Теория Сексуализированной (Sexed) Субъективности Лакана

Лакан переработал фрейдовскую концепцию бессознательного через призму современной, пост-соссюровской лингвистики, и существует множество трактовок драмы формирующейся сексуализированной субъективности, которые могут быть описаны в её терминах.

Ребенок на до-Эдиповой стадии и его мать образуют, с точки зрения самого ребёнка, пока ещё практически не дифференцируемое двоичное единство, которое, в свою очередь, сливается с миром. Первая стадия этого процесса дифференциации и определения позиций описывается Лаканом как «воображаемая». В течение «зеркальной фазы», которая начинается где-то к шести месяцам, младенец в двойной рефлексии над собой и своей матерью воспринимает идеализированный образ себя как целостный и связный, что маскирует сам факт отчуждения в процессе самопроизводства во внешнем образе и его (младенца - перев.) зависимость от другого/матери, подтверждающей этот образ.

До-Эдипова стадия может быть представлена только ретроспективно (так как мы не можем снова оказаться в ней, и мы можем только делать выводы о ее характеристиках, судя по ребенку до-Эдиповой стадии) как период полноты, расцвета, слияния, объединения ребенка с матерью. Но влечение, а с ним язык, является для Лакана функцией отсутствия, а не присутствия. Недостаток и отсутствие - вот, что порождает как желание, так и представление желаемого объекта в виде образа и символа.

Субъективность и идентичность порождаются отсутствием, недостатком, разделением, расколом, также как и выработка значения в языке. Половая идентичность порождается, согласно Лакану, в кризисе, который жестко вытесняет ребенка из области воображаемого и выкидывает в область символического, где правят не полнота и присутствие, а отсутствие, недостаток и запрет. Кризис состоит в угрозе кастрации, которая, согласно лакановской интерпретации Фрейда, порождает половую идентичность, поскольку придает угрожающее значение физическим различиям.

Ребенок до-Эдиповой фазы не совсем незнаком с ощущением утраты и недостатка, поскольку мать приходит и уходит независимо от его воли, и грудь/мать не всегда доступна по первому требованию. Первые представления ребенка развиваются в результате попытки бороться с этими отсутствиями. Но они не могут конституировать половые различия, так как такие утраты/отсутствия одинаковы для детей обоих полов.

Именно влечение к матери вызванное этими потерями ведет к грубому выбрасыванию ребенка из стадии воображаемого в стадию символического. Это связано с тем, что закрытый мир матери-ребенка разрушается вмешательством третьего элемента – отца, который заявляет о своих более веских претензиях на мать и пресекает влечение ребенка к ней. Такое пресечение, отцовское «нет», подкрепляется, по крайней мере, в воображении ребенка в самой страшной угрозой – кастрацией – которая и является тем значением, которое ребенок придает открытию наиболее видимых различий между полами. Маленький мальчик, постольку, поскольку он занимает маскулинную позицию, не желая потерять свой собственный маленький член, быстро переключает идентификацию с матери на отца, усваивая запрет и социальный закон, который символизирует отец. Маленькая девочка, постольку, поскольку она занимает феминнинную позицию, обнаружив, что все худшее уже произошло, разочарованно и со злостью отворачивается от матери, чтобы начать свой второй, менее сильный любовный роман со своим отцом, тем самым вступая в свою собственную Эдипову фазу в тот момент, когда маленький мальчик завершает свою.

Как правило, бессознательное изображается в виде некоего места – внутреннего пространства, в которое могут вытесняться любые вещи. Лакановская трактовка теории Фрейда через призму новой лингвистики описывает бессознательное скорее в терминах репрезентации. Бессознательное – это не более чем те символы и образы, которые отвергаются и отталкиваются сознанием в целях формирования хотя бы иллюзии согласованного эго. Но именно мать является средоточием многого из всего того, что должно отрицаться и вытесняться, и сильно нагруженные значения, накапливаются вокруг нее как локуса того, что однажды отвергается, теряется и сильно желается. Таким образом, и (субъективная) половая дифференциация, и значения этой дифференциации характерные для патриархальных обществ, по мнению Лаканианцев, коренятся в этом процессе формирования сознательной, а также бессознательной самости. Таким образом, патриархат получил своё объяснение, но при этом он оказался универсализирован.

Настойчивость феминисток, утверждавших, что хотя этот нарратив, после некоторой подгонки и доработки, работает для маленького мальчика, он концептуально неадекватен и политически неприемлем для маленькой девочки, явилась той силой, что породила пост-Лаканские феминисткие переботки этой истории.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: