Ночь седьмая. Часть 3

Что произошло дальше, Чжан Исин понял плохо. Он почувствовал, что сдерживающие его невидимые веревки исчезли, давая свободу движения, и он тут же, не задумываясь ни на секунду, кинулся вперед. В то же время, Смерть, свободной рукой бросила что-то в его сторону. Исин не успел увернуться, и инстинктивно поймал это что-то руками. Что именно это было, сообразить ему так и не удалось, потому что ноги перестали чувствовать опору, и Исин оказался в свободном полете. Это ощущение было похоже на то, какое бывает во время сна, когда мышцы сокращаются и создается ощущение падения. Все вокруг заволокло молочной дымкой тумана, в котором лишь несколько мгновений парил Исин, а потом полет резко оборвался падением.

Больно не было. Было скорее неожиданно. Дыхание немного перехватило, голова слегка шла кругом, будто Исин кубарем летел сюда. Потребовалось немного времени, чтобы прийти в себя, убедиться, что тело зафиксировано в пространстве. Исин открыл все это время закрытые глаза и, приподнявшись на локтях, как пес мотнул головой, приводя себя в сознание. Эти путешествия его однажды доведут до ручки.

Вокруг царил полумрак. Исин растерянно огляделся. Он находился в небольшой комнате. Вдоль стен были расставлены какие-то предметы, но глаза не привыкшие к темноте не могли их различить. Чжан рывком сел, и голову болезненно сдавило от такого резкого движения. Он снова упер руки в пол позади себя, нащупывая что-то немного прохладное и гладкое. Пальцы тут же подцепили этот предмет. По ощущениям он был похож на кусок картона. Его глянцевую поверхность покрывала сетка трещин, где-то ощущалась шершавость. Карта — безошибочно распознал Исин, и тут же поднес ее поближе к лицу, чтобы рассмотреть, однако сделать этого он не успел. Стоило ему поднести карту поближе, как она вспыхнула в его руках синим пламенем, и Чжан, испугавшись, что может обжечься, выпустил ее. До пола долетел только черный пепел, рассыпаясь на большие куски.

— Что? — растерянно пробормотал Исин.

Он не успел увидеть, но почему-то был уверен в том, что эта карта была та самая, которую он видел у Чондэ. Которая имела какое-то важное значение. Он не знал, должно ли было это произойти, но это жутко его испугало. Что если этого не должно было быть? Он только что уничтожил карту, от которой, возможно, зависела жизнь Ким Чондэ, и мысль об этом ошарашила молодого человека.

— Нет-нет-нет, — залепетал он, кидаясь к пеплу, — вернись в исходное положение, слышишь меня? Быстро!

Исин почему-то говорил очень тихо, словно боялся, что он может кого-то потревожить или его услышат. В тишине этой комнаты даже его шепот казался громким.

— Я сказал тебе, вернись в исходное положение, ты не можешь так просто…

Снаружи комнаты послышался глухой удар, будто что-то упало. Исин осознал, что находится здесь не один. У него не было желания попасться на глаза хозяину этого дома, потому что объяснить здесь свое появление он бы не смог, поэтому он торопливо стал пытаться подобрать черные обгоревшие куски карты, но они рассыпались в прах, стоило ему попытаться дотронуться. Это было бесполезно. Он пытался собрать его как мог. Сгребал в ладонь, но только пачкал руки и пол. Карта восстановлению не подлежала.

— И что мне теперь делать? — прохныкал Исин, хмуря брови. — Меня за это точно по головке не погладят.

Он был так растерян и не понимал, что происходит, что готов был разрыдаться. Мог ли он просто встать и уйти или же ему стоило свернуться калачиком, лечь на пол и плакать, пока его кто-нибудь не найдет.

Как все так вышло? Что вообще происходит? Кто-нибудь может ему объяснить? Почему никто не говорит? У него столько вопросов и ни одного ответа. Неужели так сложно просто усадить его на стул и в общих чертах обрисовать то, что сейчас творится? Или достаточно было приложить инструкцию. Да, инструкция была бы в самый раз. Неужели у них нет? У всего есть инструкция на китайском, просто никто ей не пользуется, потому что не понимает. Исину бы она сейчас не помешала. Оставалось только надеяться, что не она только что сгорела синим пламенем. Если это была она, он определенно попал. Очень сильно.

Когда Исин немного пришел в себя, он решил выбраться из дома и оглядеться, насколько это было возможно. Его очень интересовало, куда его отправили. Что это за путешествие, в котором он должен был узнать больше о Чондэ? Что именно он должен был узнать?

Снаружи послышались чьи-то шаги. Молодой человек испугано замер, оглядывая комнату в поисках места, где бы мог спрятаться. Шаги слышались все ближе. Они были уверенными, но торопливыми. Звучали почти рядом. Исин встал на четвереньки, судорожно соображая, где бы он мог спрятаться, но такого места в этой комнате не было. Шаги вдруг замолкли. Исин замер. Пронесло или нет?

— Заставь его замолчать! — прокричал мужской голос. — Меня раздражает его плач. Какой от тебя толк, если ты не можешь заткнуть собственного ребенка?

Исин нахмурил брови, прислушиваясь к словам. Он ждал, что последует еще несколько реплик, но вместо этого дверь в комнату открылась. Молодой человек, растерявшись, отскочил в сторону, желая спрятаться от тусклого света, сочившегося в темноту. В дверях стояла фигура. Определенно мужская, но разглядеть лицо было очень сложно.

Фигура прошла в комнату, и Исин суетливо принялся отползать к стене. Это все что он мог сделать. Его сердце колотилось как бешеное, тело не слушалось, его била мелкая дрожь. Только бы не заметил, думал Исин. Он почти молился. В голове крутилась эта фраза, раз за разом, как мантра. Только бы не заметил.

Мужчина прошел мимо Чжана, их разделяло всего несколько шагов. И когда показалось, что присутствие Исина осталось незамеченным, мужчина вдруг развернулся.

Черт. Молодой человек чуть не вскрикнул. Его заметили. Он тут же стал перебирать в голове всевозможные оправдания и объяснения тому, как он здесь оказался, только в этом не было необходимости.

Мужчина стоял прямо напротив Исина, смотрел на него, но будто бы не замечал его присутствия. Ни удивления, ни раздражения не появилось на его лице, слабо освещенном свечой, которую он держал в руках. Он просто молчал, невидящим взглядом смотря вперед, а мыслями будто был где-то в другом месте.

Сквозь открытую дверь, в тишине комнаты, где было настолько темно, что даже звуки казались громче, начинал просачиваться еле слышный детский плач. Сначала он был незаметным, как тиканье часов. Настолько слабым, что на него можно было даже не обратить внимания, но чем больше Исин к нему прислушивался, тем громче он казался.

— Тц, — сквозь зубы раздраженно цыкнул мужчина. Его рука непроизвольно сильнее сжала подсвечник. Было видно, как его тело мелко подрагивает от бурлящей злости, которую он пытался сдержать.

Исин сидел неподвижно, стараясь приобрести как можно больше сходств с мебелью. Ему казалось, что, если он пошевелится или слишком громко вздохнет, его тут же заметят. Нет. Его не замечали. Мужчина вслушивался в детский плач, который выводил его из себя. Вместо того, чтобы занять себя чем-нибудь и попытаться отвлечься, он словно специально стоял в тишине, чтобы слышать его.

Решив воспользоваться подвернувшимся моментом, Чжан кинулся вперед и, снова встав на четвереньки, торопливо пополз к открытой двери, надеясь сбежать раньше, чем мужчина выйдет из оцепенения. И когда молодой человек уже достиг двери, мужчина вдруг повернул голову в его направлении и еле слышно произнес, заставляя Исина замереть:

— Надеюсь, что этот ублюдок не доживет до утра…

Эти слова прошлись мурашками по спине. Эти слова ужасали. Исин не мог даже помыслить, что можно сказать такое о ребенке, а в том, что мужчина говорил именно о нем, сомнений просто не было. С трудом выйдя из оцепенения, молодой человек заставил себя преодолеть те несколько сантиметров, что отделяли его от двери, и выполз в коридор.

Исин не остановился. Даже когда почувствовал, что опасность миновала, он не попытался присесть куда-нибудь, чтобы остановить дух. Он полз дальше, стараясь оставить комнату, из которой только что выполз, позади. Хотелось, чтобы пространства, разделяющего его и мужчину, было как можно больше. Подумать только, как одна фраза может заставить чувствовать невыносимое отвращение к человеку.

Чжан остановился только когда коридор прервался открытой дверью, из-за которой слышался детский плач и тихий женский голос. Исин нерешительно остановился, не смея ползти дальше.

— Тише, Чондэ, — нежно шептала женщина. — Молю тебя, тише…

Приготовившись уже проползти дальше, Исин резко замер, так и не успев сдвинуться с места. Он не пытался подслушивать, просто среагировал на знакомое имя.

— Все будет хорошо. Мама рядом, — продолжал нашептывать женский голос. — Что бы они там ни говорили, ты справишься, Чондэ.

Чжан болезненно прикрыл глаза и уткнулся лбом в пол. Чондэ? Ну да, кто же еще это мог быть. Настолько очевидно, что даже подумать об этом было странно. Исин уселся в коридоре, откидываясь на стену, и тяжело выдохнул.

Что это было? Определенно прошлое. Все как-то медленно складывалось в целостную картину. Вот он, Чжан Исин, а там за стенкой плачет маленький ребенок, имя которому Чондэ. И это явно происходило где-то в прошлом. Он переместился назад во времени или же это воспоминания? Сказать точно он не мог, но разница не велика. Прошлое и есть воспоминания.

— Ты не умрешь, потому что ты сильный. Я знаю. Нам бы только пережить эту ночь, и все будет хорошо, — Исин слышал, как дрожит от слез голос женщины, и чувствовал ее стойкость, преодолевающую собственное бессилие, — так что потерпи еще немножко. Еще совсем чуть-чуть. И все будет хорошо…

Можно ли так бесцеремонно лезть в чье-то прошлое? Исин не знал. Стоит ли ему уйти? Может быть, ему просто не следует быть здесь? Есть вещи в наших головах, в нашем прошлом, о котором другим знать не стоит. Важен не столько путь, сколько то, каким он тебя сделал. Исин знал, он видел каким был Чондэ. Ничего другого ему не было нужно.

— Ты вырастешь и станешь замечательным человеком, Чондэ.

— Да, Чондэ, — тихо прошептал Исин, слабо улыбаясь, — ты станешь замечательным человеком.

— У тебя будет блистательное будущее. Я обещаю тебе, ты станешь самым счастливым человеком. Несмотря ни на что, ты будешь счастлив. Мама любит тебя, Чондэ, так что не плачь.

Исин тихо всхлипнул. Он знал, что Чондэ станет замечательным человеком, что его ждет блистательное будущее, ему откроется то, о чем многие люди могут только мечтать, он определенно будет счастлив. Все это Исин знал, и ему очень хотелось поделиться этим знанием с женщиной, чтобы она знала — все, что она говорит, это не просто слова. Все будет именно так.

Грустно, что она не знала об этом сейчас, потому что Чжан понимал — она сама не верит своим словам. Она не верит в то, что ее ребенок сможет пережить эту ночь. Тот ли это день, когда Чондэ умер и стал Оле-Лукойе или ему все же удалось справиться. Он ведь сильный. Всегда таким был.

Исин сидел в темноте коридора, размышляя об этом, и слышал, как слабый женский голос напевает колыбельную. Она была мелодичной, очень нежной и отчего-то очень грустной. Исин никогда не слышал этой песни, однако откуда-то он знал слова, и тихо подпевал, одними губами. Он долго старался вспомнить, где мог слышать ее, а потом вдруг понял, что никогда не слышал, он… видел? Это песня… она о них. Боль наполняла молодого человека.

Совпадение или же им судьбой уготовано было встретиться? Может быть, так просто должно было случиться. Может быть, Исину просто чудится, потому что от этой песни в груди разливалась холодная морская вода, ее было слишком много, и она вытекала через глаза.

А потом Исин вдруг не выдержал. Он подскочил на ноги и задумчиво замер. Он так и не успел решить, зачем он это сделал. Хотел ли он войти в комнату или был полон решимости уйти отсюда. Он не знал. Или забыл.

Ребенок больше не плакал, и песня подошла к концу. Голос женщины звучал все тише и тише, пока совсем не пропал. И вдруг все пространство сжалось, начало трескаться и сворачиваться, растворяясь в белом тумане. Такой же, через который пролетел Исин, пока падал сюда. И на мгновение показалось, что путешествие закончилось. Он увидел то, что должен был увидеть, и теперь он вернется назад. Одного он только не мог понять, почему Чондэ сказал, что это разочарует Исина. Разве это может разочаровать в человеке? Это было очень грустно, но никак не разочаровывающе.

Исин уже приготовился к тому, что вернется в Зал Суда, однако вместо этого он снова оказался в комнате, только на этот раз освещенной. Туман медленно рассеиваясь, отступал от середины комнаты к самым краям, облизывая стены, и исчезал в углах, подобно прячущемуся пауку.

Молодой человек не успел оглядеться или понять, где он оказался, как прямо перед ним, вскрикнув, на пол упала женщина, прикрывая обеими руками щеку. Чжан испуганно отскочил назад, поворачивая голову, чтобы понять, почему женщина так внезапно рухнула прямо у его ног. Причиной, несомненно, оказался мужчина. Тот самый, Исин узнал его, хоть и видел всего один раз, при тусклом свете одинокой свечи. Исину было достаточно и этого.

Мужчина явно был в приступе гнева. У него были абсолютно дикие глаза. Он сжимал руки в кулак, направляясь в сторону женщины. Исин растерянно начал оглядываться. Он, пусть и с опозданием, стал понимать, что происходит. И это ему ой как не нравилось. Осознав, что нет под рукой ничего, чем бы он мог воспользоваться, молодой человек, нерешительно переступив с ноги на ногу, кинулся на мужчину, желая не дать ему подойти к женщине, но неожиданно для себя, вместо того, чтобы оттолкнуть его, он пробежал насквозь. И пока он соображал, что же только что произошло, мужчина подошел к лежавшей на полу женщине, хватая ее за волосы.

— Ты должна быть благодарна, понимаешь? — злобно зашипел он сквозь зубы. — Да где ты была, если бы не я? Сдохла бы в какой-нибудь канаве! Ты и твое отродье. Вы должны быть благодарны мне, за то, что у вас есть!

Исин вздрогнул, услышав женский крик у себя за спиной, вскинул голову, отрывая взгляд от рук и замер. Прямо перед ним стоял ребенок, глядя сквозь щель приоткрытой двери на происходящее. Сколько ребенку было лет, определить Исин не мог, но точно знал, что ребенок еще достаточно маленький, чтоб в полной мере осознать, что именно происходит в комнате, и недостаточно для того, чтобы не запомнить этого.

— Эй, — Исин подлетел к двери, усаживаясь прямо напротив ребенка, — не смотри на это, слышишь меня?

Мальчик не слышал. Он смотрел сквозь Чжана, и его черные как ночь глаза не выражали ничего. Лицо его было похоже на застывшую маску. Ни страха, ни непонимания, ни каких-либо других эмоций. Это выглядело пугающе. Разве можно было оставаться равнодушным, наблюдая что-то подобное?

— Не смотри, — повторил Чжан, гипнотизируя мальчишку. — Закрой дверь. Закрой. Чертову. Дверь.

Ребенок не двигался. Исин слышал звуки ударов, слышал тихие всхлипы женщины и полные злости крики мужчины, и абсолютно не понимал, как можно смотреть на все это с таким спокойствием. Ведь даже он, взрослый человек, который всякое видал, боялся повернуть голову. Он не мог смотреть на это, осознавая, что бессилен помочь, поэтому предпочитал не замечать. Как и все люди.

мИсин хотел сказать что-то еще, но снова появился белый туман, пожирая пространство вокруг вместе со звуками. Последними в нем растворились черные как ночь глаза. И снова пустота. Клубы дыма окружали Исина. Время шло, но туман почему-то не рассеивался как в прошлые разы. Он шумел. Еле слышно. Звук был мягким и почти неуловимым, похожий на тот, когда гладишь что-то шерстяное. Если не прислушиваться, это было похоже на тишину. И сквозь нее прорывались голоса. Не дожидаясь, пока туман рассеется, Исин пошел на них.

— Ты такой же никчемный, как и твоя мать! — кричал мужской голос. — Может быть, поэтому она бросила тебя?

— Не говори так о ней! Она любила меня и никогда бы не бросила! — слышался в ответ звонкий детский голос.

— Да? — усмехнулся мужчина. — Тогда где же она?

— Уверен, что это твоих рук дело, — почти что прорычал ребенок. — На этот раз ты точно ее убил…

Послышался звонкий хлопок. Исин вздрогнул от неожиданности. Это точно была пощечина.

— Не смей так разговаривать со мной, мелкий засранец, — голос мужчины понизился и стал звучать угрожающе, — я даю тебе крышу над головой, кормлю и одеваю тебя, а вместо того, чтобы поблагодарить меня за это, ты ноешь о том, что тебя бросила твоя шлюха-мать. Тебе стоит хорошенько пересмотреть свои взгляды на жизнь…

Исин озадачено моргнул. Два раза. Он не думал, что был в состоянии судить о том, что происходит по куску диалога, но понимал, что ничего хорошего. Определенно, в той стороне было что-то не очень радужное. Поэтому он, кивнув каким-то своим мыслям, пошел в противоположную сторону, откуда слышались задорные детские крики. В той стороне явно веселились дети, а если они веселились, значит, это было какое-то радужное воспоминание, наполненное счастьем. Иначе ведь не может быть, так?

Молодой человек ускорил шаг, вырываясь из белой дымки облаков прямо на улицу, однако уже на подходе он заподозрил что-то неладное.

— Не трогай меня, — послышался тихий голос.

— Иначе что? — задиристо послышалось в ответ. — Позовешь свою мамочку? Ах да, ты не можешь, она ведь тебя бросила!

И около пяти детей залились глупым злорадным смехом. Исин поджал губы. Он никогда еще так не ошибался. Разве мог он знать, что и это воспоминание может быть неприятным? Кажется, он забыл, что дети бывают очень жестокими. В чем-то даже хуже взрослых, потому что не в состоянии осознать смысла и разрушительности своих действий. Они не понимают, что такое боль. Не в этом возрасте.

Мальчишка, на которого было обращено все внимание толпы детишек, лишь смерил их презрительным, вполне осознанным для ребенка его возраста, взглядом, и отвернулся, будто теряя интерес. В этом мальчике Исин безошибочно смог распознать Чондэ. По его самодостаточности и пугающе черным глазам, абсолютно пустым и уставшим, будто этот мир уже успел утомить маленького ребенка лет семи.

— Мама! Мама! — начал верещать мальчишка, корча рожи, чтобы подразнить Чондэ. — Где же ты? Почему ты меня бросила? Мама! Ты такой никчемный, что даже собственной матери не был нужен!

— Смотри, чтобы твоя с тобой так не поступила! — Чондэ вскинул голову, прожигая мальчишку полным ненависти взглядом. — Будь я на ее месте, я бы тебя еще в колыбельке придушил.

Исин, который все это время презрительно смотрел на кучку детишек, раздраженно поджимая губы, повернулся к Чондэ, удивленно смотря на него, будто бы не верил, что он мог сказать подобное.

— Они, конечно, козлы, но это было уже слишком, — проговорил Чжан, будто бы его услышат.

— Уверен, твои родители тебя даже не планировали, но раз уж родился, не топить же тебя в реке…

— Ах ты!.. — пискнул мальчишка, багровее от злости.

— Спроси у них, как домой придешь, — хмыкнул Чондэ и, выпрямившись, направился прочь, оставляя удивленных и растерянных детей позади.

— А ну стоять! Да я тебя…

Но Чондэ не собирался слушать. Ему было в целом плевать. Эти мальчишки идиоты, если считали, что его мать хороший повод для шуток и издевательств. Они думали, что если с ними ничего подобного не произошло, значит они лучше. Чувствовали превосходство над ним. Они были идиотами. Чондэ ненавидел детей. Чондэ ненавидел всех, но детей в особенности. Потому что они повторяют все, что говорят их родители, и если родителям хватает ума делать это тихо и за спиной, то их дети кричат об этом на всю улицу, даже не осознавая смысл слов.

— Твоя мать шлюха!

Будто бы ты знаешь, что это означает.

— Она бросила тебя, потому что не любила.

Будто твоя тебя любит.

— Ты ненормальный! Сумасшедший! Весь в свою мать!

— И слава богу. Не хотелось бы быть таким же тупицей, как и ты.

— У отродья вроде тебя нет будущего! Ты сдохнешь в какой-нибудь канаве?

А это он откуда услышал? Неужели от моего отца? Или все же от своего? Может быть, все отцы так говорят? Впрочем, какая разница…

Исин заметил, как мальчишка подбирает с земли камень размером примерно с собственный кулак и, размахнувшись, с силой кидает его в Чондэ. Чжан инстинктивно встал между летящим камнем и его конечной целью, но снова бесполезно. Камень пролетел его насквозь и попал точно в голову Чондэ.

— Эй ты! Мелкий засранец! Ты в своем уме! — закричал Исин на ребенка, который не имел даже понятия о его существовании. — Так ведь и убить можно!

Чжан развернулся, чтобы посмотреть, как дела у Чондэ. Тот держался за голову, болезненно морщась и кривя губы, но не проронил ни звука. От виска вниз стекала тоненькая струйка крови, которую мальчик быстро стер, будто бы это ничего не значило, и, выпрямившись, пошел дальше как ни в чем не бывало.

— Ты из стали, что ли? — озадачено произнес Исин, провожая Чондэ, уходящего в туман, взглядом.

И снова воспоминание, словно шарик, сдулось, исчезая среди белого дыма. Молодой человек задумчиво повертел головой, выбирая следующее направление. Наверно, было без разницы куда идти. Если везде Исина ждало только одно, не имело значения, куда именно идти. И он побрел наугад.

Это определенно превращалось в очень печальную историю. Исин не был уверен, хочет ли он знать продолжение. Он уже понял в общих чертах, что именно происходило с Чондэ в детстве. Оно было полно печали и разрушений, и наверняка очень сильно разбило и изуродовало личность. Главное, что где-то между детством и встречей с Исином, Чондэ сделал правильные выводы и…

Нет, Исин не врал, когда говорил, что его отношение к Чондэ не изменится, просто… Ему было жалко этого ребенка. Ребенка, который вырос в замечательного человека и перевернул Исину мир. И этот ребенок просто не заслужил этого, ведь так? Почему он не мог быть счастлив? Почему ему нужно было через все это проходить? Исин считал это несправедливым. Это была та несправедливость, с которой он ничего не мог поделать. Чжан Исин ненавидел такое. Он чувствовал, как его душу выворачивает наизнанку. Он злился, негодовал, хотел что-нибудь сделать, но у него не было над этим власти. Иногда даже при всем желании мы не можем ничего изменить. Мы лишь маленькие песчинки в огромном мире, и что бы там ни говорили, просто взять и поменять что-то неподвластное нам, мы не можем. Способны лишь систематически, упорно пытаться изменить что-то по кусочкам, по частичкам, но где гарантия того, что когда дело сдвинется с мертвой точки не будет уже слишком поздно? Этот мир устроен так, чтобы мы чувствовали свое бессилие.

Туман снова стал рассеиваться, сквозь него проглядывали стены комнаты, и Исин вздохнул. Кажется, он примерно знал, что ему следует ожидать. Или нет…

В этот раз все было тихо. Исин было подумал, что он опять здесь один, но оглядевшись заметил ребенка, сидящего в углу. Пусть это было не менее жестоко, однако Чжан Исину очень хотелось бы знать в этот момент, что в углу сидит какой-то другой ребенок. Не Ким Чондэ. Что это не он, забившись в угол, прижимается щекой к стене, и смотрит невидящим взглядом перед собой, а по щекам его бегут слезы. Пожалуйста, пусть сейчас это будет кто-нибудь другой. Какой-нибудь другой ребенок, которому не купили куклу или не дали сходить с друзьями погулять. Пусть это будет не Ким Чондэ, который страдает от окружающих, которые самоутверждаются за его счет.

Только это был Ким Чондэ. И Исин тяжело вздохнул, опуская голову. Он чувствовал боль от того, что не мог помочь пройти через это. Он бы хотел быть рядом. Он бы хотел защитить Чондэ, не дать всему этому случиться в его жизни, но только он не мог. Даже просто взять за руку, посмотреть в глаза и пообещать, что все будет хорошо.

Исин подошел к мальчику и сел рядом. Он долго молчал, кусая губы. Как бы он хотел прервать этот кинопоказ.

— Не плачь, Ким Чондэ, — тихо проговорил молодой человек, — этот мир не стоит того, чтобы ты из-за него плакал. Я знаю, это больно и несправедливо, слишком много для маленького мальчика и кажется, будто это никогда не кончится, но, к сожалению или к счастью, все заканчивается. Так ты меня учил. Всему приходит конец. Однажды. И все это тоже однажды закончится. Нужно это просто пережить. Стиснуть зубы и пройти через это. Впереди тебя ждет блистательное будущее. Ты станешь замечательным человеком. Настолько замечательным, что все эти люди вокруг тебя даже не способны это вообразить. У всех бывают тяжелые дни. У тебя, пожалуй, чуть больше, чем у других. Твой путь будет длинным и тернистым. Но ты справишься. Ты сможешь его преодолеть. Ты сильный, Чондэ. Я знаю. И я люблю тебя. Так что… подрастай поскорее, чтобы мы могли снова встретиться. И…

Исин замолчал, потому что ком подступил к горлу. Его голос, пропитанный слезами, глухо булькал в тишине комнаты, и это звучало отвратительно. Исин шмыгнул носом, запрокидывая голову вверх, чтобы не дать слезам пролиться.

— Не плачь, Ким Чондэ, пожалуйста, только не плачь… впереди тебя ожидает нечто ужасное, так что прибереги слезы на потом.

Молодой человек не знал, зачем он все это говорит. Чондэ не услышит его. Не узнает о его существовании еще много лет. И будет продолжать жить, не зная о том, насколько потрясающим человеком он станет для одного глупого непослушного ребенка, который вечно был недоволен всем, что делает этот замечательный человек.

— Не важно, каким жестоким к тебе будет этот мир, потому что у тебя всегда есть люди, которые будут любить тебя в сто раз сильнее, чем кого-либо еще. Они всегда будут рядом с тобой, даже когда тебе будет казаться, что у тебя никого нет. И им не будет важно, что было в твоем прошлом, не будет важно, любишь ты их или нет. Они просто будут любить тебя. Так сильно, как только способно любить их глупое сердце. Безрассудно и слепо. И ты должен понимать, что это дорогого стоит. Нет. Это бесценно.

Исин заметил, как туман начинает просачиваться, окутывая пространство. Ему пора было идти дальше.

— Все будет хорошо, Ким Чондэ, — Исин оперся на руку, наклоняясь над мальчиком, — ночи самые тяжелые, нужно просто продержаться и все снова будет хорошо. Я люблю тебя и буду любить, неважно, что я увижу дальше. Обещаю…

И он невесомо коснулся губами лба мальчика, после чего поспешно встал, не замечая, как Чондэ тяжело вздохнул, прикрывая глаза, и на губах у него появилась слабая улыбка, будто бы он слышал все, что говорит Исин. Будто бы он почувствовал этот поцелуй.

Исин продолжал пробираться через туман, внимательно вслушиваясь в голоса воспоминаний.

— Почему он так смотрит на меня? — говорил женский голос.

— Не обращай внимания, — вторил другой, но уже мужской.

Молодой человек на мгновение нерешительно замер. Он не имел ни малейшего понятия, может ли он просто пройти насквозь, не останавливаясь. Что если он не сможет выбраться, пока не посмотрит все, но ведь попытаться стоило?

— Ему стоило отправить тебя вслед за твоей никчемной матерью! Он бы мог просто бросить тебя где-нибудь умирать. Скажи спасибо, что ему не хватило духу так с тобой поступить!

— Да вы шутите, да? — Исин прикрыл глаза, болезненно потирая переносицу. — Как вас вообще земля таких носит? Говорить такое ребенку…

— С какой стати я должен вставать посреди ночи и идти его успокаивать? Это ведь ты его рожала, а не я! — кричал до боли знакомый голос. Исин сделал глубокий вдох через рот.

— Не смей так разговаривать с ней, мелкий ублюдок!

— Не смей скидывать на меня заботу о своем отпрыске, которого ты где-то нагулял! — послышался полный яда ответ Чондэ. — Я не подписывался подтирать задницу еще одной твоей ошибке…

— Ты моя единственная ошибка! — сквозь зубы прошипел мужчина. — Если тебе что-то не нравится, убирайся из этого дома! Убирайся и умри любой смертью на свой выбор! Пока это мой дом, ты будешь делать так, как я скажу! Ты должен быть…

— Благодарен? — переспросил юноша. — О, разумеется, я благодарен. За крышу над головой, за еду, за одежду, за постоянные побои, на которые ты был щедр, за ненависть окружающих… за все это я тебе очень благодарен. И в большей степени за то, что ты убил ее и опорочил ее имя… Или ты думал, что я всю жизнь буду верить в сказочку о том, как моя мать меня бросила? Как ты вообще можешь спать по ночам, зная, что убил ее?

— Ах ты! — звонкий удар оплеухи разрезал воздух.

Исин прикрыл рот рукой, выдыхая, и отвернул голову, поднимая глаза. Ему медленно начинало казаться, что Чондэ сам напрашивается на побои. Лучше бы он молчал. Это все меньше походило на воспоминания и больше тяготело к переходу в очень захватывающий и драматичный сериал. Исин не мог отделаться от мысли, что он хочет узнать, что же все же случилось на самом деле. Когда-нибудь, если в его жизни наступят тяжелые времена, он точно снимет такой сериал. Но это все шутки, а если серьезно, где выход? И как далеко ему еще нужно идти. Если подумать, жизнь у Чондэ была длинная, а это вряд ли половина.

— Почему ты плачешь?

Молодой человек даже не заметил, как туман вокруг рассеялся, забрасывая его в еще одно воспоминание.

— Почему ты постоянно плачешь? — раздраженно шептал Чондэ, укачивая ребенка в люльке. — Чего ты еще хочешь? Что не так? Почему ты просто не можешь замолчать?

Он прикрыл ноющие глаза, утыкаясь в вытянутую руку, которой качал люльку. У него уже не было сил. Он просто хотел уснуть. Спокойно. Впервые за долгое время закрыть глаза и провалиться в сон, не слушая этот раздражающий, выгрызающий сознание детский плач. Он словно тупым ножом ковырялся где-то в голове, не давая уснуть.

— Замолчи, — бормотал Чондэ, покачиваясь вперед-назад, — замолчи. Я ненавижу тебя. Ты только родился, а я уже ненавижу тебя. Дети такие идиоты. Для них не существует ничего, кроме них самих. Мелкие замкнутые на себе троглодиты. У меня никогда не будет детей…

Исин молча наблюдал. Он даже боялся сдвинуться с места. Он не был из тех людей, кого раздражали дети. Он всегда любил их. Да, иногда они могли быть шумными или раздражающими, иногда могли вести себя глупо и необдуманно жестоко, но они всего лишь дети. Они делают это, потому что не умеют иначе, потому что никто их не научил. Они просто познают мир и стараются взаимодействовать с ним в меру своих сил. Вот и все.

Чондэ, кажется, стал засыпать. Он больше не говорил, и рука его не качала люльку. Дыхание стало ровным. Видимо он настолько устал, что даже невыносимо громкий плач ребенка больше ему не мешал.

— Да сколько можно! — послышался истошный крик откуда-то снаружи, и Чондэ подскочил, выныривая из приятно окутавшей его дымки сна. — Заставь его замолчать!

Юноша тяжело вздохнул, прикрывая рукой глаза. У него действительно больше не было сил. Он чувствовал, что готов на что угодно, только бы не слышать больше этот раздражающий плач. Это злило, выводило из душевного равновесия, и Чондэ чувствовал, что он уже близко к своему пределу. Дальше его сознание просто рухнет, рассыплется на мелкие кусочки.

— Я сказал тебе, заставь его замолчать!

Чондэ неспешно поднялся со своего насиженного места, и поплелся куда-то в сторону, очень медленно перебирая ногами. Прямо мимо Исина. И даже в этой темноте молодой человек увидел насколько уставшим было лицо Чондэ. Его глаза были полуоткрытыми, взгляд расфокусирован, а под глазами, кажется, были синяки.

Исин сглотнул, молча наблюдая за тем, что происходит. Он видел это болтающееся состояние юноши, будто тот не отдавал отчет в том, что делает. Было страшно предположить, что именно он собирается сделать.

Чондэ поднял с пола подушку, прижал ее к груди и уткнулся в нее лицом, закрывая глаза. Ему нравилось это ощущение. Оно было просто потрясающим. Он никогда не думал, что однажды так сильно будет желать спать, что голова будет идти кругом. Он ощущал, что его сознание в любой момент способно отключиться, и воспринимать этот мир уже не было сил. Ему бы хоть часок. Всего лишь часок поспать, и все снова будет хорошо. Всего лишь на час может этот ребенок замолчать? Наверно, нет.

Юноша развернулся. Если ребенок не замолчит, придет отец. Чондэ не хотел этого. Когда отец не высыпался у него было скверное настроение, и он вымещал всю злобу и раздражение на Чондэ. Пусть он поспит.

Чондэ остановился рядом с люлькой и долго смотрел на ребенка. Его раздражало в нем все. Одно его существование выводило из душевного равновесия.

— Лучше бы тебе замолчать, — прошептал Чондэ, бедром толкая люльку. — А лучше бы вообще не рождаться. Впрочем, как и мне…

Исин почувствовал, как что-то кольнуло в грудь. Не в сердце, где-то рядом, но это все равно было неприятно. Будто бы ему вбили огромный железный гвоздь прямо в грудь.

Чондэ осторожно опустил руку, нежно погладив ребенка по голове. На губах юноши появилась мягкая улыбка, такая, какую Исин привык видеть, и от этого в груди потеплело. Он даже не задумывался об этом, но очень скучал по ней, как будто не видел ее много лет. Эта улыбка согревала. Она дарила иллюзию любви. Исину на секунду показалось, что все, что говорил до этого Чондэ было неправдой, он сказал это лишь потому, что хотел спать. Это не отражало его реальных чувств. На самом деле он любит ребенка. Наверняка любит…

И он, все с той же нежной улыбкой, накрыл голову ребенка подушкой, заглушая его плач, и несильно надавил. Исин захлебнулся воздухом. Он захотел вскрикнуть, но голос вдруг куда-то пропал. Чондэ… он… что он делает?

— Нет, — зашептал Исин, — нет, не делай этого, слышишь? Не делай!

Но Чондэ его, разумеется, не слышал. Он продолжал держать подушку, пока плач ребенка не стих.

— Нет, — жалобно выдохнул Исин, не в силах поверить в случившееся.

Даже допустить мысль об этом было странно, но только что он собственными глазами видел, как Чондэ убил ребенка. Задушил подушкой. И… может быть он не задушил? Вдруг ребенок все еще жив? Наверняка жив. Просто наконец-то перестал плакать.

— Спокойной ночи, — нежно пропел Чондэ, все так же нежно улыбаясь, — спи сладко.

Исин закрыл глаза руками. Нет, это какая-то ошибка. Точно, наверняка какая-то ошибка. Иначе и быть не может. Чондэ бы никогда… никогда не убил ребенка, он ведь их… Чжан сглотнул. Чондэ никогда не любил детей.

— Что ты?..

За своими размышлениями, молодой человек даже не заметил, что в комнате есть кто-то еще. Видимо проснувшись от детского плача, мужчина пришел в комнату, но было уже слишком поздно.

— Чондэ, что ты сделал? — голос мужчины опасно дрогнул.

Юноша поднял взгляд на стоящего в дверях отца и непонимающе вскинул брови, будто бы не понимал, почему его об этом спрашивают. Это было так пугающе. Исину впервые в жизни было так страшно. Он вдруг понял, что абсолютно не знает Чондэ. Никогда не знал. И это было ужасающе.

Чондэ выпрямился, расправляя плечи. Рука, все еще сжимающая подушку, безвольно повисла. Взгляд юноши был пугающе пристальным. Он не мигая смотрел на своего отца, и Исин готов был поклясться, в этот момент мужчина был серьезно напуган.

— Заставил его замолчать, — спокойно произнес Чондэ, медленно направляясь к своему отцу. — Как ты и просил, па-па.

Он так презрительно произнес «папа», бросая холодный взгляд на своего отца и, всучив ему подушку, вышел из комнаты, оставляя Исина в полном замешательстве.

Все вокруг снова заволокло туманом, а Чжан этого будто и не заметил. Он все еще не мог отойти от произошедшего. Как он должен был на это реагировать? Был ли он разочарован? Скорее шокирован и озадачен. Ему нужно было чуть больше времени, чтобы переварить произошедшее. Он просто не мог принять, что это действительно произошло. Чондэ ведь не мог…

Исина разрывало надвое. С одной стороны, он очень сильно, всем сердцем любил Чондэ, но с другой, он презирал человека, способного не просто на убийство, а на убийство ребенка. Мог ли он отказаться от своей любви ради убеждений или же ему стоит простить убийство человеку, которого он любит? Лучше бы он не знал об этом. Тогда собственные чувства казались ему простыми и понятными. Если бы еще пару минут назад его спросили, любит ли он Чондэ, он бы без колебаний ответил утвердительно, но, если бы это спросили сейчас, он бы лишь многозначительно промычал.

Он всегда говорил, что прошлое не имеет значения. Он видит его результат, и это вполне устраивает. Но теперь он понял, что ему стоило пересмотреть свои взгляды. Исин вообще уверен, что он знал Чондэ?

У них было всего лишь семь ночей. За такое короткое время невозможно узнать человека. Исин видел лишь то, что ему показывали, и ему это нравилось. Это очевидно. Но какова была обратная сторона медали? Могло ли быть так, что Чондэ всегда был таким, просто не показывал этого. Чжан Исин влюбился не в Ким Чондэ, он влюбился в Оле-Лукойе. Неизвестный ему, очаровательный, мистический образ. Исину не нужно было знать о нем все, он всегда мог додумать сам, и он прекрасно с этим справлялся.

Исин был растерян. Он понимал, что его любовь трещит по швам. И что-то столь сильное, за что он цеплялся, что он лелеял, может оказаться лишь иллюзией, которую он сам себе вообразил. Исин не хотел этого допускать. Он не хотел признавать, что все это лишь ложь. Что это не настоящее. Он жаждал оправдать Чондэ. Доказать, что тот изменился, и именно в этого изменившегося человека влюбился Исин. Молодому человеку было просто необходимо разобраться в этом до конца.

Чжан наугад направился вперед. Не имея ни малейшего понятия, в правильном ли направлении он движется. Кругом был лишь туман и больше ничего. Откуда он начал? Куда он идет? Какое сейчас это имело значение? Он просто хотел найти правду и вернуть свои чувства на место. Ему это было необходимо. Он ведь обещал. Иногда Исин чувствовал себя полнейшим идиотом. Почему он всегда ведет себя так, будто бы все знает лучше других? Почему он никогда не допускает даже на секунду, что есть то, чего он не предусмотрел, то, чего он не знал или не может знать. Как мир, который ему открылся, как прошлое Чондэ.

Как назло, все последующие воспоминания мало чем отличались от предыдущих. Все было по-старому, будто бы не случилось ничего. На секунду Исину даже показалось, будто он идет в обратном направлении, но нет, в этих воспоминаниях Чондэ был взрослее. Сколько времени прошло было неизвестно, точный возраст определить было сложно, но Исин полагал, что где-то в районе 18 лет.

Отец все так же продолжал нападки, но уже без прежнего энтузиазма, и взгляд, которым он смотрел на Чондэ, изменился. Он начал смотреть на своего сына с опаской. И если упрекал в чем-то, то всегда бросал на него осторожный взгляд, будто бы оценивая его реакцию. Чондэ же был непробиваемо спокоен. Он принимал все это с каким-то отрешенным выражением лица, и все время будто находился где-то не здесь. Постоянно смотрел в одну точку, даже во время разговоров, будто бы говорил сам с собой.

Кроме этого, в воспоминаниях Исин уловил еще одну ключевую фигуру того времени — женщину. Из обрывков фраз, каких-то своих домыслов, он определил ей роль «новой женщины отца Чондэ». Вероятно, убитый ребенок был ее. И, судя по всему, именно она после произошедшего изменилась больше всего. Она без стеснения упрекала Чондэ, но смотрела на него со страхом, будто бы всегда ожидала, что он на нее набросится. Она походила на мелкую собачонку, вечно лаяла, однако стоило Чондэ посмотреть на нее или что-то сказать, как она тут же испуганно замолкала. И это очень нравилось Чондэ. Он обожал ее реакцию. Его пьянил ее страх, ощущение власти над ней. В какой-то момент Исину даже показалось, что он с ней заигрывает, и эта догадка отдалась подступающей к горлу тошнотой и жгучей злостью.

— Так и будешь продолжать бездельничать? — с раздражением произнесла она, наблюдая за вальяжно раскинувшимся у окна Чондэ.

— Возможно, — уклончиво ответил юноша, поднося к губам сигарету. Он блаженно затянулся, прикрывая глаза, чтобы дым не попал.

— Прекращай курить! Весь дом твоими сигаретами провонял, — раздраженно бормотала женщина, размахивая руками. — Пойди и займись чем-нибудь полезным. Исчезни, например.

Чондэ лишь усмехнулся в ответ. Он привык не обращать внимания. Она вечно бухтела о том, о сем. Так она вымещала свою неприязнь. На большее ей не хватало духу.

— Ты такой же никчемный, как и твоя мать. Только и можешь, что сидеть целыми днями и курить. Может тебе стоит последовать ее примеру и сбежать?

— Сколько раз можно повторять, — с нотками раздражения произнес Чондэ, — она не сбегала.

— Да неужели? — словно бы осмелев, огрызнулась женщина.

— Эй, — понизив голос до утробного рычания, окликнул ее молодой человек, — тебе заняться нечем, что ли?

— Может быть и было, если бы ты не… — женщина осеклась, увидев холодный взгляд Чондэ.

— Если хочешь меня упрекнуть в том, что если бы не я, ты бы занялась воспитанием ребенка, то ты бы не занималась…

Юноша быстро затушил сигарету и изящно поднялся на ноги. Видимо это у него было в крови. Он все делал с какой-то особой грацией.

— Ты бы сбросила эту обузу на меня, потому что для тебя это было слишком утомительно, — он склонил голову набок, смотря на женщину с долей жалости и пренебрежения, — ты не очень расстроилась, когда твоего драгоценного чада не стало. Или же ты вдруг заскучала? Тебе вдруг захотелось понянчить ребенка? Так почему бы мне…

— Тебя? Предлагаешь мне нянчиться с тобой? — женщина скривила губы в отвращении.

— О нет, — протянул Чондэ, словно бы даже не допускал подобной глупости, — разумеется ты никогда не относилась ко мне, как к своему гипотетическому сыну. Ты даже к своему ребенку относилась холодно, что уж говорить о чужом, но если ты вдруг пересмотрела свои взгляды…

Молодой человек очень медленно и даже как-то вальяжно подошел вплотную к женщине, заставляя ее напрячься. Она старалась не показывать того, что начинает нервничать, но отблески страха в ее глазах выдавали ее с потрохами. Чондэ расплылся в насмешливой улыбке.

— Я могу тебе немного помочь, — юноша наклонился к самому ее уху, — отец ведь уже не молод и, наверно, уже не в том возрасте, но ведь я полон сил… так что, если тебе хочется ребенка, я могу немного с этим помочь.

— Перестань, Чондэ, — тихо прошептал Исин, стоявший все это время уткнувшись лицом в стену. Он старательно затыкал уши, но даже так слышал каждое слово, — я тут пытаюсь в тебе не разочароваться, а ты словно назло делаешь все, чтобы мне помешать. Если ты посмеешь сделать ей ребенка, я тебя точно не прощу…

Это было абсолютно невозможно, скорее просто совпадение, но Чондэ, будто услышав слова Исина, резко сделал шаг назад и немного растерянно посмотрел на женщину.

— Впрочем, — он нахмурил брови, словно не понимал, что происходит, — не думаю, что выдержу еще одно ребенка в этом доме.

И он торопливо вышел из комнаты, будто стараясь сбежать. Исин проводил его взглядом и, дождавшись, когда туман начнет пожирать воспоминания, вышел следом.

Последующие воспоминания были очень смутными и обрывочными. Иногда у них пропадал звук, иногда же наоборот, был только звук и чернота кругом. Сначала Исин не понимал, что именно происходит, но потом нашел причину. Ким Чондэ пристрастился к алкоголю.

Все начиналось очень безобидно, как это всегда и бывает. Попробовал — понравилось. В алкоголе Чондэ находил свое спасение. Он забывался. Всю боль и горечь своей жизни он топил в нем. Так ему почему-то было проще. Это был как бальзам для его душевных ран. И если сначала он принимал его в соответствии с дозировкой, то потом стал пренебрегать. Мир в призме алкогольного опьянения ему нравился больше. Он был проще и лучше. В нем не было прежних переживаний, не было боли и слез. Не было душевных терзаний и самобичеваний. С алкоголем он мог принимать себя всего и полностью, таким, какой он есть, и ему не было стыдно.

Ровно в то же время появились и женщины. Они неотрывно сопровождали попойки, которые начинали превращаться в запои. Чондэ пропадал на несколько дней, а потом заявлялся обратно домой, отсыпался, переводил дух. Надолго его не хватало. Прошлая жизнь наваливалась на него тяжелым грузом, и он больше не мог ее выносить, когда знал, что есть мир вдали от нее, яркий и светлый. И он снова пропадал. А Исин следом за ним. Большую часть тех внятных воспоминаний Чжан лежал на полу, уткнувшись в него лицом, и просто ждал, когда же все закончится. Это было, пожалуй, самые неприятные для него воспоминания.

Ключевым поворотом в жизни Чондэ стала смерть отца, после которой он пустился во все тяжкие, словно бы последний сдерживающий его рубеж был преодолен. Разумеется, на похороны отца он не явился. В это время он находился в очередном загуле.

— Зачем я вообще в это ввязался? — причитал Исин, затыкая уши. — Почему никто даже не предупредил меня о том, что воспоминания содержат постельные сцены? Это какое-то издевательство. Ким Чондэ, ты можешь там как-нибудь побыстрее? Я домой хочу!

Молодой человек с силой ударился головой об пол. Он словно понадеялся, что если сможет отправить себя в нокаут с одного удара, то все это закончится, но нет, все продолжалось.

— Ты это слышала? — Чондэ замер, прислушиваясь к звукам. Ему показалось, что он отчетливо слышал, как кто-то позвал его по имени.

— Ничего я не слышала, — торопливо проговорила девушка, и попыталась отвлечь Чондэ поцелуем, — не отвлекайся.

— Да, не отвлекайся, Ким Чондэ! — вскрикнул Исин. — Раньше начнем, раньше закончим! У тебя же еще столько девушек не оприходовано! Выбьемся из графика, девушек не удовлетворим, они будут грустить…

— Нет, — Чондэ оттолкнул девушку. — Не сегодня.

— Что? Почему? Что не так?

— Да, что не так? — удивился Чжан, поднимаясь с пола.

— Я так не могу, — мотнул головой молодой человек.

— Чего это ты не можешь? Все ты можешь! Своими глазами видел! — продолжал возмущенно кричать Исин, раздраженно изгибая губы. — Это ты только со мной не можешь, а с ними-то чего? С ними-то запросто!

— Да что не так? — девушка обхватила лицо Чондэ, стараясь заглянуть ему в глаза, но молодой человек вывернулся.

— Настроения нет, — коротко ответил он.

— О как, — отстраненно заключил Исин, подпирая рукой подбородок. — У нас тонкая душевная организация, оказывается. С чего бы это? Сегодня, видимо, понедельник. В понедельник всегда нет настроения…

Чондэ торопливо принялся одеваться под задумчивым взглядом Исина и непонимающим лепетанием девушки. И, признаться, Чжан даже начал наслаждаться картиной, что наблюдал, но все испортил белый туман, поглотивший воспоминание.

Спустя несколько месяцев после смерти отца, мачеха Чондэ слегла с тяжелой болезнью и скоропостижно скончалась, оставив своего пасынка в полнейшем одиночестве. А ему будто только это и было нужно. Получив наследство после смерти отца, он вовсе перестал управлять своей жизнью, особенно когда его больше никто не ограничивал.

Вся жизнь Чондэ превратилась в один сплошной запой. Больше не было перерывов. Он боялся возвращаться в обычную жизнь. Стоило ему хоть на пару дней остановиться, как наступало затяжное похмелье, переходящее в отвращение к себе. Он начинал себя ненавидеть и задаваться вопросом о том, что он творит со своей жизнью. И может быть, ему бы удалось переосмыслить свои поступки, но как-то некстати на глаза попадался алкоголь и все начиналось заново. Где-то в этом отрезке времени Исин почувствовал, что все его надежды вылетали в трубу. Чондэ, которого он видел перед собой, был абсолютно ему незнаком. Он был отвратителен, и создавалось впечатление, что это совершенно другой человек. Исин никак не мог понять, как из этого мог получиться тот замечательный, восхитительный человек, которого он так полюбил. Даже если это была всего лишь часть Чондэ, принять ее Исин почему-то не мог. И, если честно, он окончательно уверовал в то, что Оле-Лукойе был всего лишь иллюзией, созданной его собственным воображением. Он просто хотел, чтобы Чондэ был таким, и поверил в это настолько, что ему казалось это правдой. Потому что не может этот человек, которого он видит перед собой, быть тем, который приходил к нему каждую ночь.

Но среди бесконечного хаоса, в который Чондэ превратил свою жизнь, пробивались лучики надежды. Иногда Чондэ словно пробуждался от долгого сна. Что-то в нем щелкало, и он становился другим. В такие моменты, в Исине просыпалась надежда на лучшее. То, как Чондэ смотрел на детей, играющих на улице, заставляло поверить в то, что есть внутри этого человека что-то живое, что-то еще шевелится. Что-то хорошее. Он смотрел на них с болью, с тоской и, кажется, нежностью. А потом его взгляд снова тух, и он отворачивался, раздраженно бормоча что-то себе под нос.

Чондэ действительно терпеть не мог детей. Особенно плачущих грудничков. Стоило ему заслышать детский плач, как он всем телом напрягался и начинал скрежетать зубами. Это выводило его из душевного равновесия, пробуждало в нем неистовое желание сбежать, спрятаться как можно дальше.

Вот только как бы сильно Исин не старался, понять, в чем причина такой неприязни, он все равно не мог. Неужели все дело было в том младенце, много лет назад, который не давал ему спать своим плачем? Или же это началось значительно раньше? Но когда и почему? Исин, наверно, потерял этот момент…

Как и Чондэ, который все дальше ускользал от реальности. Каждое следующее воспоминание словно повторяло предыдущее, будто бы это было одно и то же воспоминания, только менялись лица и времена года. Чондэ продолжал пить, желая сбежать от того, что он творит со своей жизнью. Все было уже слишком плохо, чтобы исправлять. Может быть, этого бы никогда не случилось, если бы кто-то был рядом. Если бы был хоть кто-то, кто мог остановить его. Но Ким Чондэ был один. Один на один со отвращением к себе. К тому, каким он стал. И где-то между жгучей ненавистью к себе и еще одной дозой алкоголя, Ким Чондэ совершил ошибку.

— Я в положении…

Эта фраза прозвучала для Исина словно гром среди ясного неба. Это было неизбежно, рано или поздно, это должно было случиться. И если бы это был кто-то другой, Исин бы мог допустить, что они возьмутся за руки и будут жить семьей долго и счастливо, но речь шла о Ким Чондэ. Он не допускал даже мысли о существовании ребенка от него.

— Что? — он повернулся к девушке, вскинув бровь.

— Я ношу твоего ребенка, — вкрадчиво повторила девушка.

Чондэ снова отвернулся к окну, прислоняясь плечом к стене, и стал задумчиво крутить сигарету между пальцев.

— Это замечательно, — проговорил он, спустя какое-то время.

Исин пораженно вскинул бровь. Неужели? Может ли быть, что что-то внутри Чондэ наконец-то щелкнуло, и он решил пересмотреть свои взгляды на жизнь? В последнее время он действительно стал пить меньше. Исин волнительно закусил губу. Что если это и есть тот переломный момент, когда…

— Правда? — девушка слабо улыбнулась.

— Нет, — коротко ответил Чондэ, разворачиваясь к ней, — попытайся как-то извернуться и избавиться от ребенка до того, как он родится. Или же я сделаю это сам, после его рождения…

Исин страдальчески прикрыл глаза, еле выдыхая. Чего еще он ожидал? Неужели он действительно верил, что все изменится вот так, по щелчку пальцев. Разумеется, нет. Он только зря надеялся. Ему с самого начала не стоило возлагать на Чондэ больших надежд. Не стоило чего-то ожидать. Он сам виноват, что разочаровался. Это ведь он все время отрицал, когда Чондэ говорил правду. Он никогда не был хорошим человеком. Это Исин был дураком.

Сколько бы это могло продолжаться? Исина пугало происходящее. Это было ненормально, нездорово. Жизнь в таком темпе не могла привести к хорошим последствиям. Чондэ разрушался как морально, так и физически. Он просто сгнивал. В четырех стенах, один на один с собой. Это не могло пройти для него бесследно. Когда у Чондэ начала ехать крыша, Исин понял, что близится конец.

Это было пугающе, настолько, насколько может пугать человек больной шизофренией. Нет, у него не было вечно испуганного взгляда, он не трясся от страха и не забивался в угол. Он просто смотрел куда-то в пустоту и с кем-то разговаривал. Иногда Исину казалось, что с ним. Это было странное чувство. Сложно было описать, просто иногда Чондэ смотрел на него весьма осмысленным взглядом и словно пытался вести с ним диалог. Только Исин никогда не отвечал.

— И сколько ты еще будешь преследовать меня? — произнес Чондэ, все так же смотря в окно.

Сигарета медленно тлела между пальцами, а он о ней будто бы забыл. Он продолжал смотреть на голубое небо и царапающие их ветви деревьев. Больше ему ничего и не было видно. Каждый день он смотрел на пейзаж, который не менялся, и его это занимало куда больше, чем проходящая мимо жизнь и дом, приходивший в запустение. И при всей своей тяге к любованию природой, Чондэ не выходил за пределы четырех стен, словно бы боялся выбраться из этой коробки. На открытом пространстве он не чувствовал себя в безопасности, оттого и старался спрятаться. Словно кот.

— Сколько еще ты собираешься там сидеть и смотреть на меня своими щенячьими глазами?

Исин лишь крепче обхватил ноги, устраивая подбородок на коленях, и продолжал, не моргая, смотреть на Чондэ. Он не верил, что это говорят с ним. Хотя, признаться, в какой-то степени Исин бы был рад, если бы его начали слышать или замечать. На самом деле, ему было, что сказать. Он бы очень хотел рассказать о том, что он ожидал увидеть, и что увидел в конечном итоге. Хотел рассказать о том, какие надежды возлагал на Чондэ, как верил в него и в его силу, не подвергал сомнению, что тот сможет пройти через все это, потому что, если задуматься, это было не так уж и разрушительно. Исин ждал, что гадкий утенок превратится в прекрасного лебедя, а он вместо этого спился.

— Ты ждешь от меня чего-то? Я не могу понять…

Молодой человек лишь уткнулся лбом в колени, закрывая глаза. Ему просто хотелось дождаться конца фильма. Он уже был сыт этим по горло, если честно. И Чондэ, наверно, тоже. Он достиг самого дна, если можно так сказать. За пару лет беспробудного пьянства и вполне себе разгульной жизни, он успел промотать все наследство, оставшееся ему от отца, влез в долги и даже заложил дом. К 25 годам у Ким Чондэ не осталось ничего. В принципе, ему было наплевать, потому что…

Потому что свой 25 день рождения он встретил на краю утеса. Исин не помнил, как они оказались здесь, как, впрочем, и Чондэ. Видимо, он как обычно был жутко пьян. Впервые за долгое время он не просто вышел на улицу, а совершил такую длительную прогулку. Это показалось Исину странным, пока он не понял, зачем именно Чондэ пришел сюда.

— Живописное место для смерти, — задумчиво пробормотал Чжан, прохаживаясь по самому краю обрыва. Ему вдруг стало интересно, что будет, если он прыгнет отсюда. Разобьется ли он? По идее, он не должен, но кто же знает, этот мир непредсказуем, поэтому лишний раз не стоит рисковать.

Чондэ стоял чуть поодаль и ловил мягкий утренний ветер, нежно касавшийся его лица. Впервые за долгое время он вдруг почувствовал себя живым и, кажется, счастливым, стоя здесь, в нескольких шагах от собственной смерти. Мир в такие минуты кажется прекраснее, и даже прокрадывается сомнение, так ли нужно его покидать. Но Чондэ давно решил его покинуть, и, если он останется, иллюзия прекрасного пропадет. Уж лучше пусть его последнее воспоминание об этом мире будет наполнено красотой.

— С днем рождения, Ким Чондэ, — проговорил молодой человек, подходя к самому краю, — твой подарок тебя ждет.

— Ты уверен? — с сомнением пробормотал Исин, бросая взгляд вниз. — Это должно быть очень больно…

— Боль закончится. Надо только потерпеть…

Чжан озадачено вскинул голову, встречая мягкий взгляд черных глазах. Чондэ смотрел прямо на него и улыбался так жалобно, и в то же время его улыбка вселяла слабую надежду.

— Ты… — только и смог выдавить Исин, ошарашенный таким поворотом событий.

— Вижу тебя? Да, — кивнул он, отворачиваясь. — А ты думал, с кем я все время разговариваю?

— Мало ли с кем, — пожал плечами молодой человек, смущенно отворачиваясь.

— Поэтому мне не отвечал?

— Может быть и поэтому…

— Или потому, что ты пророчил мне великое будущее, а вместо этого я спился и решил покончить жизнь самоубийством? Наверно, это очень разочаровывает, когда надежды, возложенные на человека, вдруг не оправдываются…

— Ты в этом не виноват, — старательно замотал головой Исин, — я просто…

— Спасибо, — тихо произнес Чондэ.

— За что? — Чжан непонимающе захлопал глазами.

— За твои слова и за то, что был рядом, когда никого другого не было…

— Не так уж и много, — пожал плечами Исин, — я для тебя ничего не сделал…

— Ты был со мной.

— Всего лишь…

— Для меня это не «всего лишь».

— Как скажешь, — развел руками Исин, — но этого все равно было недостаточно, чтобы что-то изменить.

— А нужно ли было что-то менять?

— О чем ты?

— Я просто хочу сказать, что, может быть, мне суждено было закончить так.

— О нет, — очень эмоционально отреагировал Исин, взмахивая руками, — тебе суждено было стать великим человеком, и ты им обязательно станешь…

— Возможно, в следующей жизни, — горько усмехнулся Чондэ.

— Ты знаешь, еще ведь не поздно повернуть назад, — тихо произнес Чжан, указывая в другую сторону от края, — тебе не обязательно этого делать.

— У меня нет выхода…

— Он всегда есть, — назидательно ответил Исин, — ты просто не хочешь его отыскать. В этом мире нет безвыходных ситуаций, кроме одной.

— Какой?

— Смерти. Но умереть ты всегда успеешь, так что разворачивайся и иди домой.

— У меня больше нет дома.

— Найдешь другой.

— И денег.

— Заработаешь.

— У меня нет никого…

— Это не навсегда. Обязательно найдется человек, который будет тебя любить.

— Как ты? — Чондэ вскинул вопросительный взгляд на молодого человека.

— Как я и, может быть, даже больше, — слабо улыбнулся Исин, но вышло как-то очень уж болезненно.

— Я не уверен, что это возможно…

— Любить тебя? — Чжан непонимающе вскинул брови.

— Любить меня больше, чем ты, — выдохнул молодой человек.

— С чего ты взял? — Исин смущенно усмехнулся, отворачиваясь, и принялся нервно теребить прядь волос.

— Потому что… знаешь, — Чондэ выдохнул, будто решил не пытаться подобрать нужные слова, а просто сказать все, как есть, — я просто чувствую, что это невозможно. Я не знаю, как долго ты был и много ли ты видел, но я знаю, что после всего невозможно смотреть на меня так, как смотришь ты.

— И как я на тебя смотрю?

— С надеждой. Я знаю, что ты разочарован во мне, и тебе бы давно пора перестать от меня чего-то ждать, но ты продолжаешь это делать, потому что просто не хочешь верить в то, что ты можешь любить, кого-то вроде меня. Что ты продолжаешь меня любить, несмотря на то, что я такой.

— Глупость какая-то… Я здесь лишь потому, что не могу уйти, и все, что я от тебя жду, так это то, что ты не скатишься еще ниже, потому что мне всегда кажется, что дальше уже некуда, но я постоянно ошибаюсь.

— Почему ты не можешь уйти? Потому что не хочешь или…

— Потому что не могу. Но да, Ким Чондэ, я любил тебя, и мне казалось, что очень сильно, но сейчас… я не знаю! Понятно? Все это так навалилось на меня, я в растерянности. И я просто… просто…

Исин выдохнул, закрывая лицо руками. В его голове был хаос, и чем больше он старался его упорядочить, тем хуже все становилось. Он потерял ту ниточку, которая вела его и, может быть, он действительно разочаровался в Чондэ, и его любовь рассыпается на кусочки, а может быть, она все еще теплится где-то в его груди и ждет момента, чтобы разгореться с новой силой. Как бы сильно он не старался, все это было слишком сложно для него.

— Понятно, — отстраненно ответил Чондэ, делая шаг к обрыву, — чего же тут не понять. Это так просто, я считаю. Если сомневаешься, значит… не любишь. Если бы любил — не сомневался бы.

— Стой-стой-стой! — растерянно вскрикнул Исин, когда молодой человек раскинул руки, наклоняясь вперед.

Чжан кинулся к нему, не раздумывая вцепляясь в плечо, чтобы дернуть назад и не дать упасть. Он не думал о том, что не сможет остановить, он думал о том, что не готов дать Чондэ прыгнуть. И он не дал. Удивительно, но его рука не прошла сквозь. Пальцы до боли вцепились в ткань, чтобы не дать Чондэ выскользнуть, и потянули назад.

Исин был удивлен, потому что он мог коснуться Чондэ, а тот был удивлен, что ему не дали прыгнуть.

— Что ты?..

Молодой человек не слышал, он стоял, ошарашено разглядывая свои руки, будто видел их в первый раз.

— Что с тобой?

— Эм, ничего, — задумчиво нахмурился Исин, поспешно обрабатывая информацию, — ничего, я просто…

— Просто что?

— Не закончил с тобой говорить, — Чжан ткнул пальцем в грудь Чондэ, — не смей заканчивать жизнь самоубийством, когда я с тобой разговариваю, тебе это ясно, Ким Чондэ?

— А, — задумчиво протянул молодой человек, — я подумал, что мы закончили говорить…

— Нет! — выкрикнул Исин и вдруг замер, словно бы кто-то опустил рубильник. Синий экран.

Шестеренки в мозгу Исина зашевелились. Обрывочные мысли принялись скакать в сумасшедшем танце. Как это так? Он может дотронуться до Чондэ? Чжан неожиданно подошел к Чондэ и принялся хватать его за все, что близко лежало. То за руку, то за плечо. Ткнул в живот, ущипнул за нос, сжал ладонями щеки.

— Эй, что ты… — еле пробормотал Чондэ, вытягивая губы трубочкой.

Исин смотрел куда-то в сторону отстраненным взглядом, прислушиваясь к своим ощущениям, пока сминал руками чужие щеки. Он определенно мог касаться Чондэ и это было ощутимо. Для них обоих. И если так, то как давно он это мог?

— Почему? — тихо произнес он, заглядывая в глаза молодого человека. — Почему я могу до тебя дотронуться?

— Эм, я не знаю, — Чондэ осторожно убрал чужие руки от своего лица, смотря в озадаченные глаза Исина, — а почему бы тебе не мочь?

— Я не знаю, — испуганно произнес Исин, — я думал, что я не могу, потому что…

Он снова замер. Неужели он действительно мог? Почему он был так уверен, что не может? Почему ни разу так и не попытался это проверить? Почему ему это даже в голову не пришло? Он так смиренно принял этот факт…

Если все это время он мог коснуться Чондэ, это определенно все меняет. Абсолютно все.

— Я облажался, — тихо выдохнул он.

— Что? О чем ты? — Чондэ тоже стал хмуриться, потому что не понимал, что происходит.

— Я мог остановить тебя, — Исин сделал шаг назад, пустым взглядом смотря себе под ноги, — столько раз мог остановить тебя, но не остановил. Что если… что если я оказался здесь, чтобы остановить тебя? Чтобы не дать всему этому случиться с тобой, но облажался? Что если только из-за меня ты не смог стать тем Ким Чондэ, которого я встретил, который перевернул всю мою жизнь и…

— Стой-стой-стой! — Чондэ вскинул руки вверх, желая остановить бесконечный поток сбивчивых мыслей. — Погоди, слишком много информации. О чем ты?

— Это сложно…

— Вероятно, но ты как-нибудь попытайся…

— И долго.

— И все же…

— Я просто, должен вернуться назад и все исправить, — вскинул вверх руки Исин, — да, точно, вернуться назад и не дать тебе закончить так. Как мне вернуться?

Молодой человек начал оглядываться в поисках выхода. Он еще ни разу не выходил из воспоминаний, пока они не закончатся. А были ли это воспоминания? Если он мог вот так бесцеремонно в них руководить, значит, он мог что-то менять. Или же… что если это распространялось только на воспоминания? Он просто менял их, но реально случившиеся события оставались прежними и Ким Чондэ уже давно там, внизу. Мертв.

— Что же мне делать? — Исин вдруг резко сел, обхватывая свои ноги. Он был в панике. Ему бы стенд со справочной информацией или телефон с вай-фаем, чтобы он мог спросить у гугла, что тут да как. Ему нужно было знать, что он сделал. Облажался ли он.

— Что происходит? — Чондэ присел рядом с Чжаном, стараясь заглянуть ему в глаза.

— Я не знаю, — пробормотал молодой человек, готовый разрыдаться как ребенок. — Не спрашивай меня ни о чем, я в панике. Это ты всегда все знал и держал под контролем.

— Я? — удивился Чондэ, и мягко засмеялся. — О чем ты? Я целенаправленно разрушал свою жизнь на протяжении многих лет. Нельзя сказать, что я держал все под контролем.

— Нет, не сейчас, — мотнул головой Исин, — ты, которого я знаю. В смысле, ты будущий.

— Будущий? — удивленно спросил молодой человек и рассмеялся, словно бы это было несусветной чушью. — Хочешь сказать, что ты пришел ко мне из будущего.

— Можно и так сказать…

— Что за глупость, — хмыкнул Чондэ.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: