Оппозиция «стих – проза» в историческом аспекте

Переход Пушкина к прозе был чрезвычайно знаменателен, настолько, что «Повести Белкина» были опубликованы анонимно.

Начиная с XVIII века, проза находилась на задворках художественной литературы, синонимом которой была поэзия. В теории литературы установилось мнение, что именно поэтический язык является показателем художественной речи, т.е. языком искусства. Поэтому очень многим писателям начала XIX века приходилось стилизовать прозу, ориентироваться на поэтические жанры. Возникает так называемая лирическая проза: Бестужев-Марлинский, Орест сомов, ранний Антоний Погорельский.

Поворот начинается только с «Евгения Онегина» (NB! Подзаголовок – «роман в стихах»). Языку поэзии Пушкин придал качества естественности и непринужденности, т.е. средствами поэтической речи добился сходства с речью разговорной, бытовой.

«Повести Белкина» – следующий шаг, когда проза предстала в собственных качествах: естественности, простоты. Неслучайно основа многих повестей ориентирована на новеллу, анекдот, что свидетельствует о намеренном снятии тяготения к искусству, искусственности. Но чем больше проза Пушкина тяготеет к простоте, тем больше она обманывает своей простотой, за которой скрывается высокий уровень философского обобщения. За анекдотическими происшествиями «Повестей Белкина» стоит ориентировка на вечные типы: можно наблюдать движение от анекдота к символу, от быта к мистическим, иррациональным мотивам, è от анекдота к чуду.

Пушкин играет двойным уровнем обобщения текста.

«Пиковая дама» (1833)

Тоже анекдот, причем игрецкий анекдот, и это Пушкин подчеркивает и в тексте повести, и затем записывая в своем дневнике: «Игроки понтируют на тройку, семерку, туза» – т.е. отмечает, что в массовом сознании «Пиковая дама» так и осталась анекдотом.

NB! Ю.М. Лотман «"Пиковая дама" и тема карт и карточной игры в русской литературе начала XIX века»

Карточные выражения стали метафорами.

Существуют два типа карточных игр, за которыми закреплены особые типы мировоззрения: игры коммерческие, построенные на расчете, и игры азартные, с надеждой на «случай» – некое испытание судьбы.

Бытовые мотивировки заменяются Пушкиным мотивировками философскими, метафизическими. В этом смысле «Пиковая дама» продолжает традиции «Маленьких трагедий».

NB! Германн – и Наполеон и Мефистофель, он обуреваем желанием подчинить себе судьбу. Т.е. неверно ограничивать образ Германа только социальной составляющей, как неверно всю символику повести сводить к реальным объяснениям: больному воображению или стечению обстоятельств – остается нечто необъяснимое.

Германн – фигура двойственная, противоречивая: с одной стороны, он все рассчитывает, с другой стороны, поддается азарту: «– Игра занимает меня сильно, – сказал Германн, – но я не в состоянии жертвовать необходимым в надежде приобрести излишнее». Мы видим борьбу страсти и рассудка.

В начале повести Германн не верит анекдоту, а полагается на свой расчет, но уже тогда проговаривает первые две карты: «утроит, усемерит…»

Вообще, цифровая символика в повести необычайно развита.

Напр., цифра «60»: 60 лет назад графине передали тайну трех карт, сейчас старая графиня одевается как 60 лет назад (мода 1770-х гг.). Германн на лестнице к спальне графини (фантазии), Чекалинский, которому ровно 60 лет, в игре с Германном улыбается: улыбка графини и улыбка Чекалинского. Цифровые совпадения – свидетельство связи разъединенных событий.

Цифры «3» и «7»: Германн полагает, что графиня может умереть через неделю или через 2 дня. Через 2 дня Германн и Лиза ведут безмолвный диалог, еще через 2 дня появляется записка. Чере неделю происходит диалог графини с Томским о книгах.

Через случайные совпадения прокладывает дорогу какой-то таинственный закон жизни, которому герои – хотят они того или нет – вынуждены подчиняться.

Жестовая символика также весьма значима в повести. Движения направо и налево: в карт очной игре первое воспринимается отрицательно, второе положительно. Германн, находясь в доме выбирает: справа дверь к графине, слева – коридор и далее к Лизе. Графиня раскачивается направо и налево, на балу Германну предлагают выбрать даму справа или слева.

Бытовая ситуация с помощью этих аналогий поднимается на другой, мистический уровень.

Германн не замечает и не осознает мистические моменты: думает, что он играет, а на самом деле он сам давно стал игрушкой в руках мистических сил. NB! Так, в начале повести Германн дваджы оказывается возле дома графини против своей воли.

Таким образом, мы можем отметить, что и в 1830-е гг. Пушкин во многом остается романтиком (власть потустороннего, допуск иррационального в жизнь человека) и наказывает своих героев именно за то, что они слишком схематично, догматически рассматривают мир, подвергают его лишь точному расчету, т.е. подвластны моноидее.

Германн в финале повести – э то человек-автомат, марионетка, который все время повторяет: «Тройка, семерка, туз» (NB! Сумма равна «21») и «Тройка, семерка, дама» (NB! Сумма = «13»). Германн колеблется между двумя гранями: либо полный выигрыш, либо полный крах.

NB! Рок, судьба, по Пушкину, не есть злая сила как таковая, она становится такой, когда человек стремиться к односторонности, исключая случайность. Отсюда смысл эпиграфа: Германн видит только одну сторону дела.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: