Два обращения к русским слушателям лекционных курсов в Гельсингфорсе, в 1912 и 1913 г.г. 4 страница

Такие вещи, такие конкретные понятия должны были бы лежать в основе объективного рассмотрения отношения человека с его народом. Подумайте только, насколько далеко современное человечество от малейшего понятия о том конкретном, о чем идет речь, когда называется имя того или иного народа. Тем не менее, сегодня со всех сторон сыплются всемирные программы, причем постоянно бросаются названиями народов. До какой степени все это, что так и кишит в мире, есть только фраза, вы сможете осознать, по-настоящему взвесив, что душа народа — это конкретное существо и каждое из них отличается от другого. Ибо то, чем у итальянской народной души служит воздух, у русской народной души служит свет; а это опять-таки обуславливает совершенно иной род коммуникации между душой народа и отдельным человеком.

Из лекции 3 декабря 1914 г. в Мюнхене. GA 174а — Человек в его отношении к духам народов в бодрствовании и во сне. Отношение духа народа к отдельным индивидам во Франции и России.

...Из совсем элементарного описания в антропософии мы уже знаем, что под народными душами понимается не то, что под этим понимает внешний экзотерический мир, имея в виду абстрактное понятие. Делами народов вершат вполне определенные существа, можно сказать, в ранге Архангелов (надо только прочесть об этом в цикле лекций «Миссия отдельных народных душ»), — существа, обладающие сознанием более высоким, нежели человеческое сознание. Так что, обращая взгляд к этим народным душам, мы говорим о них как о настоящих, реальных существах, даже более реальных, нежели мы сами, люди. Каким образом человек как духовно-душевное существо вступает в отношение к этим народным душам? Поставим сначала этот вопрос.

Мы знаем, что человек живет своим сознанием попеременно между бодрствованием и сном; мы знаем, что человеку надлежит бодрствовать в своем физическом и эфирном теле и что затем, между засыпанием и пробуждением, он пребывает в своем астральном теле и в своем Я. Находясь между засыпанием и пробуждением своим астральным телом и Я за пределами своего физического тела, он находится в регионе, который с точки зрения его отношения к народной душе, которой он в определенной инкарнации принадлежит, является совершенно иным, нежели тот регион, в котором человек находится в отношении к народной душе, когда пребывает в физическом теле. Ведь благодаря своему языку и благодаря многому другому человек рождается в области своей народной души. Каким образом эта народная душа действует на человеческую душу, на то, что во сне изымается из физического и эфирного тела, но что при бодрствовании находится в теле? Каким образом душа того народа, которому принадлежит человек, действует на индивидуальную душу человека?

Она действует, собственно, только то время, пока человек от пробуждения до засыпания погружен в физическое тело. Тогда человек погружен в силы физического и эфирного тела, и в эти силы погружено также, я бы сказал, своего рода щупальцами то, что является народной душой, душой того народа, которому человек особо принадлежит в какой-либо инкарнации. Мы погружаемся не только в наше физическое тело, мы погружаемся также и в определенную часть нашей народной души, живем, будучи в нашем физическом теле от пробуждения до засыпания, вместе с тем, что происходит в физическом теле, в пределах народной души. То, что мы переживаем в общении с народной душой, мы переживаем во время нашего бодрственного состояния, но только так, что народная душа не гласит непосредственно в том, что существует в полном сознании в нашем Я, а гласит, исходя из эфирного тела, больше в подсознательную часть астрального тела, окрашивает нас, придает нам нюансы, дает определенное направление нашему чувству и темпераменту. Вот то существенное, что касается того, каким образом мы вступаем в отношение с нею. Тот, кто благодаря соответствующему посвящению способен наблюдать все, что соучаствует, когда человек погружен в физическое тело, видит, созерцает встречу с народной душой при погружении в физическое тело. И если я говорю об этом, то вы вскоре поймете, что в том, что может сказать духовный исследователь о той или иной народной душе, должна царить полная объективность.

Ведь в те мгновения, когда духовный исследователь надлежащим образом укрепляет и пронизывает светом свое духовно-душевное существо и делает его способным жить сознательно и независимо от тела, он живет тем, что может наблюдать, где находится человек даже и тогда, когда своим духовно-душевным, своим астральным телом и Я тот находится за пределами физического тела. Духовный исследователь тогда наблюдает, как в промежутке между засыпанием и пробуждением каждая человеческая душа погружена в круг всех действующих в данное время народных душ. Значит, в то время как, будучи погружен в физическое тело, человек живет вместе с народной душой своей нации, в состоянии сна он пребывает вместе со всеми остальными народными душами соответствующей эпохи за исключением той, с которой он связан в состоянии бодрствования в физическом теле.

Духовный исследователь имеет достаточно возможностей для ознакомления с характерными особенностями других народных душ, ибо как только он осознает себя в своем состоянии, свободном от тела, оказывается, что он духовно-душевно так же точно живет вместе с другими народными душами, как в физическом теле живет со своей собственной народной душой. Здесь было бы совсем невозможно односторонним образом, исходя из обычных пристрастий говорить то или иное о какой-либо народной душе. Когда же духовный исследователь сознательно живет с другими народными душами, то это сознательное переживание также являет ему, что каждый человек между засыпанием и пробуждением бессознательно связан с другими народными душами, однако несколько иначе, нежели со своей собственной народной душой. Погружаясь в физическое тело, узнаешь, хотя и в подсознании, отдельную народную душу с ее существенными чертами, в существенной стороне ее деятельности при воздействии на самого себя. Во сне или в посвятительном состоянии узнаешь другие народные души, но не по отдельности, а в их взаимодействии, и при этом нет только собственной народной души. Все остальные взаимодействуют, как в хороводе, и внутри того, что составляет их деятельность в хороводе, живешь подобно тому, как в физическом теле днем живешь вместе с одной [своей] народной душой. Следовательно, там живешь не со своеобразием одной народной души, а с взаимодействием многих. Есть лишь одно, благодаря чему в состоянии, свободном от тела, то есть во сне, можно сделаться как бы приговоренным, совершенно определенно приговоренным к вырван-ности из нормальной совместной жизни с хороводом народных душ и к пребыванию лишь с одной чужой народной душой. Поймите меня хорошенько! Это не нормально — быть [во сне] вместе с одной чужой народной душой, но этого можно достичь, особенно страстно ненавидя эту другую народную душу. Тем самым обрекаешь себя на вырванность из хоровода других народных душ и совместную жизнь в состоянии сна с этой народной душой, тогда как в состоянии бодрствования живешь вместе с собственной народной душой.

Таковы духовные истины, открывающиеся духовному исследованию. Оно показывает вам горькую истину того положения, которое часто высказывается со стороны духовной науки, — что то, что выступает нам навстречу во внешней действительности, есть Майя, великая иллюзия, и что за этой Майей, за этим покровом лежат истины, о которых не только своим рассудком, но и своей волей ничего не хотел бы знать тот, кто хотел бы довольствоваться лишь покровом Майи. В наше время имеется еще много людей, которые не могут распознать, что находится за покровом Майи, и поэтому не могут понять, что такой незримый, сверхчувственный мир существует и что в нем действуют совершенно иные отношения человеческих душ к другим народным душам, нежели может сниться. Серьезно принимая духовную науку именно там, где она указывает на сферы, связанные с нашей жизнью, надо уметь сносить, что духовная наука указывает на отношения духовного мира, погружаться в которые поистине неудобно даже одним только сознанием, и тем более сопротивляются этому своей волей. В эти вещи не хотят погружаться, желая, чтобы в отношении многого истина была иной. То, что не только рассудок, но и воля упорствует в отношении тех горьких истин, о которых должна говорить духовная наука, это нечто такое, что мы как-нибудь также проведем перед нашей душой. А исходя из чувств, которые могут быть вызваны такими разъяснениями, как только что сделанные, мы поймем, что основной принцип, который мы имеем в нашем духовном движении относительно определенного действия без различия расы, цвета кожи, национальности и так далее, в сущности, тесно связан с глубоким существом этого нашего движения. Ведь для того, кто понимает глубокую серьезность духовнонаучных истин, абсурдом было бы не быть представителем этого первого принципа. Это настоящий абсурд, ибо глубоко ненавидеть какую-либо народную душу — это значит приговорить себя к подсознательному нахождению вместе с этой народной душой во время сна точно так же, как во время бодрствования пребываешь вместе с народной душой, являющейся твоей собственной. Ибо нормальная жизнь во сне вместе с народными душами состоит в том, чтобы быть вместе со всем хороводом других народных душ данной эпохи. Мудрое устройство мира заботится о том, чтобы человек не делался односторонним.

Мы часто подчеркиваем, что то, что человек должен пережить в ближайшие годы из проводимых им между смертью и новым рождением, известным образом зависит от последующих воздействий жизни в теле между рождением и смертью. К этой жизни в теле, — а это мы можем вывести из того, что только что излагалось, — относится совместная жизнь с народной душой. Эта совместная жизнь с народ -ной душой, сказал я, окрашивает нас, нюансирует нас; проходя через врата смерти, мы берем с собой в духовный мир импульс, который в нас вносит душа народа, и теперь должны постепенно все это сбросить с себя. Если поразмыслить над этим, то без лишних слов станет ясно, что от того, каким образом человек живет со своей народной душой, зависит и то, в каком отношении к этой народной душе он будет находиться в переживании последующих воздействий земной жизни непосредственно после смерти.

Рассмотрим в отношении только что сказанного две европейские нации — русский и французский народы. Настоящая жизнь народных душ такова, что они с их сознанием должны действовать иначе, чем человек с его сознанием. Как действует человек с его сознанием? Он направляет взгляд на горизонт внешних фактов, но может обратить его и на свою собственную душу. Мы знаем, что в определенном отношении люди отличаются друг от друга. К одной группе, принадлежит, например, Гете, объективно покоящийся на вещах своим взглядом, к другой — Шиллер, занятый больше своим внутренним миром и большей частью исходя из него осуществляющий то, что должен создать. Таковы же приблизительно, но только приблизительно, и души народов, ибо их сознание устроено совершенно иначе. Души народов находятся в различном отношении к отдельным индивидам, принадлежащим к народу. Когда они направляют взгляд на внешнее, то это бывает большей частью волевой взгляд, взгляд, ниспосылающий импульсы в души отдельных членов народа. Здесь они, следовательно, обращаясь к отдельным индивидам, действуют объективно вовне. — Или же они могут жить больше в своем внутреннем мире. К таким народным душам, приверженным больше, я бы сказал, не народнодушевному реализму, простирающемуся над индивидами, а народнодушевному идеализму, живущему больше в себе, — к таковым в особенности относится французская народная душа. Эта французская народная душа в том, как она сегодня пронизывает французский народ, обладает определенным постоянством сознания благодаря тому, что смотрит назад, в более раннюю эпоху.

Я уже часто обращал внимание на то, что наше обычное физическое бодрственное сознание мы имеем благодаря тому, что мы погружены в наше пространственное тело. После смерти мы имеем наше сознание благодаря тому, что оглядываемся на время нашей прежней жизни. В этом мы можем предощутить характерную особенность более высокого сознания, развертывающегося не в пространстве, а во времени, и тогда нам уже нетрудно немного представить себе, что за сознание имеет французская народная душа. Она возжигает свое «Я», оглядываясь на древнюю Грецию, ибо, по-существу, она является своего рода повторением, возрождением древнегреческого элемента. Этот древнегреческий элемент вновь оживает во французской народной душе так же, как египетско-халдейский элемент третьего послеатлантического культурного периода оживает в итальянской народной душе. Поэтому итальянская народная душа имеет больше возможности побудительно действовать на душу ощущающую отдельных человеческих индивидуумов, принадлежащих данному народу. Собственная природа французской народной души дает побуждение душе рассудка, или характера, отдельных индивидуальностей. Это можно доказать во всех частностях. Даже отдельные исторические факты удивительным образом объясняются, если привлечь эти общие результаты духовного исследования.

Достаточно указать кое-что в этом отношении. Припомним, в чем состояло своеобразие египетской народной души? В то время еще существовала астрология, непосредственно действующая на душу. Народная душа взирала на движения небесных тел; в том, что происходило в Космосе, она видела не так, как современные люди, одни только материальные процессы, но, на самом деле, она воспринимала позади того, что происходит во внешнем мире, деятельность духовных существ. Она относилась ко всему Космосу так, как человек относится к другому человеку, зная, что через всю физиономию этого другого человека глядит душа. Так что для древнего египтянина все было физиономией, и в природе он воспринимал душу. Смысл поступательного развития до Нового времени заключен в том, что то, что прежде было элементарной способностью, возгоравшейся в телесности человека непосредственно, в Новое время, в нашу пятую послеат-лантическую эпоху сделалось внутренней жизнью. И подобно тому, как больше элементарным было то, что переживал египтянин, так итальянец больше во внутреннем мире переживает то, что он повторяет, что он переживает в своей душе ощущающей благодаря тому, что он переживает в душе ощущающей это духовно-космическое, но теперь более внутренне. Что может быть более внутренним, нежели египетская астрология в «Божественной комедии» Данте, — настоящем воскресении древнеегипетской астрологии, но воскресении внутреннем!

С таким же успехом мы могли бы доказать вспыхивание древнегреческого элемента, но не в сознании отдельного француза, а в действии импульсов его народной души. Это можно проследить вплоть до новейших изобретений и частностей; но только люди не идут навстречу таким исследованиям с необходимой серьезностью. Греция — и то, как она называла другие народы, «варвары» — даже это! — оживает вновь. Можно было бы доказать, что во всей французской литературе и искусстве древнегреческий элемент, — я имею в виду, не сознательно, а в более глубоких импульсах, — оживает так, как он должен оживать в наше время. Мы, следовательно, имеем перед собой народную душу, переработавшую все, что было в греческой культуре, и поэтому действующую необычайно сильно на отдельные человеческие индивиды, пронизывающую и охватывающую эти индивиды. Следствием этого является то, что когда душа отдельного француза погружается в физическое и эфирное тело, она погружается в ткань и бытие резко выраженной деятельности народной души. Она встречает резко выраженные импульсы этой народной души. Отсюда проистекает то, что француз, воспринимая в своем физическом теле эту четкую, ясную жизнь и деятельность народной души, живет больше в ней, нежели в своем элементарном чувстве Я. Он живет больше в образе, в представлении, которое он создает себе о французе и которое всплывает из народной души. Он живет образом француза. С этим образом связано все, что для него имеет большое значение, — gloire'n* так далее. Француз живет в своем собственном образе, поднимающемся из эфирного тела. Он сильно отчеканен, этот образ фантазии, он входит в ткань духовнодушевного существа отдельного человека, и тот берет его, этот весьма подвижный в эфирном теле образ, с собой, даже идя после смерти в духовный мир. Он весьма плохо отделяет его от себя. С большим трудом отделяет он от себя свой эфирный образ. Представление, созданное им о себе самом, держится за него, будучи прочно с ним связано.

*gloiren — глория, слава, величие (франц.)

Совершенно иное отношение к отдельной индивидуальности у народной души русского народа. Эта русская народная душа не должна повторять какую-либо послеатлантическую культуру в том же смысле, как французский народ; это юная народная душа, она накладывает на эфирное тело небольшой отпечаток. Отсюда отдельный индивидуум, принадлежащий к этой русской народной душе, погружаясь в свое физическое тело, встречает мало четкости, а поэтому, направляясь в духовный мир, берет с собой мало четких вещей, мало как бы сотканных из эфира образов фантазии.

Так отличаются души отношением к их народным душам после смерти. С одной стороны, мы имеем воинство таких душ, которые, пройдя через смерть, вносят в духовный мир резко очерченные образы их собственного существа, а с другой стороны, на Востоке мы видим восходящие вверх юные души, принадлежащие юной народной душе; они мало несут вверх резко очерченных, текущих в эфирном теле образов человека.

Как я уже часто излагал, ныне мы стоим перед великим событием грядущей эпохи — совершенно особым выступлением Христа. Мне нет надобности излагать это сегодня. Но с последней трети XIX века ему предшествует как поборник соответствующей подготовки людей к Событию Христа тот Дух, которого мы называем Михаилом, предводителем воинства Солнечного Духа. Все заключается в том, чтобы событие, корое духовно должно разыграться в человечестве, было соответствующим образом подготовлено в духовном мире. А это может произойти только таким путем, что в духовном мире будет вестись работа как бы над чистым формированием предстоящего эфирного явления Христа, который должен ведь являться человеку как эфирный облик. Но для того необходимо, чтобы тот, кто предшествует Солнечному Духу, Михаил, выиграл одну битву в духовном мире. Для этой битвы ему нужна

помощь душ, которые перешли в духовный мир и которые благодаря их юлам мало принесли в духовный мир резко очерченных образов фантазии. Таким видим мы Михаила, а в его свите — множество русских душ, сражающихся за чистоту духовного горизонта в жестокой битве с душами, пришедшими с Запада и приносящими резко очерченные образы фантазии. Они должны быть рассеяны, растворены. Мы видим, как уже с последней трети XIX века подготавливается эта битва между Востоком и Западом, жестокая битва, которая должна послужить продвижению человечества вперед и которая состоит в том, что европейский Восток сражается против европейского Запада, что духовная Россия ведет решительную борьбу с духовной Францией. Видеть это, видеть, что в той же самой мере, как здесь, внизу, в области великой ил-люзии осуществляется физический союз между Западом и Востоком, гам, в духовном мире европейским Востоком, Россией ведется решительная борьба с европейским Западом, Францией, — видеть это, мои дорогие друзья, принадлежит к самому потрясающему в событиях нашего времени. Мы имеем здесь один из тех случаев, — они потрясающе действуют на духовного исследователя, — когда можно видеть, как то, что находится под покровом внешнего чувственного мира, часто является противоположностью тому, что происходит здесь, внизу, в области иллюзии. Но я хотел бы снова и снова предостеречь от заблуждения, будто такие вещи можно распознать с помощью спекуляции. Тот, например, кто исходя из того, что мною говорилось по отдельным случаям, — о том, что духовное предстает противоположностью того, что выступает в области великой Майи, — тот, кто сделал бы из этого вывод, будто надо всегда искать противоположное, когда хочешь попасть из физической области в духовную, заблуждался бы весьма сильно. Ибо есть случаи, когда в духовном мире вещи разыгрываются в точности так, как в физическом. Между тем случаем и другим, когда они разыгрываются до такой степени противоположно, как в случае с союзом Франции и России в физическом и с борьбой в духовном, существуют всевозможные переходные ступени.

Из лекции 16 марта 1915 г. в Берлине. GА 157 — Духи европейских народов (за исключением русского) проходят своего рода воплощение в своем народе.

...Будучи связаны с духовным миром, мы имеем отношения с разнообразнейшими духами высших Иерархий. К их числу относятся те духи, к которым мы как человеческие индивидуальности имеем только одно отношение, которые не предназначены к какой-либо мировой функции. Но мы принадлежим и таким существам, которые имеют какую-либо мировую функцию; например, каждый принадлежит к какому-нибудь Духу народа. Подобно тому, как мы связаны чувственно воспринимаемыми процессами нашего организма с чувственно воспринимаемой природой, так вверху мы связаны со всеми духами, которые сверхчувственно нисходят в физически-чувственный мир. И как здесь мы стоим перед вещами внешнего мира и образуем о них представления и мысли, так и существа высших Иерархий образуют свои мысли и представления благодаря тому, что мы являемся для них объектами. Мы — объекты для существ высших Иерархий, мы являемся для них тем царством, относительно которого они образуют свои мысли. Эти мысли имеют более волевую природу.

Эти существа отличаются отношением, в каком к нам эти высшие Иерархии находятся, и одно важное отличие может нам стать ясным, если мы обратим внимание на то, каким образом протекает развитие таких существ высших Иерархий, например, духов народов. Мы здесь, между рождением и смертью, тоже проходим развитие, отчего наше «Я» становится все более зрелым, набирается в мире все больше опыта. Молодой человек не может иметь столько же опыта, сколько старый. Так и с существами высших Иерархий; только ход их развития несколько иной, чем наш.

Мы можем рассмотреть какое-либо существо из высших Иерархий, например, итальянского Духа народа. Этот итальянский Дух народа проходит свое развитие, и мы в самом деле можем точно указать момент, когда этот Дух народа прошел важный этап. Мы знаем, что связь между итальянским Духом народа и отдельным итальянцем такова, что Дух народа действует через душу ощущающую итальянца. Но только это его действие через душу ощущающую поначалу таково, что он действует как бы только на душевное существо и лишь позднее, в своем дальнейшем развитии этот народный Дух все больше и больше вторгается своей волей также и в то, каким образом душа выражает себя в телесно-физическом. Если вы проследите итальянскую историю, вы найдете одну важную дату, приблизительно 1530 г. Это тот г., когда итальянский народный Дух становится настолько могущественным, что теперь начинает действовать даже на телесность, и с тех пор начинает специфически развиваться национальный характер. Оккультно это выглядит так, что Дух народа приобретает более могущественную волю, он начинает гравировать даже телесность и формировать народный характер вплоть до самой телесности. В то время как наше «Я» становится все более независимым от тела, Дух народа проделывает обратное развитие. После того, как он некоторое время действовал на душевный элемент, он в своем действии начинает достигать самой телесности.

То же самое мы найдем у французского Духа народа, если обратимся приблизительно к 1600 г., а у английского Духа народа — примерно около 1650 г. Если ранее Дух народа охватывал преимущественно душевное существо человека, то отныне он распространяет свою деятельность на телесное существо. Его воля становится могущественнее, и душа может оказывать уже меньше сопротивления приобретению национальной конфигурации. Поэтому около этого времени начинается резкое проявление национального характера. Оно имеет происхождение в нисхождении Духа народа. Он располагался выше, пока действовал больше в душевном элементе; он сходит вниз, когда действует больше в телесном. Таким образом, нисхождение Духа народа на итальянском полуострове мы имеем около 1530 г., во Франции — в начале 17 в., а в Англии — в середине 17 в. Шекспир действовал раньше, чем Дух народа прошел этот этап. Это существенно. Отсюда тот своеобразный разрыв в восприятии Шекспира, который возник у англичан и который имел следствием, что как раз в Германии Шекспира ценили больше, чем в самой Англии. Мы имеем здесь дело со все большим нисхождением Духа народа к отдельным людям.

Если же мы теперь посмотрим на развитие немецкого народного Духа, то нечто подобное мы заметим в период приблизительно между 1750 и 1850 г.г. Но здесь мы должны курьезным образом сказать, что этот Дух народа спускается, а затем снова поднимается. И это нечто важное. Процесс, который разыгрывался у западных народов, мы можем проследить, только увидев, как Духи народов спускаются и охватывают народы. У немецкого же народа мы видим, что Дух народа тоже спускается в середине 18 ст., но в середине 19 этот Дух народа вновь поднимается вверх, так что здесь совсем иное соотношение. Делается попытка сформировать немецкий характер в значительный народный характер, но делается это лишь некоторое время. После того как в этом направлении было кое-что сделано, Дух народа снова поднимается вверх, чтобы опять-таки воздействовать только на душевное.

Расцвет немецкой духовной жизни приходится на ту эпоху, когда Дух народа спускался вниз глубже всего. Разумеется, Дух народа остается при своем народе. Однако ныне он снова держится в духовных высях. В этом — своеобразие немецкого народного Духа. Он спускался уже и ранее, но и тогда он отказывался от слишком сильного формирования нации. Такая кристаллизация национальности, как у западных народов, у немецкого народа из-за своеобразия немецкого Духа народа не может настать. Отсюда немецкая душа (Wesen) должна все время оставаться более универсальной, нежели у остальных народов. Эти вещи действительно связаны с глубокими истинами духовных миров. Если бы немецкого народного Духа стали искать во времена Гете, то его нашли бы примерно на том уровне, где находили бы английского или французского или итальянского Духа народа. Ища же его сегодня, надо подниматься выше. Наступят вновь времена, когда он спустится, и наступят времена, когда он снова поднимется. Это движение в том и другом направлении составляет характерную черту немецкого народного Духа.

С русским народным Духом дело обстоит так, что он вообще не спускается, чтобы кристаллизовать народ, но постоянно остается чем -то вроде облака, парящего над народом, так что его всегда надо будет искать вверху, и потому этот народ может проходить духовное развитие лишь в том случае, если сочтет за благо соединить со своим собственным существом то, что вырабатывается на Западе, чтобы вместе с Западом основать культуру, потому что из самого себя развернуть культуру он никогда не сможет.

Из лекции 14 марта 1915 г. в Нюрнберге. G А 159/160 — Дух русского народа не достигает отдельных индивидуумов своего народа.

...У русского народа надо ясно видеть, что Архангел относится к отдельным Я народа совершенно иначе, чем у западных и среднеевропейских народов. У западноевропейских народов дело обстоит так, что Архангел своими волевыми лучами воздействует — у итальянского народа на душу ощущающую, у французского народа — на душу рассудочную (или душу характера), у британского народа — на душу сознательную, у немецкого народа — на Я. У русского же народа народный Дух вообще не действует внутри души. Он словно парит над народом наподобие облака, а душа только может предчувствовать его вверху и тосковать о нем. Он остается еще как бы групповым Духом. Здесь нет глубокой связи Духа народа с отдельными человеческими Я. Едва ли можно получить более трагическое, более серьезное впечатление, нежели присутствуя при русско-православном богослужении, этом богослужении, при котором человеческие Я тех верующих, которые в нем участвуют, почти полностью выключены. Там над всем царит безлично всеобщее, отдельные личности совершенно не затрагивающее. Нечто, не гласящее ничего в глубины человеческой природы, царит в этом богослужении. Это непосредственное выражение того, что русская душа еще совершенно не пробуждена для того оживления, которое проистекает от общения отдельного Я с Духом народа. Все это имеет нечто одеревенело-шаблонное, как будто духовное простерлось из неведомых миров и превратилось просто в деревянно-шаблонное, как в отправлениях культа, так и в иконописи. Мы стоим здесь перед чем-то еще совершенно иным, нежели то, что имеет место в Западной Европе. Мы стоим здесь перед тем, что Архангел еще и не имел намерения включиться в национальный элемент. Поэтому для русских национальное — это еще сон души. Разумеется, русский постоянно говорит об «истинно русском человеке», и русские писатели тоже говорят о нем, но это сон души, подчеркиваемый ими особенно потому, что Дух народа не включен в человека, а русский тоскует по надличному Духу народа.

Из лекции 23 октября 1905 г. (вечерней) в Берлине. GА 93 — Личность и народ. Посмертная судьба русских идеалистов.

...Человек живет не только как индивидуум, он принадлежит семье, племени, народу, т.е. какой-то общности. Он обособлен, собственно, только своим физическим и эфирным телами. Я уже говорил, что астральное тело имеет текучие границы, что промежуточная субстанция постоянно склонна принимать течения извне и обновляться. Если же припомнить, что мы принадлежим какому-нибудь народу, племени, семье, тогда дело приобретает дополнительный аспект.

Если рассматривать астральное тело отдельного человека, то почти у каждого оно отличается от астрального тела другого человека своей основной окраской. Оно имеет определенный оттенок, наружно выражающийся в темпераменте. Темперамент, стало быть, выражается в определенном основном цвете. В этом отношении человек находится в связи со всем своим окружением, так что характер семьи, племени или народа, которым он принадлежит, запечатлевается в основном цвете.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: