Выражение признательности 15 страница

Он испытывает трудности и в отношениях с людьми и в работе По­скольку он в глубине души не привязан ни к кому, это неизбежно проявится при более тесных отношениях Тот простой факт, что у других есть собст­венные желания и мнения, что они могут взглянуть на него критически или возражать против его недостатков, что они ждут от него чего то — все это переживается как ядовитое унижение и вызывает обиду, тлеющую подобно углям И он может в какой-то момент взорваться и уйти к другим, которые “понимают” его лучше А поскольку такой процесс протекает в большин­стве его отношений, он часто остается в одиночестве.

Его трудности в работе многосложны Его планы зачастую слишком Широки Он не считается с ограничениями Он переоценивает свои способ ности Его занятия бывают слишком разнообразны, и, следовательно, велик простор для неудач До какого-то уровня он не унывает, от него “все отска­кивает”, но, с другой стороны, повторяющиеся неудачи в его предприя-

Карен Хорни. Невроз и личностный рост

тиях или человеческих отношениях (отказы и отвержения) могут пол­ностью сломать его. Ненависть и презрение к себе, успешно сдерживаемые до сей поры, могут развернуться в полную силу. У него может начаться депрессия, бывают психотические эпизоды, даже самоубийства или (гораз­до чаще) саморазрушительные порывы, включая несчастные случаи или заболевания*.

И последнее о его ощущении жизни в целом. На поверхности он до­вольно оптимистичен, смотрит жизни в лицо и желает веселья и счастья. Но в нем таятся унылость и пессимизм. Меряя на аршин бесконечности, фан­тастического счастья, он не может не ощущать в жизни болезненного рас­хождения с идеалом. Пока он на гребне волны, он не может признать, что ему не удалось хоть что-то, особенно власть над жизнью. Причина этого расхождения по его мнению не в нем, а в самой жизни. Поэтому он видит в жизни трагичность, но не ту, которая на самом деле существует, а ту, которую он привносит в нее.

Второй подтип, движущийся в направлении к совершенству, иденти­фицирует себя со своими нормами. А эти нормы, нравственные и интел­лектуальные, высоки, и с этой высоты он смотрит сверху вниз на остальных и ощущает превосходство над ними. Однако его высокомерное презрение к другим скрыто (в том числе и от него самого) за лакированным друже­любием, поскольку самые его нормы не допускают подобных “неправиль­ных” чувств.

Вопрос о невыполненных Надо он затуманивает двояко. В контрасте с нарциссическим подтипом он прилагает отчаянные усилия, чтобы жить как Надо: выполнять обязательства и платить долги, выглядеть вежливым и прекрасно воспитанным, не говорить очевидной лжи и т. п. Говоря о фи­гуре поклонника совершенства (перфекциониста), мы часто имеем в виду лишь тех, которые поддерживают идеальный порядок, чудовищно аккурат­ны и пунктуальны, безумно озабочены правильным выбором слов и носят изумительно правильный галстук и шляпу. На самом деле, имеют значение не эти мелкие детали, а превосходство без изъяна всего склада их жизни. Но, поскольку все, чего он может достигнуть — это совершенство поведе­ния, необходим иной механизм. Ему необходимо уравнять в своем сознании норму и действительность — знание о нравственных ценностях и хорошую честную жизнь. При этом самообман от него скрыт, тем более что по отно­шению к другим он нередко настаивает на том, чтобы они жили в соответ­ствии с его нормами, и презирает их, если им это не удается. Так выносится вовне его презрение к себе.

Для подтверждения своего мнения о себе он нуждается скорее в поче­те, чем в горячем восхищении, к которому склонен относиться с насмеш­кой. В соответствии с этим, его требования основаны не на “наивном”

* Джеймс Барри описывает такой исход в “.Томми и Гризель”, Артур Миллер в “Смерти коммивояжера”

— 172

r'laea 8 Решение захватить все вокруг зов власти

убеждении в своем величии, а на сделке, которую он заключил с судьбой (как это описано в главе 2. “Невротические требования”). Раз он честен, справедлив, верен долгу, ему полагается, чтобы с ним честно обращались другие и жизнь вообще. Это убеждение в неколебимой справедливости, торжествующей в жизни, дает ему ощущение власти над ней. Его собствен­ное совершенство, таким образом, не только путь к превосходству, но и средство управлять жизнью. Идея незаслуженного везения или невезе­ния ему чужда. Его собственный успех, преуспеяние, хорошее здоровье, следовательно, не то, чем нужно наслаждаться, а доказательства его доб­родетели. И напротив, любой удар судьбы (потеря ребенка, несчастный случай, неверность жены, увольнение с работы) может привести этого внешне уравновешенного человека на грань гибели. Он не только обижен злой судьбой, как несправедливостью, но помимо (и сверх того) потрясен ею до основ своего психического существования. Она колеблет всю его систему сведения счетов и вызывает в воображении жуткую перспективу беспомощности.

О других его слабых местах мы говорили, обсуждая тиранию Надо: это признание своих ошибок и неудач и противоречащие друг другу Надо. Поч­ву у него из-под ног выбивает как удар судьбы, так и осознание, что он не непогрешим. Склонность к смирению и неослабная ненависть к себе, до сей поры успешно сдерживаемые, теперь могут сорваться с привязи.

Третий подтип, движущийся в направлении высокомерной мститель­ности, идентифицирует себя со своей гордостью. Его основная мотивирую­щая сила в жизни — это потребность в мстительном торжестве. Как утвер­ждает Херольд Кельман, говоря о травматическом неврозе *, мститель­ность превращается в образ жизни.

Потребность в мстительном торжестве — обычная составляющая пого­ни за славой. Нам интересно поэтому не само существование этой потреб­ности, а ее всепоглощающая сила. Как может идея торжества над другими захватить такую власть над человеком, что он проводит всю свою жизнь под ее пятой? Конечно, она должна питаться из могучих источников. Но одно только знание о них еще не освещает достаточно их страшную власть. Что­бы приблизиться к более полному пониманию, мы должны взглянуть на проблему еще с одной стороны. Даже если чья-та потребность в мести и торжестве очень остра, ее обычно сдерживают три фактора: любовь, страх и осторожность (самосохранение). Только если эти силы не действуют (вре­менно или постоянно), мстительность может захватить личность в целом (и стать тем самым объединяющей силой, как у Медеи) и повлечь ее к мести и торжеству. В обсужаемой нами фигуре сочетаются оба процесса (могуще­ственный порыв и недостаточность задержек), отвечающие за размах мсти­тельности. Великие писатели интуитивно улавливали такое сочетание

* X. Кельман. “Травматический синдром” (Harold Kelman “The Traumatic Syndrome” American Journal of Psychoanalyse vol VI, 1946)

Карен Хорни. Невроз и личностный рост

и представили нам его в более впечатляющей форме, чем может на то наде яться психиатр Это, например, капитан Ахаб в “Моби Дике”, Хитклиф в “Грозовом перевале”, Жюльен в “Красном и черном”

Мы начнем с описания проявлении мстительности в человеческих отно­шениях Настоятельная потребность торжествовать над другими делает этот подтип чрезвычайно соревновательным. Фактически он не может вытерпеть, чтобы кто-то знал или достиг больше него, имел бы большую власть, и любым путем подвергает сомнению чужое превосходство Мстительность толкает его стащить соперника с пьедестала или унизить Даже если он под чиняется ему ради карьеры, он вынашивает планы окончательного торже ства Не связанный необходимостью лояльности, он ле1 ко может стать веро ломным Чего ему реально удается достичь своим, нередко неустанным тру дом, зависит от его дарований. Но при всех своих планах и интригах он часто не достигает ничего стоящего, не только в силу своей непродуктивности, но и потому, что он слишком саморазрушителен, как мы это сейчас увидим

Наиболее очевидные проявления его мстительности — приступы дикой ярости Эти взрывы мстительного бешенства могут быть так ужасны, что пугают его самого — как бы не натворить чего-нибудь непоправимого, когда отказывают тормоза. Например, пациенты действительно могут бояться убить кого нибудь, находясь под воздействием алкоголя — те когда не действует их обычный самоконтроль Порыв отомстить может быть достаточно силен, чтобы смести осторожную расчетливость, обычно управляющую их поведением. Охваченные мстительным i невом, они на самом деле могут подвергнуть опасности свою жизнь, безопасность, рабо ту, положение в обществе Примером из художественной литературы может служить поступок Жюльена из романа Стендаля “Красное и чер­ное”' он стреляет в мадам де Реналь, прочтя порочащее его письмо Позже мы поймем это безрассудство отчаяния

Но еще важнее, чем эти, в конце концов, редкие, вспышки мстительной страсти, постоянная мстительность, пронизывающая установку этого типа лиц по отношению к людям Они убеждены, что каждый в глубине злона мерен и нечестен, что дружеские жесты это притворство, и единственно мудро — относиться к каждому, как к мошеннику, пока он не докажет свою честность Но и полученные доказательства оставляют полный простор д^я подозрений при малейшем поводе В своем поведении он открыто высоко мерен с людьми, часто груб и оскорбляет окружающих, хотя иногда все это прикрыто тонким налетом цивилизованной вежливости Но тонко ичи грубо, понимая или не понимая этого, он унижает окружающих и эксплуа­тирует их Он может пользоваться женщинами для удовлетворения своих сексуальных потребностей с полным пренебрежением к их чувствам С эго-центричностью, кажущейся “наивной”, он и всех людей использует для своих нужд до предела Он часто заводит и поддерживает знакомства иск­лючительно на основе их пригодности для удовлетворения его потребности в торжестве этот человек послужит ступенью в его карьере, ту влиятель

— 174

Гчава Я Решение захватить все вокруг зов власти

ную даму можно завоевать и подчинить, а последователи будут слепо почи тать его и увеличат ei о власть

Он блестящий мастер фрустрации — малых и больших надежд людей, их потребности во внимании, спокойствии, времени, обществе, радостях* Когда другие начинают возражать против такого обращения, он скажет, что это их невротическая чувствительность вызывает у них такую реакцию

Когда эти склонности обозначаются достаточно ясно во время анализа, он может отнестись к ним, как к законному оружию в борьбе всех против всех Он был бы дураком, если бы не был настороже, не направлял бы свои силы на оборону Он должен быть всегда готов дать сдачи Он должен все­гда и при всех условиях быть непобедимым хозяином положения

Самое важное выражение его мстительности — это особый род требо­ваний, предъявляемых им, и способы, которыми он их отстаивает Он мо­жет не быть открыто требовательным и может даже совсем не осознавать того, что имеет или предъявляет некие требования, но фактически считает, что у него есть право на безоговорочное уважение к его невротическим потребностям и позволение на полнейшее неуважение к потребностям и желаниям других Он, например, считает себя вправе ничем не стесняясь, высказывать нелестные и критические замечания, но в равной степени счи тает своим правом никогда не подвергаться никакой критике. Он вправе решать, как часто или как редко ему видеться с приятелем и как проводить это время Но никто не вправе выражать свои пожелания или возражения на этот счет

Каковы бы ни были причины этих внутренних требований, они со всей определенностью отражают высокомерное пренебрежение к другим Когда они не выполняются, это вызывает всю гамму мстительных карательных настроений раздражение, угрюмость, желание дать другим почувствовать свою вину, открытый взрыв ярости Отчасти — это ответ его воображения на ощущение фрустрации Но несдержанные выражения чувств также слу­жат ему средством утвердить свои требования, запугав других до робких, заискивающих потаканий В противном случае, когда он не настаивает на своих “правах” или не карает, он приходит в ярость на самого себя и клянет себя за то, что “размяк” Когда во время анализа он жалуется на свои запре­ты и “уступчивость”, он отчасти имеет в виду передать, не осознавая этого, свою неудовлетворенность несовершенством этих техник. И их улучше-

Большинство проявлении мстительности бьпо описано другими авторами и мной тоже как садистские склонности Термин “садистский” подчеркивает удовлетворение, которое прино­сит власть заставить другого страдать от боли или унижения Удовлетворение — возбуж дение, нервная дрожь, ликование — без сомнения может присутствовать в сексуальных и несексуальных ситуациях, и для них данный термин кажется достаточно хорошо передаю­щим их смысл Мое предложение заменить термин “садистский” в его общем употреб 1ении на “мстительный” основано на том, что во всех так называемых садистских склонностях потребность отомстить является решающей мотивирующей силой См К Хорни “Наши внутренние конфликты” Глава 12 “Садистские склонности”

— 175—

Карен Хорни. Невроз и личностный рост

ние — одна из тех вещей, которых он тайно ждет от анализа. Другими сло­вами, он не хочет преодолеть свою враждебность, а, скорее, хочет стать менее заторможенным или более искусным в ее выражении. Тогда он исполнился бы благоговейного трепета перед аналитиком, предвкушая, как все бросятся выполнять его требования. Оба эти фактора выдают ему опре­деленную награду за неудовлетворенность. И он поистине хронически неудовлетворен и недоволен. У него, по его представлениям, есть причины быть недовольным, и конечно же есть определенный интерес дать почувст­вовать свое недовольство — и все это, включая сам факт его недовольства, может быть бессознательным.

Отчасти он оправдывает свои требования своими выдающимися каче­ствами: по его мнению, он обладает необыкновенными знаниями, “муд­ростью”, предвидением. Более специфично то, что его требования — это иски о возмещении причиненного ущерба. Чтобы укрепить почву для своих требований, он должен дорожить обидами, лелеять их, свежие и давние. Он, бывает, сравнивает себя со слоном, который ничего никогда не забы­вает. Он не понимает своей жизненной заинтересованности — не забывать обид, поскольку это воображаемые счета, которые он когда-нибудь предъ­явит миру. Как потребность в оправдании своих требований, так и реакция на их фрустрацию замыкают порочный круг, постоянно давая пищу его мстительности.

Такая всеохватывающая мстительность естественно проникает и в ана­литические отношения и проявляется в них многими путями. Это одна из составляющих так называемой негативной терапевтической реакции*, под которой мы понимаем резкое ухудшение состояния сразу вслед за констру­ктивным шагом вперед. Любой шаг к людям или к жизни в целом подверг бы фактически риску его требования и все, что приносит с собой его мсти­тельность. Пока все это ему субъективно необходимо, он будет защищать это во время анализа. Только малая часть этих защит открытая и непосред­ственная. Когда это так, пациент может откровенно заявить, что определен­но не намерен отказываться от своей мстительности. “Этого вам у меня не отнять; вы хотели бы сделать из меня ханжу; это меня возбуждает, я чувст­вую себя живым; это придает мне сил” и т. п. Но большая часть защит зама­скирована тонкостями и околичностями. Величайшую клиническую важ­ность поэтому имеет для аналитика знание форм, которые они могут прини­мать, потому что они могут не только задержать аналитический процесс, но и полностью разрушить его.

Это может произойти, в основном, двумя путями. Защиты пациента могут сильно влиять на аналитические отношения, если не управлять ими. Победа над аналитиком тогда кажется ему важнее прогресса в лечении.

* 3. Фрейд. “Я и Оно”. 1923. К. Хорни. “Проблема негативной терапевтической реак­ции” (“The Problem of the Negative Therapeutic Reaction”. Psychoanalytic Quaterly. 1936). M. Айвимен. “Негативная терапевтическая реакция” (“The Negative Therapeutic Reac­tion”. American Journal ofPsychoanalysis. vol.VIII, 1948).

— 176—

Глава 8. Решение захватить все вокруг: зов власти

И (что менее хорошо известно) защиты могут определять, какие проблемы пациент будет заинтересован затронуть. Говоря опять о крайних случаях, он заинтересован во всем, что может, в конце концов, способствовать боль­шему и лучшему отмщению — отмщению, которое одновременно было бы действенным, обошлось бы без последствий для него и было бы совершено им с полнейшим самообладанием и миром в душе. Этот процесс отбора идет не от сознательных рассуждений, а от интуитивного ощущения направ­ления, действующего с безошибочной точностью. Он, например, горячо заинтересован отделаться от склонности к уступчивости или от чувства, что у него нет прав. Он заинтересован отделаться от ненависти к себе, потому что она ослабляет его в его сражении против всего света. С другой стороны, он не заинтересован в уменьшении своих высокомерных требований или чувства оскорбленности. Он может держаться за свое вынесение вовне с упорством, даже забавным. На самом деле, он может совершенно не желать анализировать свои отношения с другими, подчеркивая тот факт, что все, чего он хочет — так это чтобы его уважали и не беспокоили. От такого анализа не трудно прийти в замешательство аналитику, пока он не уловит грозную логику процесса отбора.

Каковы же источники подобной мстительности, и откуда у нее такая сила? Как и всякое невротическое развитие, она тоже идет из детства — такого, в котором были особенно скверные человеческие отношения и мало, а то и вовсе никаких, спасительных обстоятельств. Откровенная жесто­кость, унижения, высмеивание, пренебрежение, вопиющее лицемерие — все это обрушилось на чувствительного ребенка. Люди, проведшие годы в концлагерях, рассказывают нам, что они смогли выжить, только задушив свою мягкость, включая сострадание к себе и к другим. Мне кажется, что ребенок в описанных мной условиях тоже проходит через процесс ожесто­чения ради выживания. Он может делать трогательные и безуспешные попытки завоевать сочувствие, интерес или привязанность, но в конце кон­цов отказывается от потребности в нежности. Он постепенно “решает”, что искреняя любовь не только недостижима для него, но и вовсе не суще­ствует. Кончается тем, что он больше не желает ее и скорее боится. Одна­ко это шаг с тяжелыми последствиями, поскольку потребность в привязан­ности, в человеческом тепле и близости — могущественный побудитель для развития качеств, которые делают нас милыми п приятными. Чувство, что тебя любят — и даже более — что тебя можно любить, возможно, одна из величайших ценностей в жизни. И напротив, как мы обсудим в последую­щих главах, чувство, что тебя нельзя полюбить, может быть источником глубокого страдания. Мстительный человек пытается разделаться с этим страданием простым и радикальным способом: он убеждает себя, что он просто не создан для любви и нечего из-за этого волноваться. Поэтому он больше не стремится понравиться, но дает полную волю, по крайней мере, в мыслях, обильному потоку горькой обиды.

Здесь лежит начало того, что мы позже увидим в полностью сложив­шейся картине: выражения мстительности могут сдерживаться из соображе-

— 177—

Киреч Хорни. Невроз и тчностныи рост

ний осторожности или выгоды, им не противостоят чувства жалости, неж­ности или благодарности Чтобы понять, почему процесс разрушения пози тивных чувств продолжается и после, когда человеку, может уже захотеть­ся дружбы или любви, мы должны взпянуть на второе его средство выжи­вания- его воображение и его представ ления о будущем Он бесконечно лучше “их” и всегда будет лучше Он станет великим, и им будет стыдно Он им покажет, как они его не ценили и гадили ему Он станет героем (в случае Жюльена — Наполеоном), Немезидой, вождем, ученым и достиг­нет бессмертной славы. Подогреваемые понятной потребностью в мести, реванше, триумфе — это не праздные фантазии Они определяют ход его жизни Волоча себя от победы к победе, в матом и большом, он живет ради “дня расплаты”

Потребность в торжестве и потребность отрицать добрые чувства, обе проистекающие из несчастливого детства, таким образом, с самого начала тесно увязаны друг с другом. И связь их сохраняется, потому что они уси­ливают друг друга. Ожесточение чувств, первоначально необходимое для выживания, способствует беспрепятственному росту в печения к триум фальной власти над жизнью Но в конечном счете это в печение, с сопровож дающей его ненасытной гордостью, становится чудовищем, более и более поглощающим все чувства. Любовь, сострадание, заботливость все чело­веческие узы — кажутся уздой на пути к i решной славе Он должен остать­ся равнодушным и отдаленным.

Рисуя нам Саймона Фенимора*, Соммерсет Моэм показал такое пред­намеренное сокрушение человеческих стремлений, как сознательный про­цесс Саймон принуждает себя отвергнуть и растоптать любовь, дружбу и все, что может сделать жизнь радостной, ради того, чтобы возглавить “правосудие” в тоталитарном государстве. Ничто человеческое, шевеля­щееся в нем или других, не должно трогать его. Он жертвует своим реаль ным Собственным Я ради мстительного торжества Это точный взгляд художника на то, что происходит, постепенно и бессознательно, в высоко­мерно-мстительном типе человека Признать любую человеческую потреб­ность становится знаком презреннной слабости. Когда после большой ана литической работы чувства все-таки пробиваются, они вызывают у него страх и отвращение. Он считает, что “размяк”, и либо усиливает свою угрюмую садистскую установку, либо накидывается на себя в остром суицидном порыве

До сих пор мы в основном следили за развитием его человеческих отно­шений И большая часть его мстительности и холодности стала нам, тем самым, понятна Но у нас все еще остаются открытыми многие вопросы — вопросы о субъективной ценности и интенсивности его мстительности, о беспощадности ег о требований и т п Мы лучше поймем все это, если

* Соммерсет Моэм “Рождественские праздники”, 1939 — 17S

Гшва 8 Решение захватить все вокруг зов в части

сейчас сфокусируемся на внутрипсихических факторах и рассмотрим их влияние на межличностные

И здесь основная мотивирующая сила — это его потребность в отмще­нии Чувствуя себя парией, он должен доказать свою ценность себе самому. И он может доказать ее так, чтобы удовлетворить себя, только приписав себе необычайные свойства, особенности которых определены особенно­стями его потребностей Для личности столь изолированной и враждебной важно не нуждаться в других Следовательно, он взращивает в себе под­черкнутую i ордость своей 6oi оподобной самодостаточностью Он стано­вится слишком горд, чтобы просить о чем-то, и принять с благодарностью тоже ничего не может Быть принимающей стороной слишком унизите ль-но для него и отбивает любое чувство благодарности Удушив добрые чув­ства, для власти над жизнью он может опираться только на интеллект Сле­довательно, его гордость своими интеллектуальными силами достигает необычайных размеров он гордится бдительностью, способностью пере­хитрить всех и каждого, предвидением, умением составить план Более того, жизнь с самог о начала была для него беспощадной борьбой всех про­тив всех Следовательно, иметь неодолимую силу и быть невосприимчивым должно казаться ему не только желанным, но обязательным Действитель­но, по мере того как его гордость становится всепоглощающей, его уязви­мость тоже принимает невыносимые размеры Но он никогда не позволяет себе чувствовать себя задетым, поскольку его гордость запрещает это Таким образом, ожесточение, первоначально необходимое для защиты реальных чувств, теперь должно набрать сил для защиты его гордости Его гордость теперь в том, чтобы быть выше обид и страданий Ничто и никто, от комаров и несчастных случаев до людей не может причинить ему боль. Но это средство палка о двух концах То, что на сознательном уровне он не чувствует себя задетым, позволяет ему жить без постоянной острой боли Но спрашивается может ли снижение осознанности обид приглу­шить мстительные импульсы, другими словами, не становится ли он более жестоким, более деструктивным без малейшего понятия о том9Определен­но, налицо уменьшение осознания мстительности как таковой По его мне­нию, она превратилась в праведный гнев на причиненное зло и в право наказывать злодея. Если, однако, обида проникает через защитный слой “неуязвимости”, боль становится нестерпимой К боли от раны, нанесен­ной его гордости (например, недостатком признания), добавляется стра­дание от унизительного удара он “позволил” чему-то или кому-то задеть его Такая ситуация может спровоцировать эмоциональный кризис у доселе стоической личности

Близкой родней его вере в свою невосприимчивость или неуязвимость и гордости ею является (и на самом деле дополняет ее) его вера в свою неприкосновенность и ненаказуемость. Эта вера, всецело бессознательная, является результатом требования, чтобы он имел право делать с другими все, что ему заблагорассудится, и никто бы не возражал против этого и не

179—

Карен Хорни Невроз и шчностныи рост

пытался отплагить ему Другими словами, никто не тронет меня безнака занно, но я имею право безнаказанно трогать кого угодно Чтобы понять необходимость этого требования, мы должны вновь обратиться к его уста новкам по отношению к людям Мы видели, что он чегко оскорбляет людей своей воинствующей правотой, присваивая себе право карать их, и доволь но открыто попьзуясь ими для своих нужд Но он и близко не подходит к выражению всей враждебности, которую чувствует, фактически он сичь но приглушает ее звучание Как описывает Стендаль в “Красном и чер ном”, Жюльен, пока его не увлек за собой неуправляемый порыв мститель ной ярости, даже слишком держа1 себя в руках, был сдержан и бдителен У нас создается поэтому любопытное впечатление, что личность такою типа сразу и дерзка и сдержана в отношениях с нодьми И это впечатпе ние — отражение действующих в нем сил Он действительно должен под держивать точный баланс между тем, чтобы дру| ие ощути™ его праведный гнев, и тем, чтобы сдерживать его Fro влечет выразить свои i нев не столь ко сила его страсти мстить, сколько потребность запугать дру1 их и держать их в страхе перед его железным кунаком Это, в свою очередь, совершенно необходимо, поскольку он не видит возможности прийти к дружескому согласию с другими, поскольку это — его средство утвердить свои требова ния и<в ботее общем плане) поскольку в воине всех против всех настуте ние —-лучший вид защиты

С другой стороны, необходимость приглушить свои а1рессивные импульсы вызвана страхом Хотя он слишком высокомерен, чтобы при знаться себе, что кто то может напугать его или даже как то затронуть, на самом деле он боится людей Дпя этого страха есть много причин Он боится, что другие могут отомстить ему за оскорбления, которые он им нанес Он боится, что они нарушат его планы на их счет, есчи он “зайдет спишком далеко” Он боится их, потому что на самом депе у них есть власть задеть его гордость И он боится их, потому что ради оправдания своей собственной враждебности он должен мысленно преувеличивать враждебность дру1 их Однако отрицать эти страхи перед собой еще не достаточно, чтобы изгнать их, ему нужны более си [ьные средства успо коения Он не может справиться со своим страхом, не выражая своей мстительной враждебности, и он должен выразить ее, не осознавая при этом своего страха Требование неприкосновенности, превращаясь в и i чюзорное убеждение в своей неприкосновенности, по видимому, решает эту дилемму

И последний вид гордости, который следует здесь упомянуть, это его гордость своей честностью, прямотой и справедливостью Излишне гово рить, что он не честен, не прям и не справедлив и, возможно, не способен к этому Напротив, если кто то и решился (бессознательно) прокладывать путь в жизни с полным пренебрежением к правде, так это он Но мы можем понять его веру в то, что он обладает этими качествами в высочайшей сте пени, если примем во внимание ei о предрассуждения Дать сдачи или, пред

Гчава 8 Решение захватить все вокр) г зов власти

почтительнее, ударить первым, кажется ему (логично') необходимым ору жием против лживого и вражебного мира, окружающего его Это не что иное, как разумный, законный личный интерес Точно так же, отсутствие сомнении в праведности своих требовании, гнева и его выражений должно казаться ему всецело оправданным и “честным”

Большой вклад в его убеждение, что он сугубо честный человек, вно сит еще одно обстоятельство, о котором важно здесь упомянуть по другим причинам Он видит вокруг себя много уступчивых людей, которые претен дуют на то, что они — более любящие, жалостливые, щедрые, чем это есть на самом деле И в этом отношении он действительно честнее их Он и не претендует на дружелюбие, фактически, он презирает его Если бы он оста вался на уровне “По крайней мере, я не притворяюсь”, под ногами у него была бы надежная почва Но его потребность оправдать свою холодность вынуждает его сделать следующий шаг Он склонен отрицать, что жела ние быть полезным, оказывать дружескю помощь — хоть сколько нибудь искреннее желание Он не спорит против того, что в принципе дружба существует, но когда депо доходит до конкретных людей, он склонен без разбору считать ее лицемерием Этот шаг опять поднимает ei о над толпой Ему начинает казаться, что он — единственный человек, стоящий выше обычного лицемерия

Нетерпимость к претензиям на любовь имеет еще более глубокие кор­ни, чем потребность в самооправдании Только после значительной ана литическои работы у этого подтипа, как и у всего захватнического типа, проявляются тенденции к смирению Сделав из себя орудие достижения конечного торжества, он вынужден схоронить подобные склонности еще глубже, чем остальная часть захватнического типа Наступает период, когда он чувствует себя последней тварью, гадкой и беспомощной, и го тов спаться под ноги ради того, чтобы его любили Мы понимаем теперь, что в других он презирал не только притворство их любви, а их уступчи вость, пренебрежение к себе, беспомощную тоску по любви Короче, он презирал в них те самые склонности к смирению, которые ненавидел и пре зирал в себе ”

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: