Джон Уильям Данн в культуре XX века 4 страница

14 апреля следующего года «Летучий шотландец», один из самых известных почтовых поездов тех лет, перелетел через парапет близ станции Burntisland, рас­положенной в 14 милях к северу от the Forth Bridge, и с 20-футовой высоты упал на площадку для игры в гольф.

* * *

Описанные выше сны я отобрал примерно из 20 им подобных просто потому, что по пробуждении деталь­но изучил их и тщательно записал. Большая часть дру­гих снов была отмечена лишь en passant и теперь поч­ти полностью забыта. Любопытно, что я не припомню снов о приближавшейся тогда мировой войне — за ис­ключением одного, связанного с бомбардировкой Левештофта германским флотом. Я узнал место дейст­вия, но не имел ни малейшего представления о госу­дарственной принадлежности судов.

ЧАСТЬ III

ГЛАВА VIII

Вряд ли кому-нибудь доставит большое удовольст­вие мысль о собственной чудаковатости. И мне следо­вало бы сразу причислить себя к «медиумам» и тем са­мым обзавестись хоть какими-то единомышленника­ми. Но, к сожалению, было абсолютно ясно, что во всем происходящем со мной нет и намека ни на «ме­диумизм», ни на «сверхвосприимчивость», ни на «яс­новидение». Должно быть, некий загадочный изъян искажает мое отношение к действительности столь необычным образом, что мне иногда удается видеть смещенные во времени целые эпизоды нормальной человеческой жизни. Знание о возможности подобно­го смещения само по себе уже представляет огромный интерес. Но, к несчастью, в данных обстоятельствах это знание было доступно только одному человеку — мне.

Однако у меня оставалась слабая надежда на то, что, ухватившись за добытый таким странным спосо­бом кусочек знания, я сумею обнаружить в структуре вселенной особенность, на которую до сих пор никто не обращал внимания. И я принялся задело.

Успешно, хотя и чрезвычайно медленно, я продви­гался к намеченной цели. От концепции времени как четвертого измерения было мало проку, поскольку ученые мужи всегда рассматривали время подобным образом. Между тем требовалось показать возмож­ность смещения в этом измерении. Не устраивала ме­ня и теория Бергсона, ибо бесполезно говорить о неде­лимости времени человеку, столкнувшемуся с явно

[62]
смещенными временными отрезками. Меня нисколь­ко не волновал вопрос о том, является ли время «фор­мой мышления» или аспектом реальности или сопос­тавимо ли оно с пространством. Я хотел лишь знать, как происходит перемешивание во времени.

Слово «перемешивание» казалось мне вполне под­ходящим. Ведь между сновидением и соответствую­щим реальным событием вклинивалось воспомина­ние о сновидении, тогда как завершало последова­тельность воспоминание о реальном событии!

Приближавшаяся мировая война приостановила мои изыскания; я возобновил их только в 1917 г., ко­гда получил новые данные.

В январе 1917 г. я поправлял здоровье после опера­ции в Guy's Hospital. Однажды утром, читая книгу, я встретил упоминание о кодовом замке, который от­крывается вращением колесиков с нанесенными на них буквами алфавита. Вдруг что-то как бы шевельну­лось в памяти — и мгновенно исчезло. Я на секунду оторвался от книги, но, ничего не припомнив, опять принялся за чтение. Потом, однако, я, к счастью, пе­редумал и, отбросив книгу в сторону, твердо решил поймать промелькнувшую ассоциацию. Через неко­торое время она вновь всплыла в сознании. Оказа­лось, что прошлой ночью именно такой замок приви­делся мне во сне.

Не стоит и говорить, насколько мала была вероят­ность совпадения между двумя столь непримечатель­ными, заурядными событиями. Если мне не изменяет память, уже год или больше года я не видел, не слышал и не думал о подобных замках. Но по опыту зная, что иногда мои сны содержат в себе образы будущих собы­тий, я не исключал, что появление образа замка в ноч­ном сновидении вполне могло бы служить еще одним

[63]
доказательством моей ненормальности. В любом слу­чае пренебрегать этим предположением не следовало.

Через несколько дней в Silvertown'e прогремел сильный взрыв: задрожало здание, посыпались окон­ные стекла и медсестры поспешили погасить свет, опасаясь налета «цеппелинов». Случай, просто соз­данный для того, чтобы присниться. И он действи­тельно мне приснился, но, как обычно, не в ту ночь, в какую полагалось, а в ночь накануне взрыва. Когда после происшествия я рассказывал об этом своему приятелю по госпиталю, он, неожиданно прервав ме­ня, воскликнул: «Постойте... Странно... Только те­перь я припоминаю, что прошлой ночью мне также снился взрыв».

Деталей сновидения ему не удалось вспомнить, и, поскольку во время войны взрывы были обычным яв­лением, все могло бы объясняться простым совпаде­нием. Но если это не так и его сон относится к той же категории, что и мои сны? Тогда какие выводы напра­шиваются?

Мне предстояло рассмотреть два новых предполо­жения. Каждое из них, взятое отдельно, казалось до крайности сумасбродным; но в паре они наводили на некоторые мысли и поэтому заслуживали чуть более пристального внимания.

Если первое предположение справедливо, значит пред-образы моих сновидений связаны не только с волнующими, трагическими событиями, но и самыми что ни на есть тривиальными, например чтением кни­ги, где говорилось о кодовом замке. Точно так же при­снившиеся образы уже свершившихся событий связа­ны с впечатляющими моментами ничуть не реже, чем с моментами малозначительными. Кроме того, лишь по чистой случайности я решил припомнить сон о

[64]
замке; не сделай я этого, я бы не соотнес с ним реаль­ного факта. Отсюда можно заключить, что мне, долж­но быть, довольно часто снились подобные сны, но я либо сразу забывал их, либо не замечал их связи с после­дующими событиями.

Далее, если верно предположение об аналогичной природе сна моего приятеля, то надо признать, что ему как раз и не удалось заметить у казанную связь. Сон не был полностью забыт, но реальный взрыв не на­помнил о нем.

Едва мои размышления навели меня на эти идеи, как ко мне явился мой приятель и, немного волнуясь, сказал: «Помните, мы беседовали о снах? Так вот, я разговаривал с тем-то и тем-то (хирургом) и он сооб­щил мне о любопытном случае, который произошел с ним недавно ночью. Он лег спать, и ему приснилось, будто его будят и он вынужден встать и направиться к пациенту с переломанной ногой. Сразу после того, как он увидел во сне этот эпизод, его действительно разбудили, поскольку был получен срочный вызов к больному с подобным диагнозом. Рассказывая об этом, он подчеркнул, что уже более шести недель ему не доводилось лечить перелом ноги».

Итак, передо мной — третий и, по-видимому, ана­логичный случай. Чем объяснить его? Должно быть, хирург поведал о нем нескольким знакомым; те сочли все простым совпадением (возможно, так оно и было);

и вскоре он забыл о своем сне. Но...

Но как быть с тем удивительным ощущением, кото­рое время от времени испытывает практически каж­дый из нас, — той внезапной, мимолетной, смущаю­щей убежденностью, что происходящее в данный мо­мент уже когда-то происходило?

Как понимать те случаи, когда, нежданно-негадан-

[65]
но получив письмо от друга, вы вспоминаете, что на­кануне ночью он вам снился?

Как относиться к тем, казалось бы, полностью за­бытым ночным снам, которые днем внезапно всплы­вают в памяти без всякой видимой причины? Какие ассоциации воскрешают их?

А просыпаясь от шума или какого-либо другого воз­действия на ваши чувства, что вы скажете о приснив­шемся вам загадочном сне, заключительным эпизодом которого и было упомянутое выше ощущение? Почему этот завершающий эпизод всегда оказывается логиче­ски подготовленным всем ходом сновидения^

Наконец, как объяснить все те собранные и зафик­сированные Обществом Психических исследований случаи, когда ночной сон о смерти друга сопровожда­ется получением на следующий день подтверждающе­го известия? Эти сны, очевидно, были не «посланиями отдухов», а примерами моего «феномена», иначе гово­ря, обыкновенными снами, связанными с предстоя­щим событием в личной жизни — чтением соответст­вующих известий.

Целую неделю я только и делал, что строил предпо­ложения, начисто лишенные научности. В итоге я ре­шил, что должен до конца пройти этот путь греха, и предпринял последний безрассудный шаг, отважив­шись на самое нелепое предположение.

А что если это вполне нормальные явления?

Что если сны — сны вообще, любые сны, сны каж­дого человека — состоят как из образов прошлых собы­тий, так и из образов будущих событий, смешанных примерно в равных пропорциях^.

Что если вселенная, в конце концов, действительно протянута во времени и наш однобокий взгляд на нее — взгляд, непонятным образом скрывающий от нас

[66]
«будущее» и движущимся «настоящим моментом» от­резающий нас от нарастающего «прошлого», — поро­жден барьером, который воздвигается нашим умом и существует только тогда, когда мы бодрствуем? Что если ассоциативная сеть действительно протянута не только в том или ином направлении в пространстве, но и назад и вперед во времени, и внимание сновидящего, естественно и беспрепятственно следуя наилегчай­шим путем по разветвлениям сети, постоянно пересе­кает тот на самом деле несуществующий экватор, ко­торый мы при пробуждении совершенно произвольно проводим поперек вселенной?

Надо заметить, что высказанное выше предполо­жение я не рассматривал в качестве возможного объяс­нения. По-прежнему оставались необъясненными на­рушения в порядке следования переживаний, когда сначала появлялось сновидение, затем воспоминание о сновидении, соответствующее впечатление наяву и, наконец, воспоминание о нем. Однако это предполо­жение могло бы подвести под интересующую нас про­блему совершенно иное основание. Тогда больше не возникало бы вопроса, почему человек способен на­блюдать будущие состояния своего сознания; это ста­ло бы нормальным и привычным делом. А главный вопрос звучал бы так: что это за барьер, который при определенных обстоятельствах лишает человека должного и целостного взгляда на вещи?

Но все это, подобно вспышке молнии, пронеслось перед моим мысленным взором слишком быстро, что­бы стать предметом анализа. Однако еще быстрее все это было отвергнуто, ибо абсолютно непостижимым казался тот факт, что такого рода идея — если она вер­на — на протяжении веков ускользала от всеобщего внимания и признания.

ГЛАВА IX

Через некоторое время я понял, что это внезапное отступление нелогично. Ведь мое предположение це­ликом основывалось на ранее высказанной гипотезе о том, что процесс припоминания увиденных во сне об­разов наталкивается на какое-то препятствие. Именно оно не позволило моему приятелю установить связь между сновидением и реальным взрывом. Память о событии воскресает только тогда, когда имеется ожив­ляющая ее ассоциация; но если ассоциация лишена воспламеняющей силы, никакого припоминания не получится.

К тому же обычно нам снятся сны о самых зауряд­ных, повседневных вещах. И даже если бы наш сон действительно касался события завтрашнего дня, мы, естественно, соотнесли бы его с аналогичным событи­ем дня прошедшего. Далее нужно учесть, что 9/10 всех снов полностью забываются в первые секунды пробу­ждения, а немногие избежавшие подобной участи удерживаются в памяти до окончания процедуры бри­тья. Наконец, к вечеру забываются даже те сны, кото­рые удалось вспомнить и зафиксировать в сознании. Прибавьте к этому частичный запрет на нужную ассо­циацию, налагаемый нашим умом, и чисто автомати­ческое признание невозможности припоминания. В итоге получается, что подмеченными оказываются лишь очень немногие из наиболее впечатляющих, подробных и (вероятно) наиболее эмоционально ок­рашенных эпизодов сновидения. Но и они, по-види­мому, будут либо объяснены как «послания отдухов», либо приписаны действию телепатии или чего-то та­кого, что, хотя в других отношениях и является пол-

[68]
нейшим абсурдом, тем не менее вполне укладывается в привычные рамки представления об абсолютном, единственном, одномерном времени.

Разумеется, теория о нормальности рассматривае­мых нами явлений нуждается в тщательной проработ­ке. Предположение, сделанное в предыдущей главе, страдает незавершенностью; да и кто знает, будет ли вообще дано полное описание его доказательства. Впрочем, была также выдвинута и прямо противопо­ложная гипотеза о ненормальности. Но это означало ненормальность не просто в смысле избытка или не­достатка какого-то свойства ума, а в смысле, который сам есть бессмыслица. Но трудно поверить в совер­шеннейшую нелепицу.

Кроме того, если предположение о нормальности, иначе говоря, о наличии некой особенности, прису­щей самому времени, а не отдельному человеку, верно, то оно означало бы (и это привлекало меня больше всего), что интересующие нас явления должны быть потенциально «доступны для наблюдения любому при условии, что он выполняет необходимые требова­ния».

И если бы кто-нибудь придумал эксперимент, по­зволяющий преодолеть две изначальные трудности припоминания и нахождения нужной ассоциации, выяснилось бы, что описываемые нами явления могут быть непосредственно наблюдаемы любым нормальным человеком, включая и вас, читатель.

Итак, проведение такого эксперимента стало для меня первым шагом. Позднее могло бы найтись (и действительно нашлось) объяснение.

ГЛАВА Х

Читатель, вероятно, догадался, что эксперимент, о котором шла речь в предыдущей главе, был осуществ­лен, причем успешно; в противном случае эта книга не была бы написана.

Лишь зимой следующего года я смог достаточно серьезно отнестись к гипотезе о нормальности, чтобы проверить ее на практике. И, томимый дурными пред­чувствиями, почти не надеясь на успех, я приступил к проведению первого весьма важного эксперимента на самом себе. Я знал, что интересующие меня сны снят­ся мне регулярно, но с промежутками в год и более. Однако, согласно моей новой теории, я должен был видеть такие сны в течение всех этих промежутков, хо­тя и не осознавать их.

Как правило, в девяти случаях из десяти, просыпа­ясь утром, я вообще не помнил, чтобы мне что-нибудь снилось. Впрочем, данное обстоятельство не сильно тревожило меня. Многие люди искренне полагают, что никогда не видят снов. Между тем проведенные мной опыты убедили меня, что «сон без сновидений» — обман памяти. На самом деле человек в момент пробуждения просто забывает свои сны. Например, однажды я лишь через несколько дней вспомнил сон, который видел, находясь под анестезией; но в течение всех этих дней я думал, что был тогда в полностью бес­сознательном состоянии.

Итак, прежде всего я поверил в возможность вос­кресить в памяти фрагменты утраченных снов, снив­шихся мне в те ночи, когда я, казалось бы, спал вооб­ще без сновидений. В соответствии с моей новой гипо­тезой фрагменты должны содержать в себе образы и

[70]
прошлых и будущих событий. Причем в большинстве случаев эти образы не возникают изолированно друг от друга, но, напротив, настолько тесно сплавлены и переплетены между собой, что трудно соотнести их с какими-то конкретными реальными событиями. И если иногда удается отождествить тот или иной компо­нент сплава с конкретным событием прошлого (см. определение «интеграции», данное в части I), значит, вполне возможно отождествить другой компонент сплава с конкретным будущим событием. Но нужно сделать одно важное замечание: никогда не пытайтесь отыскать в сновидении законченную идею или сцену, целиком относящуюся к будущему. Иллюстрацией моей мысли может служить сон о лошади, рассказан­ный в части 11. Сон в основном относился к будущему, однако такие детали, как внешний вид животного, размеры полей и высота изгороди, были взяты, на­сколько мне известно, из моего прошлого опыта.

Проводя эксперимент, желательно записывать за­помнившиеся сны, чтобы затем сравнить два реаль­ных весомых факта — запись и событие, происшедшее наяву. И лучше всего записывать сны как можно под­робнее: это облегчит последующий анализ приснив­шихся образов. Краткая, с указанием массы деталей запись ценнее любого многословного расплывчатого пересказа.

Но подробности важны и по другой, еще более убе­дительной причине. Длинное сновидение содержит великое множество образов, а длинный день — вели­кое множество впечатлений. И по закону вероятности некоторые из них совпадут, если, конечно, проводить эксперимент достаточно долго. Итак, подтверждаю­щие сходство детали имеют решающее значение, на­пример, привидевшийся ночью во сне столбик монет,

[71]
стоящий на столе, и созерцание на следующий день монет, сложенных аналогичным образом, вполне мо­жет относиться к разряду простых совпадений. Зна­чит, необходимы дополнительные детали, характери­зующие эпизод: например, вам снится кучка шестипенсовиков, рассыпанных на красной книге, а затем вы видите подобную картину наяву. (Остальные подроб­ности сновидения — стол, комната, причина, по кото­рой рассыпались монеты — наяву могут быть совер­шенно иными; но не это главное.) Существенно дру­гое: нельзя считать явно относящимся к будущему все, что не содержит в себе элементов, так сказать, «двое­борья», если воспользоваться термином игрока на скачках.

Далее следует установить некоторые временные ог­раничения на проведение эксперимента. Ибо очевид­но, что даже сон о рассыпавшихся по красной книге шестипенсовиках когда-нибудь бы да совпал с реаль­ным событием, если, конечно, посвятить всю свою жизнь отысканию соответствия. Между тем банков­скому служащему, должно быть, понадобилось бы на это недели две. Я решил ограничиться двумя днями, хотя этот срок мог быть увеличен пропорционально необычности приснившегося эпизода. Так, сон о бом­бардировке Левештофта приснился мне примерно за год до соответствующего реального события; а однаж­ды я увидел во сне образ (ниже я опишу его), бесспор­но относившийся к событию, которое произошло лет двадцать спустя.

Поскольку возможность удовлетворительной идентификации зависит, по-видимому, в основном от степени необычности приснившегося, наихудшее время для проведения эксперимента — период, когда вы ведете скучную, будничную жизнь. Но даже в таких

[72]
условиях полезно отправиться в театр или кинотеатр (это, замечу, очень ценный совет). Не исключено так­же, что вам будут сниться сцены из романов, которые вы собираетесь прочесть (от себя добавлю, что этот путь приносит великолепные результаты). Но в целом для экспериментов лучше всего выбирать ночи нака­нуне путешествия или какого-либо другого события, нарушающего монотонное течение вашей жизни.

Затем возникает вопрос о подсчете полученных ре­зультатов. Выдержавшими испытание считались слу­чаи, когда прежде чем произойти наяву, снилось ка­кое-то одно очень необычное событие либо снилось несколько довольно необычных событий. Причем ес­ли только одно из приснившихся довольно необыч­ных событий подтверждалось реальным фактом, слу­чай можно было бы с полным основанием приписать исключительному совпадению. Поэтому случаи, ка­сающиеся какого-то одного важного события, я ре­шил помечать знаком «+», а случаи, касающиеся не­скольких менее важных событий и требующие допол­нительных подтверждений, — знаком, похожим на бу­лочку с изображением креста: Å. *

Таковы были определенные мной условия экспе­римента и природа трудностей, с которыми я пригото­вился столкнуться. И я действительно с ними столк­нулся. Но двух трудностей я все-таки не предвидел.

Сновидящее сознание — искусный лжеинтерпре­татор всего, что оно воспринимает. Вот почему следу­ет выделять в качестве отдельных фактов (а) собствен­но внешний облик приснившихся объектов; и (б) дан­ную ему интерпретацию.

Поясню свою мысль на конкретном примере. Од­нажды во время проведения эксперимента мне при-

* Такую (горячую) булочку едят в пятницу и во время вели­кого поста.

[73]
шлось раздувать костер с помощью ручных мехов. И неожиданно сопло инструмента соприкоснулось с раскаленной докрасна поверхностью бревна, находя­щегося передо мной. Не знаю, доводилось ли читате­лю пережить такой момент или нет, но эффект был потрясающим, если не сказать пугающим. От костра прямо мне в лицо брызнул мощный каскад искр — зрелище, напоминающее сезонные фейерверки в Хру­стальном Дворце. Потоки искр заструились мимо мо­их ушей, и, боясь ослепнуть, я отпрянул назад. Но ог­ня в искрах, похоже, не было; по крайней мере, одеж­ду они не прожигали. Событие, согласитесь, удиви­тельное и неординарное, причем накануне ночью мне снился точно такой же каскад искр, мелькавших мимо моих ушей. Однако при записи сна я зафиксировал не это непосредственное впечатление — каскад мельчай­ших искр, а объяснение, которое я впоследствии дал ему: будто люди из толпы кидают окурки от сигарет. Итак, всегда необходимо отмечать и сам образ, и ин­терпретацию образа.

Ко второй трудности надо отнестись с особым вни­манием, ибо именно в ней я нашел ответ на волновав­ший меня вопрос: почему такая особенность нашего восприятия времени, как видение во сне будущих со­бытий, на протяжении веков ускользала от взгляда людей.

Бодрствующее сознание категорически отказыва­ется признавать связь между сновидением и после­дующим реальным событием. Для него эта связь — ложный кружной путь; и стоит только ей обнаружить­ся, как она моментально отвергается. Сопротивление нашего ума — автоматическое и чрезвычайное мощ­ное. Даже при наличии неопровержимого доказатель­ства — записи сновидения — человек хватается за лю-

[74]
бой предлог, лишь бы избежать признания очевидно­го факта. Одна из самых распространенных уверток — отличающиеся от увиденных наяву второстепенные подробности приснившегося эпизода, иначе говоря, несоответствие определенных частей «интеграции» реальному событию, что, впрочем, ничуть не умаляет тот факт, что в эпизоде или «интеграции» имеются куски, которые соответствуют требуемой степени точности.

В результате оказывается, что, просматривая по прошествии одного или двух дней свои записи, чело­век наталкивается на нужные ему данные, но не заме­чает их связи с реальными событиями. Поэтому чи­тать надо медленно, периодически прерывая чтение размышлениями и сопоставлением записанного с со­бытиями прошедшего дня. Почти во всех случаях, о которых я расскажу ниже, связь сначала была ухваче­на лишь мельком, затем мгновенно отвергнута и лишь потом, благодаря весомости первоначально незаме­ченных подтверждающих деталей, принята.

Простейший способ избежать подобного рода нев­нимательности — убедить себя в том, что вы собирае­тесь прочесть записи, относящиеся к снам, которые приснятся вам грядущей ночью; а затем поискать сре­ди событий дня минувшего такие, которые с полным правом можно рассматривать как причины этих снов. Это вполне допустимый прием. Он не влияет на ваши суждения. Его назначение — помочь вам заметить нужные факты. Но делать выводы вы будете сами чуть позже, опираясь исключительно на подтверждающие детали и абстрагируясь от временной последователь­ности событий.

[75]
* * *

Способ воскресить в памяти забытые сны довольно прост. Положите под подушку блокнот и карандаш и по пробуждении, еще даже не открывая глаз, сразу на­чинайте вспоминать быстро ускользающий сон. Как правило, на первых порах удается припомнить лишь какой-то один эпизод, причем он кажется столь ту­манным, ничтожным и ни с чем не связанным, что за­ставляет усомниться в необходимости вообще фикси­ровать его на бумаге. Однако не пытайтесь вспомнить что-либо еще. Лучше сосредоточить внимание на этом эпизоде и постараться припомнить его подробности. Тогда перед вами возникает, подобно вспышке мол­нии, целый фрагмент сновидения, связанный с этим эпизодом. Обычно при этом наряду с фрагментом всплывает — что гораздо существеннее — и какой-то отдельный эпизод из предыдущего сновидения. Вы­члените как можно больше таких отдельных эпизодов, временно игнорируя их контекст. Запишите кратко — в двух-трех словах — эпизоды в блокнот.

Далее надо рассмотреть эпизоды. Возьмите первый из них и концентрируйтесь на нем до тех пор, пока не вспомните связанный с ним сюжет сновидения. Крат­ко запишите основную канву сюжета. То же самое проделайте и с другими эпизодами. Затем сокращен­ные записи изложите подробно. Отмечайте как можно больше деталей, особенно если эпизод показался бы вам необычным, произойди он в реальной жизни. Ведь благодаря именно такого рода событиям вам ве­роятнее всего удастся получить требуемые доказатель­ства.

И не позволяйте своим мыслям отвлекаться на что-либо еще до тех пор, пока не закончите записи.

[76]
Не пытайтесь просто вспоминать сновидения. За­писывайте их. Просыпаясь посреди ночи, я не раз са­мым тщательным образом вспоминал свои сны; но как бы твердо я ни был уверен в том, что они прочно закрепились в памяти, наутро от них не оставалось и следа. Даже те сны, которые я припомнил перед тем, как встать, и прокручивал в памяти, когда одевался, к концу завтрака почти всегда забывались.

Разумеется, записать все детали невозможно. Пол­ное описание внешнего вида только одного персонажа сновидения отняло бы у вас минут десять. Но записы­вайте общие детали и все необычные детали. Осталь­ное зафиксируйте в памяти, перечитывая окончатель­ный вариант записей и визуализируя каждый эпизод. Тогда если какая-нибудь из этих незаписанных дета­лей впоследствии окажется существенной, вы с удов­летворением отметите, что уже не в первый раз вспо­минаете ее.

Если при пробуждении вам покажется, что вы вооб­ще не видели снов и не в состоянии припомнить ни одной детали, откажитесь от намерения вспомнить сновидение. Лучше сосредоточьтесь на припомина­нии того, что вы думали в момент пробуждения. Вспомнив эту мысль, вы обнаружите, что она происте­кает из сновидения, — и сновидение тотчас начнет возвращаться.

* * *

В период проведения эксперимента в конце каждо­го дня перечитывайте свои записи с самого начала.

В следующей главе будет описано то, что вы може­те надеяться отыскать.

ГЛАВАХ XI

Отчет об экспериментах, приведенный ниже, не научное доказательство и не должен — повторю еще раз — рассматриваться как таковое. Доказательством и частично оправданием данной книги он служит толь­ко для меня, но не для читателя. Убедить же последне­го может либо доказательность аргументации, изло­женной в заключительных главах, либо те результаты, которые он, в соответствии с моей теорией, получит, если проведет эксперимент на самом себе.

Лично мне охота за образами показалась захваты­вающим и даже волнующим занятием. Однако это бы­ла совершенно новая спортивная игра, и я не избежал ни одного промаха, свойственного новичку. Я не только после пробуждения оттягивал на полминуты или больше момент припоминания сновидений, но и недооценивал важность деталей при их записи. Слу­чаи, которые на самом деле требовали 50 слов, я запи­сывал в 2—3 словах. В итоге я мало что мог соотнести с прошлым или будущим, хотя сны давали мне много намеков на будущие события. Так было, например, с каскадом искр, о котором я рассказывал в предыду­щей главе, и еще в пяти случаях, когда соответствия представлялись чуть менее очевидными. Я полностью записал лишь один приснившийся образ, но соответ­ствующее событие произошло четыре года спустя, что не укладывалось в установленные мной сроки. В це­лом только на одиннадцатый день эксперимента я по­лучил ожидаемый четкий, убедительный результат.

После полудня я охотился на пересеченной мест­ности, несколько смутно представляя себе границы территории, в пределах которых мне разрешалось пе-

[78]
редвигаться. Вскоре я подошел к участку, где, по моим расчетам, я не имел права находиться. Едва переступив его, я услышал голоса двух мужчин, с разных сторон кричавших мне что-то. Мне даже почудилось, что они натравливали на меня озверело лающую собаку. Я уст­ремился к ближайшему проходу в пограничном загра­ждении, стараясь делать вид, будто ничего необычно­го не случилось. Крики и лай становились все слыш­нее. Я ускорил шаг и проскользнул через проход рань­ше, чем показались преследователи. Для человека чувствительного инцидент, согласитесь, весьма не­приятный и вполне претендующий на то, чтобы воз­никнуть в каком-нибудь сне.

Вечером того же дня перечитывая свои записи, я поначалу ничего не заметил. Я уже собирался закрыть блокнот, как вдруг мой взгляд упал на слова, бледно обозначенные в самом конце листа:

«Преследовали двое мужчин и собака».

Любопытная вещь: я абсолютно забыл о том, что видел подобный сон. Я даже не помнил, что записал его.

12-й день не дал никаких соответствий, но 13-й увенчался великолепным результатом.

В тот день я читал роман, один из персонажей кото­рого прятался на большом потайном чердаке старин­ного дома. По ходу действия ему пришлось бежать че­рез дымовую трубу. А накануне ночью мне снилось, будто я обнаружил огромный, загадочный, потайной чердак и с интересом начал исследовать его; однако вскоре стало ясно, что мне лучше покинуть дом, и я решил воспользоваться чердаком.

14-й день ознаменовался четырьмя случаями, по­меченными знаком «+».

Чистый результат двухнедельного эксперимента

[79]
был таков: два убедительных примера моего «феноме­на» и шесть менее убедительных — если рассматри­вать их по отдельности — примеров, которые, впро­чем, едва ли можно объяснить простым совпадением, учитывая их количество. Но самое важное следствие — понимание того факта, что ни один из этих примеров не был бы подмечен, если бы я не вспомнил и не запи­сал сновидения, а затем после свершения реальных событий не просматривал свои записи.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: