На пути к XX съезду КПСС

Падение Берии и обвинение его в умалении роли КПСС объективно вели к новому витку усиления партийной монополии на власть. На июльском (1953 г.) пленуме ЦК указывалось на необходимость “укрепить партийное руководство во всех звеньях партии и государственного аппарата” и решительно пресекать любые попытки ухода из-под партийного контроля не только тех или иных организаций и ведомств, но и конкретных лиц. Такая установка означала возврат к безраздельному партийному господству над всеми сферами жизни общества и к усилению роли фактического лидера партии – Хрущева. Понимая это, Маленков (добровольно оставивший пост секретаря ЦК еще весной) повторил тезис о том, что партийное руководство должен осуществлять не какой-либо один лидер, а “крепкий, сплоченный, монолитный коллектив руководителей партии”, что “никто один не смеет, не может, не должен и не хочет претендовать” на сталинское наследство. В июле Хрущев еще не мог претендовать на возрождение высшего партийного поста генерального (или первого) секретаря ЦК.

На сессии Верховного совета СССР, открывшейся 8 августа 1953 г., с программной речью выступил глава правительства Г.М.Маленков. Она была посвящена проблемам экономического развития страны. Советская экономика переживала серьезные трудности. Экономические дискуссии в партийно-государственном руководстве в первые послевоенные годы привели в итоге к возврату довоенной модели экономического развития. А это неизбежно означало и повторение ошибок и издержек того времени. Строительство все новых и новых индустриальных объектов не было обеспечено материальными [c.503] и людскими ресурсами, квалифицированными инженерно-техническими и управленческими кадрами. Приток на производство рабочих, не обладавших элементарными навыками и опытом работы, привели к кризису в организации труда, проявлявшемуся в низких темпа; роста производительности труда, многочисленных нарушениях трудовой и технологической дисциплины, высокой текучести кадров, росту напряженности в рабочей среде. Социалистическое соревнование должно было, как и прежде, во многом компенсировать эти издержки. Но “рекордомания” вновь привела к всеобщему повышению норм выработки при отсутствии реальных материальных стимулов к труду. Происшедшее после войны сокращение площади индивидуальных наделов колхозников, уменьшение натуральной оплаты, составлявшей значительную часть крестьянских доходов, и другие меры вели к серьезному снижению жизненного уровня и массовому исходи крестьян из деревни. Всего за послевоенный период (к лету 1953 г.) почти 8 млн. селян переселились в города.

Маленков предложил осуществить смену стратегии и приоритетов развития – значительно увеличить инвестиции в легкую и пищевую промышленность, а также в сельское хозяйство. В развитии аграрного сектора предлагалось сделать главный акцент на повышении урожайности (т.е. интенсификации производства) и включении фактора личной заинтересованности колхозников: снизить нормы обязательных поставок с личного подсобного хозяйства, уменьшить в среднем в два раза денежный налог с каждого колхозного двора и полностью снять оставшуюся недоимку по сельскохозяйственному налогу прошлых лет. Реорганизации подлежала и сфера торговли. По свидетельству современника, “газету с этим докладом в деревне зачитывали до дыр; и простой бедняк-крестьянин говорил: “Вот этот за нас””.

В 1954 г. были сделаны попытки усовершенствовать работу государственного аппарата. В 46 министерствах упразднили 200 главков и управлений, почти полтораста трестов, 4,5 тыс. различных контор и управленческих организаций, свыше 4 тыс. мелких управленческих структур. Это дало ежегодную экономию свыше 5 млрд. рублей.

Принятие мер, предложенных в августе 1953 г. Маленковым, в перспективе могло привести к серьезным успехам в экономике, так как на смену голому администрированию в системе стимулов к труду главное место мог занять личный интерес производителя. Однако так думали далеко не все лидеры КПСС. Позиция Хрущева отличалась от стратегического замысла Маленкова. Приоритет в его политике был отдан сельскому хозяйству (в котором он считал себя непререкаемым авторитетом). Предполагалось, в частности, значительное повышение государственных закупочных цен на продукцию колхозов, быстрое расширение посевных площадей за счет целинных и залежных земель (что означало по существу продолжение экстенсивного развития сельского хозяйства), “развитие инициативы и социалистического соревнования трудящихся”. Эти подходы закрепил сентябрьский пленум ЦК КПСС 1953 года.

На этом же пленуме был решен и важный кадровый вопрос. По предварительной договоренности с Хрущевым Булганин во время перерыва поставил перед Маленковым вопрос о необходимости избрать [c.504] Никиту Сергеевича первым секретарем ЦК. В случае, если Маленков откажется поддержать такое предложение, Булганин пригрозил самостоятельно выдвинуть его на пленуме. Маленкову не оставалось ничего другого, как согласиться.

Избрание первым секретарем ЦК стало еще одной крупной победой Хрущева в борьбе за единоличное лидерство в партии и стране. В этой борьбе Хрущев в полной мере использовал сталинский опыт 20-х годов и особенно партийный аппарат, подчиненный не президиуму ЦК, а его секретариату. За год работы первым секретарем Хрущев сумел с его помощью значительно обновить партийные кадры не только в Центре, но и на местах. Весь центральный партийный аппарат переходил в подчинение первому секретарю ЦК. Все это сопровождалось широкомасштабной идеологической кампанией, прославляющей усиление партийного руководства всеми сторонами жизни общества.

Однако до тех пор, пока Маленков продолжал оставаться.главой правительства и председательствующим на заседаниях президиума ЦК, позиции Хрущева не были абсолютно незыблемыми. Поэтому была развернута кампания по дискредитации Маленкова как ближайшего сподвижника “врага народа” Берии, ответственного за массовые репрессии, и просто как слабого лидера.

В декабре 1954 г. по инициативе Хрущева военная коллегия Верховного суда СССР провела процесс над высшими руководителями МГБ, виновными в фабрикации “ленинградского дела”. В ходе процесса Маленков как один из организаторов “дела” был сильно скомпрометирован. Президиум ЦК с подачи Хрущева принял решение, в котором говорилось о “моральной ответственности” главы правительства. Об уголовной ответственности речь не шла лишь по той причине, что все члены президиума в большей или меньшей степени были замешаны в массовых репрессиях 30–40-х гг. Сознавая это и стремясь укрепить собственные позиции в борьбе за власть, Хрущев с помощью назначенного им председателем КГБ генерала И.А.Серова уничтожил многие документы в архивах КГБ, которые могли скомпрометировать его лично. Одновременно была дана установка на выявление материалов, способных скомпрометировать других членов высшего партийно-государственного руководства.

Последним шагом к ниспровержению Маленкова стал январский пленум ЦК КПСС 1955 г., созванный для обсуждения проблемы увеличения производства продуктов животноводства. Уже в ходе работы пленума Хрущев провел индивидуальные встречи с членами президиума и убедил их в необходимости отстранения Маленкова от руководства правительством. Главными пунктами обвинения Маленкова были его выступления на V сессии Верховного Совета СССР (август 1953 г.) и на встрече с избирателями, где он говорил о невозможности победы в ядерной войне, которая приведет к гибели мировой цивилизации. Критикуя этот важный теоретический вывод (Маленков был первым мировым лидером, высказавшим его), В.М.Молотов назвал его “очень опасной ошибкой”. Каганович также отмечал, что Маленков “дал повод меньшевиствующим экономистам ревизовать всю нашу партийную линию о соотношении тяжелой и [c.505] легкой промышленности”. Отвечая своим критикам, Маленков заявил: “В этом выступлении о тяжелой индустрии сказано то, что нужно, и я всегда стоял и стою в этом вопросе на партийных позициях”. Однако в конце заседания он был вынужден отказаться от своих убеждений. Платой за это стало сохранение Маленкова в составе не только правительства, но и президиума и секретариата ЦК.

Снятие Маленкова с поста главы правительства было, однако, неоднозначно воспринято коммунистами, всем населением страны. Назначение же Булганина было расценено как знак подготовки к войне. “Надвигается опасность войны, и поэтому руководство правительством поручено военному деятелю”.

На деле же все объяснялось гораздо проще – борьба за власть вступала в завершающую стадию. На арене борьбы за личное лидерство остались Хрущев и Молотов. [c.506]

XX съезд КПСС

Подготовка к новому партийному форуму, которому было суждено сыграть выдающуюся роль в истории КПСС, началась в первые месяцы 1955 г. Главной его задачей было подведение теоретической базы под наметившиеся коррективы сталинской внутренней и внешней политики. Это было тем более важно, что наследники Сталина, действуя по-новому, никогда не говорили публично о коренном изменении политического курса. Такое двойственное положение создавало порой путаницу в рядах партийного актива, привыкшего к четким установкам центра. Тем более что первые (причем весьма радикальные) попытки пересмотреть основы политического курса, предпринятые в 1953–1954 гг. Берией, а затем и Маленковым, были пресечены и осуждены как “меньшевистские” и “оппортунистические”. Таким образом, в высшем руководстве КПСС проявилось наличие двух основных подходов к будущему партийному съезду. Часть членов президиума ЦК (ее неформальным лидером был Молотов) выступала за консервацию сталинского варианта развития и осуждение предпринятых Берией и Маленковым (а отчасти и Хрущевым) новаций. Другая (более многочисленная) во главе с самим Хрущевым была буквально обречена на закрепление новых подходов к политике партии. Наиболее решительные позиции занимали Сабуров, Первухин, Шепилов и другие, в меньшей степени связанные с ответственностью за ошибки и преступления сталинского периода. Объективно они были союзниками Хрущева.

В ходе предсъездовских дискуссий в президиуме ЦК центральное место заняли вопросы, связанные с оценками Сталина и всей его эпохи. Если Молотов предлагал не просто сохранить идейно-политические основы “ленинско-сталинского” курса, но и весь отчетный доклад составить под девизом “Сталин – продолжатель дела Ленина”, то Хрущев и его единомышленники, наоборот, стремились всячески “откреститься” от ушедшего вождя. Они понимали, что в условиях начавшейся массовой реабилитации вернувшиеся из ГУЛАГа жертвы Сталина сумеют многое рассказать и тогда на очередном съезде [c.506] партии ответственность за массовые преступления придется нести уже не покойному вождю, а им самим.

В октябре 1955 г. Хрущев внес предложение информировать делегатов съезда о преступлениях сталинской эпохи. Момент был выбран не случайно: к этому времени Хрущев был уверен, что о его причастности к преступлениям сталинской эпохи не будет сказано ни слова, так как соответствующие документы уже были уничтожены.

Специальной комиссии во главе с П.Н.Поспеловым было поручено на основе документальных материалов подготовить доклад о массовых репрессиях против делегатов XVII съезда КПСС. 9 февраля 1956 г. после обсуждения результатов ее работы президиум ЦК принял решение заслушать доклад на закрытом заседании съезда. Одновременно круг поставленных в докладе вопросов был значительно расширен. Интересна реакция членов президиума на содержание доклада. М.З.Сабуров, например, заявил: “Если верны факты, разве это коммунизм? За это простить нельзя... Это не недостатки (как говорит Каганович), а преступления... Нужно сказать правду о роли Сталина до конца”. Маленков заявил, что испытывает чувство радости в связи с тем, что будут оправданы товарищи: “Никакой борьбой с врагами мы не объясним, за что перебили кадры. “Вождь” действительно был “дорогой””. Правда, в итоговый текст доклада не были включены важнейшие выводы комиссии Поспелова о том, что никаких антипартийных “центров” и “блоков” в партии на самом деле не было, а сами обвинения были сфальсифицированы. Жертвами сталинизма рассматривались лишь коммунисты сталинской ориентации. Более того, в доклад (под влиянием группы Молотова) были включены традиционные положения о “врагах народа”, о справедливости борьбы с ними сталинского руководства ВКП(б).

Докладчиком по этому вопросу был определен Хрущев. При обсуждении возможного времени оглашения доклада Ворошилов предложил провести закрытое заседание только после выборов центральных органов КПСС, так как в противном случае съезд “вряд ли проголосует за членов президиума ЦК на выборах руководящих органов партии”. С ним согласились все. Более того, было решено не только не открывать прений, но и пресечь возможные попытки задавать вопросы докладчику.

Была продолжена и работа над докладом о культе личности. Хрущев привлек к этой работе вначале Поспелова и Аристова, затем Шепилова. Были использованы также материалы письма ветерана партии А.Снегова, подвергшегося в свое время репрессиям. Имея эти три варианта, Хрущев продиктовал текст своего доклада, который и был доложен съезду. В него были дополнительно включены положения о негативной роли Сталина в аграрной политике, в годы войны и в послевоенных международных отношениях, репрессиях против народов СССР. Однако некоторые положения доклада Поспелова Хрущев снял, в том числе выводы о том, что не было никаких оппозиционных блоков и центров, что большинство громких “дел” было сфальсифицировано самим Сталиным и органами госбезопасности. Снято было и положение о том, что имели место массовые репрессии против простых советских граждан. В заключительной части доклада [c.507] Хрущев дал смягченную общую оценку деятельности Сталина, признавая не только его заслуги перед партией в деле строительства социализма, но и говоря об оправданности борьбы против оппозиционеров в партии. “Нельзя сказать, – написано в этом варианте, – что это действия самодура. Он считал, что так нужно делать в интересах партии трудящихся, в интересах защиты завоеваний революции”. Такой вывод по существу противоречил всему содержанию доклада.

Этот вариант доклада вновь обсуждался на президиуме ЦК. Стремясь как-то уравновесить значение этого важнейшего документа партийные лидеры уделили особое внимание отражению в материалах съезда новых теоретических подходов, а также широкомасштабных социальных программ.

Были сделаны принципиальные выводы о мирном сосуществовании государств с различным общественным строем, о многообразии вариантов продвижения различных стран к социализму, возможности избежать возникновения новой мировой войны. Высоко оценена роль научно-технического прогресса, без которого немыслимо достичь необходимого роста производства. В отчетном докладе и ряде развернутых выступлений (в частности, Микояна) прозвучали призывы закрепить демократические тенденции последних лет, творчески подойти к развитию марксистско-ленинской идеологии.

Несмотря на все противоречивые оценки, доклад Хрущева на XX съезде КПСС имел поистине историческое значение. Это был безусловный прорыв в осмыслении феномена сталинизма, осуждении его преступлений.

Все это и определило то огромное значение, которое XX съезд КПСС имел в жизни партии и народа. Однако партийное руководство воспринимало решения съезда лишь с точки зрения стабилизации начинавшей рушиться Системы. Оно прекрасно понимало, что продолжение десталинизации грозит опрокинуть сами основы его власти. Не случайно уже на самом съезде и сразу после его окончания Хрущев и его окружение предприняли шаги, чтобы ввести критику “культа личности” в жесткие рамки.

В течение 1956 г. ЦК КПСС направил три секретных письма в адрес первичных парторганизаций, где потребовал бороться с “враждебными вылазками”, к числу которых были отнесены те выступления и заявления коммунистов и беспартийных, в которых по существу были высоко оценены и развиты идеи XX съезда. Так, на партсобрании теплотехнической лаборатории АН СССР будущий диссидент, а тогда молодой ученый Ю.Ф.Орлов предлагал активнее проводить курс на демократизацию общества; его слова были встречены аплодисментами. В итоге ЦК распустил эту парторганизацию и принял специальное постановление, в котором обращал внимание на “неправильное” обсуждение итогов съезда. 19 декабря того же года было принято новое секретное письмо “Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских враждебных элементов”. В нем к числу антисоветских были отнесены, в частности, выступления К.Паустовского, К.Симонова и О.Берггольц, в которых они критиковали основные положения “идеологических” постановлений 1946–1950 гг. В заключении письма [c.508] говорилось: “ЦК КПСС с особой силой подчеркивает, что в отношении вражеского охвостья у нас не может быть двух мнений по поводу того, как с ними бороться. Диктатура пролетариата по отношению к антисоветским элементам должна быть беспощадной”. Партийные инстанции потребовали от коммунистов обсудить этот документ на партийных собраниях.

Партийный аппарат воспринял это письмо с особым удовлетворением, считая, что “письмо ЦК внесло полную ясность в этот вопрос, вооружило партийные организации в их борьбе с демагогами, клеветниками и антисоветскими элементами”.

Отклики простых коммунистов были иными. Прораб строительства Куйбышевской ГЭС В.Зеленов заявил: “Руководители партии и правительства что-то поднапутали с критикой культа личности Сталина. Сначала осудили его, а теперь снова начали восхвалять”. Конструктор Ярославского автозавода П.Киселев отмечал: “Письмо зачитано таким тоном и такими намеками – или замолчите, или будем сажать. Неужели нас ничему не научила Венгрия?” В многочисленных информациях Ф.Р.Козлова из Ленинграда отмечалось, что, кроме исключения из КПСС, активно использовалось выселение из Ленинграда тех, кто всерьез воспринял установки XX съезда КПСС на развитие демократизации и борьбу со сталинизмом. Среди высланных оказались и те, кто только что вернулся из лагерей после десятков лет заточения.

Все это говорило о том, что на XX съезде КПСС был осужден Сталин, а не сталинизм, сущность которого, вероятно, не поняли, да и не могли понять соратники и наследники вождя.

В то же время XX съезд КПСС имел большое значение в деле реабилитации жертв сталинского произвола. К началу 1956 г. общее количество реабилитированных составляло лишь около 7 тыс. человек. За 1956–1961 гг. было реабилитировано в общей сложности почти 700 тыс. человек. В феврале 1957 г. были реабилитированы чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы, калмыки, которым было разрешено вернуться в места традиционного проживания. В то же время реабилитация не коснулась немцев и крымских татар, что вело к оживлению национальных движений в СССР. Острая реакция властей на эти выступления приводила к обострению национального самосознания ряда народов СССР.

Борьба за власть в высшем партийном руководстве завершилась лишь после неудавшейся попытки большинства членов президиума ЦК отстранить Хрущева от власти летом 1957 г. Вопрос, казалось, уже был предрешен решением президиума ЦК, когда Хрущев, используя силу партийного аппарата и опираясь на него, сумел созвать Пленум ЦК и осудить участников “антипартийной группы”. Вместо него свои посты потеряли В.М.Молотов, Г.М.Маленков, Л.М.Каганович, а спустя полгода – глава правительства Н.А.Булганин. Н.С.Хрущев – впервые после Сталина – совместил посты главы партии и главы правительства.

Несмотря на свою ограниченность, решения XX съезда КПСС имели огромное значение. Оно состояло не столько в критике и развенчании Сталина, а в том, что это была попытка поворота страны [c.509] на новый путь развития. Помимо желания высших руководителей партии, видевших в съезде первоначально лишь средство удержаться у власти, он оказал куда более важное влияние на судьбы партии к страны, а также международного коммунистического и рабочего движения. Главным было то, что он сумел изменить саму общественную атмосферу, положил начало раскрепощению сознания миллионов людей, причем не только в СССР, но и в других странах социалистического лагеря (поиски своего пути к новому обществу были предприняты уже в 1956 г. в Польше и Венгрии). Однако закрепить этот поворот, использовать его в полной мере так и не удалось. [c.510]

Продолжение реформ

Демократический импульс XX съезда КПСС создал принципиально новую общественную атмосферу. Важно было закрепить ее экономическими достижениями.

В марте 1955 г. была предпринята попытка реформы планирования сельскохозяйственного производства. Началась широкомасштабная кампания по освоению целины. В 1956 г. в развитие курса на децентрализацию управления экономикой ряд союзных министерств был преобразован в союзно-республиканские. Тогда же в ведение республик было передано почти 15 тысяч промышленных предприятий. Самой решительной мерой по перестройке механизма управления экономикой стало упразднение в 1957 г. отраслевых министерств и создание советов народного хозяйства (совнархозов). Казалось, что благодаря разрушению ведомственных границ будет решена задача максимального использования имеющихся на местах ресурсов. Однако эта реформа, рожденная в недрах аппарата лишь отчасти решила стоявшие перед ней задачи, породив одновременно множество новых проблем. Становилось ясно, что без радикального изменения самого хозяйственного механизма нельзя добиться и качественных перемен в экономике страны. В то же время все эти новации изменили саму атмосферу на производстве, вызвали к жизни множество идущих “снизу” общественных движений и инциатив, что сказалось и на экономических результатах. Темпы развития основных отраслей хозяйства в 1956–1958 гг. составили 10–15% вместо 7,6% по плану. Основные производственные фонды в промышленности за годы семилетки (1959–1965 гг.) удвоились.

Взятые в целом, показатели экономического развития страны в конце 50-х – начале 60 гг. позволяют сделать вывод о завершении к этому времени построения в СССР основ индустриального общества.

Это проявилось, в частности:

– в изменении структуры экономики страны (она была теперь уже не аграрной, как в начале века, и не индустриально-аграрной, как перед войной, а индустриальной);

– появились новые отрасли производства, отражающие новый уровень индустриального развития (нефтехимия, электроэнергетика, электротехника, производство искусственных материалов и т.п.); [c.510]

– в ведущих отраслях производства машинный труд заменил ручной;

– выросла энергообеспеченность промышленного и сельскохозяйственного производства;

– выросла производительность труда;

– значительно увеличились темпы экономического развития (при этом темпы экономического роста превысили темпы прироста населения);

– сформировались условия для повышения общеобразовательного уровня населения и культурно-технического уровня работающих.

Это был важнейший результат всего советского этапа развития нашей страны. В то же время уже в начале 60-х годов все громче заявляли о себе недостатки новой системы управления экономикой. Особенно отчетливо они проявились в сельском хозяйстве. После кратковременного периода подъема 1954–1958 гг. (когда среднегодовые темпы роста его производства составляли 8%, а доля капиталовложений – почти ¹/₃ от всего их объема) новое падение темпов производства привело к перебоям в снабжении продовольствием. С 1963 г. начались регулярные закупки зерна за границей. Среди причин кризиса аграрной политики КПСС следует назвать прежде всего постепенный отход от принципов материальной заинтересованности селян, снижение объемов капиталовложений в аграрный сектор в начале 60-х годов, неправильное землепользование, приведшее к эрозии почв на целине, отдача от которой упала на 65%, а также “кукурузную эпопею”, результатом которой было значительное снижение сбора зерновых. Кроме того, в условиях “коммунистического скачка” и развертывания масштабных социальных программ (главным образом, в городах) сельское хозяйство вновь превратилось в “пасынка” экономики, канал перекачивания средств (теперь уже для нужд “развернутого коммунистического строительства”). Ситуация в сельском хозяйстве начала 60-х годов вновь показала, что ориентированные на изъятие сельскохозяйственной продукции у производителя принципы организации колхозного производства делали невозможным его расширенное воспроизводство.

Глубинные же причины кризиса советской экономики середины 60-х годов заключались в начавшемся после ликвидации сталинской системы репрессий разложении традиционной советской экономической модели.

Все это свидетельствовало о том, что “мобилизационная” модель не только экономической, но и политической системы СССР с созданием основ индустриального общества выполнила свою главную задачу и нуждается в серьезных изменениях.

Вопреки часто встречающимся утверждениям, новое качественное состояние советского общества не прошло незамеченным для руководства страны. Другое дело, что оно по-своему, с идеологических позиций оценивало характер и сущность этих перемен. Впечатляющие результаты породили у Хрущева и его окружения эйфорию и уверенность в скором построении коммунизма. В 1959 г. был сделан вывод о полной и окончательной победе социализма в СССР и подавлена задача “догнать и перегнать” ведущие капиталистические страны по объему производства промышленной и сельскохозяйственной [c.511] продукции в расчете на душу населения. В 1961 г. новая Программа КПСС зафиксировала начало развернутого коммунистического строительства.

В эти же годы в стране развернулась шумная антирелигиозная кампания. Ее во многом стимулировал вывод о начале развернуто коммунистического строительства, что предполагало и усиление борьбы с “пережитками прошлого”. Количество взорванных храмов и осужденных служителей и активистов церкви в этот короткий период было едва ли не больше, чем за предыдущие 20 лет. К 1963 году число православных приходов по сравнению с 1953 г. уменьшилось более чем вдвое. По религиозным мотивам в 1961–1965 гг. было осуждено 1324 человека.

В этих условиях в октябре 1961 г. состоялся очередной XXII съезд КПСС. Делегаты представляли 9,7 млн. коммунистов (в 1952 г. их было 6,8 млн., а на XX съезде – 7,2 млн.). На съезде была принят новая, третья программа КПСС, в которой содержалось теоретическое обоснование построения в СССР коммунизма и намечались его основные этапы. Для этого предстояло решить триединую задачу: построить материально-техническую базу коммунизма; перейти к коммунистическому самоуправлению; сформировать нового, всесторонне развитого человека.

Важные решения съезда касались перестройки самой правящей партии. Впервые в уставе КПСС появились положения о возможности проведения внутрипартийных дискуссий; о ротации партийных кадров в центре и на местах; о расширении прав местных партийных органов; о недопустимости подмены партийными организациями государственных органов и общественных объединений. Особо подчеркивалось, что при выдвижении ответственных партийных кадров необходимо руководствоваться прежде всего их деловыми качествами. Закреплялась в уставе и тенденция последних лет к сокращению численности штатного партийного аппарата и к передаче их функций активистам, действующим на общественных началах.

Все эти мероприятия, в случае их реализации, во многом способствовали бы изменению облика КПСС в рамках сохраняющейся политической системы, повышению открытости партии, ее демократичности и деловитости. Тем более что эти перемены не затрагивали самих основ и принципов существования КПСС.

Следующим шагом на пути последовательной демократизации советского общества должно было стать изменение законодательной базы. В апреле 1962 г. Верховный Совет СССР утвердил состав комиссии по выработке четвертой за годы советской власти Конституции страны. В ходе работы комиссии в 1962–1964 гг. были внесены многие интересные предложения, направленные на развитие демократических начал в политической жизни страны. Впервые в этом проекте интеллигенция была названа одним из классов социалистического общества; главным направлением развития политической системы определялось развертывание демократии; были названы новые общественно-политические институты (всенародное обсуждение важнейших законопроектов; отчетность государственных деятелей перед населением; отраслевые совещания трудящихся с целью [c.512] выработки рекомендаций государственным органам; система народного контроля); предполагалась ротация депутатского корпуса; расширялись права постоянных комиссий советов; союзным республикам предоставлялось право налаживать не только экономические и культурные, но и дипломатические отношения с зарубежными странами, иметь республиканские войсковые формирования; вводились статьи о личной собственности граждан и личном подсобном хозяйстве колхозников, о мелком частном хозяйстве.

Однако эти прогрессивные предложения не вошли в окончательный проект Конституции, обсужденный летом 1964 г. Наоборот, он фиксировал ряд идейно-догматических позиций: о руководящей и направляющей роли КПСС и возрастании ее по мере строительства коммунизма (статья 43); о марксизме-ленинизме как идеологической основе общественного и государственного строя СССР; о перспективе слияния всех форм социалистической собственности в единую коммунистическую.

Проект Конституции, безусловно, отражал объективные потребности демократической эволюции существовавшей в стране политической системы. В случае его реализации она получила бы серьезный стимул для дальнейшего развития. Более того, принятие первоначальных предложений смогло бы снять с повестки дня или, по крайней мере, отсрочить возникновение диссидентского движения, выдвинувшего в середине 60-х гг. во многом схожие варианты реформ. В то же время нельзя не признать, что реализация прав и свобод, заложенных в проекте, могла привести в перспективе к эрозии существующей системы. И это понимали представители той части руководства КПСС, которая и без того считала многое из сделанного при Хрущеве опасным для КПСС. Этим и объясняется то, что сразу после смещения Хрущева с руководящих постов работа конституционной комиссии была свернута. [c.513]

Консервативный поворот 1964 г. и социально-экономический и политический “застой”

В 1963–1964 гг. казавшееся незыблемым положение Хрущева на самом деле оказалось сложным. В обществе и в партии росло разочарование результатами его реформ (в первую очередь повышением цен, ликвидацией индивидуальных подсобных хозяйств крестьян, перебоями с хлебом, падением темпов экономического роста и др.). В армейских кругах недовольство Хрущевым вызывали масштабные сокращения вооруженных сил. Во внешней политике его престиж подорвали “Карибский кризис” и разрыв с Китаем. Постоянные новации Хрущева, особенно реорганизации и кадровые перестановки, новые идеологические лозунги (требовавшие от партийного актива каждый раз выступать с противоположными заявлениями перед коммунистами) сильно раздражали партийный аппарат. Глава партии становился для всех все более непредсказуемым и поэтому опасным. Усугубляли дело и его личные качества – импульсивность, грубость, низкий уровень культуры, склонность к непродуманным и несогласованным [c.513] решениям. Кроме того, начавшееся в связи с 70-летием лидера КПСС восхваление его всеми доступными способами на фоне хозяйственных неудач и второй волны осуждения культа личности Сталина способствовало резкому падению личного авторитета Хрущева. После XXII съезда КПСС Хрущев вновь заговорил о необходимости борьбы с привилегиями партийно-государственного аппарата. Этого простить ему не могли.

Группа высших партийных и государственных деятелей (Л.И.Брежнев, Н.В.Подгорный, Н.Г.Игнатов, А.Н.Шелепин и др.) при поддержке главы КГБ В.Е.Семичастного и министра обороны Р.Я.Малиновского быстро сумела убедить большинство членов ЦК в необходимости смены лидера. Несмотря на секретность принятых мер, Хрущев знал о готовящемся. Выступая на приеме в честь президента Индонезии Сукарно перед самым отъездом в очередной отпуск он, показывая на членов президиума ЦК, вдруг заявил: “Я здоров, но они меня отправляют в отпуск. Я только недавно вернулся с отдыха, а меня опять отправляют отдыхать. Ну ничего, вот вернусь и выбью эту “Главпробку”!” Эта эмоциональная реплика послужила сигналом к началу выступления. 13 октября, когда президиум ЦК фактически уже достиг согласия по главному вопросу, Хрущев был вызван в Москву и обвинен в волюнтаризме и субъективизме. 14 октября на пленуме ЦК было принято решение о снятии его с постов первого секретаря ЦК и главы правительства “в связи с преклонным возрастом и по состоянию здоровья”. Первым секретарем ЦК был избран Л.И.Брежнев (казавшийся тогда многим “проходной” фигурой), а председателем Совета министров – А.Н.Косыгин.

Вспоминая и оценивая свою деятельность на посту лидера великой страны, Хрущев говорил: “Я знаю, все будут говорить по-разному... Все было. Но самое главное – все мы, весь народ, и те, кто был там, за проволокой, и те, кто трясся от страха здесь, по другую сторону проволоки, глотнули другого воздуха. Это главное. Этого теперь так просто у народа не отнять. Это не пропадет, прорастет”.

Под лозунгом борьбы с субъективизмом и волюнтаризмом Хрущева началась борьба против ряда принципиальных направлений его курса. В экономике произошел не просто возврат к прежней централизованной системе управления, но началось ее разрастание. За двадцать лет после отстранения Хрущева численность управленческого аппарата выросла с 3 до 18 млн. человек. К этому времени на каждые 6–7 человек в стране приходилось по одному “управляющему”, на содержание которых затрачивалось в год до 40 млрд. рублей. Свертывание экономических методов управления и рост государственного аппарата объективно вели к усилению роли КПСС в системе государственных органов.

Усилился партийный контроль над всеми сторонами жизни общества. Уже на XXIII съезде (1966) были отменены все новации в партийной жизни, принятые при Хрущеве, в том числе ненавистная аппарату ротация партийной номенклатуры. В уставе КПСС (из XXIV съезде КПСС в 1971 г.) было закреплено право партийного контроля за деятельностью администрации не только на производстве (что было и прежде), но и в НИИ, учебных заведениях, учреждениях [c.514] культуры, здравоохранения. Усиливался партийный контроль и за деятельностью аппарата государственных органов, министерств и ведомств. Конституция СССР 1977 г. впервые в истории страны закрепила руководящую и направляющую роль КПСС в обществе, определив ее в качестве “ядра политической системы”.

Л.И.Брежнев в большей степени, чем Н.С.Хрущев, использовал чисто аппаратные приемы в своей деятельности: как и его предшественники, он опирался на секретариат ЦК, проводил предварительные обсуждения готовящихся вопросов (предрекая тем самым и решения). Важнейшие для страны решения, как и при Сталине, принимались узким кругом лиц. Под лозунгом “борьбы за единство партии” отвергалась любая точка зрения, не совпадающая с “генеральной линией”, свертывалась критика и самокритика. При Брежневе были негласно запрещены несогласованные выступления членов политбюро и секретарей на пленумах и съездах партии, введены практика специальных решений секретариата на поездки членов центральных выборных партийных органов по стране, согласование текстов официальных документов перед выступлениями лидеров партии перед общественностью и т.п. Регламентация доходила до абсурда, когда по личной просьбе Брежнева во время его речей в заранее согласованных местах Подгорный должен был вставать и аплодировать, показывая пример залу. Позже, при проведении съездов партии и комсомола в Кремлевском дворце съездов рассаживали группы, обеспечивавшие необходимые “шумовые эффекты” в зале.

С конца 60-х гг. начинается и с годами все более усиливается кампания по возвеличиванию самого Брежнева. Ему присваивается звание генерала армии, а затем маршала Советского Союза. Он становится четырежды Героем Советского Союза (как и национальный герой маршал Г.К.Жуков) и Героем Социалистического Труда, а также 14 раз удостаивается званий Героя Чехословакии, Монголии и других социалистических стран. Ему вручается даже (в нарушение статуса) высший полководческий орден Великой Отечественной войны – орден Победы.

Курс Брежнева на “стабильность кадров”, получивший официальное закрепление в решениях партийных съездов, означал по сути не только “резервирование мест” за номенклатурными работниками, но и консервацию существующих порядков. Этот подход вел и к безнаказанности руководителей любого ранга, расцвету коррупции, злоупотреблений служебным положением, еще большему разрыву между словом и делом.

Брежнев стал наиболее последовательным выразителем интересов партийно-государственной номенклатуры, а его правление стало для нее буквально “золотым веком”.

Для идеологического обоснования курса на свертывание демократических импульсов “великого десятилетия” Хрущева окружение Брежнева использовало концепцию “развитого социализма”. Впервые вывод о вступлении СССР в эту фазу развития прозвучал в 1967 г. В основе концепции лежала идея полной, хотя и относительной однородности советского общества, отсутствия внутри него каких-лии0 реальных противоречий, а соответственно, и бесконфликтного [c.515] его развития. Она опиралась на вполне реальный факт создания индустриального общества в СССР, который и был объявлен построением развитого социализма. Одной из его основных характеристик было “развитие социализма на его собственной основе”. “Развитой социализм”, объявив существовавший в стране порядок высшим до. стяжением социального прогресса, по существу создавал теоретическую базу для увековечивания и апологетики тоталитарной системы.

Спустя немногим более полугода после снятия Хрущева началась полоса негласной “реабилитации” Сталина, а вместе с ним и сталинизма. Все чаще не только его имя, но и образ начинают присутствовать (и даже становиться центральными) в художественных произведениях, кинофильмах, мемуарах, периодике. В преддверии XXIII съезда КПСС выдающиеся представители науки и культуры П.Капица, И.Тамм, М.Леонтович, В.Катаев, К.Паустовский, К.Чуковский, О.Ефремов, И.Смоктуновский, Г.Товстоногов, М.Ромм и другие обратились к Л.И.Брежневу с письмом, в котором выражали беспокойство по поводу “частичной или косвенной реабилитации Сталина”.

Наметившаяся при Маленкове и Хрущеве тенденция к единению партийной власти и общества дала серьезную трещину. Свидетельством тому стало зарождение диссидентского движения. В целях борьбы против него в июле 1967 г. было создано пятое управление КГБ для “организации контрразведывательной работы по борьбе с идеологической диверсией противника”. Были образованы городские и районные отделы и отделения КГБ (прежде существовали лишь областные и краевые). Значительно выросли и штаты органов госбезопасности. Новая структура была важным инструментом в руках именно партийного руководства, так как специальным решением в августе 1967 г. было категорически запрещено проведение оперативно-технических мероприятий в отношении не только высших руководителей страны и членов ЦК, министров, секретарей крайкомов, обкомов, горкомов и райкомов партии и комсомола, судей и прокуроров всех уровней, председателей и секретарей советов профсоюзов (вплоть до областных), редакторов газет и журналов, издаваемых партийными, комсомольскими и профсоюзными органами, а также председателей исполкомов советов всех уровней. Таким образом, вся партийно-советско-комсомольско-профсоюзная номенклатура оставалась лишь под контролем партийного “центра”. А это вело к неизбежным злоупотреблениям с ее стороны, сращиванию с криминальными структурами и др.

Ужесточение внутренней политики, преследование инакомыслия получили идеологическое обоснование в виде официально принятого тезиса об обострении идеологической борьбы двух систем в условиях мирного сосуществования. Этот вывод явился модификацией известного сталинского положения об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму.

Усилилась ревизия решений XX съезда КПСС и последующих либеральных тенденций в идеологии. Партийные съезды проходили под знаком парадности. Теория все более отрывалась от социальной [c.516] практики. Проблемы нарастали и углублялись, но не решались, лишь громче и чаще говорилось о мнимых успехах и достижениях.

Консервативные идеологические установки 60-х годов и достаточно радикальная экономическая реформа 1965 г. были несовместимы. Действительно, к концу 60-х гг. началось свертывание экономической реформы и окончательное оформление консервативного курса. Происходило это в то время, когда объективно власть должна была в меньшей степени руководствоваться идейными соображениями и в большей – здравым смыслом, в условиях, когда отставание СССР от Запада в научно-техническом отношении становилось стадиальным. Создание первого микропроцессора в 1973 г. обозначило переход человечества к качественно новому этапу развития – информационной (постиндустриальной) цивилизации. С годами пришло понимание того, что постиндустриализация означает не только автоматизацию и компьютеризацию производства, применение роботов, внедрение наукоемких технологий. Все это было важным, но лишь внешним ее проявлением. Гораздо важнее была ее социальная сторона – индивидуализация процесса труда, превращение его в свободную творческую деятельность, гуманизация и демократизация всех сторон общественной жизни.

Однако начало нового этапа в жизни человечества прошло мимо руководства КПСС, увлеченного бурями митинговых страстей, “дворцовых” интриг, здравицами в честь “гениального секретаря”. Власть не учитывала изменений, происходивших и внутри страны. Между тем, они были весьма значительными.

В 60–70-е годы изменилась демографическая ситуация в стране: в результате “второго эха” войны снизилась рождаемость на 25% и увеличилась смертность на 15%. Рост населения наблюдался лишь в Средней Азии и Заквказье. Завершение индустриализации означало и усиление процессов урбанизации. За 25 лет (1960–1985) в город переехало свыше 35 млн. человек.

Значительно вырос образовательный уровень населения. К концу 70-х гг. среднее и высшее образование имели более 64% населения страны (в 1959 г. – 17%). В то же время общий уровень культуры оставлял желать лучшего.

В 60–70-е годы значительно улучшилось материальное положение населения: неуклонно росла заработная плата; действовала всеобщая система пенсионного обеспечения; преобладающим типом жилища стали отдельные квартиры; в повседневную жизнь вошли телевизоры, холодильники, стиральные машины, радиоприемники; улучшилась структура питания. Немалую роль в этом процессе сыграла не интенсификация производства, а экспорт в колоссальных количествax нефти и газа на Запад. В течение 70-х – первой половины 80-х годов страна получила около 450 млрд. долларов от продажи энергоносителей. Однако использованы они были в основном на военные нужды и помощь “братьям по классу” и лишь незначительно – на зaкyпки продовольствия и предметов повседневного спроса. Сохранение в неизменном виде “механизма торможения” в виде довоенной планово-директивной модели управления экономикой, отсутствие материальных стимулов к труду привели к тому, что в начале 80-х гг. [c.517] доля потребления в национальном доходе СССР составляла не более 35–38% (при том, что и сам национальный доход был значительной ниже, чем в развитых странах), в то время как на Западе – от 65 до 82%. В странах социалистического лагеря, где хотя бы частично действовали элементы рынка и существовали остатки демократических традиций, уровень жизни был намного выше, чем в СССР.

Одним из факторов торможения в 60–70-е годы стал глубокий нравственный кризис общества. Сохранение псевдодемократической системы под лозунгами демократии и гуманизма по мере углубления разрыва между декларациями и лозунгами официальной партийной пропаганды, с одной стороны, и реалиями жизни – с другой, не, только препятствовало формированию адекватных новым условиям форм нравственности, но и вели к распаду уже существовавших норм общественного поведения. Естественным продолжением морального разложения общества явился рост преступности, особенно хищений и взяточничества. Лишь за 1973–1983 гг. количество совершенных преступлений выросло почти вдвое, а случаев взяточничества – в три раза. За 1973–1983 гг. число только выявленных хищений в крупных и особо крупных размерах увеличилось в 5 раз. По приблизительным оценкам, капиталы “теневой экономики” на рубеже 70–80-х годов достигали 70–80 млрд. рублей.

Серьезные глубинные процессы проходили в самой правящей партии, выросшей с 12,4 млн. человек в 1966 г. до 19 млн. в 1985 г. Сеть первичных парторганизаций выросла за 1971–1986 гг. с 370 тыс. до 440 тыс. КПСС все откровенее демонстрировала и napтийным “низам”, и всему народу свою “двухярусность” и строго иерархичную структуру.

Сложную эволюцию переживала и внешняя политика КПСС. В основу внешнеполитического курса была положена идеология конфронтации, согласно которой мирное сосуществование социализма и капитализма не могло носить длительного характера в силу самой природы капитализма. Более того, пытаясь оправдать свои отход от прежнего понимания принципа мирного сосуществования, идеологи КПСС объявили его новой формой классовой борьбы между трудом и капиталом. Была введена в оборот и идея о постоянном усилении идеологической борьбы двух систем. Руководство КПСС исходило во внешней политике из нереального тезиса о радикальном изменении соотношения сил на международной арене, связанном с ослаблением глобальных позиций США и союзных им держав. Это, в свою очередь, объяснялось достижением военно-стратегического паритета двух систем (и соответственно невозможностью любой из сторон победить в ядерном конфликте), а также ростом революционной борьбы народов развивающихся стран. Партнерство западных стран в деле разрядки с СССР расценивалось советским руководством как признак слабости, вынужденная мера. На самом деле Запад пошел на разрядку международной напряженности в силу иных причин. К началу 70-х гг. гонка ядерных вооружений между Востоком и Западом привела к перенасыщению их арсеналов и к невозможности ведения ядерной войны. Соглашаясь на разрядку, США и их стратегические союзники исходили также из того, что тоталитарные и авторитарные [c.518] режимы способны сохранять свою силу именно в условиях жесткого военного противостояния. Поэтому одним из результатов разрядки рассматривался демонтаж тоталитарных структур власти в СССР и странах социалистического содружества. Неудивительно, что после подписания в 1975 г. Заключительного акта по безопасности и сотрудничеству в Европе каждая из сторон попыталась воспользоваться новой ситуацией в собственных интересах. С 1976 г. советское руководство стало размещать на территории ГДР и ЧССР ядерные ракеты средней дальности. Нарастало противостояние двух “сверхдержав” на региональном уровне. Окончательный крах разрядки произошел после ввода советских войск в Афганистан в декабре 1979 г. Новый виток гонки вооружений поставил экономику СССР и других стран социализма в крайне тяжелые условия, что объективно способствовало нарастанию в этих странах глобального структурного кризиса.

К концу 70-х – началу 80-х годов во всех сферах жизни общества явственно чувствовалось загнивание. Физически немощные, увешанные всевозможными регалиями фигуры руководителя страны Л.И.Брежнева и его “бессмертного” политбюро как бы персонифицировали в себе разложение политического режима. Общество ждало перемен.

Смерть Брежнева в ноябре 1982 г. вызвала в партии и во всем обществе надежды на перемены к лучшему. Новым генеральным секретарем ЦК КПСС, а затем и председателем президиума Верховного совета СССР был избран Ю.В.Андропов, работавший до этого долгие годы председателем КГБ. Как и Берия в 1953 г., он хорошо знал о пороках и слабостях Системы и должен был выступить ее спасителем. С приходом к власти он ударил именно по тем недостаткам, которые более всего компрометировали Систему в глазах общественного мнения. Никакой серьезной реформы он не предложил, но принялся за наведение элементарного порядка. Такой подход к реформированию вполне удовлетворял номенклатуру, так как давал шанс на сохранение ее позиций. Не случайно при нем выдвинулась и стала набирать силу группа относительно молодых руководителей, не только боровшаяся за власть, но и готовая продолжить обновление партии. Лейтмотивом умеренных реформ времен Андропова стал девиз: “Так жить нельзя!”, получивший широкий отклик в народе. Это было главным, чего удалось добиться за 15 месяцев руководства страной преемнику Брежнева. Влияние этого реформаторского импульса было настолько сильным, что продолжало сказываться и после смерти Андропова в феврале 1984 года.

Новым генсеком и председателем Президиума Верховного совета был избран 72-летний К.У.Черненко – человек болезненный и неспособный управлять огромной партией и страной. Сам этот факт вставил прозреть многих как в стране, так и в партийной элите. Равным противоречием, сложившимся в эти годы между партийной властью и обществом в СССР, стало противоречие между существующей политической системой и новыми потребностями и запросами стремительно выросшего в интеллектуальном и культурном отношении населения страны. Реализовать эти объективные запросы и создать качественно новые условия жизни на основе построенного в [c.519] стране индустриального общества было уже невозможно. Требовалось вслед за остальными странами направить развитие СССР на достижение принципиально новых задач, связанных с постиндустриальным периодом. Решить их в рамках традиционной модели экономической и политической системы было невозможно. На ее демонтаж рассчитывать также не приходилось. Единственным выходом из создавшегося положения было заимствование тех или иных сторон зарубежного опыта при сохранении существующей системы, своего рода “конвергенция” двух общественных систем. На возможность подобной конвергенции прозорливо указал А.Д.Сахаров в известнейшей своей работе “Размышления о прогрессе, мирном сосуществовании и интеллектуальной свободе” (1968).

Вместо реформ власть предпочла усилить консервацию отжившей модели экономического и политического развития. Сделав этот выбор, руководство КПСС обрекало советский народ на новые испытания, а себя – на неизбежный кризис и последующий уход с политической арены. [c.520]

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: