Наступление на западе. 3 страница

Поступали все новые донесения о развале французской армии и падении дисциплины в войсках. Командование пыталось заставить солдат сражаться, расстреляв нескольких офицеров, дезертировавших из своих частей. Повсюду началась шпиономания. Многих солдат и офицеров застрелили свои же солдаты, испугавшись, что перед ними переодетые во французскую форму немцы. Чуть что, начиналась паника из-за абсолютно невероятных слухов о секретном немецком оружии или преувеличенных страхов перед «пятой колонной». Предательство – это, казалось, единственное, чем можно было объяснить такое сокрушительное и абсолютно неожиданное поражение. Повсюду раздавались крики: «Nous sommes trahis!» – «Нас предали!».

Хаос усиливался по мере того, как на дорогах северо-восточной Франции становилось все больше беженцев. Считая с бельгийцами и голландцами, около восьми миллионов человек покинули свои дома тем летом – голодные, усталые, изнемогающие от жажды, богатые на машинах, остальные кто как: кто на деревенских телегах, кто на велосипеде, кто толкал перед собой детские коляски, нагруженные доверху жалким скарбом. «Это душераздирающее зрелище, – писал генерал-лейтенант сэр Алан Брук, командир II армейского корпуса из состава британских экспедиционных сил во Франции в своем дневнике, – прихрамывающие из-за натертых в долгой дороге ног женщины, маленькие дети, смертельно уставшие, но крепко обнимающие своих кукол, множество стариков и калек, с трудом ковыляющих вместе с другими беженцами». Судьба Роттердама вселила страх во многих. Большая часть населения города Лилль покинула его по мере приближения немецкой армии. Хотя доказательств того, что командование люфтваффе отдало приказ своим летчикам-истребителям обстреливать с бреющего полета колонны беженцев, не существует, солдаты войск союзников говорят, что неоднократно были свидетелями таких случаев. Французская армия, которая целиком полагалась на стратегию позиционной обороны, была почти не в состоянии реагировать на неожиданные маневры немецкой армии, поскольку все дороги были забиты перепуганными беженцами.

Глава 7.

Падение Франции.

Май–июнь 1940 г.

Боевой дух немецких войск в это время был чрезвычайно высок. Экипажи немецких танков, одетые в черную форму, продвигаясь по внезапно опустевшей сельской местности в сторону Ла-Манша, с энтузиазмом приветствовали своих командиров при встрече. Они заправлялись горючим на брошенных бензозаправках и из топливохранилищ французской армии. Их собственные линии снабжения были совершенно не защищены. Единственное, что сдерживало стремительное продвижение немецких войск, так это разбитые французские грузовики и колонны беженцев на дорогах.

В то время как танки Клейста быстро продвигались в сторону Ла-Манша, Гитлера все более беспокоило то, что французы могли нанести им удар с юга во фланг. Азартный игрок по натуре, Гитлер не мог поверить в такой удачный поворот событий. Воспоминания о 1914-м годе, когда вторжение во Францию было остановлено контрударом во фланг, не давало покоя и немецким генералам старшего поколения. Генерал-полковник фон Рундштедт согласился с Гитлером и 16 мая отдал Клейсту приказ остановить танки, пока к ним не подтянется пехота. Но генерал Гальдер, горячо поверивший в смелые планы Манштейна, настаивал на дальнейшем продвижении. На следующий день Клейст и Гудериан снова поспорили, при этом Клейст все время ссылался на приказ Гитлера. После этого они все же достигли компромисса, чтобы «самые боеспособные разведывательные подразделения» начали прощупывать территорию в направлении побережья, а штаб XIX корпуса остался на месте. Гудериан, таким образом, получил долгожданный шанс. В отличие от Гитлера, находившегося далеко от фронта в своей ставке Фельзеннест, Гудериан видел, что французы парализованы дерзким ударом Германии. Оставались лишь отдельные очаги сопротивления, и только остатки некоторых французских дивизий продолжали вести активные боевые действия, несмотря на неизбежность предстоящего полного поражения.

По чистому совпадению в тот же день, когда танковые части были остановлены на время и получили давно заслуженную возможность отдохнуть и привести в порядок свои машины, французы все же предприняли контратаку с юга. В тот момент командиром, так называемой 4-й танковой дивизии как раз назначили полковника де Голля. Во французской армии он был главным поборником боевых действий с участием бронетанковых войск, чем восстановил против себя генералов старшего поколения – сторонников позиционной войны. Благодаря горячей приверженности де Голля теории механизированной войны, он получил прозвище «Полковник Мотор». Но 4-я танковая дивизия представляла собой лишь наспех сколоченный набор разношерстных танковых батальонов, с незначительной поддержкой пехоты и почти без артиллерии. Генерал Жорж, дав необходимые указания, напутствовал его словами: «Вперед, де Голль! Человеку, который уже давно придерживается взглядов, применяемых сейчас нашим противником на практике, представилась возможность действовать». Де Голль очень хотел атаковать немцев, будучи наслышан о наглости немецких танкистов. Продвигаясь вперед по дорогам мимо французских войск, они просто приказывали им сложить оружие и идти на восток. Их небрежно бросаемая на прощание фраза «у нас нет времени брать вас в плен» оскорбляла патриотические чувства де Голля.

Он решил нанести удар из Лана на северо-восток в направлении Монкорне – важного транспортного узла, находящегося на маршруте снабжения войск Гудериана. Неожиданное наступление 4-й танковой дивизии застало немцев врасплох, французы едва не захватили штаб 1-й немецкой танковой дивизии. Но немцы отреагировали очень быстро, бросив в бой несколько недавно отремонтированных танков и самоходок. Была запрошена поддержка люфтваффе, и потрепанные части де Голля, не имевшие зенитных орудий и прикрытия с воздуха, были вынуждены отступить. Гудериан, естественно, не уведомил штаб армейской группы Рундштедта о боевых действиях, происходивших в тот день.

Для командования Британского экспедиционного корпуса, отражавшего атаки немецкой армии в своем секторе обороны, проходившем по реке Дейле, стала потрясением услышанная вечером 15 мая новость о том, что генерал Гастон Бийот, командующий Первой группой армий, собирается отвести французские войска к реке Эско. Это означало, что союзникам придется оставить Брюссель и Антверпен. Бельгийские генералы узнали об этом решении только на следующее утро и были глубоко возмущены тем, что их об этом даже не предупредили.

Штаб Бийота был полностью деморализован, многие офицеры плакали. Начальник штаба Британского экспедиционного корпуса был в ужасе от новостей, доставленных английским офицером связи. Он немедленно позвонил в военное министерство в Лондоне и предупредил, что в какой-то момент английские войска, возможно, придется эвакуировать. Для англичан 16 мая стало началом отступления с боями. Батареи Королевской артиллерии, на вооружении которых были 25-фунтовые орудия, заняли позиции на горном кряже неподалеку от Ватерлоо, к югу от Брюсселя. В тот день жерла орудий были направлены в сторону Вавра, откуда в 1815 году на помощь англичанам пришли прусские войска. Но к вечеру следующего дня немецкая армия уже входила в столицу Бельгии.

В тот же день Рейно отправил послание генералу Максиму Вейгану в Сирию с просьбой прилететь во Францию и принять на себя верховное командование французской армией. Он решил избавиться от Гамелена, что бы ни говорил по этому поводу Даладье. Кроме того, он намеревался сменить некоторых своих министров. Министром внутренних дел должен был стать Жорж Мандель, правая рука Жоржа Клемансо в бытность того премьер-министром, человек, решительно настроенный бороться до конца. Сам Рейно принял на себя военное министерство, а его протеже Шарль де Голль, получивший временное звание бригадного генерала, должен был стать заместителем военного министра. Рейно утвердился в своем решении, когда на следующий день узнал от писателя Андре Моруа, служившего в то время офицером связи, что англичане, хотя и сражавшиеся хорошо, совершенно потеряли веру во французскую армию, особенно в ее командование.

Однако при этом Рейно совершил фатальную ошибку, возможно, под влиянием капитулянтских настроений своей любовницы Элен де Порт. Он отправил своего представителя в Мадрид, чтобы убедить маршала Филиппа Петена, в то время посла Франции во франкистской Испании, стать заместителем премьер-министра. Престиж Петена как победителя в битве при Вердене придавал ему статус героя Франции. Но восьмидесятичетырехлетний маршал, как и Вейган, был больше обеспокоен угрозой революции и распада французской армии, нежели перспективой поражения. Как и многие другие правые политики, он полагал, что Франция оказалась несправедливо втянутой в эту войну по воле Великобритании.

Утром 18 мая 1940 г., всего через восемь дней, после того как Черчилль стал премьер-министром, над Британским экспедиционным корпусом на севере Франции нависла угроза окружения. В этот день Рандольф Черчилль навестил своего отца. Во время посещения премьер-министр брился и попросил сына почитать ему газету, пока он закончит. Вдруг он сказал: «Кажется, я понял, что нужно делать», – и продолжил бриться. Потрясенный сын спросил: «Ты понял, как мы можем избежать поражения, или победить этих негодяев?» Черчилль положил бритву и обернулся: «Конечно, я имею в виду, что мы можем победить их». «Я, естественно, хочу этого всей душой, но не понимаю, как ты можешь это сделать?» – спросил Черчилль-младший. Его отец вытер лицо и очень энергично сказал: «Я втяну в это Соединенные Штаты».

По случайному совпадению именно в этот день, по настоянию Галифакса, правительство отправило в Москву убежденного социалиста сэра Стаффорда Криппса с поручением найти способ наладить отношения с Советским Союзом. Черчилль понимал, что Криппс – неудачная кандидатура, поскольку Сталин ненавидел социалистов едва ли не больше, чем консерваторов. Кроме того, Черчилль считал, что благородный Криппс вряд ли был тем человеком, который сможет найти общий язык с грубым, подозрительным, расчетливым циником, каким был Сталин. Тем не менее, Криппс в некоторых отношениях оказался значительно прозорливее премьер-министра. Он уже тогда предсказал, что война положит конец Британской империи и повлечет за собой глубокие социальные изменения.

19 мая немецкий танковый клин, получивший название «танкового коридора», уже форсировал Северный канал. Танковым экипажам Гудериана и Роммеля был необходим отдых, но последний убедил своего командира корпуса, что необходимо в этот вечер дойти до Арраса. Контингент Королевских ВВС во Франции к этому времени оказался уже полностью отрезанным от своих сухопутных войск, поэтому было принято решение вернуть 66 оставшихся во Франции «харрикейнов» в Великобританию. Французы, естественно, восприняли этот шаг как предательство, но потеря аэродромов и крайняя усталость летчиков делали такой шаг неизбежным в любом случае. Королевские ВВС к тому времени уже потеряли четверть своих самолетов.

Значительно южнее Первая немецкая армия генерала Эрвина фон Вицлебена в тот же день пробила первую брешь в «линии Мажино». Это было сделано с целью предотвратить переброску войск к южному флангу «танкового коридора», при том, что этот фланг уже начали прикрывать подтягивающиеся немецкие пехотные дивизии, измотанные форсированным маршем.

Полковник де Голль в этот же день предпринял еще одно наступление на севере силами 150 танков в направлении Креси-сюр-Сер. Ему пообещали прикрытие французских ВВС для защиты от «юнкерсов», но из-за плохой связи истребители запоздали. Наступление провалилось, и де Голлю с остатками его потрепанных войск пришлось отойти за реку Эна.

Взаимодействие между союзными армиями так и не было налажено, вследствие чего французы стали подозревать, что Британский экспедиционный корпус уже готовится к эвакуации. Генерал лорд Горт не исключал такой возможности, но на данном этапе еще не начал к ней готовиться. Он не мог получить прямого ответа от генерала Бийота об истинном положении дел к югу от позиций английских войск и о том, какими резервами располагают французы. В Лондоне генерал Айронсайд обратился в адмиралтейство, чтобы выяснить, какое количество малых судов имеется в наличии.

Хотя простые англичане имели довольно туманные представления о серьезности сложившейся ситуации, в стране вдруг стали быстро распространяться панические слухи. Говорили о том, что король с королевой отсылают принцесс Элизабет и Маргарет в Канаду, что Италия уже вступила в войну, и ее армия вошла в Швейцарию, о выброске немецкого десанта, и о том, что «Лорд Гав-Гав» (прозвище пронацистского ведущего радиопередач Уильяма Джойса) в своих радиопередачах из Берлина дает секретные указания немецким агентам в Великобритании.

В то воскресенье, оказавшееся последним днем командования генерала Гамелена, французское правительство посетило службу в соборе Нотр-Дам и молилось о божественном вмешательстве. Американский посол Уильям Буллит, франкофил, плакал во время церемонии.

Генерал Вейган, маленький, энергичный, с морщинистым лицом, чем-то похожий на лису, настаивал на том, что должен отоспаться после длительного перелета из Сирии. Выбор этого монархиста во многих отношениях вызывал удивление, поскольку он терпеть не мог Рейно, назначившего его на должность главнокомандующего. Но Рейно, находясь в отчаянном положении, пытался обратиться к победоносным символам времен Первой мировой в лице Петена и Вейгана – последний был в 1918 г. заместителем маршала Фердинанда Фоша, а ныне служил живым напоминанием о триумфе Франции.

В первый день командования Вейгана, понедельник 20 мая, 1-я немецкая танковая дивизия дошла до Амьена, который накануне подвергся массированной бомбардировке. Батальон Королевского Суссекского полка, единственное подразделение войск союзников, обреченно оборонявшее город, был полностью уничтожен. Подразделения Гудериана также захватили плацдарм на берегу реки Сомма и были готовы к следующему этапу наступления.

После этого Гудериан направил 2-ю танковую дивизию, состоявшую из австрийцев, к Аббевилю, который был взят в тот же вечер. А несколькими часами позже один из ее батальонов дошел до побережья. Замысел Манштейна был реализован. Гитлер был вне себя от радости, он с трудом верил в поступавшие сообщения. Все произошло так неожиданно, что командование немецкой армии не могло решить, что ему делать дальше.

На северной стороне «танкового коридора» 7-я танковая дивизия Роммеля наступала на Аррас, но была остановлена батальоном Уэльского гвардейского пехотного полка. Тем вечером генерал Айронсайд добрался до штаба Горта с приказом Черчилля прорваться через «танковый коридор» немцев для соединения с французами на его южной стороне. Однако Горт указал на то, что основная часть его дивизий держит оборону вдоль реки Шельда, и на данном этапе их нельзя было перебрасывать на другие участки фронта. Готовя свое наступление на Аррас силами двух дивизий, он не имел никакой информации о планах французов.

После этого Айронсайд отправился в штаб Бийота. Великан Айронсайд нашел французского генерала абсолютно подавленным, схватил его за лацканы кителя и встряхнул. Бийот, в конце концов, согласился начать одновременно с англичанами контрнаступление силами двух французских дивизий. Горт в это не очень поверил, и оказался прав. Как утверждал французский офицер связи, генерал Рене Альтмайер, командир V французского корпуса, получив приказ поддержать англичан, просто разрыдался, упав на кровать. На помощь войскам Горта пришли только незначительные силы кавалерийского корпуса генерала Приу.

Целью контрнаступления англичан в районе Арраса был захват участка к югу от города, чтобы отрезать головные части Роммеля от основных сил. Для наступления насобирали 74 танка «матильда» из 4-го и 7-го Королевских танковых полков, два батальона Даремского легкого пехотного полка, несколько подразделений Нортумберлендского стрелкового полка и броневики 12-го уланского полка. И снова обещанные артиллерийская поддержка и авиационное прикрытие так и не были обеспечены. На глазах у Роммеля его пехота и артиллеристы спасались бегством, а только что прибывшая моторизованная дивизия СС Totenkopf («Мертвая голова») ударилась было в панику, но он быстро подтянул и ввел в бой противотанковые и зенитные орудия, которые сразу открыли огонь по неуклюжим танкам «матильда». Сам Роммель едва не погиб в ходе боя, но опасность, которой он подверг себя, действуя в качестве обычного пехотного офицера, фактически спасла немцев от разгрома.

Другая английская колонна добилась большего успеха, несмотря на то, что большинство ее танков вышло из строя еще до начала боя. Немецкие противотанковые снаряды отскакивали от брони тяжелых «матильд», но многие танки вскоре вышли из боя вследствие технических неполадок, успев, однако, нанести значительный урон немецким механизированным частям. При всей храбрости англичан, их контрнаступлению просто не хватило ни войск, ни огневой поддержки, чтобы достичь поставленной цели. Неспособность французов (за исключением доблестной кавалерии Приу) поддержать их убедила английское командование в том, что французская армия потеряла волю к борьбе. Франко-британский союз, к великому разочарованию Черчилля, был обречен на постепенный развал, и дело шло к взаимным подозрениям и обвинениям. Французы предприняли еще одно контрнаступление в направлении Камбре, но оно также не дало заметных результатов.

В то утро основные силы Британского экспедиционного корпуса подверглись сильной атаке вдоль берегов реки Эско, но англичане отразили атаку с большим мужеством. В тот день сразу два человека удостоились награждения Крестом Виктории. Немцы не могли допустить такие потери в живой силе при следующей атаке на позиции англичан, поэтому подвергли английские позиции обстрелу из артиллерийских орудий и минометов. Весь фронт союзников уже трещал по швам и мог в любой момент рухнуть из-за плохого взаимодействия и отсутствия взаимопонимания между командующими, когда во второй половине дня Вейган созвал в Ипре совещание. Он хотел, чтобы англичане отвели свои войска, а потом организовали более мощное наступление через немецкий коридор в направлении реки Сомма. Однако связаться с Гортом не смогли, поэтому он прибыл с большим опозданием. Договоренность Вейгана с королем Бельгии Леопольдом III о том, что его войска не покинут бельгийскую территорию, привела к катастрофе. Все осложнялось еще и гибелью генерала Бийота – его штабной автомобиль врезался в грузовик с беженцами. Генерал Вейган и некоторые другие высокопоставленные французские офицеры позднее высказывали мнение, что Горт специально не приехал на совещание в Ипре, уже тогда тайно готовясь к эвакуации Британского экспедиционного корпуса, хотя доказательств этого утверждения нет.

«Лицо войны ужасно, – писал домой 20-го мая немецкий солдат 269-го пехотного полка. – Города и деревни полностью разрушены, везде разграбленные магазины, ценные вещи вдавлены в землю коваными солдатскими сапогами, повсюду натыкаешься на брошенный скот, а между домами печально бродят собаки… Во Франции мы живем, как боги. Если нам нужно мясо, режем корову и выбираем только лучшие куски, выбрасывая остальное. Спаржа, апельсины, салат, орехи, какао, кофе, масло, ветчина, шоколад, шампанское и вино, коньяк, пиво, табак, сигары и сигареты – всего этого полно. Из-за длинных переходов на марше мы отбиваемся от своих частей – тогда с винтовками в руках мы вламываемся в дома и утоляем голод. Ужасно, да? Но человек привыкает ко всему. Слава Богу, что дома у нас такого не бывает».

«На обочинах дорог стоит огромное количество разбитых и сожженных французских танков и грузовиков, – писал своей жене ефрейтор-артиллерист. – Конечно, среди них есть немного и немецких, но все, же таких на удивление очень мало». Некоторые солдаты жаловались на то, как мало у них было работы. «Здесь очень, очень много дивизий, которые не произвели ни одного выстрела, – писал ефрейтор 1-й пехотной дивизии, – а на фронте враг бежит от нас. Французы и англичане, которые были равными нам противниками в Первой мировой войне, сейчас отказываются принять наш вызов. Наши самолеты полностью господствуют в небе. Мы не видели ни одного вражеского самолета, в небе только наши. И представьте себе: такие важные позиции, как Амьен, Лан, высоты Шмен-де-Дам мы заняли за считанные часы. А в прошлую войну за них приходилось драться годами».

В этих торжествующих письмах на родину не упоминались происходившие время от времени кровавые расправы над английскими и французскими военнопленными и даже мирными жителями. Не говорилось там и о более частых массовых расстрелах захваченных в плен солдат французских колониальных войск, особенно сенегальских стрелков, которые своей храбростью приводили в ярость расистски настроенных немецких солдат. Немецкие соединения, включавшие в себя части дивизии СС Totenkopf, 10-й танковой дивизии и полка Grossdeutschland расстреливали их иногда по пятьдесят или сто человек за раз. По общим оценкам, до 3 тыс. солдат колониальной армии были расстреляны сразу после взятия в плен во время Битвы за Францию.

Порт Булонь в тылу английских и французских войск находился в состоянии хаоса; часть моряков его гарнизона была мертвецки пьяна, другие же уничтожали береговые батареи. Для участия в обороне города здесь высадились батальоны Ирландского и Уэльского гвардейских полков. Когда 2-я немецкая танковая дивизия 22 мая подходила к порту с севера, она попала в засаду, устроенную подразделением 48-го полка французской армии. В это подразделение входили в основном солдаты, служившие при штабе. У них на вооружении были противотанковые орудия, с которыми они, к сожалению, не очень умели обращаться. Эти французские солдаты отважно защищали свои позиции, что сильно отличалось от позорных сцен, происходивших в это время в самой Булони, но их сопротивление вскоре было сломлено, и 2-я танковая дивизия продолжила свое наступление на порт.

Два преграждавших им путь британских гвардейских батальона имели слишком мало противотанковых орудий и вскоре были вынуждены отступить в город, а затем на внутренний периметр порта. Когда стало ясно, что Булонь удержать не удастся, эсминцы Королевского флота начали эвакуацию английских тыловых подразделений. Это произошло 23 мая. Необычный бой завязался между немецкими танками и английскими военными кораблями, когда те вошли в порт. Они открыли огонь по немецким танкам из орудий главного калибра. Французский начальник гарнизона, получивший приказ сражаться до последнего человека, был вне себя. Он обвинил англичан в дезертирстве, что привело к дальнейшему ухудшению отношений между союзниками. Все эти события заставили Черчилля принять решение, во что бы то ни стало отстоять Кале.

Этот город, несмотря на усиление обороны четырьмя батальонами и некоторым количеством танков, имел мало шансов выстоять, хотя приказ гласил, что «во имя солидарности союзников» эвакуации не будет. 25 мая 10-я танковая дивизия Гудериана при поддержке авиации и тяжелой артиллерии начала обстреливать старую часть Кале, куда отступили оставшиеся союзные войска. Оборона города длилась весь следующий день. Пламя горящего Кале можно было видеть из Дувра. Французские войска сражались, пока у них не закончились боеприпасы. Французский командующий ВМС в этом районе принял решение сдаться. Англичане, которые понесли серьезные потери, вынуждены были сделать то же самое. Оборона Кале, хотя и была обречена на поражение, все же задержала продвижение 10-й танковой дивизии к Дюнкерку.

В Великобритании настроение гражданского населения было стабильным – в значительной степени благодаря тому, что люди не знали о положении на континенте. Но брошенная Рейно фраза: «Только чудо может спасти Францию», – просочившаяся в прессу 22 мая, вызвала большую тревогу. Страна вдруг стала просыпаться. Все приветствовали Закон о чрезвычайных полномочиях, как и арест сэра Освальда Мосли, возглавлявшего Британский союз фашистов. Институт социальных исследований Mass Observation отмечал, что в целом настроение было более решительным в деревнях и сельской местности, чем в крупных городах, и что женщины отличались значительно меньшей уверенностью, чем мужчины. Представители среднего класса также были настроены более панически, чем представители рабочего класса. Было принято говорить: чем белее воротничок, тем меньше в нем уверенности. Самой высокой доля пораженцев была среди богатых людей и представителей высших слоев общества.

Многие были уверены в том, что нелепые слухи, например, о том, что генерал Гамелен был расстрелян как предатель или совершил самоубийство, специально распространялись некоей «пятой колонной». Однако Mass Observation сообщил министерству информации, что «имеющиеся в настоящее время свидетельства говорят о том, что слухи передаются праздными, напуганными и подозрительно настроенными людьми».

23 мая генерал Брук, командир II корпуса, записал в своем дневнике: «Ничто, кроме чуда, не может теперь спасти Британский экспедиционный корпус, и конец уже близок!» Но, к счастью Британского экспедиционного корпуса, неудавшееся контрнаступление под Аррасом все, же сделало немцев более осторожными. Рундштедт и Гитлер настаивали на том, что необходимо вначале закрепиться на захваченной территории, а уж только потом начинать новое наступление. Задержка же 10-й танковой дивизии в Булони и Кале означала, что Дюнкерк в тылу англичан еще не был захвачен.

Вечером 23 мая генерал-полковник фон Клюге приостановил наступление тринадцати немецких дивизий вдоль «линии канала» (как называли оборону побережья англичане), на западной стороне складывающегося котла окружения вокруг Дюнкерка. Он простирался чуть более чем на пятьдесят километров от Ла-Манша вдоль реки Аа и отходящего от нее канала через Сент-Омер, Бетюн и Ла-Бассе. Двум танковым корпусам Клейста были срочно необходимы техническое обслуживание и ремонт машин. Его танковая группа уже потеряла половину своих танков и бронеавтомобилей. За три недели 600 немецких танков были подбиты или имели серьезные неисправности, а это составляло чуть более шестой части общей численности танков вермахта на всех фронтах.

Гитлер одобрил приказ Клюге на следующий день, но это не было, как часто полагают, его личным вмешательством в руководство войсками. Главнокомандующий сухопутными войсками Германии генерал-полковник фон Браухич, которого поддержал Гальдер, вечером 24 мая отдал приказ продолжать наступление, но Рундштедт при поддержке Гитлера настоял на том, что сначала нужно подтянуть пехоту. Они хотели сохранить свои танковые силы для наступления через реки Сомма и Эна, которое должно было состояться раньше, чем основная часть французской армии сможет провести перегруппировку. Наступление через каналы и болота Фландрии представлялись им неоправданным риском, в то время как Геринг пообещал, что его люфтваффе смогут предотвратить любую попытку англичан эвакуировать свои войска. Хотя немецкие пехотные дивизии и продвигались вперед довольно быстрыми темпами, прилагая все усилия, чтобы не отстать от танковых формирований, они все же сильно отстали. Поразительно, но факт: Британский экспедиционный корпус и большинство частей французской армии имели в своем распоряжении гораздо больше автомобилей, чем подразделения немецкой армии, в которой только шестнадцать из 157 дивизий были полностью моторизованными. Остальным же приходилось полагаться на конную тягу для транспортировки артиллерии и грузов.

Англичанам вновь улыбнулась удача. В засаду попал немецкий штабной автомобиль с документами, в которых говорилось, что следующее немецкое наступление начнется на востоке, под Ипром, между позициями бельгийской армии и левым флангом англичан. Генерал Брук убедил лорда Горта в необходимости перебросить одну из его дивизий, дислоцированных для нового контрнаступления на этом участке, чтобы закрыть брешь.

Узнав о том, что французы не в состоянии нанести удар через Сомму, Энтони Иден как военный министр вечером 25 мая дал указания Горту о том, что спасение Британского экспедиционного корпуса должно стать «первостепенной задачей во всех отношениях». Поэтому Горт должен отвести английские части к побережью Ла-Манша для последующей эвакуации. Военный кабинет был вынужден теперь посмотреть правде в глаза. Французская армия не могла оправиться от разгрома, и военному кабинету было необходимо рассмотреть все возможности ведения войны против Германии в одиночку. Горт уже предупредил о том, что Британский экспедиционный корпус может потерять все свое снаряжение. Он также опасался, что эвакуировать удастся лишь небольшую часть личного состава корпуса.

Иден еще не знал, что на издерганного Рейно повели атаку маршал Петен и генерал Вейган. Петен поддерживал контакты с Пьером Лавалем – политиком, ненавидевшим англичан и ожидавшим своего часа, чтобы сменить Рейно на его посту. Лаваль вошел в контакт с итальянским дипломатом, чтобы прозондировать возможность ведения переговоров с Гитлером через Муссолини. Вейган как главнокомандующий обвинял политиков в «преступном недостатке благоразумия», что проявилось в их вступлении в войну. Поддерживаемый Петеном, он требовал отозвать гарантии со стороны Франции не заключать сепаратного мира. Их главной задачей было сохранение армии для поддержания порядка. Рейно согласился на следующий день лететь в Лондон для проведения консультаций с английским правительством. Надежды Вейгана, что можно убедить Муссолини не втягиваться в войну, пообещав ему дать больше колоний, или, что с ним можно вести мирные переговоры, были совершенно необоснованными. Заявление Гитлера об одержанной им победе спровоцировало ранее колебавшегося Муссолини на заявление немцам и своему собственному Генеральному штабу о том, что Италия вступит в войну после 5 июня. И сам Муссолини, и его генералы знали, что Италия совершенно не способна вести успешные наступательные операции. Тем не менее, они рассматривали возможность нападения на Мальту, но затем решили, что в этом нет необходимости, поскольку они смогут завладеть островом вскоре после падения Великобритании. В один из последующих дней Муссолини якобы заявил: «На этот раз я объявлю войну, но вести ее я не буду». Главной жертвой этой чудовищной по своим последствиям уловки должна была стать его из рук вон плохо оснащенная опереточная армия. В свое время Бисмарк со свойственным ему сарказмом заметил, что у Италии очень хороший аппетит, но очень плохие зубы. Это замечание во всей своей полноте трагически подтвердилось во время Второй мировой войны.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: