Наступление на западе. 4 страница

Утром в воскресенье 26 мая, когда английские войска отходили к Дюнкерку в сильную грозу – «удары грома смешивались с грохотом артиллерии» – военный кабинет собрался в Лондоне, еще не зная о намерениях Муссолини. Лорд Галифакс высказал мнение о том, что правительство должно рассмотреть возможность найти подходы к дуче, чтобы узнать, на каких условиях Гитлер был бы готов принять предложение мира. Он даже в частном порядке встретился накануне с послом Италии, чтобы выяснить этот вопрос. Галифакс был убежден, что без перспективы помощи со стороны США в обозримом будущем Великобритании не хватит сил в одиночку сопротивляться Гитлеру.

Черчилль считал, что свобода и независимость Великобритании превыше всего. Он использовал документ, подготовленный начальниками штабов всех родов войск, который был озаглавлен «Британская стратегия при некоторых возможных обстоятельствах» – эвфемизм, означающий капитуляцию Франции. Этот проект документа предусматривал вероятность того, что Британии придется воевать в одиночку. Некоторые предположения, как потом показал ход событий, оказались неоправданно пессимистичными. В документе предполагалось, что основная часть Британского экспедиционного корпуса во Франции будет утрачена. Адмиралтейство не надеялось эвакуировать из Франции более 45 тыс. человек, а начальники штабов опасались, что люфтваффе смогут разрушить авиазаводы в центральной части Англии. Другие предположения были слишком оптимистичны. Например, начальники штабов прогнозировали, что военная промышленность Германии будет ослаблена из-за недостатка сырья. Странное предположение, если учесть, что под контролем Германии должна была оказаться большая часть Западной и Восточной Европы. Но главный вывод состоял в том, что Великобритания, очевидно, сможет выстоять против агрессии при условии, что удастся сохранить Королевские ВВС и ВМС. Это был основной довод в поддержку позиции Черчилля против позиции Галифакса.

Черчилль отправился в здание адмиралтейства на деловой завтрак с только что прилетевшим в Лондон Рейно. Из беседы с Рейно стало ясно, что весьма положительная оценка ситуации генералом Вейганом всего пару дней назад на данный момент сменилась полным пораженчеством. Французы уже рассматривали возможность сдачи Парижа. Рейно даже сказал, что он никогда не подписал бы сепаратный мир, но его могут заменить таким политиком, который это сделает. На него уже оказывали давление с целью убедить англичан подписать – «ради пропорционального уменьшения нашей собственной контрибуции» – условия передачи Гибралтара и Суэца итальянцам.

Когда Черчилль возвратился в военный кабинет и передал содержание беседы с Рейно, Галифакс снова предложил попытаться наладить контакты с правительством Италии. Черчиллю нужно было разыгрывать свои карты осторожно, поскольку его собственная позиция была не слишком надежной. Он не мог рисковать открытым разрывом с Галифаксом, к которому лояльно относились слишком многие консерваторы. К счастью, Черчилля начал поддерживать Чемберлен, относившегося к нему с большим уважением и радушием, несмотря на существовавшую между ними ранее вражду.

Черчилль утверждал, что Великобритания, даже если она будет искать мирного соглашения, не должна быть привязана к Франции. «Мы не должны быть втянуты в такое положение прежде, чем будем в состоянии серьезно бороться». Нельзя было принимать никакого решения, пока не будет ясно, какую часть экспедиционных сил удастся спасти. В любом случае условия Гитлера препятствовали бы «завершению нашего перевооружения». Черчилль справедливо полагал, что Гитлер предложил бы Франции значительно более мягкие условия, чем Великобритании. Но министр иностранных дел настаивал на том, чтобы не отказываться от идеи ведения переговоров. «Если бы мы пришли к позиции обсуждения условий, не требующих уничтожения нашей независимости, с нашей стороны было бы глупостью не принять их». И снова Черчиллю пришлось делать вид, что он соглашается с идеей установления контактов с Италией, хотя на самом деле он старался выиграть время. Если бы основная часть Британского экспедиционного корпуса была спасена, его собственное положение и положение его страны значительно упрочилось бы.

В тот вечер Энтони Иден послал Горту сигнал, подтверждающий, что тот должен «отступить к побережью… вместе с французской и бельгийской армиями». Тогда же вечером вице-адмирал Бертрам Рамсей в Дувре получил приказ начать операцию «Динамо» – эвакуацию Британского экспедиционного корпуса морским путем. К сожалению, в послании Черчилля Вейгану, подтверждавшем отступление к портам Ла-Манша, ничего не говорилось об эвакуации. Просто без должных оснований предположили, что при сложившихся обстоятельствах это уже будет очевидным. Этот факт серьезно ухудшит отношения между Великобританией и Францией.

Приостановка продвижения немецких танковых дивизий дала возможность штабу Горта подготовить новый периметр обороны, создав линию укрепленных деревень при одновременном отходе основных сил Британского экспедиционного корпуса. Но французское командование во Фландрии было вне себя, узнав, что англичане планируют начать эвакуацию. Горт полагал, что Лондон сообщил об этом генералу Вейгану тогда же, когда он сам получил распоряжение отвести войска к побережью. Он был уверен, что французы также получили приказ производить посадку, и был потрясен, узнав, что все обстояло иначе.

С 27 мая 2-й батальон Глостерширского полка и один батальон Оксфордского и Бакингемширского легкого пехотного полка обороняли Кассель, находящийся к югу от Дюнкерка. На удаленных фермах англичане повзводно держались против значительно превосходящих сил противника, в некоторых случаях в течение трех дней. К югу от них мощным атакам подвергалась английская 2-я дивизия, переброшенная для обороны участка побережья Ла-Манша от Ла-Бассе до Эра. Когда у измученного боями и сильно поредевшего 2-го Королевского Норфолкского полка закончились снаряды для противотанковых орудий, солдаты просто выскакивали из окопов и бросали ручные гранаты под гусеницы танков. Оставшихся в живых солдат батальона окружили и взяли в плен эсэсовцы из дивизии Totenkopf. В тот вечер они убили девяносто семь пленных. На участке, где оборону держала бельгийская армия, солдаты 255-й немецкой дивизии отомстили за понесенные ими потери у селения Винкт, расстреляв 78 мирных жителей якобы за то, что некоторые из них «были вооружены». На следующий день солдаты Leibstandarte-SS Adolf Hitler под командованием гауптштурмфюрера Вильгельма Монке расстреляли в городке Ворму около девяноста английских военнопленных, в основном солдат Королевского Уорикширского пехотного полка, отступавшего в арьергарде английской армии. Так кровавая война против Польши отозвалась эхом на Западном фронте, который принято было считать цивилизованным.

К югу от Соммы английская 1-я танковая дивизия предприняла контратаку против захваченного немцами плацдарма. И снова не было ни французской артиллерии, ни авиационной поддержки. В результате 10-й гусарский полк и 2-й драгунский полк потеряли 65 танков, подбитых преимущественно немецкими противотанковыми орудиями. Более удачное контрнаступление провела 4-я танковая дивизия де Голля против немецкого плацдарма под Аббевилем, но и эту атаку немцы отразили.

27 мая в Лондоне военный кабинет собирался трижды. Второе совещание, проведенное после полудня, отражало, пожалуй, самый критический момент войны, когда нацистская Германия могла одержать победу. Именно тогда усиливавшееся противостояние Галифакса и Черчилля перешло в открытую форму. Галифакс был еще более настроен на то, чтобы использовать Муссолини в качестве посредника и узнать, какие условия Гитлер может предложить Франции и Великобритании. Он считал, что в случае промедления предложенные условия могут быть только хуже.

Черчилль решительно выступал против такой слабой позиции и настаивал на продолжении войны. «Даже если бы нас победили, – говорил он, – мы не были бы в худшем положении, чем то, в котором мы окажемся, прекратив борьбу. Поэтому давайте противиться тому, чтобы нас стащили вниз по скользкому склону вместе с Францией». Он понимал, что, вступив в переговоры, они не смогут «вернуться назад» и снова поднять в народе дух сопротивления. Черчилль имел скрытую поддержку Клемента Эттли и Артура Гринвуда – двух руководителей Лейбористской партии, как и сэра Арчибальда Синклера – руководителя Либеральной партии. Главный довод Черчилля убедил и Чемберлена. Во время этого бурного совещания Галифакс ясно дал понять Черчиллю, что уйдет в отставку, если его позиция не будет принята, но Черчиллю все-таки удалось его успокоить.

Еще один удар пришелся на вечер того же дня. После прорыва бельгийской линии обороны по реке Лис король Леопольд IIІ решил капитулировать. На следующий день немецкая Шестая армия приняла его безоговорочную капитуляцию. Генерал-полковник фон Рейхенау и его начальник штаба генерал-лейтенант Фридрих Паулюс продиктовали условия в своей ставке. Следующая капитуляция с участием Паулюса окажется его собственной, в Сталинграде, меньше чем через три года после этих событий.

Французское правительство внешне резко осуждало «предательство» короля Леопольда ІІІ, но в душе ликовало. Один из капитулянтов выразил эти настроения, заявив: «Наконец-то у нас есть козел отпущения!» Но англичане вряд ли были удивлены падением Бельгии. Горт, действуя по совету генерала Брука, предусмотрительно отвел свои войска за линию фронта, которую удерживали бельгийцы, чтобы воспрепятствовать прорыву немцев между Ипром и Комином на восточном фланге.

Генерал Вейган, теперь уже официально проинформированный о том, что англичане решили вывести свои войска, пришел в бешенство из-за отсутствия искренности с их стороны. К сожалению, он только через день отдал своим войскам приказ об эвакуации, и в результате французы вышли к побережью гораздо позже, чем англичане. Маршал Петен заявил, что отсутствие поддержки со стороны англичан должно привести к пересмотру подписанного Рейно в марте договора о том, что стороны обязуются не заключать сепаратный мир.

28 мая днем военный кабинет снова собрался на совещание. На этот раз, уже по требованию премьер-министра, совещание прошло в Палате общин. Вновь разгорелась борьба между Галифаксом и Черчиллем, при этом премьер еще решительнее протестовал против переговоров в какой-либо форме. Он доказывал, что даже если бы англичане встали и ушли из-за стола переговоров, «мы бы увидели, что от всей той решимости, на которую мы сейчас опираемся, ничего не осталось».

Сразу же после окончания совещания военного кабинета Черчилль созвал заседание кабинета министров в полном составе. Он сообщил, что рассматривал вопрос о ведении переговоров с Гитлером, но убежден, что условия Гитлера низведут Великобританию до положения «порабощенного государства», управляемого марионеточным правительством. Кабинет выразил Черчиллю свою самую горячую поддержку, и преимущество над Галифаксом было достигнуто. Великобритания была готова бороться до конца.

Гитлер, не желая использовать свои поредевшие танковые части, ограничил их наступление на Дюнкерк. Они должны были остановиться сразу же после того, как немецкая артиллерия сможет начать обстрел порта. Артиллерийский обстрел и бомбардировка города развернулись в полную силу, но этого было недостаточно, чтобы помешать операции «Динамо», т. е. эвакуации. Бомбардировщики люфтваффе, все еще летавшие, как правило, со своих баз в Германии, не имели надежной поддержки истребителей, и их часто перехватывали эскадрильи английских «спитфайров», взлетавшие с расположенных значительно ближе аэродромов в графстве Кент.

Английские военные, которым пришлось ждать в дюнах или забитом людьми городе своей очереди на погрузку, проклинали летчиков Королевских ВВС, не понимая, что английские истребители перехватывали немецкие бомбардировщики еще на подходе к побережью. Люфтваффе, несмотря на хвастливые заявления Геринга, нанесли англичанам сравнительно небольшие потери. Мягкие дюны также снижали убойную силу бомб и снарядов. Гораздо больше солдат союзников было убито на берегу истребителями, которые обстреливали их на бреющем полете.

К тому времени, когда наступление немецких войск возобновилось с участием пехоты, сильная оборона англо-французских войск предотвратила их прорыв. Те немногие солдаты, которым удалось выбраться из деревень, превращенных в опорные пункты обороны, были измучены, страдали от голода и жажды, многие из них были ранены. Солдат с более серьезными ранениями приходилось оставлять. Немцы находились со всех сторон, и отступление было очень напряженным, ведь невозможно было определить, где наткнешься на вражеские войска.

Эвакуация началась 19 мая, когда вывезли раненых и тыловые части, но к основной части операции приступили только в ночь на 26 мая. После обращения, переданного по Би-Би-Си, адмиралтейство связалось с добровольцами – владельцами небольших судов: яхт, речных баркасов, прогулочных катеров. Им было назначено место сбора – сначала в районе Ширнесса, а затем близ Рамсгита. В операции «Динамо» были задействованы около 600 судов, и почти все они имели в экипажах моряков-любителей, которые дополнили силы более чем 200 кораблей Королевских ВМС.

Дюнкерк можно было без труда заметить с большого расстояния, как с моря, так и со стороны суши. Из горящего города, который немецкая авиация подвергла жестокой бомбардировке, поднимались в небо столбы дыма. Пылали нефтяные цистерны, испуская густые клубы черного дыма. Все дороги, ведущие в город, были забиты брошенными и неисправными военными автомобилями.

Отношения между английскими и французскими старшими офицерами, особенно в штабе адмирала Жана Абриаля, командующего французским Северным флотом, становились все более враждебными. Не могли улучшить ситуацию и грабежи, устраиваемые в Дюнкерке и английскими, и французскими войсками, причем каждая из сторон винила в них другую. Водопровод не работал, поэтому многие военные утоляли жажду вином, пивом или более крепкими напитками, напиваясь допьяна.

Пляжи и порт были заполнены войсками, выстроившимися в очередь на погрузку. При каждом налете люфтваффе, когда завывали сирены заходивших на бомбежку, как «стая огромных дьявольских чаек», «юнкерсов», солдаты спасались бегством. Стоял оглушительный грохот, многоствольные зенитные установки стоявших у мола эсминцев, палили изо всех сил. Как только налет заканчивался, солдаты бросались назад, боясь потерять свое место в очереди. Некоторые не выдерживали напряжения, но помочь им было практически нечем.

Ночью солдаты стояли в море по плечи в воде, ожидая пока их подберут спасательные шлюпки и лодки. Большинство из них были так измотаны и беспомощны в промокшем обмундировании и ботинках, что морякам приходилось с ругательствами втаскивать их через борт за ремни военной формы.

Королевские ВМС пострадали ничуть не меньше, чем спасаемые ими солдаты. 29 мая, когда Геринг под напором Гитлера бросил на Дюнкерк свои главные силы, десять эсминцев и множество других судов были потоплены или серьезно повреждены. Эти потери заставили адмиралтейство отвести от Дюнкерка крупные эскадренные миноносцы, которые были совершенно необходимы для защиты юга Англии. Но уже на следующий день их вернули, потому что эвакуация резко замедлилась, а каждый такой эсминец мог забрать до тысячи солдат за один раз.

В этот же день Гренадерский гвардейский, Колдстримский гвардейский и Королевский Беркширский полки 3-й пехотной дивизии вели тяжелые оборонительные бои на внутреннем периметре обороны. Им едва удавалось сдерживать атаки немецких войск, которые в случае успеха положили бы конец дальнейшей эвакуации. Французские войска 68-й дивизии продолжали удерживать западный и юго-западный секторы по периметру Дюнкерка, но напряжение внутри англо-французского союза возросло до крайности.

Французы не сомневались, что англичане при эвакуации отдадут предпочтение своим солдатам и офицерам, и из Лондона действительно поступили на этот счет противоречивые приказы. Французские военнослужащие часто подходили к пунктам погрузки англичан, но им не разрешали садиться на корабли, что, естественно, приводило к ужасным сценам. Солдаты-англичане, раздраженные тем, что французы несли с собой какие-то тюки, когда им было приказано оставить все личные вещи, сталкивали их с ограждений гавани в море. Известен эпизод, связанный с тем, что английские военные внезапно отправили от берега судно, предназначенное для французов. При этом немало французских солдат, пытавшихся взобраться на борт, оказались сброшенными в море.

Даже всем известное обаяние генерал-майора Гарольда Александера, командира 1-й дивизии, не могло смягчить гнев генерала Робера Фагальда, командира французского XVI корпуса, и адмирала Абриаля, когда те услышали от него, что ему приказано обеспечить погрузку максимально возможного числа англичан. Они предъявили письмо от лорда Горта, в котором тот заверял, что три английские дивизии будут оставлены на берегу, чтобы удержать периметр порта. Адмирал Абриаль даже пригрозил закрыть порт Дюнкерка для английских войск.

Сообщения об этом столкновении были отправлены в Лондон и Париж, где Черчилль совещался с Рейно, Вейганом и адмиралом Франсуа Дарланом, главкомом французских ВМС. Вейган признал, что Дюнкерк не может держаться до бесконечности. Черчилль настаивал на том, что эвакуация должна проходить на равных условиях, но Лондон не разделял его надежду на сохранение духа союзничества. Там была принята не высказываемая вслух идея, что Великобритания должна позаботиться о себе, поскольку Франция, очевидно, собирается сдаться. Непросто сохранить дружеские отношения между союзниками в дни побед, но в час поражения неизбежно возникают неимоверные взаимные обвинения.

30 мая казалось, что половина Британского экспедиционного корпуса останется во Франции. Но на следующий день Королевские ВМС и «малые суда» выступили во всей своей мощи: эсминцы, минные тральщики, яхты, колесные пароходы, буксиры, спасательные шлюпки, рыбацкие шхуны и прогулочные суда. Многие небольшие суда переправляли солдат с берега на более крупные корабли. Одна из яхт, «Санфлауэр», принадлежала коммандеру К. Х. Лайтоллеру, старейшему из выживших офицеров «Титаника». Чудо Дюнкерка стало возможно благодаря тому, что в самые главные дни и ночи эвакуации море было спокойно.

На борту эсминцев матросы Королевских ВМС раздавали измученным и голодным солдатам чашки с какао, банки говяжьей тушенки и хлеб. Но добраться до корабля во время все более назойливых атак люфтваффе, усиливавшихся всякий раз, когда в прикрытии английских истребителей возникала хотя бы малая брешь, еще не означало попасть в тихую гавань. Трудно было забыть вид ужасных ранений, полученных во время атак с воздуха, людей, утонувших на потопленных кораблях, их крики о помощи. А условия для раненых, оставшихся внутри периметра обороны Дюнкерка, были намного хуже: вспомогательный медицинский персонал и врачи почти ничего не могли сделать, чтобы облегчить страдания умирающих. Даже те, кому удалось эвакуироваться, не находили особого облегчения, когда прибывали в Дувр. Массовая эвакуация намного превышала возможности государственной машины. Военно-санитарные поезда развозили раненых в разные концы страны. Один раненый солдат, вышедший живым из ада Дюнкерка, не мог поверить своим глазам, увидев из окна поезда мужчин в белых фланелевых костюмах, играющих в крикет так, как будто Великобритания еще не воевала. У многих раненных, когда их, наконец, начинали лечить, в ранах под первичными повязками обнаруживались личинки насекомых. Другие страдали от гангрены, и им приходилось ампутировать конечности.

Утром 1 июня арьергард в Дюнкерке, в состав которого входила 1-я гвардейская бригада, был вынужден отступить перед мощным натиском немцев, форсировавших канал Берг-Фюрне. Некоторые солдаты и даже целые взводы просто падали от усталости, но за храбрость, проявленную в тот день, один из военнослужащих был награжден Крестом Виктории, а несколько других получили медали. Эвакуацию в дневное время теперь пришлось прекратить из-за тяжелых потерь Королевских ВМС и утраты двух плавучих госпиталей, из которых один был потоплен, а другой получил серьезные повреждения. Последний корабль прибыл в район Дюнкерка ночью 3 июня. Генерал-майор Александер на моторной лодке в последний раз проплыл вдоль берега и гавани туда и обратно, окликая солдат, которые еще могли там остаться. Незадолго до полуночи сопровождавший генерал-майора офицер флота капитан Билл Теннант смог отправить адмиралу Рамсею в Дувр сообщение о том, что поставленная перед ними задача выполнена.

Вместо 45 тыс. солдат и офицеров, которых предполагало спасти адмиралтейство, английские военные корабли и различные гражданские суда вывезли около 338 тыс. солдат и офицеров союзных войск, из которых 193 тыс. были британцами, а остальные – французами. Приблизительно 80 тыс. солдат, в основном французов, остались на захваченной территории из-за нерешительности командиров и неразберихи при отходе. За время кампании в Бельгии и северо-восточной Франции потери Великобритании составили 68 тыс. человек. Почти все оставшиеся танки и автотранспорт, основную часть артиллерийских орудий и огромное количество складов пришлось уничтожить. Польские соединения, находившиеся во Франции, тоже переправились в Великобританию, оправдав придуманное для них Геббельсом презрительное прозвище «туристы Сикорского».

В Великобритании реакция на эти события была разной: преувеличенные страхи смешивались с чувством облегчения от того, что Британский экспедиционный корпус спасен. Министерство информации было озабочено тем, что настроения в народе были «пожалуй, даже чересчур хороши». Вместе с тем в сознание людей начинала проникать возможность немецкого вторжения. Ходили слухи о немецких парашютистах, переодетых монахинями. Некоторые люди действительно верили, что в Германии «умственно неполноценные, психически больные люди были завербованы в отряды самоубийц» и что «немцы прокопали туннель под Швейцарией и вышли из-под земли в Тулузе». Угроза вторжения не могла не вызвать безотчетного страха перед находящимися в Англии иностранцами. Mass Observation после эвакуации из Дюнкерка отмечал, что французов встречали тепло, а голландских и бельгийских беженцев сторонились.

Немцы же, не теряя времени, перешли к следующему этапу своей кампании. 6 июня они атаковали позиции вдоль рек Сомма и Эна, имея значительное численное преимущество в живой силе и полное господство в воздухе. Французские дивизии, оправившись от первоначального шока поражения, сражались с большой храбростью, но было уже слишком поздно. Черчилль, получивший от Даудинга предупреждение, что тот не располагает достаточным количеством истребителей для обороны Великобритании, ответил отказом на просьбы Франции прислать на континент новые истребители. К югу от Соммы все еще находились английские войска численностью около 100 тыс. человек, включая 51-ю Хайлендскую дивизию, которая вскоре вместе с 41-й французской дивизией оказалась в окружении в районе Сен-Валери.

Пытаясь предотвратить выход Франции из войны, Черчилль отправил через Ла-Манш другие экспедиционные войска под командованием сэра Алана Брука. Перед отправкой Брук предупредил Идена, что, осознавая дипломатические требования этой миссии, правительство должно признать невозможность достижения военного успеха. Некоторые французские части сражались хорошо, однако другие все же старались скрытно отойти с позиций и присоединиться к колоннам беженцев, двигавшихся в юго-западную часть Франции. Слухи об отравляющих газах и зверствах немцев сеяли панику.

Автомобили богачей, казалось, подготовившихся заранее, сплошным потоком шли в тыл. То, что они выехали раньше всех, позволяло им скупать по пути следования таявшие запасы бензина. За ними двигались представители среднего класса в более скромных автомобилях, с привязанными к крышам матрасами, а внутри машин находились самые ценные вещи, в том числе собака или кошка, или клетка с канарейкой. Более бедные семьи передвигались пешком, используя для перевозки своих вещей велосипеды, ручные тележки, лошадей и коляски. Заторы на дорогах тянулись на сотни километров, поэтому зачастую автомобили двигались приблизительно с той же скоростью, что и бредущие пешком люди. Двигатели закипали на жаре, и каждый раз, трогаясь, они проезжали всего несколько метров и вновь замирали в заторе.

Эти испуганные люди, почти восемь миллионов человек, сплошным потоком движущиеся на юго-запад, вскоре обнаружили, что невозможно достать не только бензин, но и продукты питания. Бегущие от немцев в огромном количестве горожане, скупавшие все бакалейные товары, до последнего батона хлеба, скоро заставили забыть о сочувствии к себе. Вместо этого у местного населения, которое воспринимало их, как стаю саранчи, возникло возмущение, несмотря на многих раненых при налетах и бомбежках немецкой авиации, на забитые людьми дороги. И снова именно женщины стойко держали удар, они переживали это бедствие самоотверженно и спокойно. Мужчины же плакали от отчаяния.

10 июня Муссолини объявил войну Франции и Великобритании, отдавая себе отчет в том, что его страна крайне слаба и в военном, и в материальном отношении. Он был решительно настроен, не упустить свой шанс, и получить новые территории прежде, чем будет заключен мир. Но наступление итальянской армии в Альпах, о котором не проинформировали немцев, обернулось полным провалом. Французы потеряли чуть более 200 человек. Потери итальянцев составили 6 тыс. убитыми и ранеными, включая более 2 тыс. случаев серьезного обморожения.

Приняв решение, которое только усилило неразбериху, французское правительство переехало в долину Луары. Министерства и военные штабы разместили в различных шато. 11 июня Черчилль прилетел в город Бриар на берегу Луары, где он должен был встретиться с лидерами Франции. Его самолет, эскортируемый эскадрильей «харрикейнов», приземлился на опустевшем аэродроме, распложенном недалеко от города. Черчилля сопровождали сэр Джонн Дилл, на тот момент уже начальник Генерального штаба, генерал-майор Гастингс Исмей, секретарь военного кабинета, и генерал-майор Эдвард Спирс, личный представитель Черчилля при французском правительстве. Их отвезли в Шато де Мюге, временную штаб-квартиру генерала Вейгана.

В темной столовой их ждал Поль Рейно, мужчина маленького роста, с четко обрисованными дугами бровей на «опухшем от усталости лице». Рейно был на грани нервного истощения. Его сопровождали раздражительный Вейган и маршал Петен. За ними стоял ставший заместителем военного министра генерал де Голль – бывший протеже Петена, пока их отношения не испортились перед началом войны. Пирс отметил, что, несмотря на вежливый прием Рейно, английской делегации дали почувствовать себя «бедными родственниками на поминках».

Вейган описал катастрофу в самых мрачных тонах. Черчилль в тот жаркий день был одет в плотный черный костюм, но это никак не помешало ему вести доброжелательную и очень энергичную беседу на его неповторимой смеси английского и французского. Не зная о том, что Вейган уже отдал приказ сдать немцам Париж, Черчилль отстаивал план партизанской войны и обороны каждого здания в городе. Эти идеи привели в ужас и Вейгана, и Петена, который решил нарушить свое молчание и сказал: «Но это значит погубить страну!» Их главной заботой было сохранение достаточного числа войск для подавления революционных беспорядков. Их мучила навязчивая идея, что в оставленном ими Париже власть могут захватить коммунисты. Вейган, стараясь переложить на других ответственность за то, что сопротивление французской армии рухнуло, потребовал еще больше английских истребителей, зная, что англичане будут вынуждены ответить отказом. Всего несколькими днями ранее он обвинял в поражении Франции не генералов, а Народный фронт и школьных учителей, которые «отказались развивать в детях чувство патриотизма и жертвенности». Оценки Петена были такими же. «Эта страна, – сказал он Спирсу, – испорчена политиками». Возможно, в этом высказывании было много правды. Францию раздирали противоречия, и обвинения в измене не могли не прозвучать.

Черчилль и его спутники улетели в Лондон, не питая больше никаких иллюзий, хотя им и удалось добиться обещания, что соглашение о перемирии не будет подписано без консультаций с Англией. Основным вопросом, с точки зрения англичан, было будущее французского флота, а также вопрос о том, будет ли правительство Рейно продолжать вести войну из французской части Северной Африки. Но Вейган и Петен были решительно против этого, будучи уверенными, что в отсутствие правительства Франция будет ввергнута в хаос. Вечером следующего дня, 12 июня, Вейган на совещании кабинета министров, членом которого он не был, открыто потребовал заключения перемирия. Рейно попытался напомнить ему, что Гитлер был не пожилым джентльменом типа Вильгельма I образца 1871-го года, а новым Чингисханом. Этот шаг оказался последней попыткой Рейно повлиять на своего главнокомандующего.

Париж почти полностью опустел. Огромный столб черного дыма поднимался с нефтеперегонного завода «Стандард Ойл», который подожгли по требованию французского генштаба и посольства США, чтобы бензин не попал в руки к немцам. В 1940-м году франко-американские отношения были очень теплыми. Французское руководство настолько доверяло послу США Уильяму Буллиту, что его временно назначили мэром и попросили вести переговоры о сдаче столицы немцам. После того как немецкие офицеры под флагом парламентеров были застрелены у заставы Сен-Дени на северной окраине Парижа, генерал-полковник Георг фон Кюхлер, командующий немецкой Десятой армией, отдал приказ бомбить Париж. Буллит вмешался, и ему удалось спасти Париж от разрушения.

13 июня, когда немцы уже готовились войти в Париж, Черчилль вылетел в Тур на новую встречу. Его худшие опасения подтвердились. По подсказке Вейгана, Рейно спросил, могут ли англичане освободить Францию от ее обязательства не заключать сепаратный мир. Лишь очень немногие, в том числе Жорж Мандель, министр внутренних дел, и очень молодой генерал де Голль были настроены бороться любой ценой. Рейно, хотя и соглашался с ними, был, по словам Спирса, как будто спеленат пораженцами и стал парализованной мумией.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: