и способы достижения спокойствия выявлены – расход денег. Надо заплатить здравомыслящим людям, то есть программным юристам, чтобы они объяснили человеку неразумному, что на чиновника не надо жаловаться.

Итог законопроекта – всеобщая выгода. Человек малоимущий, то есть неразумный, с моральной выгодой. Он теперь знает, что его права никто не нарушал, и вообще он никаких прав не имел. Чиновник с телесной и душевной выгодой. Чиновника не будут беспокоить неразумные люди. Ему легче (спокойнее) будет работать, сердце не будет перенапрягаться. Чиновник обретёт душевное спокойствие. Юристы и страховые организации получат материальное (денежное) удовлетворение. Ибо каждый труд должен быть оплачен, поскольку бесплатный труд есть труд рабский.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: