Иногда они приходят дважды 4 страница

– А в чем везение? – спросил захмелевший от удивительной китайской водки Котя.

– В Гу Пине. Ты понимаешь, брат… – Громов задумался на мгновение. – Он сам словно талисман, страшно везучий мужик. Я когда только начинал с чаем работать, уже тогда слышал о китайце, которому в этом бизнесе удача так и прет. А тут – опа, сам с ним познакомился, в дело вошел. И смотрю: все правда! Какую сделку не заключает – она наивыгоднейшая, условия – просто пальчики оближешь!.. Что такое, думаю? А тут мы на открытии нашей лавки выпили, и Гу Пинь признался, что он – особенный.

– В каком смысле? – заинтересовался Чижиков.

Ну вот особенный! Сказал, что у них это семейное, отец тоже удачливый был, и дед, и прадед… Сказал, что объяснить этого рационально не может, да только у них в роду по мужской линии все до одного везунчики! И еще у Гу есть отличительная черта глаза разного цвета. Знаешь, брат, я не то чтобы суеверный или там в чудеса верю, но у Гу Пиня один глаз зеленый, а другой голубой, и я ни одного больше такого китайца не знаю… Впрочем, это все неважно, все это фигня… – Дюша разлил по рюмкам очередную бутылочку. – Лично я, брат, думаю, что Гу Пинь просто создан для бизнеса, это у него в крови, а мне чертовски повезло, что мы с ним теперь работаем вместе. Вот где‑то так.

– Здорово! За твою удачу! – поднял рюмку Чижиков.

– Ну а ты что сейчас поделываешь, брат? – спросил, выпив, Громов. – Чем нынче занимаешься?

– Про меня неинтересно, – отмахнулся Котя. – Чем я могу заниматься? Да ничем. С работы прежней меня вежливо попросили, а новую я, честно сказать, найти и не пытался…

– То есть ты – простой российский безработный? – восхитился Дюша. – А на что же живешь‑то?

– Да так, проживаю былые запасы, – улыбнулся Чижиков, вовсе не желавший рассказывать о том, что понемногу распродает коллекцию, и рано или поздно придет черед нести в скупку вещи, которые ему особенно дороги и с которыми совсем не хочется расставаться.

– Слу‑у‑ушай! – Громов даже вскочил и горою навис над Котей. – Так бросай все и давай ко мне, а? В Пекин. Мы с Гу Пинем как раз расширяемся, еще одну секцию берем в аренду, работы будет – во! – Дюша на собственном горле ребром ладони обозначил, сколько конкретно будет работы. – Бизнес сейчас отлично идет, так что… Слушай, брат, по‑моему, это превосходная мысль!

– Да, но… – несколько оторопел от предложения Чижиков.

– Никаких «но»! – разгорячился Дюша и взмахнул рукой, едва не сбив на пол чайник. – Что тебя тут держит? Квартира? Так она у тебя приватизирована и никуда не денется. Найдешь человека надежного, поселишь тут, чтобы присматривал, пока тебя нет. Что еще? Может, девушка‑красавица?

Вспомнив про Тамару, Котя лишь скривился и головой помотал.

– Бабы…

– Ну вот! – хлопнул ладонью по столу Громов. – Так что бросай эту всю ерунду, собирайся и поехали!

– Прямо сейчас? А… А Шпунтик?

– Что – Шпунтик? Выправим мы твоему Шпунтику кошачий паспорт, и полетит он в даль светлую в собачьем ящике. Тоже мне, проблема! Значит, так, брат. Есть у меня один человечек… Я с ним завтра же свяжусь и по поводу кота договорюсь, он все оформит. Заполнишь бумажки, какие человек скажет, дашь денег… немного. Все будет отлично, брат! А в Пекине я вас встречу. Лады? А?

– Ну, я даже не знаю…

Ошеломленный напором Громова, Котя слегка встряхнулся и попытался задуматься в указанном Дюшей направлении. По всему выходило, что Дюша дело говорит: стоит ли и дальше киснуть в Петербурге без каких‑либо перспектив на горизонте? Котя в целом свете был один как перст, не считая, конечно, кота Шпунтика, а тут голосом Громова его позвала к себе страна мечты. Мощно так позвала, громко. Конечно, существовала опасность, и немалая, что при ближнем знакомстве страна мечты его разочарует, но, черт возьми, нужно же когда‑нибудь совершать решительные, даже судьбоносные поступки!

– А… я по‑китайски не умею, – по инерции воздвиг последний бастион Котя. – Совсем.

– Все не умеют, – легко отвел возражение Громов. – Научишься, делов‑то! Там и не такие дубы попада… ой, извини, ну словом, было бы желание, брат.

– Ну… – нерешительно протянул Чижиков, но закончить не успел: вечернюю тишину со стороны кухни прорезал пронзительный кошачий вопль.

Громов вскочил, Котя, опрокидывая стул, вскинулся тоже, а вопль тем временем перешел в низкий утробный вой.

– Что это?! – ошеломленно спросил Дюша. – Не твой ко‑тейко?

– Шпунтик!!!

Друзья кинулись на кухню. Кругом скрипело и шуршало, но ни Дюша, ни Чижиков внимания на это не обратили, ибо на кухне нечеловеческим голосом орал кот.

Шпунтик сидел на столе, прямо среди «гостинцев», и грозно мыл, вытаращенными глазами уставясь в совершенно пустой угол. Короткая шерсть кота стояла дыбом, спина была угрожающе выгнута, толстый как полено распушенный хвост судорожно лупил по столешнице… Чижиков впервые в жизни видел своего питомца в таком состоянии.

– Шпунь… – застыв в дверях, тихо позвал Котя взбесившеюся кота. – Шпунь… ты чего это, а?

Шпунтик не обратил на хозяина никакого внимания. Он продолжал смотреть в пустой угол и угрожающе завывать.

– Он что, рехнулся? – шепотом спросил Громов. – Часто это у него?

– Понятия не имею… – тоже шепотом ответил Чижиков. Ни когда раньше не было…

– Может, он в Китай не хочет? – предположил Дюша.

Тут Шпунтик грозно зашипел, подпрыгнул, с устрашающим мявом полоснул воздух когтями и серой молнией соскочил на мол, пролетев между Дюшей и Котей. Канул в глубине квартиры, стучась о стены и мебель, когда инерция бега оказывалась слишком велика для грамотного поворота. Негромко звякнуло: видимо, от сотрясения с одного из шкафов свалилась какая‑то статуэтка.

– Ни фига себе… – только и выдавил пораженный Громов.

Котя тем временем вошел в кухню и внимательной ее оглядел. Кухня как кухня. Привычная, ничего нового.

– И что, спрашивается, он тут увидел? – пошарив на всякий случай рукой в совершенно пустом углу, задумчиво спросил Чижиков. – Здесь же ничего нет…

* * *

…Оказалось, что Шпунтик своротил со шкафа один из гипсовых бюстиков Мао Цзэ‑дуна. При падении бюстик пострадал: треснул. Пьяненький Чижиков поставил Мао на свой рабочий стол до утра, чтобы потом, на трезвую голову устранить повреждение и воссоединить Председателя с другими его скульптурными изображениями.

Сам же виновник погрома обнаружился на карнизе в гостиной, куда вопреки запрету забрался по занавеске и откуда не желал спускаться ни при каких условиях – лишь устало шипел и дергал хвостом.

– Ну, брат, ты и придурок! – покачал головой Громов, глядя на взъерошенного кота снизу вверх. – Ты только ничего подобного на китайской границе не выкини, а то тебя в два счета депортируют на историческую родину…

– Да бог с ним, – махнул рукой успокоившийся Чижиков. – Пусть сидит. Наверное, у него майское замыкание… Пошли спать.

Своим наистраннейшим поведением кот Шпунтик совершенно отбил у приятелей желание допивать оставшиеся три бутылочки пекинской народной, а разговор о Китае они договорились продолжить завтра.

И пошли спать.

Шпунтик же просидел на карнизе до самого утра. И не зря: пока охмелевшие Дюша и Котя беззаботно видели сны, нестроение в квартире разошлось не на шутку! В кухне отчетливо шуршали многочисленные пакеты с «гостинцами», два раза открылась и закрылась дверь одного из шкафов в коридоре, а в окно опять заглядывала плоская рожа, да не одна, а целых три. Шпунтик мужественно боялся всю ночь, так глаз и не сомкнул.

ЭПИЗОД 5

Сундучок

Россия, Санкт‑Петербург, май 2009 года

С утра, когда Громов жизнерадостно отбыл – «ускакал», как он выразился, – по своим петербургским делам, Чижиков, ощущая во всем теле легкую теплую истому, дошел до кухни, добыл из холодильника бутылку холодной минералки, залпом выпил первый стакан, налил второй и поставил кипятиться чайник, после чего уселся за захламленный гостинцами» стол. Как и обещал Дюша, от выпитого вчера голова совершенно не болела, напротив – организм пребывал в состоянии приятного обалдения, граничившего с безмятежностью, а майское солнышко столь славно наяривало в окно, и воробьи столь заразительно чирикали на карнизе, что Чижиков быстро почувствовал себя счастливым и умиротворенным. Он навел относительный порядок, то есть рассовал по стенным шкафам большинство Дюшиных пакетов и пакетиков, мимолетно удивившись тому, что многие из них оказались вскрыты, а некоторые даже самым варварским образом разорваны – видно, хорошо все же вчера вы пили! Затем приготовил себе кофе и только тут обнаружил, что Шпунтика нигде не видно.

– Интересно… – хмыкнул Котя, вспоминая вчерашний кошачий концерт с воем и прыжками. – И где же ты есть? Эй, Кот‑кот‑кот‑кот! Кот‑кот‑кот!

Шпунтик показался на кухне, когда Чижикову уже надоело его призывать. Он вошел настороженно, прижав уши, внимательно огляделся и посмотрел на хозяина укоризненно: во‑первых, кто это тут «кот‑кот‑кот», а во‑вторых, ты вот ночью дрых, а я непорядки отслеживал. И где, спрашивается, обильное и высококалорийное питание после всего этого? Где?

– Что ж ты вчера отколол такое, зверь? – насмешливо спросил ничего не знавший о ночном бдении кота Чижиков, нехотя поднимаясь с табурета и загружая в миску чаемое питание. – Псих хвостатый…

Шпунтик проглотил оскорбление молча и приступил к еде с таким видом, будто делал Коте громадное одолжение, за которое любой человек с мозгами по большому счету должен, просто обязан, платить Шпунтику очень хорошие дополнительные деньги или же весь день его ублажать, например, правильно почесывать и поглаживать.

– Ну‑ну, – усмехнулся Котя и вернулся за стол. Сделал себе кофе, закурил, чтобы привести в порядок мысли.

Чижиков жил на Моховой, практически ее не покидая, более тридцати лет, однако вчера Громов сделал ему предложение, от которого Котя чувствовал себя не в силах отказаться. Прочие обстоятельства в виде змея‑искусителя Вениамина Борисовича также складывались весьма благоприятно, если не сказать – удивительно благоприятно и крайне вовремя. Вот тебе страна мечты, а вот тебе – деньги на поездку. И теперь Чижиков изыскивал причины, чтобы не продавать сундучок и не менять свою жизнь столь кардинально. Котя сомневался. Некоторые люди, впрочем, называют подобное поведение разумной осторожностью.

Чижиков прислушивался к себе две сигареты и полторы чашки кофе подряд. Внутри было смутно: боролись противоположности. Часть Котиного организма готова была идти к антиквару, а потом в кассу за билетом хоть сейчас. Другая била первую по виртуальным рукам и вскрикивала: «Ах, а вдруг я там пропаду! Ах, а вдруг все получится не так, а совсем даже иначе? Мама, мама, что мы будем делать?…»

– Да в самом‑то деле! – решительно погасил сигарету Чижиков и пошел в дедов кабинет – поглядеть со всем вниманием на предмет сомнений, то есть искомый сундучок. Ведь именно от него во многом зависела дальнейшая судьба Коти. Если, конечно, это тот самый сундучок, который нужен клиенту Вениамина Борисовича.

Сундучок оказался небольшим и в общем и целом довольно невзрачным. Если бы Чижиков не прожил всю жизнь в окружении китайских вещей различной степени потрепанности и увидел сей предмет впервые, то, возможно, он воскликнул бы: что за дрянь, а не сундучок! Кому такой вообще может понадобиться? Да еще за деньги. Да еще за такие деньги!

Внутри сундучка издавна прописались всякие мелочи: палочки для еды, разные, много; несколько ниток деревянных резных четок; «Цитатник» Мао Цзэ‑дуна 1966 года издания, а также ряд других, похожих на «Цитатник» красных книжечек, названия которых Чижиков прочитать по неграмотности не мог, но резонно полагал их раритетами того же бурного времени. Выгрузив все это добро на диван, Котя подхватил пустой теперь сундучок и понес к столу, чтобы рассмотреть без помех. Усаживаясь поудобнее, он случайно, мельком мазнул рассеянным взглядом по окну, и вдруг ему причудилось там странное плоское лицо, будто бы оно внимательно вглядывается в комнату, странное такое… то ли призрачное, то ли прозрачное. Чижиков встрепенулся, поглядел внимательнее: нет, ничего такого, стекло как стекло, правда, не слишком чистое.

– Тьфу ты, господи, привидится же… – пробормотал Чижиков.

Все же пекинская народная, видимо, не так проста и легка в усвоении, как ее красочно воспевал вчера Громов: голова‑то не болит, а вот легкие глюки, кажется, присутствуют. Тряхнув головой для прояснения мыслей, Котя поставил сундучок на стол, отодвинув в сторону поврежденный гипсовый бюстик Председателя Мао, и начал внимательно рассматривать старинную вещицу.

Сундучок, некогда покрытый ярко‑красным лаком, ныне выглядел совершенно непрезентабельно – весь в царапинах, облупленный. Местами лак совсем сошел, обнажив темное дерево. Крышка крепилась на трех бронзовых петлях, спереди имелись ушки для замочка, но самый замочек отсутствовал.

На крышке имелся рисунок. В силу обстоятельств жизни Чижиков был привычен к традиционным китайским орнаментам, но этот не походил ни на один, когда‑либо виденный Котей.

Посредине круг, ровный, но не очень большой. Чижиков измерил линейкой – тридцать с хвостиком сантиметров в диаметре. Круг обозначен жирной черной полосой, явно выжженной. Внутри него на равном удалении друг от друга – полусхематичные, одинаковые по размеру изображения пяти фигурок. Одна определенно тигр, а другая – дракон. Третью сходу идентифицировать не удалось: олень или какое‑то другое копытное, спиной горбатое, на голове – причудливые рога. Дальше – черепаха, которую почему‑то обвивает змея. Чижиков некоторое время обалдело смотрел на рисунок, потом хлопнул себя по лбу: ну конечно! Нечто похожее он уже видел. Постойте, где же? Да‑да, в какой‑то книжке. Где же она…

Книжка под названием «Бамбуковые страницы: Антология древнекитайской литературы» нашлась на посвященных Китаю полках. Прямо на обложке был вытеснен дракон.

Последней была птица – крупная, похожая одновременно и на орла и на павлина. «Видимо, феникс», – подумал Котя, потому что ничего иного ему в голову не приходило.

Ну и ладно.

Придерживая крышку, Чижиков осторожно перевернул сундучок и внимательно осмотрел дно: ничего примечательного – за исключением давних царапин. Никаких надписей. Скучная и очень пожившая вещь, чуть не на помойке найденная, случайная. Однако последнее – вряд ли. Потому как в дедовой Коллекции встречалось всякое, но каждая вещь попадала в нее не абы как, но по какой‑то причине. Были тут памятные подарки и вещи, которые годами сопровождали Вилена Ивановича с одной казенной китайской квартиры на другую. Были предметы, в которые дед влюбился с первого взгляда. Был во множестве Председатель Мао – в бюстиках и значках с его изображениями, которых набралось несколько больших коробок. И только невзрачному сундучку Котя не находил никакого разумного объяснения. Больше того: сколько помнил Чижиков, дед, так любивший вместе с внуком копаться в Коллекции, что обычно сопровождалось увлекательными рассказами о Китае, когда старый и малый забывали обо всем на свете, ни разу про сундучок не упомянул. Он его, казалось, вообще игнорировал и на давний вопрос внука, что это за вещь, лишь отмахнулся, мол, подобное старье по совести давно пора выбросить на помойку. Тогда Котя не обратил внимания на необычное поведение деда, а сейчас припомнил и ясно понял: старший Чижиков не просто пренебрегал сундучком, он его очевидным образом не любил. Но в то же время хранил, не выбрасывал. Были и другие странности: дед, к примеру, запрещал трогать многочисленных Мао Цзэ‑дунов, самолично вытирая с них пыль!

Последнее еще можно было понять и объяснить: русский с китайцем братья навек, Сталин и Мао слушают нас и прочие отголоски пятидесятых годов. Но что такого особенного было в сундучке? На этот вопрос у Чижикова ответа не было.

Он снова перевернул сундучок, откинул крышку и уставился в пустое нутро, на потемневшее от времени некрашеное дерево. Потом исследовал внутреннее устройство сундучка на ощупь, едва не занозив палец.

Ни‑че‑го.

И вот спрашивается: почему некто хочет заполучить сундучок за сумасшедшие по котиным меркам деньги? Если внутри пусто, а внешне вещица выглядит простецки, деревяшка деревяшкой?

Всех особенностей – необычный узор на крышке. Котя вытащил мобильный телефон, задействовал фотоаппарат и сделал несколько снимков: общий вид плюс каждое животное отдельно.

На память. Или на всякий случай.

А, может, московский богатей – фанат китайских сундучков? У Коти от напряжения даже голова заболела.

Пришел кот Шпунтик, легко вспрыгнул на стол, настороженно глянул в окно, обнюхал вещицу, чихнул.

А, может, там есть тайник?

– Спасибо, мой хвостатый друг! – с чувством сказал коту Чижиков и взялся простукивать сундучок со всех сторон, чутко навострив уши. Шпунтик помогал вовсю: смотрел вытаращенными глазами на явно свихнувшегося хозяина и даже пару раз ударил сундучок лапой, направляя Котины действия.

Простукивание указало на явные пустоты в боковых стенках, а когда умело примененный столовый нож подцепил край внутренней планки, та легко поехала вверх – и обнажилось выдолбленное в дереве углубление, небольшое, сантиметров пять‑семь в диаметре и два‑три в глубину. К великому разочарованию Коти:, там ничего не было. И в другом тайнике – тоже.

Чижиков посмотрел на Шпунтика. Шпунтик посмотрел на Чижикова.

– Здесь что‑то было, – сообщил Чижиков коту. Шпунтик согласно моргнул. – Интересно, что?…

Теперь у Чижикова появилась хотя бы одна правдоподобная версия: видимо, покупателю нужен был не сам сундучок, но то, что он в себе таил на протяжении веков.

– Ай да дед!

Одобрительно хмыкнув, Котя упаковал сундучок в газету и положил сверток в пакет: раз уж тайники пустые, следует и вправду побыстрее сбыть сундучок с рук. Ему ведь никто не говорил про то, что в сундучке что‑то должно быть. Никто ни о чем подобном не предупреждал. Надо поторопиться, покуда неизвестный покупатель не спохватился и не выдвинул дополнительных условий, вроде наличия тайников в стенках, да не просто тайников, а – тайников с содержимым.

– Ну ты понял: всех впускать, никого не выпускать! – по привычке велел коту Чижиков и, подхватив пакет, отправился к Вениамину Борисовичу.

* * *

Услышав новость, антиквар стал радоваться как ребенок: видимо, проценты пообещали ему весьма значительные.

– Отыскали? Ах, молодой человек, я всегда в вас верил! – Вениамин Борисович всплеснул ладошками и бережно, будто редчайшую ценность, принял из рук Коти пакет. – Сейчас, сейчас! – И собрался было унести пакет в недра салона, но Чижиков остановил его.

– Нет, Вениамин Борисыч, давайте уж сначала покончим с нашим делом, а любоваться потом станете, хорошо?

Котя действовал неосознанно, инстинктивно. Обнаружив в боковинах сундучка пустые тайные ниши, он внезапно со всей ясностью понял, что ему надо ехать в Китай. И потому рисковать деньгами не хотел и не собирался. Старичок‑то старенький, но кто его знает… Может, шустрый и быстро бегает. Или еще какая напасть.

Антиквар послушно остановился, поставил пакет на прилавок, поправил очки и согласно закивал:

– Да‑да, конечно. Но я могу хотя бы взглянуть на вещь?

– Пожалуйста, – разрешил Котя. – Сколько угодно.

Вениамин Борисович все так же бережно извлек из пакета газетный сверток, развернул его, разгладил газету на прилавке и, не дыша, уставился на сундучок. Схватил огромную лупу, стал разглядывать рисунок на крышке, чуть не обнюхал стенки. Дно…

Когда антиквар наконец закончил и обратил взор на Чижикова, на лице его цвела широкая улыбка.

Превосходно, превосходно, молодой человек, да‑с! Я вам чудовищно благодарен!

– Ну, а… э‑э‑э… – протянул вопросительно Котя. – И как эта благодарность выразится… в денежном эквиваленте? Чижиков замер выжидательно, весь напрягшись от волнений, поскольку вполне логичным полагал услышать в ответ: сначала оповестим клиента, потом клиент даст деньги, и вообще – приходите послезавтра, а лучше на следующей неделе. Однако ничего подобного не произошло. Напротив, случилось чудо.

– Конечно! Конечно! Сейчас! – антиквар метнул взгляд на Котю потом на сундучок, потом снова на Котю. – Могу я вас нижайше попросить поскучать тут с вашей вещью буквально минут пять, пока я схожу в закрома?

Чижиков не возражал. Радужные перспективы грели ему душу.

Вениамин Борисович появился действительно минут через пять и в руке у него был белый бумажный сверток толщиной в хороший кирпич.

– Вот, прошу вас, – улыбнулся он, протягивая сверток Коте.

– Не извольте беспокоиться: у меня все как в банке. Сумма точная. Или желаете пересчитать?

– Я… вам верю, – машинально сглотнул Чижиков. – Я вам вполне доверяю.

Но край свертка все равно надщипнул и убедился, что кирпич денег состоит из пятитысячных бумажек.

– Все в порядке, – неверным голосом произнес Котя.

– Ну, что‑с, – Вениамин Борисович протянул ему руку. – Поздравляю нас обоих с удачной сделкой!

Котя пристроил деньги во внутренний карман куртки, отчего сразу стал походить на гангстера, не слишком озабоченного прятать оружие, и пожал протянутую руку.

– Спасибо, Вениамин Борисыч. С вами очень приятно иметь дело.

– Старичок залучился ответной улыбкой: конечно, разумеется, дай Бог каждому!

– Вы простите мою невоспитанность, но… где у вас туалет?…

В туалете Котя закрыл дверь на задвижку и достал кирпич денег. От вида такого количества пятитысячных купюр у него на миг закружилась голова. Чижиков даже вспотел, озирая свои богатства. Хлестнув себя пару раз по щекам, он наконец успокоился и принялся за работу: поставил ногу на унитаз и задрал штанину. Разделив пачку денег пополам, он засунул одну половину и специальный кармашек на эластичной ленте, которая туго обхватывала середину левой икры. Вторая половина отправилась в кармашек на правой ноге. Сглотнув и отерев пот, Котя выбросил упаковку в унитаз, шумно спустил воду и покинул туалет.

– До свидания, Вениамин Борисыч!

Майское солнце слепило, а ноги подгибались. Выбравшись из салона, Чижиков пересек улицу и зашел в небольшое кафе: организм настоятельно требовал холодной воды и сигарету. Сел за столик у окна.

«Надо было все же спросить, что особенного в этом сундучке, – подумал Котя, заказав бутылку минералки и судорожно закуривая. – Или нет, не надо было?… Как старичок резво выметал деньги на стол!.. Дело нечистое, хорошо, что мы теперь с Борисычем долго не увидимся. Что‑то тут определенно не так…»

Чижиков отхлебнул воды и машинально поглядел в окно – прямо через дорогу располагался антикварный салон Вениамина Борисовича. Туда как раз кто‑то вошел, и Коте показалось, что мелькнувшая в дверях спина ему смутно знакома.

Где он ее видел?

Где?

А! Ну как же! Когда он в прошлый раз был у антиквара, этот мужик – с бледным лицом, в черных очках и с пижонским хвостом – изучал в углу старинные миниатюры. Точно. Его спина. Вот ведь повадился…

Что теперь?

Несколько вещей: уладить дела, то есть запустить кого‑нибудь надежного в свою квартиру пожить, еще врезать надежные замки на комнаты с дедовой коллекцией, чтобы не лазали, а дальше – в Китай, в Китай. Нужны виза, авиабилет, страховка… и Шпунтик. С ним‑то что делать?

С котом у Чижикова были долгие и тесные отношения. Несмотря на широко разрекламированную независимость кошачьего племени, которое самым вызывающим образом гуляет само по себе, конкретно взятый Шпунтик, внешне проявляя все обязательные признаки легендарной независимости, был тем не менее к Чижикову привязан на каком‑то полусобачьем уровне. Само собой, кот, как и положено, совершал длительные ночные походы по крышам и прочим злачным местам, о которых Котя старался не думать, и несколько раз возвращался из своих путешествий с явными признаками выяснения отношений с конкурентами. Однако судя по тому уважению, которым он пользовался у окрестных котов и неизменному расположению окрестных кошек, столкновения эти всегда заканчивались в пользу Шпунтика.

Кот вообще вел себя разумно: никогда не задерживался на улице дольше необходимого и, казалось, был искренне привязан к своему дому, где имел не только гарантированный кусок рыбы с мясом, но и доброе к себе отношение. У него даже были добровольно принятые на себя домашние обязанности.

Так, например, помимо исполнения важной функции будильника, кот надзирал за входной дверью и, если в темное время суток на лестнице случался какой‑то шум, сигнализировал об этом низким утробным мявом. Именно поэтому, уходя по делам, Котя отдавал Шпунтику указание насчет «впускать – не выпускать»: кот вполне мог и иногда даже хотел сыграть роль сторожевого пса. Шпунтик находился в самом расцвете кошачьих сил, опыта и умудренности и, в отличие от собаки, мог забраться на шкаф и прыгнуть оттуда на незваного гостя всей своей увесистой тушкой, попутно нанося противнику урон всеми имеющимися когтями. Весьма острыми, надо признаться.

Разъяренный кот – это специальный аттракцион, с которым трудно управиться. Чижиков справедливо полагал, что, пока его нет дома, Шпунтик сумеет достойно присмотреть за квартирой, а потому настоящую сигнализацию почти никогда не включал. Котя Шпунтика любил, ценил и уважал – и не только за мощь когтей и высоту прыжков, но в первую очередь за неуловимое внутреннее единство, которое между ними за совместно прожитые годы установилось. Так что уехать в Китай без кота представлялось Чижикову решительно невозможным. Это было бы просто предательством.

Котя достал мобильный и набрал номер Громова.

– Да! – перекрикивая шум каких‑то механизмов, проревел тот, и при первых же звуках его голоса на Чижикова мгновенно снизошло спокойствие.

– Привет, Дюша. Это я, Котя. Я что хочу сказать… Я принимаю твое приглашение. Ну – насчет Китая.

– Ну и молоток! – одобрил Громов. – Ну и правильно. В нашем возрасте уже пора надолго выйти в люди… Ты как в целом?

– Все в порядке, Дюша, – улыбнулся Чижиков. – Теперь все в порядке.

– Тоже славно! Как сказал персонаж одного кинофильма, твой выбор был мудр. А я и не сомневался, между прочим.

– Только знаешь что… – Котя замялся. – У меня ведь кот…

– Шикарный кот! – подтвердил Громов. – Я полюбил его с первого взгляда. И что?

– Ну… ты, вроде, сказал что‑то насчет кошачьего паспорта…

– А, так вы все же вместе поедете? Правильно! Русские своих не бросают… Все сделаем, не боись. Я подсуетился, как и обещал. Сейчас сброшу тебе на мобильник номер… Позвонишь, человек уже в теме, зовут Петр Сергеич, все тебе скажет и все вопросы с котом порешает. За некоторое вознаграждение, понял?

– Понял. А виза?

– Что виза? Визу, брат, на границе получишь, прямо в аэропорту. Будет немного дороже, а так без проблем – я все оформлю и тебя встречу. Или это тебе критично, что дороже?

– Нет‑нет.

– Ну и ладненько. Вечером увидимся… Эй, брат, я тебя не слышу. Тут такой шум!

– Договорились!.. Договорились, говорю!!!

– А теперь дуй в кассы Аэрофлота и покупай билет. Деньги‑то есть?

– А то, брат! Теперь есть.

Чижиков дал отбой и стал соображать, как с Чернышевского удобнее всего добраться до международных авиакасс.

ЭПИЗОД 6

Император и убийца

Поднебесная Сянъян, дворцы Цинь Ши‑хуана, III в. до н. э.

Владыка Поднебесной был мрачен.

С некоторых пор дворовая челядь стала замечать, что император все чаще пребывает не в духе, и старалась казаться не заметной, не попадаться лишний раз повелителю на глаза. От» того возникало впечатление, будто приказы императора исполняются сами собой.

Погруженный в одному ему известные думы, император мог часами в полной тишине мерить шагами обширные залы громадных дворцовых покоев, переходя из одного в другой: двери бесшумно распахивались перед ним, а потом неслышно закрывались – Цинь Ши‑хуан не обращал внимания на незримо сопровождавших его слуг, а те были только рады. Ибо в последнее время владыке случалось внезапно впадать в безудержный гнев, и тогда наказания следовали направо и налево. Взгляд императора в такие дни бывал настолько ужасен, что удостоившиеся взора владыки слуги цепенели, покрывались от страха липким вонючим потом и не могли думать ни о чем ином, кроме как о дозволении убраться прочь. Челядь очень старалась быть незаметной.

Ближние советники и министры тоже нервничали: немыслимый груз по обустройству Поднебесной, взваленный на себя императором, был так громаден, что было решительно невозможно понять, как у владыки до всего доходят руки. Строительство Великой стены, прокладка новых дорог, усмирение беспокойных северных варваров, возведение городов и крепостей – не говоря уже о вещах существенно более мелких, но столь многочисленных, что голова шла кругом!.. Невиданное в истории дело – объединение веками живших наособицу и по‑своему земель в единую державу – и пугало, и манило одновременно.

Прошлое уходило в муках, новое рождалось в страданиях.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: