Выражение признательности 17 страница

По мере того как пациент становится достаточно сильным, чтобы повернуться лицом к своему конфликту, его захватнические влечения рез­че фокусируются перед нами. Он Должен быть еще и абсолютно бесстраш­ным; еще ему Надо из кожи вон вылезти ради своего процветания, и еще Надо дать сдачи каждому обидчику. Поэтому он в глубине души презирает себя за любой намек на “трусость”, неудачливость и уступчивость. Таким образом он находится под постоянным перекрестным огнем. Он проклят, если он действительно сделает что-то, и проклят, если не сделает. Если он отказывает в просьбе дать в долг или в услуге, он чувствует себя гадким и ужасным; если он удовлетворяет такие просьбы, то считает себя “лопу­хом”. Если он ставит обидчика на место, то пугается и считает себя крайне неприятным человеком.

Пока он не может глядеть в лицо своему конфликту и работать над ним, потребность сдерживать подспудную агрессивность вынуждает креп­ко держаться за привычный образец смирения и тем самым усиливает его ригидность.

Основная картина, которая у нас сложилась, это образ человека, кото­рый сам держит себя в тисках до такой степени, что усыхает телом, лишь бы избежать экспансивных шагов. Более того, как указывалось раньше и уточ­нялось в дальнейшем, он чувствует, что по-прежнему вечно готов обви­нять и презирать себя; он легко пугается, и, как мы увидим, тратит много сил, чтобы смягчить все эти болезненные чувства. Прежде чем обсуждать дальнейшие детали и следствия его базисного состояния, давайте разбе-

— 192—

Гчава 9 Решение смириться обращение к любви

ремся в развитии этого состояния, рассмотрев факторы, влекущие личность в данном направлении.

Люди, которые позднее склоняются к решению о смирении, обычно разрешили свой ранний конфликт с людьми, выбрав движение к людям*. Окружение их детства в типичных случаях имело характерные отличия от окружения захватнического типа, где на ребенка сызмальства изливали вос­хищение, или сдавливали жесткими рамками норм, или просто плохо обра­щались — эксплуатировали и унижали. Смиренный тип, напротив, взращи­вался в чьей-то тени: любимчика брата или сестры, родителя, которым все восхищались, красавицы-матери или благодушно-деспотичного отца. Это было очень шаткое положение, возбуждающее массу страхов. Но некоторой доли любви ребенок все-таки добился — ценой самоотверженного поклоне­ния и преданности. У ребенка могла быть, например, страдалица-мать, кото­рая заставляла его чувствовать себя виноватым при малейшем снижении уровня исключительной заботы и внимания. Это могли быть отец или мать, становившиеся дружелюбными или щедрыми, когда ими слепо восхища­лись; это могли быть властный брат или сестра, чью ласку и покровитель­ство можно было снискать, угождая и уГ> кая**. И вот через несколько лет, пока желание взбунтоваться боролось и сердце ребенка с его потребно­стью в любви, он подавил свою враждебность, смирил дух борьбы, и потреб­ность в любви победила. Вспышки гнева прекратились, и он стал уступ­чивым, приучился всех любить и припадать в беспомощном восхищении к тем, кого больше всего боялся. Он стал сверхчувствительным к враждеб­ному напряжению, вынужденный смягчать его и сглаживать острые углы. Поскольку завоевывать других стало делом сверхважным, он старался раз­вить в себе те качества, которые делают его приятным и внушающим любовь. Иногда, в подростковом возрасте, начинался новый период бунта, в сочетании с лихорадочным и судорожным честолюбием. Но он снова от­ступался от этих захватнических влечений ради любви и защиты, иногда — при первой же влюбленности. Дальнейшее развитие типа во многом зависит оттого, насколько были подавлены бунт и честолюбие, или насколько пол­ным стал возврат к подчинености, привязанности или любви.

Как и любой другой невротик, смиренный тип разрешает проблему сво­их потребностей, развивавшихся в нем с детства, путем самоидеализации. Но он может это сделать одним единственным способом. Его идеальный образ самого себя в первую очередь — сплав “достойных любви” качеств, таких, как отсутствие эгоизма, доброта, щедрость, смирение, святость, бла­городство, сострадание. Беспомощность, страдания, жертвенность под­лежат прославлению уже вторично. В контрасте с высокомерно-мститель­ным типом личности поощряются также чувства: радости и страдания,

* См К Хорни “Невротическая личность нашего времени” Главы 6—8 “Невротиче­ская потребность в привязанности”, “Наши внутренние конфликты” Глава 3 “Дви­жение к людям”.

** См К. Хорни. “.Самоанализ” Г^aвa 8 “Систематический самоанализ болезненной зависимости” (Детство Клары было типичным в этом отношении)

— 193

Карен Хорни Невроз и личностный рост

чувства не только к отдельным людям, но ко всему человечеству, к искус ству, природе, всевозможным “общечеловеческим” ценностям Глубокие чувства — часть его образа самого себя Он сможет выполнять внутренние предписания, только если он укрепит тенденции к пренебрежению собой, выросшие из его способа решения своего базального конфликта с людьми Он должен поэтому развивать амбивалентное отношение к собственной гордости Поскольку безгрешные и достойные любви качества его псевдо Я— это все, что у него есть, он не может не гордиться ими Одна паци ентка, поправляясь, сказала о себе “Я смиренно принимала свое нравствен ное превосходство как данность” Хотя он и отрекается от своей гордости и хотя она не кричит о себе в его поведении, она проявляется во множестве неявных форм, в которых обычно и заявляет о себе невротическая гор дость,— в уязвимости, в различного рода избеганиях, в защитных механиз мах, позволяющих “сохранить лицо” и т п С другой стороны, самый его имидж святого и уловителя сердец запрещает любое сознательное чувст во гордости Он должен удариться в другую крайность, чтобы уничтожить любой ее след Так начинается процесс “усушки”, превращающий его в маленькое и беззащитное существо Для него было бы невозможно иден тифицировать себя со своим горделивым и достославным Собственным Я Он может ощущать себя только своим подчиняющимся, принесенным в жертву Собственным Я Он чувствует себя не только маленьким и безза щитным, но и виноватым, нежеланным, нелюбимым, глупым, некомпетент ным Он — половая тряпка и охотно отождествляет себя с теми, кого попи рают ногами Следовательно, исключение гордости из осознания входит в его способ решения внутреннего конфликта

Слабость этого решения, в той мере, в какой мы исследовали его, дво якая Одна сторона — это процесс “усушки”, который влечет за собой биб лейский грех против себя самого — зарывание своего талана в землю Дру гая сторона касается того способа, которым табу на захват делает его бес помощной жертвой ненависти к себе Мы можем наблюдать это у mhoi их смиренных пациентов в начале анализа, когда они застывают от ужаса если находится, в чем себя упрекнуть Этот тип, часто не осознающий связь между самообвинением и ужасом, просто переживает факт того, что он испуган или паникует Он как правило осознает, что склонен упрекать себя, но не особенно задумываясь об этом, считает это признаком того, что он кристалльно честен перед самим собой

Он может также знать, что принимает обвинения со стороны окружаю щих слишком готовно, и только позже понимает, что они были безоснова те льны, но ему проще было объявить виноватым себя, чем обвинять других Фактически, он реагирует на критику признанием своей вины или ошибки так быстро и автоматически, что его рассудок просто не успевает вмешать ся Но он не осознает того, что прямо оскорбляет себя, и еще меньше — до какой степени доходят эти оскорбления Его сны переполнены символами презрения к себе и самоосуждения Типичны сновидения о казни он осуж ден на смерть, он не знает почему, но принимает это, никто не проявляет ни

— 194—

Глава 9 Решение смириться ооращение ь. люови

милосердия, ни даже интереса к нему У нею бывают сновидения и фан тазии, где его пытают Страх перед пытками может проявиться в ипохонд рических страхах головная боль означает опухоль мозга, запершило в горле — туберку лез, заболел живот — значит у него рак

По мере продвижения анализа проясняется, какова сила этих самообви нений и самомучительства Любое его затруднение, которое становится предметом обсуждения, может быть использовано, чтобы лишний раз себя лягнуть Проблеск осознания своей враждебности заставляет его чувство вать себя потенциальным убийцей Открытие того, сколь многого он ждет от окружающих, превращает его в хищного эксплуататора Понимание, что он плоховато распоряжается своим временем и деньгами, возбуждает в нем страх “полного упадка” Самое существование тревоги может заставить его чувствовать себя совершенно неуравновешенным типом, на грани сума сшествия В том случае, когда такие реакции не скрываются, в начале ана лиза может показаться, что он только ухудшает состояние пациента

У нас может сперва создаться впечатление, что ненависть или презре ние к себе в этом случае более сильны, чем при других видах невроза Но узнавая нашего пациента лучше и сравнивая его ситуацию с другим нашим клиническим опытом, мы отбросим такое предположение и поймем, что он лишь более беспомощен перед своей ненавистью к себе Большинства эф фективных средств защиты от нее, которыми пользуется захватнический тип, в его распоряжении нет А он старается все же оставаться верным своим особым Надо и Нельзя, и, как при всяком неврозе, его рассудок и воображение помогают ему затемнить и приукрасить картину

Но он не может отбросить самообвинения, воспользовавшись самооп равданиями, потому что иначе он нарушил бы свои Нельзя на высокомерие и тщеславие Не может он и сколько нибудь успешно ненавидеть или пре зирать других за то, что он отвергает в себе самом, потому что он должен быть “понимающим” и уметь прощать Попытка обвинить других или как то иначе проявить к ним враждебность на самом деле не успокоила бы его, а испугала — из за его табу на проявления агрессии И, как мы теперь видим, он так сильно нуждается в других, что по этой самой причине дол жен избегать трений с ними В итоге, вследствие всех этих обстоятельств, он просто не может постоять за себя, и это приложимо не только к его столкновению с другими, но и к своим нападкам на самого себя Другими словами, он так же беззащитен против собственных обвинений, презрения, мучительства и т п, как и против нападения со стороны окружающих Он принимает это все простершись ниц Он подчиняется приговору внутренней тирании, что, в свою очередь, снижает его и без того низкое мнение о себе

И все таки ему нужно как то защищать себя, и у него на самом деле раз виваются своебразные защитные механизмы Ужас, который может возник нуть у него в ответ на приступ ненависти к себе, в действительности подни­мается в нем, только если его особые защиты не сработали Самый процесс самоумаления — не только средство избежать захватнических установок иДержаться в узких рамках Нельзя, но также и средство умиротворить

— 195—

Карен Хорни. Невроз и личностный рост

собственную ненависть к себе. Я нагляднее всего опишу этот процесс, указав на характерное поведение смиренного типа личности, когда он счи­тает, что на него нападают. Он пытается умаслить врага и ослабить силу обвинений, например, путем сверхготовного признания своей вины: “Вы совершенно правы... Я полный дурак... Это все моя вина...” Он пытается выудить из него успокаивающие разуверения, извиняясь, выражая крайнюю скорбь и упрекая себя. Он может умолять о пощаде еще и подчеркиванием своей беспомощности. С помощью такого же “умасливания” он вытаски­вает жало и из своих самообвинений. Он сознательно всячески преувеличи­вает свое чувство вины, беспомощность, нужду, короче говоря — подчерки­вает свое страдание.

Другой путь уменьшения внутреннего напряжения — пассивное выне­сение вовне. Оно проявляется в том, что он считает, что его обвиняют, по­дозревают, пренебрегают им, унижают, презирают, издеваются над ним, пользуются им или откровенно жестоко обращаются. Однако это пассивное вынесение вовне, хотя и смягчает тревогу, не является, видимо, эффектив­ным средством избавления от самообвинений, в отличие от активного выне­сения вовне. Кроме того, оно (как и всякое вынесение вовне) портит его отношения с окружающими, а он, по многим причинам, особенно к этому чувствителен.

Однако все эти защитные механизмы оставляют ситуацию в его внут­реннем мире весьма шаткой. Ему по-прежнему нужен более мощный исто­чник успокоения. Даже в те периоды времени, когда его ненависть к себе ос­тается в границах умеренности, он чувствует, что все, что он делает сам или для себя — бессмысленно. Его самоумаление и т.п. делают его глубоко не­защищенным человеком. Поэтому, следуя своим старым образцам, он ищет других людей, чтобы укрепить свои внутренние позиции: другие дадут ему чувство, что его принимают, одобряют, нуждаются в нем, желают его, он нравится, его любят и ценят. Его спасение — в руках других. Следова­тельно, его нужда в людях не только крепко укоренена, но часто приобре­тает характер безумия. Мы начинаем понимать ту притягательность, кото­рую любовь имеет для данного типа личности. Я пользуюсь словом “лю­бовь”, как общим знаменателем для всевозможных положительных чувств, будь то симпатия, нежность, дружеское расположение, благодарность, сек­суальная любовь или чувство, что в тебе нуждаются и ценят тебя. Я посвя­щу отдельную главу тому, как эта тяга к любви влияет на любовную (в стро­гом смысле слова) жизнь человека. Здесь мы обсудим, как она проявляется в человеческих отношениях вообще.

Захватнический тип личности нуждается в людях для подтверждения своей власти и своих фальшивых ценностей. Они нужны ему и в качестве отводного клапана — чтобы отводить на них свою ненависть к себе. Но, поскольку он имеет более легкий доступ к своим собственным ресурсам и пользуется большей поддержкой собственной гордости, его потребность в других вовсе не столь настоятельная и не столь всеобъемлющая, как

— 196—

Глава 9. Решение смириться: обращение к любви

у смиренного типа личности. А каковы природа и размах потребности в дру­гих, таковы будут и ожидания от других. Высокомерно-мстительный тип личности изначально ожидает зла, пока не имеет доказательств противопо­ложного. Истинно замкнутый тип личности (о котором мы будем говорить позднее) не ждет ни добра, ни зла. Смиренный тип упорно ждет добра. На поверхности это выглядит так, как если бы он хранил непоколебимую веру в прирожденную человеческую доброту. Это верно, он более открыт, более чувствителен к приятным качествам других людей. Но компульсивность его ожиданий не дает ему проявить хоть какую-то разборчивость. Он, как правило, не может отличить истинное дружелюбие от массы его подделок. Его слишком легко подкупить любым проявлением тепла или интереса. Вдобавок, его внутренние предписания гласят, что он Должен любить всех и Должен никого ни в чем не подозревать. И наконец, его страх перед про­тивостоянием и возможным столкновением заставляет его не видеть в упор, отметать в сторону, сводить к нулю и всячески оправдывать такие черты, как лживость, изворотливость, эксплуататорство, жестокость, вероломство.

Столкнувшись с недвусмысленным свидетельством таких поступков, он каждый раз бывает застигнут врасплох, но и тогда отказывается верить в любое намерение обмануть, унизить, использовать. Хотя им часто зло­употребляют (а еще чаще он так воспринимает происходящее), это не изме­няет его основных ожиданий. Пусть даже по горькому жизненному опыту он знает, что ничего хорошего не приходится ждать от этой группы людей или от данного человека, он по-прежнему упорно ждет — сознательно или бессознательно. В частности, когда подобная слепота нападает на человека, в иных отношениях психологически проницательного, друзья или коллеги могут быть ею просто изумлены. Но она просто указывает, что эмоцио­нальные потребности так велики, что они берут верх над очевидностью. Чем больше он ждет от людей, тем больше он склонен идеализировать их. Таким образом, у него нет реальной веры в людей, а есть лишь установка Поллианны, которая неизбежно приносит ему бездну разочарований и дела­ет его еще более неуверенным.

Вот краткое перечисление того, чего он ожидает от людей. В первую очередь, он должен чувствовать, что его принимают. Ему это нужно в лю­бой доступной форме: внимания, одобрения, благодарности, дружбы, сим­патии, любви, секса. Нам поможет сравнение: точно так же, как в нашей культуре многие люди считают, что стоят столько, сколько денег они “де­лают”, смиренный тип личности меряет свою ценность монетой любви, используя здесь это слово в широком смысле, обобщающем различные фор­мы расположения. Он стоит столько, насколько он нравится, нужен, жела­нен или любим.

Более того, он нуждается в человеческих контактах и в компании пото­му, что не может оставаться один ни минуты. Он сразу чувствует себя поте­рянным, словно отрезанным от жизни. Как ни болезненно это чувство, он может его терпеть, пока его плохое обращение с самим собой не выходит из Рамок. Но как только его самообвинения или презрение к себе обостря-

— 197—

Карен Хорни. Невроз и чичностный рост

ются, его чувство потерянности может перерасти в несказанный ужас, и именно в этой точке его нужда в других становится безумной.

Эту потребность в компании усиливает его представление о том, что если он сейчас в одиночестве, то это означает, что он не желанен и не чю-бим вообще, а это — позор, который надо хранить в тайне. Позор — отпра­виться одному в кино или в отпуск, и позор — остаться одному на выход­ные, когда все другие вращаются в обществе. Это иллюстрирует, до какой степени его уверенность в себе зависит от того, заботится ли кто-нибудь о нем хоть как-то. Он нуждается в других, чтобы у любой мелочи, какую бы он ни делал, был смысл и вкус. Смиренный тип личности нуждается в ком-нибудь, для кого он мог бы шить, готовить или возиться в саду, в учителе, для которого он мог бы играть на пианино, в пациентах или клиентах, кото­рые на него полагались бы.

Однако помимо всей этой эмоциональной поддержки он нуждается в помощи, и в невероятных размерах. По его мнению, та помощь, в которой он нуждается, остается в самых разумных границах, и это происходит отчасти потому, что основная часть его потребностей бессознательна, а отчасти потому, что он останавливается на определенных требованиях, как если бы они были отдельными и единственными: помочь ему устроится на работу, поговорить с его квартирной хозяйкой, пойти с ним (или вместо него) в магазин, одолжить ему денег. Более того, любое осознанное жела­ние, чтобы ему помогли, кажется ему таким понятным, поскольку стоящая за ним потребность так велика. Но когда при анализе мы видим картину в целом, то убеждаемся, что его потребность в помощи на самом дече дохо­дит до ожидания, что для него будет сделано все. Другие должны проявить инициативу, сделать его работу, взять на себя ответственность, придать смысл его жизни или так завладеть его жизнью, чтобы он жил ими, через них. Поняв полный объем этих потребностей и ожиданий, мы уясняем и власть, которую любовь имеет над смиренным типом Это не только сред­ство смягчить тревогу; без любви и он и его жизнь ничего не стоят и бес­смысленны. Поэтому любовь — неотъемлемая часть решения о смире­нии. Если говорить языком чувств такого человека, любовь становится необходима ему, как воздух.

Естественно, что он привносит такие ожидания и в аналитические отно­шения. В контрасте с большинством “захватчиков”, он вовсе не стыдится попросить о помощи. Напротив, он может умолять о помощи, ярко расписы­вая свою нужду в ней и беспомощность Но, конечно же, он хочет особой помощи. В пубине души он ожидает исцеления “любовью”. Он может довольно охотно прилагать усилия к аналитической работе, но, как оказыва­ется позднее, на это его толкает жадное ожидание того, что спасение и искуп­ление должны и могут прийти только извне, через расположение к нему ДРУ' гого человека (в данном случае — аналитика). Он ожидает, что аналитик удалит его чувство вины своей любовью, что может означать и сексуальную любовь, в случае аналитика противоположного пола. Чаще это любовь в более широком смысле знаки дружбы, особого внимания или интереса.

— 198—

Глава 9 Решение смириться обращение к люови

Как это часто случается при неврозе, потребность превращается в тре­бование, то есть он считает, что имеет право быть осыпанным милостями. Потребность в любви, привязанности, понимании, сочувствии или помощи превращается в идею: “Я имею право на любовь, привязанность, понимание, сочувствие. Я имею право на то, чтобы для меня все делали. Я имею право не гнаться за счастьем, оно само должно упасть мне в руки”. Наверное понятно без лишних объяснений, что такие требования (в качестве требова­ний) остаются куда более глубоко бессознательными, чем у захватниче­ского типа личности.

В связи с этим уместно спросить, на чем смиренный тип личности осно­вывает свои требования и чем их подкрепляет? Наиболее осознанное и посвоему реалистичное основание состоит в том, что он усиленно старается стать приятным и полезным. В зависимости от темперамента, структуры невроза и ситуации он может быть очаровательным, уступчивым, деликат­ным, чутким к желаниям других, доступным, нужным, жертвенным, пони­мающим. Он, естественно, переоценивает то, что так или иначе делает для другого человека. Он упускает из виду, что этот человек, может быть, вовсе не хотел такого внимания или щедрости; он не осознает, что его предложе­ния похожи на крючок с наживкой; он не принимает во внимание свои не слишком приятные черты. Поэтому все, что он дает, кажется ему чистым золотом дружбы, за которое он вправе ожидать равной отплаты.

Вторая основа его требований приносит больше вреда ему и больше хлопот окружающим. Поскольку он боится оставаться один, то и другие должны оставаться дома; поскольку он не выносит шума, все должны ходить по дому на цыпочках. Право на награду, таким образом, основано на невротических требованиях и страданиях. Страдания бессознательно ста­вятся на службу невротических требований, что не только останавливает побуждение их преодолеть, но и ведет к неумыш пенному преувеличению страданий Это не означаег, что он только “напяливает” страдание ради того, чтобы его показать. Оно мучает его гораздо глубже, потому что он должен доказать, в первую очередь себе, ради собственного спокойствия, что имеет право на удовлетворение своих потребностей. Он должен чувст­вовать, что его страдание такое исключительное и огромное, что дает ему право на помощь. Другими словами, этот процесс заставляет человека на самом деле мучительнее ощущать свое страдание, чем это было бы, будь оно лишено для не1 о бессознательной стратегической ценности.

Третье основание, еще глубже погруженное в бессознательное и еще более разрушительное,— это его чувство, что он обиженный, потерпевший, и имеет право требовать, чтобы ему возместили причиненный ущерб. В сно­видениях он может видеть себя безнадежно искалеченным и, следовательно, имеющим право на то, чтобы удовлетворялись все его потребности. Чтобы понять эти элементы мстительности, мы должны обратиться к факторам, отвечающим за его чувство обиды.

— 199-

Карен Хорни. Невроз и шчностныи рост

У типичного смиренного человека это чувство — почти постоянна подоплека всей его жизненной позиции. Желая обрисовать его резко и пп верхностно немногими словами, мы сказали бы, что этот че товек все вреио жаждет гпобви и чувствует себя обиженным. Начать с того, что, как я ужр говорила, другие действительно нередко пользуются его беззащитностью и готовностью чем-то помочь или пожертвовать. Из-за ощущения своей ничтожности и неспособности за себя постоять, он иногда не осознает таких злоупотреблений. Кроме того, из-за процесса “усушки” и всего, что он влечет за собой, он часто остается ни с чем, без всяких злых намерений со стороны окружающих Но даже если он в каком-то отношении фактически удачливее других, его Нельзя не позволяют ему признать свои преимущест­ва, и он должен представлять себя (и, следовательно, ощущать) в ботгее за­труднительном положении, чем они.

Далее, он чувствует себя обиженным, когда не исполняются его много­численные бессознательные требования — например, когда окружающие не отвечают ему с благодарностью на его судорожные усилия угодить, помочь и чем-то пожертвовать им. Его типичный ответ на фрустрацию требова­ний — не столько праведное негодование, сколько жалость к себе за неспра­ведливое обращение.

Возможно, еще более ядовиты те обиды, которые он испытывает, занимаясь самоумалением, самоупреками, презрением к себе и самомучи­тельством (вынесенными вовне). Чем сильнее его издевательства над собой, тем меньше может перевесить их хорошая внешняя обстановка. Он расска­жет вам душераздирающую повесть о своих несчастьях, вызывая жалость и желание наделить его лучшей долей, только чтобы вскоре оказаться в том же самом тяжелом положении Фактически с ним, может быть, не так уж плохо обошлись, как это ему кажется; во всяком случае, за чувством обиды стоит реальность его собственного издевательства над собой Связь между неожиданным усилением самообвинений и последующим чувством обиды не слишком трудно увидеть При анализе, как только в нем при виде своих трудностей поднимутся самообвинения, его мысли немедленно перекинут­ся на тот случай или период из его жизни, когда с ним действительно пло­хо обращались — было ли это в детстве, во время предыдущего лечения или на прежней работе. Он может драматически преувеличивать причи­ненное ему зло и скучно застревать на нем, как это бывало и раньше Тот же образец можно увидеть и в человеческих взаимоотношениях Если, напри­мер, он смутно ощущает, что проявил к кому то невнимание, он может, с быстротой молнии, переключиться на чувство обиды Короче говоря, дикий страх еде тать что-то “не так” заставляет его чувствовать себя жерт­вой, даже когда реально это он подвел других или путем непрямых требо­ваний сумел им что-то навязать Ощущение “я — жертва”, таким образом, становится защитой от ненависти к себе, а потому — стратегической пози­цией, которую надлежит яростно оборонять. Чем более злобными стано­вятся самообвинения, тем более неистовыми должны быть доказательства и преувеличения зла, причиненного ему, и тем глубже он проживает это

—200

Гчава 9 Решение смириться ооращение к люови

чпо”. ^тапотребность может быть такой непоколебимой, что делает его доступным для помощи на вечные времена. Ибо, есчи принять помощь, или хотя бы увидеть, что ее предлагают, позиция жертвы попросту рухнет. И напротив, полезно при каждом внезапном усилении чувства обиды искать возможное увеличение чувства вины Мы часто наблюдаем при анализе, что „по причиненное ему, уменьшается до разумной величины, а то и оказыва­ется вовсе не злом, как только он видит свой вклад в обсуждаемую ситуа­цию и может взглянуть на вещи трезво, то есть без самоосуждения.

Пассивное вынесение вовне ненависти к себе может зайти гораздо дальше чувства обиды Он может провоцировать на плохое обращение с собой, таким образом перенося во внешний мир происходящее во внутрен­нем. Так он становится благородной жертвой, страдающей в лишенном бла­городства и жестоком мире.

Все эти могущественные источники сливаются, чтобы поддерживать его чувство понесенного ущерба. Но при ближайшем рассмотрении оказы­вается, что он не только чувствует себя обиженным по той или иной при­чине, но что-то в нем радуется этому чувству, жадно хватается за него. Это подсказывает нам, что его чувство обиды должно нести важную функцию. Оно позволяет ему дать выход своим подавленным захватническим в течени­ям (почти единственный, который еще терпим для него) и в то же время скрыть их. Оно позволяет ему тайно чувствовать свое превосходство над другими, свой мученический венец, позволяет быть враждебным к людям на законной основе, и наконец, позволяет замаскировать свою враждебность, потому что, как мы сейчас увидим, большая часть его враждебности подав­лена и выражена в страдании Чувство обиды поэтому является величайшим препятствием к тому, чтобы пациент увидел и ощутил свой внутренний конфликт, псевдорешением которо! о и стало смирение. А конфликт нику­да не исчезнет, пока пациент не повернется к нему пицом, несмотря на то, что анализ каждого отдельного фактора и помогает снизить его остроту

Пока ei о чувство обиды сохраняется (а обычно оно не остается постоян­ным, возрастая с течением времени), оно создает нарастающее мстительное возмущение окружающими. Какой объем у этой мстительной враждебно­сти — остается бессознательным Она должна быть глубоко вытеснена, поскольку подвергает опасности все субъективные ценности, которыми он живет. Она марает его идеальный образ абсолютной доброты и великоду­шия, она заставляет его чувствовать себя недостойным любви и приходит в конфликт со всеми его ожиданиями от друг их, она насилует его внутрен­ние предписания быть понимающим и всепрощающим Поэтому, когда он приходит в негодование, он недоволен не столько другими, сколько собой Понятно, что такое негодование — разрушительный фактор первой величи ны дт]я данного типа

Несмотря на стоить полное подавление возмущения, иногда он все же будет упрекать окружающих в мягкой форме. Только когда он почувствует себя доведенным до отчаяния, плотина рухнет и наружу хлынет поток

201 —

Кареч Хорни. Невроз и личностный рост

яростных обвинений Хотя в них может быть выражено в точности то, что он чувствует в глубине души, после он обычно отказывается от них, говоря что был слишком расстроен, и на самом деле все не так. Но самый характер ный для него путь выражения мстительного возмущения — это все тот же путь страданий Страдание, впитав в себя ярость, растет и выражается через психосоматические симптомы, через ощущение прострации или депрессию Если в процессе анализа что-то возбуждает у такого пациента мститель­ность, он не станет открыто гневаться, а ухудшится его состояние Он при­дет на сеанс с усиленными жалобами и скажет, что от анализа ему, кажет­ся, не лучше, а хуже Аналитик, возможно, знает, что задело пациента на предыдущей сессии, и попробует довести это до сознания пациента Но пациент не заинтересован в том, чтобы увидеть нужную связь, ведь это могло бы уменьшить его страдания Он просто вновь и вновь будет распи­сывать, как ему было плохо, словно желая удостовериться, что до аналити-ка полностью дошло, как глубока была его депрессия Не осознавая того, он всеми силами стремится к тому, чтобы аналитик почувствовал себя винова­тым за то, что заставил его так страдать Это точная копия того, что проис­ходит с ним дома. Здесь страдание приобретает еще одну функцию оно впитывает в себя ярость и заставляет других чувствовать себя виноватыми, а это единственный верный путь им отплатить

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: