Маслова Н.П. – Контакты с иным разумом 23 страница

Наверное, это чувство и есть совесть. Именно тогда, когда я поглощала булочку, купленную на украденные деньги, она мешало невероятно. Возникшее чувство невозможно было потрогать, но тем не менее оно жило во мне, как нечто материальное. Голод все же брал верх над разумом, и однажды я снова сделала это. Все последующие дни я жила с этим страхом внутри, который непрерывно глодал меня и уже не покидал, так как я перешла какую-то грань, где начинаются другие отношения с самим собой, отношения с оглядкой, трусоватые, словно краденые.

Но противно было только первое время. Когда впервые во мне затеплилось чувство «мерзкой маяты», которое я не могла теперь ни ухватить, ни вытравить — оно выскальзывало из-под моих пальцев, как мокрый резиновый мячик, — я вдруг поняла, что я меняюсь. Я стала другой. Я превратилась в маленького вороватого ребенка, осторожного и пакостливого, но про которого пока никто не знает. Я верила вто, что никто и не узнает никогда, ведь так все было безобидно со стороны, и брала я не так часто, и то какие-то копейки...

...Все произошло неожиданно, когда я опоздала на репетицию в ансамбле тан ца. ВтотденьвДКпоказывали новый фильм и народу набралось — полный зал, студенты только на люстрах не висели. После аншлагового фильма пришлось открывать все двери и выпускать людей чуть дольше, чем обычно. Я задержалась и опоздала на занятия ансамбля. Когда, запыхавшись, прибежала, весь коллектив уже был в танцзале у станка. Быстро переоделась в раздевалке в трико и купальник и вошла в репетиционный зал.

и требовали признаться в том, что я украла 3рубля. Старый се- лой милиционер, в изношенном засаленном кителе, смахивая перхоть на плечах, требовал моего признания и угрожал, если не сознаюсь, посадить надолго. Затем меня возвращали в камеру. На каменной скамейке въелся запах чужого пота, грязных носок, прокислого воздуха. Не было рядом мамы, не было в жизни отца, который бы бросился на защиту, нет до меня дела родным. Некому заступиться. Выкарабкиваться надо было самой.

Неискушенная в житейских делах, я все же поняла, что в манном случае произошла какая-то интрига. По воле рока меня наказали за мои маленькие пакости, и наказали именно через эту ситуацию. Мысленно снова и снова возвращаясь к прошедшим событиям, я стала анализировать, что же все-таки произошло в пищзале в тот злополучный, роковой день.

Интрига состояла втом, что ансамбльсплошьсостоял издевочек, которые учились в данном вузе, я же была пришлая, со стороны — «чужачка» среди институтской элиты. В коллектив ансамбля ганца УПИменя привел Евгений Сережников, солист балета ()перного театра, выдернув из танцевального кружка техникума, и срезу поставил солисткой ансамбля, утвердив меня безоговорочно. Танцевальные навыки я получила в детстве в балетной студии. Преподавала нам известная солистка ростовского оперного театра Лидина Лидия Титовна, эвакуированная в Салду во время войны. Балетная школа, которую она заложила в нас, разительно отличалась оттой самодеятельности, которой страдали некоторые участницы ансамбля танца У ПИ. На это не обращали особого внимания, так как выступали в основном для своих студентов и особый профессионализм не требовался. Когда Сережников поставил меня в сольную партию, это создало первый прецедент в коллективе. Но я не обратила на это внимания. Второй конфликт тоже вырос на ровном месте — я никогда не ездила с коллективом ансамбля в лес на туристические тусовки, которые ребята очень любили. Это не было моим увлечением — петь у костра было не гак интересно, как танцевать. Возможно, поэтому я не вписалась н коллектив. И третье, что послужило раздражителем для девчонок,— любовь. В коллективе у всех была своя любовь, девчонки влюблялись и ссорились, конфликтовали из-за мальчишек и те-

удар! Я не делала этого! Я еще не умела класть деньги под стельку, я этому еще не научилась! Это— во-первых. Во-вторых, меня удивило, что деньги, в пропаже которых меня уличали, пропали из кармана самой противной девчонки, с которой мы конфликтовали и которая кричала сейчас громче всех. Когда мне стали рассказывать, КАК Я ПРОКРАЛАСЬ К ЕЕ ПАЛ ЬТО и вытащила деньги, я замертвела, одеревенев, и ничего больше не чувствова да — ни обиды, ни боли, ни страха, а просто слушала, испытывая жгучий стыд, вникала в суть рассказа и... анализировала.

Меня удивило, что никто не заметил очевидного — одежда противной рыжей девчонки висела в самом неудобном месте, и подойти к ее пальто было трудно, даже — невозможно. Для этого потребовалось бы снять еще несколько верхних пальто, что для меня, худенькой девочки 19-ти лет, было непросто. Я попыталась выдвинуть какое-то оправдание, но никто не слушал мои доводы. Коллектив расправился со мной очень быстро— вызвал милицию. Руководитель ансамбля В. Бобрович опустил глаза и, покуривая сигарету, пуская облако дыма в потолок и пожимая плечами, сказал: «Меня это не касается». Еще один удар— не заступился взрослый человек, который должен быть мудрее всех девчонок, вместе взятых. Меня отказались поддержать все подруги в ансамбле, которых я считала определенным идеалом чистоты и нравственности. Заглядывая в их чистые, совестливые, полные искренности глаза, я была поражена, что они предают меня. Это была настоящая трагедия.

Милиция приехала очень быстро и меня, как паршивую овцу, как какого-то прожженного и опытного вора, посадили в милицейский уазик. Скрутив мне руки за спину в присутствии сотрудников института, любопытных студентов, девчонок и ребят всего ансамбля, меня увезли в милицию— за ничтожно маленькую сумму, за три рубля. Коллектив молча смотрел мне вслед. Это было унизительно, обидно, мерзко. Было крушением всех моих иллюзий, всех романтических понятий о взаимовыручке и дружбе.

Всю ночь меня, девчонку 19-ти лет, держали в камере с железной решеткой, которая находилась в милицейской каталажке на проспекте Ленина. Каждые полчаса меня вызывали надопрос

—Ты меня достала! — сказал уставший милиционер в три часа ночи. Но я уже решила, что ни за что не сдамся!

Глубокой ночью ко мне в камеру прислали молодого милиционера.

— Подари ночь любви, — осклабился он в улыбке гнилыми чубами, пообещав подарить взамен свободу. Унижение клокотало и поднималось во мне, как девятый вал. Я страдала от того, что была беспомощна и заперта, как птица в клетке, что девчонки не заступились за меня, страдала, что некому помочь мне. Еще немного и я расплакалась бы от отчаяния и, возможно, сдалась, уступила бы, но неожиданно пришла поддержка. Так всегда бывает— помощь приходит, когда ты веришь в себя.

...Где-то за стеной говорило радио, по которому транслировали речь адвоката болгарина Георгия Димитрова, защищающего себя на Нюрнбергском процессе. «Вас обвиняют в том, что вы...» •Это неправда, и я докажу это!» — возражал Димитров. «Нужен ли вам адвокат, чтобы отстаивать ваши интересы?» — «Нет, потому что я невиновен и в состоянии защитить себя сам!» Затем шли длительные диалоги, малопонятные мне, но вот опять звучит пламенная речь Димитрова, и я вдруг понимаю, что где-то ш стенкой находится человек, которого пытаются обвинить в чем-то, но он — НЕ СДАЕТСЯ! Он отстаивает себя, он борется •а себя и не уступает ложным обвинениям. Несмотря на шквал обрушившихся в его адрес обвинений, он не дает себя сломать! Он защищает себя!

Речь Димитрова наполняла меня верой и силой. Его последние слова чиркнули по мне, как галечный камень по воде, и нмбили пробку, которая заткнула во мне какой-то важный канал. Слова подхлестнули меня к победе. Они стали последней каплей. Но мне больше не было сомнений — если адвокат Георгий Димитров ОДИ Н смог убедить серьезное собрание, то я тем более с могу доказать с вою невиновность. Теперь я точно знала, что все выдержу и в обиду себя не дам, чего бы мне это ни стоило.

Под утро, когда меня вызвали на допрос в очередной раз, я шала, что пойду убивать эту рыжую дуру, которая подсунула деньги, но хуже всего было то, что я окончательно осознала страшную правду, прожив это состояние в одночасье, — меня нре;шлн. Предал

ряли голову — я ничего этого не замечала. Для меня только танон был главным. Я подходила к танцу с тем же требованием, с каким это делала это наш педагог Лидия Титовна. Причины, соединин шись вместе, создали противостояние, которое я по наивности не замечала. И вот итог— милицейская тюряга.

Картины создавшейся ситуации мысленно сменялись и моей голове одна за другой, словно кадры из фильма, приводя к печальному выводу — меня сознательно уличили в воровстве, подложив три рубля в сапог. Девчонки подготовили эту ситуа цию, воспользовавшись тем, что я часто задерживаюсь— пришло время, и они нашли способ навсегда выжить меня из коллектива, как нечто чужеродное, ненавистное, выжить как изгоя.

Сидя на нарах в камере, я раздумывала — кто мог это сделать и почему? Многое в этой ситуации не сходилось, было притянуто. Позднее я с удивлением узнала, что та самая девчонка, у которой пропали деньги, безумно ревновала меня к солисту, с которым я танцевала. Внешне похожий то ли на грузина, то ли на армянина, Миша был красавцем с жгучими карими глазами. Но это был только партнер по танцу и не более — я настолько была неискушенна, что не знала даже такого слова, как «симпатия».

Когда милиционер в очередной раз вызвал меня на допрос, я постаралась вместе с ним разобраться, что же произошло в действительности, — нарисовала комнату, где была развешана одежда, и предложила ему мысленно пройти в комнате по моему плану. Затем взять деньги именно из пальто рыжей девчонки, которое висело неудобнее всего, и сделать это быстро и незаметно.

Милиционер, пристально посмотрев на план, согласился, что сделать это сложно и поступок мой кажется крайне неразумным.

— Почему я должна была прятать деньги под подкладку сапога?— спрашивала я его, — Ведь есть много других мест.

Уставившись в листок, он что-то туго соображал.

— Почему я взяла всего три рубля, когда соблазнов было гораздо больше, и карманы, расположенные гораздо ближе, чем этот, были туго забиты деньгами? — предлагала я проанализировать следующий момент. — Почему?.. — задавала я следующий вопрос.

хрустнуло, раскололось на две части, словно крепкий грецкий орех, и сверху засиял ослепительный свет. Было семь часов угра, восьмой, на улицу стеной падала дождливая серая зябь, а над головой— горел ярчайший свет. Через свет, как сквозь туман, Проступили громадные силуэты каких-то людей, надвигаясь на меня. Я настолько опешила, что сначала не поняла, что происходит, испугалась и хотела убежать. Но ноги ПРИ ГВОЗДИЛО к месту. Большие люди стали видны более четко, проявились их очертания, став более плотными, так, как проявляется фотография, и я увидела над собой несколько красивых КОРОЛЕЙ. На их головах высились странные короны, с плеч спадали дорогие светящиеся мантии. Среди них я была словно Дюймовочка на маленьком блюдце. «Короли» столпились плотным кругом, подойдя ко мне ближе, склонили головы и стали говорить.

— Ты никогда не должна больше этого делать.

— Чего? — мысленно спросила я.

Короли не стали объяснять, а просто показали мне все те картинки, где я ныряла в чужой карман.

— Вы все это видели? — зажмурилась я, сгорая от стыда.

— Мы всегда все видим и знаем все ваши поступки. Только вы. люди, думаете, что никто вас не слышит и не видит.

— Тогда почему вы не заступились, когда меня обвиняли в том, чего я не делала? — Я чуть не заплакала, так себя стало жалко.

— Ты сейчас получила опыт, которого у тебя не было. Если человек имеет склонность к чему-то, он обязательно будет идти на поводу у своей пагубной привычки или страсти. Но в конце его всегда ждет неотвратимое наказание. Ты не знала, через какое унижение пройдешь, если начнешь воровать, и что ждет тебя в конце пути, если ты будешь продолжать воровать, но теперь ТЫ)ТО ЗНАЕШЬ.

— Так это вы подстроили так, чтобы это произошло? — заглядывала я в небо.

—Да, мы. Человек никогда не задумывается о содеянном, рассчитывая на то, что об этом никто не узнает, никто не увидит. Но это не так. Всегда получаешь свой конец. Ты сама выбрала этот путь — ты стала красть, значит, рано или поздно ты попала бы в

весь коллектив танца. Предал руководитель. Боль этого предатель ства нестерпимо жгла меня в ту ночь и все последующие годы И невозможно смыть тот позор, который человек получает когда то, даже если это незаслуженно и он невиновен. Люди, которые обвиняют, позднее признают свои ошибки, но это не облетает страдания души. Признали ошибку и участники моего коллектива— но спустя долгие годы. Не раз позднее они приглашали, звали меня на свои встречи, просили прошения. Они не понимали меня — для них это был маленький инцидент из прошлого, не стоящий внимания, где они не сделали ничего предосудительного, а всего лишь проучили зазнавшегося несмышленыша. Возможно и так, ноя отказалась от встречи —боль сердца была невыносима для меня, я не могла пережить ее еще раз.

Утром седой милиционер, открывая скрипучую дверь тюрьмы и почесывая за ухом, сказал:

— Такая умная мышь мне еще не попадалась. Не знаю, что и делать. Хочется верить в твою невиновность, но ты сама посуди — ВЕСЬ коллектив выступил против тебя! Это показательно.

Я молчала. Возразить было нечего, с подобным всвоей жизни я тоже еще не сталкивалась—душа моя была изгаженной, словно в ней обосновались скользкие, омерзительные, гнусные гады.

— Иди, ты свободна, ничего противтебя найти не смогли, но больше не попадайся! — торопливо сказал седой милиционер, словно пожалел, что потерял интересного собеседника.

Тяжелая дверь за мной захлопнулась. Свобода! Это был самый глубокий вздох в моей жизни, сладкий вздох свободы. Небо, по-утреннему заспанное, висело густым туманом, серым и сумрачным. Но после мрачных решеток и затхлого помещения оно для меня в эту минуту было необычайно красивым! Все было красивым—люди, спешно бегущие на работу, трамваи с немытыми окнами, сырой асфальт, худая бродячая собака. Я любила все и всех — я была свободна, я могла все это видеть и чувствовать, я могла этим дышать.

Зябко ежась в стареньком пальто, я вошла в широкую аллею на улице Ленина, полную зелени. Шелест деревьев наполнял воздух. Подняла голову к небу, глотая сладкий воздух, — Свобода! Воздух пьянил, я не могла надышаться. Вдруг серое небо

лежали беспризорно, провоцируя и соблазняя. Кассиры, пока я Работала, уходили из кассы, оставляя на виду большие суммы. Вот когда я оценила полученный королевский урок: за время работы в и ентстве я никогда, ни при каких обстоятельствах, даже в самое безденежное время, когда в кармане не было на хлеб, — не думала

о чужих деньгах. Я не смела прикоснуться ни к одной копейке, оставаясь к деньгам всегда равнодушной. Разве только взгляд скользил по ним, вспоминая мудрость королей. Для меня чужие деньги стали табу на всю жизнь. Я удивлялась прозорливости моих высоких покровителей, которые уже тогда знали, что я буду работать в кассах аэрофлота, где предстоит испытание «золотым тельцом» и мне пригодится тюремный урок. Урок, который проведет четкую черту между «можно» и «нельзя», который даст мне возможность чувствовать себя достойным человеком, так как работа в агентстве создала меня как человека, став частью моей жизни. Без нее многое бы не состоялось. Но если бы несколько лет назад я не получила жестокий урок, то наверняка большие деньги, остающиеся в кассах без надзора, повлекли бы на мелкое воровство, и все в конце концов закончилось бы печально. Соблазн взять деньги бывает так велик, что даже среди кассиров происходили срывы — в агентстве не однажды случалось воровство из кассы и сейфа. Испытание деньгами — самое тяжелое. Это испытание, достойное человека. В агентстве Аэрофлота я проработала больше 27лет, пройдя свое трудное испытание и всегда вспоминая своих королей с величайшей благодарностью за великий урок.

Но вот что удивительно. Когда в 1991 году начался новый этап в моей жизни, я попала на семинар Евдокии Дмитриевны Марченко, который проходил в Латвии, в Юрмале. Во время семинара мы съездили в музей Времени в город Каунас. На глаза попала картина литовского художника Чюрлёниса. Боже! Это снова был праздник! Маленькая картина вернула меня в юность: небо снова раскололось, и там, на картине, стояли мои «короли», несколько стилизованные, но все же очень узнаваемые. Они бережно держали на руках маленького человечка и что-то тихо и доброжелательно говорили ему, окружив золотистым светом. Под цепким взглядом Учителей кто-то получал незабываемый небесный урок. Благодаря Высоким Духам еще чья-то жизнь была спасена.

беду. Мы лишь ускорили процесс, соединив тщеславие завистливых люден и твое несовершенство в один узел для того, чтобы ты получила жизненный опыт и извлекла необходимый урок.

М ы показали тебе два пути. Ты должна выбрать один из них:

Первый — отныне ты знаешь, что брать чужое — всегда наказуемо. Ты никогда больше не будешь брать чужих денег, никогда не подчинишься этому соблазну. Ты будешь помнить, что мы всегда тебя видим. И пойдешь своим, предначертанным тебе путем.

Второй путь—ты пренебрегаешь нашим советом и остаешься со своим пороком — продолжаешь воровать, но тогда твой путь имеет один конец—тюрьма, холодные казематы с решетками на окнах, закрытая дверь в темнице. Навсегда. Сейчас ты должна сделать выбор своего пути. Решение за тобой.

Я стояла, утонув в сиянии, исходящем от прозрачных тканей, и, сгорая от стыда, чувствовала себя провинившейся школьницей.

— Никогда, — сказала я, мотая головой. — Никогда я больше не буду брать чужих денег!

Я все качала и качала головой из стороны в сторону, горько всхлипывая: «Никогда!» Мне очень хотелось спросить, что они могут предложить в этой ситуации, как мне выкарабкаться из нищеты, из безденежья. Хотелось верить, что они слышат мои мысли, но они молчали в ответ — видимо, было что-то, что не входило в их компетенцию. Советов они не давали.

— Хорошо, девочка, мы услышали твой выбор, — неожиданно погладили меня по голове короли. И сразу после этих слов небо над головой закрылось, снова став серым. В необъяснимом смятении побрела вверх по улице — я вдруг обрела то, чего у меня не было, — свой выбор. Дойдя до кафетерия, выпила чашечку горячего кофе, жадно заглатывая шипящий сладкий кипяток—маленькое счастье радостно билось в моем сердце, как маленькая птица, согретая полой шерстяного пальто в дикую, лютую стужу.

Через несколько лет я попала на работу в агентство Аэрофлота, в рекламное бюро. Как художник, я должна была оформлять кассы, в которые я, как сотрудник, заходила беспрепятственно. Вте годы авиакассы еще не были достаточно оборудованы техникой, деньги кассиров за продажу билетов лежали прямо на столах.

I —Да, уж! Коварство и любовь— это классика...

От энергичного разговора напряжение в воздухе возрастаю, шмосфера в комнате становилось оживленной и тревожной. Внутреннее чутье подсказывало, что рассказ ему интересен, однако этот урок он уже прошел. Я словно что-то пропустила в | иоей жизни, какой-то период, и уже никогда не постигнутой мудрости, которой владели ребята, свободно проникая в суть иидения. Сергей покачал головой, то ли размышляя, то ли со-

I ишаясьсо мной:

— Есть интересное мнение индийского йога и философа Римачараки. По закону Кармы человек попадает под влияние шкона притяжения, привлекающего к нему бесконечные беды, разочарования, неудачи, которые учат его в конце концов понимать несчастья, горе других. В неблагоприятных условиях человек изучает нечто, что дает ему возможность развивать свои высшие способности. Вот настигают нас внезапные удары судь- бы, неожиданные разорения и прочее, а в действительности, это оказывается созданным Высшими началами человека. Они как Г»ы привлекают к человеку несчастья для того, чтобы дать ему некоторые уроки для его собственной пользы. Обыкновенно это •высшее Я» человека, дух внутри него, который видит и осознает пользу происходящего, хотя сам человек своим земным сознанием может находить все ужасным, гибельным для него. Дух знает, ч го нужно для человека и что для него лучше.

Когда низшая природа человека заставляет его отклоняться от правильного пути, дух видит это и создает препятствия. Это не наказания! Это помощь духа божественной части человека. Нысшее «Я» человека, его дух, часто оттаскивает его от опасно- с I и, как отец ребенка от огня, хотя тот кричит и бьется от гнева, потому что ему кажется, что старшие мешают его удовольствиям. <1>ерштейн? Понимаешь?

Обычно человек даже не осознает вмешательства своего «ысшего «Я» в свою судьбу. Ему кажется, что с ним происходят случайности. Но если человек уже поумнел, если духовный ум уже развился до известной степени, если человек уже видит положение вещей и совершенно не верит в случайности, то он не стремится бороться с духом, а отдается ему, повинуется его указаниям, и

На картинке Чюрлёниса стояли два короля, у меня же в го памятное утро в воздухе проявилось пять королей. Знаменитый Чюрлёнис был не только талантливый художник, ной известный контактер, человек, который прозревал грань реального мира. Только в его время, когда он жил. этих слов не произносили.

Кто— ОНИ, эти неизвестные короли? Ябыла уверена в том, что существует несколько Иерархий, различных как по уровням, так и по своим задачам. Структуры, которые представляют ко роли, настолько разные, что отличаются между собой не только по функциональным возможностям, но и по форме, словно небесный Космос состоит из разных институтов и разных учителей. Многослойность присутствует во всем, что касается Космоса. Даже если сравнить ароматы цветов, то аромат роз в сравнении с ароматом герани имеет запах, разительно отличающийся не только по плотности, но и по вкусу, по эфиру. Как это передать словами? Попробуйте рассказать про взаимосвязь кабинетов и людей в Кремле, подчиняющихся одному Президенту, про взаимодействие и стыковку их настроений, мыслей, искренность их чувств во время подчинения по субординации. И тогда, возможно, получиться соединить в голове всю систему Космической Иерархии.

Человек приходит на землю уже с определенным опытом, чтобы изменить свои несовершенства. Он может его забыть, но опыт живет глубоко в нашем подсознании и однажды расцветает в нем, раскрывается, как Цветок жизни. Происходит это, когда ситуация становится благоприятной. Чтобы человек преодолел свои несовершенства, изменил их, не увязал в них надолго, ему «напоминают» об этом опыте, погружая его в конкретные ситуации, а порой и подвергая опасным и тяжелым испытаниям.

Видимо, я смогла выжить в этом страшном для неопытного ребенка городе одна с семнадцати лет, без родителей, без поддержки и жилья, как раз в силу того, что сверху за мной наблюдали и мне помогали светоносные КОРОЛИ.

Подтверждение

Почесывая лохматый затылок. Сергей многозначительно произнес:

■моциональные штрихи. Это новое подтверждение того, что выбран правильный путь, и ходить тебе по нему — не исходить. Ивсе, что с тобой произошло, должно было произойти. «Вот нуля пролетела— и ага!» Пойдем-ка, сходим в одно местечко! Уже пора! — Сергей взял меня за локоть и распахнул дверь.

Меня не насторожили его слова «Уже пора!». Они выпали из моего внимания. Я приготовилась рассекать куда-нибудь подлинному коридору, но долго идти не пришлось. Слегка подталкивая, Сергей подвел меня к двери. За ней находился кабинет, особо ничем не примечательный. Но как я была не права! Недостающее тесно находилось именно здесь, в этой комнате, и объясняло взаимосвязь не только разных фактов, но и многих событий, (палившихся на мою голову за последнее время. Именно здесь происходило пересечение интересов и неиссякаемой человеческой любознательности, которые задавали ритм и подпитывали жизнь людей, с которыми так накрепко связала меня судьба. Каждый из нас путешествует в дали дальние в поисках чудес и новых открытий, но то, что мы ищем, неожиданно может оказаться рядом, под самым боком, — надо просто открыть соседнюю дверь.

Мистическая троица

Никто и предположить не мог, что место, сравнимое разве что с Космическим центром, было так близко. Вреальной жизни кабинет был обычным помещением — тут в ряд стояли кушетки, отгороженные недорогой драпировочной тканью, выгоревшей от давности. Сюда приходили больные на лечебные процедуры. Кабинет как кабинет— чопорный и стерильный. Но едва здесь собиралась компания местных «чародеев», как он превращался н пульт управления человеческими судьбами, иногда в стартовую площадку для человеческого сознания и одновременно в конструкторское бюро, где рождались самые невероятные идеи.

Сергей постучал.

— Войдите, открыто! — сказал голос из-за двери, и он открыл дверь.

Люди в белых халатах сидели у окна, по-свойски устроившись на стульях. Повернувшись в нашу сторону, они молча, чуть ис-

благодаря этому избегает значительного числа затруднений. Не понимающие яростно восстают против сил, управляющих ими. хотя и не осознают их. И этим навлекают на себя еще более горький опыт. Мы так любим идею свободы, так неприятна нам мысль о вмешательстве в наши дела, что любой разговор о контроле над нами кажется нам обидным и возмутительным. Но если мы вспом ним на секунду, что этот контроль — осуществляется, по сути, нами самими, тогда, быть может, мы увидим вещи в другом свете. Мы должны помнить, что как бы ни казались нам неприятны наши условия, они именно таковы, какие нам нужны в данный момент нашей жизни (Рамачарака). Понимаешь?

Сергей встал, подошел к полке и снял с нее книгу «Диалоги с космическим разумом» Л.Я Вейнгерова, Д.Д. Гурьев, 1990год.

— Запомни: всегда и во всем ищи подтверждения. Тебе это очень пригодится. Это может быть слово, знак, песня, ситуация или книга. Для чего? Тупила! Чтобы знать, твой это путь или ты просто куда-то вляпалась. Ты хотела знать, была ли необходимость в том, что произошло с тобой? Давай посмотрим, что туп у нас? Вот, пожалуйста, опять про тебя написано:

Множество малых искушений встречается каждый день. Нет большой беды в том, что кто-то не смог вовремя справиться с искушением, главное—смогли он подняться над собой, переосмыслить свое поведение, осознать содеянное и сказать себе: «Все хорошее и дурное исходит от меня самого. Вот — причина, вот — следствие. Я сегодня принимаю следствие как должное, но навсегда уничтожаю в себе причину». Искушения закаляют личность, как сталь, обжигают, как глину. Каждый должен воспитать в себе твердость силы духа, пробудить и развить голос разума. В борьбе с великими и малыми искушениями каждый для себя все решает сам, сообразно своей сущности. Только там, где ты сам готов противопоставить свою сущность искушению, где состояние твоей души созвучно слову наставника, его поддержка станет для тебя спасительным тросом, который убережет тебя от падения, когда ты сорвешься со скалы, — говорится в книге.

Вот так! Информация получена из Высших сфер, это тебе не хухры-мухры! Многое из того, что там написано, слово в слово повторяет то, что я говорил тебе. Отличаются лишь некоторые

госпитале, и снова проводником для встречи стала Татьяна. Она же сообщила о семинаре, который Евдокия Марченко органи- юнала на Чебаркуле на озере Тургояк.

Татьяна стыковала узловые, жизненные моменты и необходимые встречи с точностью высококвалифицированного диспетчера. Но, для того чтобы уговорить всех поехать на семинар, найти на это деньги, время,— требовался другой рычаг. Сделать это смог Сергей — организовать, убедить, заставить, продавить. Как огромный смерч, как торнадо, он пронесся по маленькой компании и закрутил всех, заставив почувствовать необходимость в»том семинаре, смог договориться с начальством отпустить ребят с работы аж на несколько дней. Он сместил компанию в сторону озера Тургояк, где его горячность сдружила, срастила, сплавила отношения многих. Именно Сергей был тем необходимым рычагом, который задавал движение.

Евдокия Марченко рассказывала на семинаре о взаимодействии тонких энергий, что по тем временам было неслыханным прорывом. Цикл ее лекций строился на базе книг Клизовского, Вернадского, Перепелицына. Но встреча с Марченко могла никогда не состояться, если бы не Серега. Он все it iaкрутил.

Сергей служил на Кубе. Именно в армии у него открылись способности — дар предвидения и целительства, который пригодился на службе. Вернувшись в Екатеринбург, он поступил на лечение в госпиталь, а затем устроился работать заведующим к пубом. Своего будущего напарника Юру он присмотрел случайно. Работая в госпитале в должности «слесаря-сантехника». Юра как-то однажды забрел в клуб, пришел к Сергею, сел в кресло и (юльше уже не уходил. Сергей «почуял» его, как хорошая гончая чует дичь,— почувствовал его возможности, его особый дар, уловил проблески каких-то особых энергий. Сергей открывал его знания, его возможности, учил тонкостям ощущений. Скорее всего, в Юре были заложены способности. Скрытые до срока но какой-то причине, они ждали своего часа для их раскрытия. Нстреча послужила толчком для Юры, его способности раскрылись, размахнулись в нем, как выплескиваются на волю туго скрученные лепестки весеннего бугона.

подлобья, смотрели на нас, торчавших на пороге. «Неужели и они тоже — “не такие, как все”? — затаенно подумала я, посмотрен в сторону Сергея.

—Да, они все — «не такие», — вслух сказал Сергей, словно подслушал мои мысли, — Да не читаю я твои мысли, тупили Зачем их читать? У тебя все на лице написано!

Хозяйкой кабинета была молодая женщина с короткой стрижкой.

— Знакомься. Это Татьяна, —буркнул Сергей. — И... другие.

Приветливо пригласив войти, Татьяна бросила на нас быстрый, цепкий взгляд. Белый халат прятал, сглаживал все шероховатости, создавая невидимый барьер — белый цвет нейтрализовал. разделял, через него было трудно уловить не только возрастную категорию, но и настроение человека. Именно поэтому врач надевает белый халат— он словно проводит им черту, отделяя себя от больного, что дает ему особый приоритет, возможность соблюдать личную индивидуальность, а так же со хранять дистанцию во взаимоотношениях с больным. За белое можно было спрятаться.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: