Любое копирование на другие ресурсы ЗАПРЕЩЕНО! Уважайте чужой труд, пожалуйста! 2 страница

– Что? – спросила она, наклоняясь, чтобы взглянуть на мой экран. – Что ему надо?

Я покачала головой.

– Без понятия.

– У него что, нет часов? Мы должны были уйти двадцать минут назад.

Я быстро ответила ему, что уже иду, и начала убирать со стола.

– Подождешь меня? – спросила я Пиппу.

Закрывая ящик, Пиппа грустно нахмурилась.

– Мне надо пошевеливаться, ты уж извини, Рубес. Я ждала столько, сколько могла, но у меня еще сегодня куча дел.

Я кивнула, чувствуя, что мне будет неуютно оставаться с Энтони в офисе так поздно.

Коридор уже опустел, когда я вошла в лифт и направилась на шестой этаж.

– Руби, Руби, заходи, – сказал он, собирая какие-то вещи по кабинету складывая их в стоящую на столе коробку. Его уволили? Я могу на это надеяться? – Закрывай дверь и садись.

Я почувствовала, что начинаю хмуриться.

– Но здесь же уже никого нет, – сказала я и оставила дверь открытой.

– Почему родители назвали тебя Руби? – взглядом охватывая мое лицо, спросил он.

Я нахмурилась еще сильнее. Что?

– Гм… Вообще-то, я не уверена. Думаю, им просто понравилось имя.

Энтони придерживался некоторых старых правил ведения бизнеса, и на маленьком столике позади его рабочего стола стоял графин с виски. Он что, выпил?

– Я когда-нибудь рассказывал тебе, что мою бабушку звали Руби?

Я снова посмотрела на виски, пытаясь вспомнить, как много его было в мой последний приход в этот кабинет.

Энтони обошел вокруг стола и сел на ближайший ко мне угол. Его бедро прижалось к моей руке, и я переместилась в кресле.

– Нет, сэр, не рассказывали.

– Нет-нет, не называй меня «сэр», – сказал он, махнув рукой в знак протеста. – Это заставляет меня чувствовать, будто я твой папа, понимаешь? Зови меня Энтони.

– Хорошо. Извините… Энтони…

– Я не твой отец, знаешь ли, – подавшись вперед, сказал он и после многозначительной паузы продолжил: – Не настолько стар.

Я попыталась скрыть содрогание, прокатившееся по всему телу. Я практически видела, как Энтони буквально стекал со своего стола, стремясь оказаться у моих ног. После чего он посмотрел на мою юбку.

– Но я не для этого тебя позвал, – он выпрямился и вытащил файл из стопки на столе. – Я позвал тебя, потому что есть некоторые изменения в планах.

– Да?

– Как это часто бывает, что-то происходит, и вот я уже не могу лететь в Нью-Йорк.

А какое это имеет отношение ко мне? Неужели он думал, я настолько переживала о его отъезде, что ему нужно лично поставить меня об этом в известность?

Я сглотнула, стараясь выглядеть заинтересованной.

– Вы не летите?

– Я нет, – сказал он, улыбаясь и выглядя щедрым и даже снисходительным. – А ты да.

Два

Найл

Устроив поудобнее телефон между ухом и плечом, я собрал стопку бумаг и положил ее перед собой.

– Я понимаю.

На линии воцарилась вибрирующая тишина.

– Понимаешь? – повторила Порции звенящим от напряжения голосом. – Ты даже ни черта не слушаешь!

Она всегда так раздраженно со мной разговаривала? К сожалению, приходится признать, что так и было.

– Конечно же, я слушаю. Ты говорила, что влипла. Но я не представляю, чем могу тебе помочь, Порция.

– Но мы же об этом договорились, Найл. Пес живет у меня, а на время моего отпуска ты заберешь его к себе. Я как раз собираюсь уезжать и мне нужно, чтобы ты за ним присмотрел. Но если это доставит беспокойство … – Порция замолчала, а эхо на телефонной линии шипело, как разъедающая металл кислота.

– При обычных обстоятельствах я взял бы Дейви к себе, и это не причинило бы никаких неудобств, – спокойно ответил я. Всегда спокойный, всегда терпеливый, даже во время обсуждения, кто будет заботиться о ее собаке, пока она будет на Майорке восстанавливаться от полученного при разводе стресса. – Просто проблема в том, что меня не будет в стране, милая.

Поморщившись, я сдержал проклятие.

Милая.

После шестнадцати лет вместе с некоторыми привычками тяжело расстаться.

Ее ответное молчание было тяжелым и почти осязаемым. Еще два года назад я бы запаниковал из-за этой звенящей тишины в телефонной трубке. Год назад мне бы свело живот.

А сейчас, спустя девять месяцев, как я съехал из нашей квартиры, слушая ее раздраженное молчание, я ощущал себя просто уставшим.

Я рассеянно посмотрел на загруженные письма в почтовой программе, на стопку документов на рабочем столе, а затем на часы и понял, что уже давно пора домой. На улице темно. Придя домой, мне нужно будет упаковать вещи для поездки в Нью-Йорк, а до этого еще и успеть освободить время от рабочих дел.

– Порция. Прости. Но мне действительно пора. Извини за собаку, но на следующей неделе никак не получится

– Короче, – вздохнула она. – Ну тебя.

После того как она отключилась, я несколько секунд разглядывал свой стол, ощущая легкую тошноту, прежде чем убрать мобильный. Я успел только вдохнуть и выдохнуть, чтобы восстановиться, как дверь в мой кабинет распахнулась, и вошел Тони.

– Плохие новости, приятель.

Я посмотрел на него, выжидающе приподнимая брови.

– Жену увезли, у нее начались схватки.

У моих братьев и сестер было достаточно детей, чтобы я понимал, что жене Тони еще рановато рожать.

– Она в порядке?

Он пожал плечами.

– До тех пор пока не появится малыш, ей рекомендован постельный режим. Так что я остаюсь в Лондоне.

Я почувствовал облегчение. Тони неплохой коллега, но командировка в его компании, как правило, означает бессонные ночи в стрип-клубах, а, если честно, это было последнее, чем бы мне хотелось заниматься целый месяц в Нью-Йорке.

– Что ж, значит, я еду один, – сказал я гораздо более беззаботным тоном, чем мгновение назад.

Тони покачал головой.

– Я отправляю с тобой Руби.

Мне потребовалась пара секунд, чтобы сообразить, о ком он говорит. Ричардсон-Корбетт не очень большая компания, но Тони нанял столько стажеров, сколько мог позволить бюджет. У него в команде их было несколько, и я никогда не отличал их друг от друга.

– Брюнетка из Эссэкса?

Он словно завидовал мне и выглядел разочарованным одновременно, и это слишком явно проступало на его лице.

– Нет. Восхитительная крошка из Калифорнии.

Ох. Я знал, о ком он говорит. Та, что сегодня пришла ко мне на помощь, когда я впал в нетипичный для меня ступор.

Как ни странно, я был взволнован при виде ее. Она была прекрасна.

Увы…

– Та, кто беспокоилась, что ты уезжаешь на целый месяц?

Я практически увидел, как Тони прибавил в росте и расплылся в горделивой улыбке.

– Именно.

– Разве есть необходимость посылать кого-то еще? – спросил я. – Ведь в любом случае большинство совещаний будет по логистике. По проектированию вряд ли будет что-то большее, чем несколько советов.

– Блин, вот я идиот. Ну уверен, ты можешь взять ее с собой в бар голых сисек.

Я внутренне застонал.

– Это не…

– И кроме того, – перебил он. – Она просто создана для траха. Тебе могут даже не понадобиться девчушки из бара, если ты оседлаешь Руби. Высокая, классные сиськи и просто фантастически красивое личико.

– Тони, – как можно спокойнее сказал я. – Я не собираюсь «седлать» стажера.

– Так может, стоит. Не будь я повязан, чертовски уверен, что хорошенько оттянулся бы.

Он замолчал, а я попытался скрыть свое отвращение, что он казался больше разочарованным отсутствием возможности трахнуть Руби, нежели тем, что у жены начались преждевременные роды.

– Как давно ты в последний раз выпускал пар?

Я отвернулся от его подстрекающего выражения лица и уставился на рабочий стол. Я не ходил на свидания со времен развода. И если не считать тот случай в пабе, когда по пьяни дело чуть не закончилось сексом, я не находился близко с женщиной почти вечность.

– Значит, ты остаешься здесь, – уклонился от ответа я. – А мы с Руби летим в Нью-Йорк. Вы прошлись с ней по программе саммита?

– Я сказал, что программа такова: схватить тебя, найти бар, напиться и как следует пошалить.

Я застонал и провел руками по лицу.

– Вот черт.

Он засмеялся, развернулся и направился к двери.

– Ну конечно же, мы обсудили программу. Я просто издеваюсь. Она хорошая, Найл. И может произвести впечатление даже на таких, как ты.

***

В лифте я был один, собираясь домой, когда за мгновение до закрытия дверей вошла Руби. Наши взгляды встретились, я резко закашлялся, у нее перехватило дыхание… и окутавшее нас тяжелое молчание внезапно стало просто ужасным.

Лифт двигался слишком медленно. Тишина же становилась все более чудовищных размеров.

Мы собирались вместе ехать в командировку, и взглянув на нее – молодую и энергичную и, надо признаться, невероятно красивую – я отметил для себя, что нам нужно будет общаться и как-то ладить друг с другом, а в этом я еще хуже, чем просто разговаривать с женщинами.

Она открыла рот, чтобы заговорить, затем остановилась и продолжила молчать. Когда она посмотрела на меня, я резко перевел взгляд, и она отвернулась. Лифт спустился в лобби, двери открылись, и я жестом пропустил ее вперед, но, не сдвинувшись с места, она почти выкрикнула:

– Похоже, мы летим вместе.

– Совершенно верно, – с натянутой улыбкой сказал я.

Попытайся, Найл. Попробуй выйти из режима робота хотя бы ради одного разговора.

Но ничего. Мой разум был похож на решето, напрочь лишенный навыков вежливой и шутливой болтовни. А она все никак не выходила из лифта.

Затянувшуюся паузу пора было заканчивать. Я чертовски бездарен в светской беседе, а, стоя так близко, она оказалась еще более привлекательной, чем я ожидал. На несколько дюймов ниже меня, но при этом достаточно высокая, Руби была гибкая и грациозная, с короткими и игриво растрепанными волосами золотистого оттенка, с легким загаром на щеках… и, честно говоря, просто идеальным ртом.

Руби была довольно изысканна. Повинуясь какому-то незнакомому инстинкту, я затаил дыхание.

Улыбаясь, она слегка пожала плечами.

– Я сама из Штатов, но никогда не была в Нью-Йорке. Я по-настоящему волнуюсь.

– А-а. Ну… – в поисках подходящего ответа я огляделся по сторонам и не придумал ничего лучше, чем: – Это хорошо.

Я про себя застонал. Это было плохо даже для меня.

Ее глаза были огромными, зелеными и такими ясными, что при одном взгляде на них я понял: она не умеет обманывать, весь ее мир струился из них, и прямо сейчас все ее тревоги были, как на ладони.

Я вице-президент нашей компании. Конечно же, она нервничает рядом со мной.

– Мы встретимся в аэропорту утром в понедельник? – глядя на меня, спросила она. Она облизнула губы, и я тут же сконцентрировал свое внимание у нее на лбу.

– Думаю, да, – начал я и остановился. Должен ли я организовать для нас машину? О господи, если даже три минуты в лифте были ужасными, что же говорить о сорока пяти минутах в замкнутом пространстве на пути в Хитроу? – Если только…

– Я не…

– Вы…

– Ох, извините… – с пылающими щеками проговорила она. – Я перебила. Продолжайте.

Я вздохнул.

– Лучше вы.

Это было просто отвратительно. Я бы очень хотел, чтобы она отошла в сторону и просто позволила мне пройти. Или пусть бы уже расступилась земля и поглотила бы меня целиком.

– Я могу просто встретить вас в аэропорту, – она поправила свою сумочку на плече и почему-то показала куда-то назад. – В смысле, у выхода на посадку. Это ведь будет довольно рано, и вам не надо…

– Я не буду. То есть я бы не стал.

Она моргнула, по понятным причинам смущенная. А я полностью потерял нить разговора.

– Да. Хорошо. Конечно, вы бы… не стали.

Я посмотрел вперед через ее плечо, где маячила благословенная свобода, после чего повернулся к ней.

– Все будет в порядке.

Лифт издал предупреждающий сигнал, поскольку я продолжал удерживать двери, словно пронзительный саундтрек к одной из самых неуклюжих встреч на свете.

– Тогда увидимся в понедельник,­ – ее голос дрогнул от волнения, и я ощутил, как холодный пот кольнул мой затылок. – Я действительно с нетерпением жду этого.

– Да. Хорошо.

Слегка кивнув мне и окончательно заливаясь милым румянцем, она вышла из лифта.

Безо всякого на то намерения, мой взгляд опустился пониже ее спины, как только она направилась в сторону выхода. Ее округлости были идеальной формы и обтянуты гладкой темной юбкой. Я мог представить себе эти изгибы в своей ладони и все еще ощущал аромат розовой воды, что шлейфом остался после нее.

Я вышел в темное лобби и последовал за ней к выходу. Мой разум повернул в сторону размышлений, как ее грудь заполнит мои руки, как будет ощущаться на мне ее рот, мои ладони на ее заднице. Я ведь был не плох в постели, ведь так? И хотя Порция обычно рассматривала секс как одолжение, она никогда им не наслаждалась…

Эта неосознанная вспышка интереса быстро сошла на нет, когда со стороны лестницы появился Тони, подмигивая мне, поигрывая бровями и бормоча: «Трахофест» – едва Руби скрылась за углом. И в моей голове остался только мучительный стыд от его намеков.

***

Я вырос в окружении двенадцати человек, и авиаперелеты случались нечасто, а когда нам с ними везло – будь то странный прыжок через пролив в Ирландию с нескольким детьми или однажды, когда родители взяли нас с Ребеккой в Рим посмотреть на Папу – от подготовки весь дом стоял на ушах. Наша праздничная одежда была, конечно, не такая нарядная, как к Рождеству, но то, во что мы наряжались для перелетов, было намного продуманнее. Эту привычку трудно сломать даже если встаешь засветло, и по этой причине я оказался в 04:30 утра в понедельник в Хитроу в костюме.

В отличие от меня, Руби неслась со всех ног, когда я уже почти начал паниковать – объявили посадку – в розовой толстовке на молнии, черных тренировочных штанах и ярко-синих кроссовках. Когда она пробиралась сквозь толпу, я видел, как окружающие реагировали на нее. Не могу сказать, замечала ли Руби или нет, но почти каждый мужской взгляд – и немало женских – провожал ее к нашему выходу.

Она выглядела неприметно, но при этом свежо, щеки раскраснелись от бега, полные розовые губы приоткрылись, когда она пыталась восстановить дыхание.

Увидев меня, она остановилась, и ее глаза стали огромными, как блюдца.

– Вот дерьмо, – и тут же хлопнула себя по губам. – То есть фигня, – пробормотала она, все еще прижимая пальцы ко рту. – У нас встреча сразу по приезде? – она начала искать свой телефон. – Я запомнила график и уверена… – я почувствовал, как начал хмуриться. – Нет?..

Она запомнила наш график?

– Я… Вы выглядите действительно одетым для полета. А я, по сравнению с вами, как бродяга.

Я не уверен, почувствовал ли себя польщенным или оскорбленным.

– Вы не выглядите, как бродяга.

Прикрыв руками лицо, она застонала.

– Перелет долгий. Я думала, мы будем спать.

Я вежливо улыбнулся, хотя мысль спать рядом с ней на протяжении всего полета создала тревожное и беспокойное ощущение где-то в животе.

– Мне нужно немного поработать, прежде чем мы приземлимся. И я чувствую себя лучше, когда одет соответственно, только и всего.

Я поначалу не был уверен, кто из нас ошибся, но, глядя на то, во что были одеты окружающие, понял: это был я.

Еще раз осторожно взглянув на мой костюм, она повернулась и пошла по телетрапу в самолет и убрала ручную кладь над нашими сидениями. Я сделал все возможное, чтобы не смотреть на ее зад снова… и полностью провалился в этом.

Господи боже. Это просто невероятно.

Как ни в чем не бывало, Руби повернулась, и я едва успел перевести взгляд на ее лицо, когда она жестом указала на наши места.

– Хотите сесть у прохода или у окна? – спросила она.

– Меня устроит везде.

Я снял пиджак и отдал его стюардессе, наблюдая, как Руби скользнула к месту у окна, спрятав iPad и книгу, но оставив небольшой блокнот.

Сидя рядом с ней, пока остальные пассажиры рассаживались по местам, я ощущал вокруг нас тяжелую тишину. Боже. Мало того, что нам сегодня предстоит шесть часов полета, так и еще четыре недели вместе на саммите в Нью-Йорке.

Четыре недели. Я почувствовал недомогание.

Я полагал, что мог бы расспросить ее, как ей в Ричардсон-Корбетт или как давно она живет в Лондоне. Она стажируется не у меня, а у Тони, и, я уверен, что работа там была… насыщенной. Так же мог бы поинтересоваться, откуда она родом – хотя от Тони уже знал, что из Калифорнии. По крайней мере, это поможет немного растопить лед.

Но в таком случае нам придется разговаривать, а это у нас получается не очень хорошо. И лучше уж просто все оставить, как есть.

– Могу ли я предложить вам напитки, прежде чем мы взлетим? – спросила стюардесса и положила передо мной салфетку. Я предложил Руби выбрать первой, и она наклонила ближе, чтобы перекричать шум разговаривающих пассажиров и готовящегося к взлету самолета. Ее грудь прижалась к моей руке, заставляя меня застыть всем телом, чтобы не было похоже, будто это я прислоняюсь к… ней.

– Я буду шампанское, – сказала Руби.

Неловко улыбаясь, стюардесса кивнула – было ясно, что это не тот напиток, который они обычно подают, когда на часах еще нет пяти утра – и повернулась ко мне.

– Я… – начал я и сбился. Должен ли я тоже заказать шампанское, чтобы ей не было странно пить его в одиночку? Или же стоит подать пример профессионального этикета и попросить грейпфрутовый сок, как я и собирался с самого начала? – Что ж, если для вас это не слишком затруднительно, я бы мог так же…

Руби подняла руку.

– Я пошутила, кстати. Простите. Знаете, такая шутка и отсроченный «Бум!». Ой, то есть нет! Я не имела в виду взрыв, никогда бы не стала шутить об… этом, – она закрыла глаза и застонала. – Я буду просто OJ. [апельсиновый сок – прим. переводчика]

Мы переглянулись со стюардессой смущенными взглядами.

– А мне грейпфрутовый сок, пожалуйста.

Записав наши заказы, стюардесса ушла, и Руби повернулась ко мне. Что-то было на ее лице, какая-то беззащитная честность в глазах… что вызывало во мне совершенно необычное для меня нежное покровительство.

Она отвела взгляд и уставилась так пристально на свой откидной столик, что я решил, он сейчас пойдет трещинами.

– Все в порядке? – спросил я.

– Просто – я сожалею об этом. И да. Я… – она сделала паузу, а затем попробовала еще раз. – Я не собиралась заказывать шампанское. Неужели вы так действительно подумали?..

– Ну, – она все же заказала его, пусть и в шутку. – Нет? – я надеялся, что это был правильный ответ.

– И еще наболтала про взрывы, – прошептала она, помахав рукой, словно отгоняя это от себя. – Я такая идиотка рядом с вами.

– Только со мной? – она тяжело откинулась на спинку кресла, и я понял, как это прозвучало. – Нет. Я… То есть, я бы поспорил с тем, что вы только что сказали: я никогда не видел, чтобы вы вели себя глупо рядом со мной.

– Как насчет лифта?

Улыбаясь, я согласился с этим.

– Ну…

– А прямо сейчас?

Что-то скрутилось у меня внутри.

– Я могу чем-нибудь помочь?

Она подняла взгляд и посмотрела на меня с уже знакомой теплотой. После чего моргнула, качнув головой, и все исчезло.

– Я в порядке. Просто немного нервничаю из-за поездки с директором по планированию и бла-бла-бла.

Желая помочь ей вернуть свою непринужденность, я спросил:

– Где вы защищали свою дипломную работу?

Она глубоко вздохнула и полностью повернулась ко мне.

– В UC San Diego [Калифорнийский Университет Сан-Диего – прим. переводчика]

– Проектирование?

– Да. У Эмиля Санторини.

Приподнимая брови, я дал понять, что знаю его.

– Он суровый.

Она усмехнулась.

– Он великолепный.

Я ощутил, как внутри меня резко возрос интерес.

– Только самые выдающиеся студенты так о нем отзываются.

– Прогнешься или пробьешься, – пожимая плечами сказала она, принимая с сияющей улыбкой стакан сока от стюардессы. – Так он сказал на самой первой неделе в лаборатории. И он не ошибся. Нас начинало трое. К Рождеству осталась одна я.

– А почему переехали в Лондон? – спросил я, хотя подозревал, что знал это.

– Надеялась принять участие в государственной программе. Я уже изучала общее проектирование, и на тот момент еще не слышала о Маргарет Шеффилд, иначе была бы у нее в группе.

– Она не решает, кто попадет к ней в группу, вплоть до начала семестра. И, если мне не изменяет память, доводит студентов до сумасшествия.

– Мы инженеры, и для нас важны наши расписания, электронные таблицы и расчеты. Не самые снисходительные ребята поэтому.

Я улыбнулся.

– До сумасшествия, как я и говорил.

Она прикусила уголок губы и улыбнулась в ответ.

– Вы ведь не учились у нее.

– Не официально. Но она была для меня куда большим наставником, нежели мой собственный.

– А через сколько после вашего окончания Петерсон ушел на пенсию?

Я почувствовал, как мои глаза расширяются. Как много она знала о моей старой кафедре? А обо мне?

– Подозреваю, вы уже знаете ответ на этот вопрос.

Она отпила немного сока и тихо извинилась, после того как проглотила.

– Я знаю, что вы были его последним студентом, но думаю, мне было бы любопытно послушать из первых уст.

– Это было ужасно, – признался я. – Он много пил и более того – был просто отвратительным как человек. Но это было почти десять лет назад. Вы были еще ребенком. Откуда вы знаете об этом?

Она слегка поджала губы, и я почувствовал, как мою кожу омыло теплом.

Боже. Какая она красивая.

– Как один из ответов… – начала она с мягкой улыбкой. – О работе Мэгги Шеффилд я узнала, когда на втором курсе мы побывали в одном удивительном здании. И с тех пор я была просто одержима идеей учиться у нее, прежде чем она уволилась. Когда я расспросила Эмиля о ней, он заодно рассказал и о вашей старой кафедре, – пожимая плечами, она сказала: – Еще я слышала разные истории о Петерсоне.

Я наклонил голову, гадая, о чем же она слышала.

– Он запустил бутылкой в студента? – спросил она.

А-а. История века.

– Бросил, но это был не я. Худшее, чем он награждал меня – это пара нецензурных слов… ну или десяток.

Руби кивнула, явно с облегчением.

Она сказала, один из ответов.

– А какой другой ответ? – спросил я.

Некоторое время она смотрела в окно, прежде чем ответила:

– Я присоединилась к Р-К [Ричардсон-Корбетт – прим. переводчика] и узнала, что вы учились в Оксфорде, и, естественно, заинтересовалась, были ли вы в программе Мэгги. Оказалось, что нет, но… Так косвенным путем я немного о вас узнала.

Там, казалось, был какой-то дополнительный скрытый смысл в рассказанном ею сейчас, и на секунду я распознал то самое выражение знакомой теплоты, что промелькнуло моментом раньше. Но потом она повернулась, надев милую и ничего особо не показывающую улыбку.

– Вы удивитесь, как много всего можете узнать, просто будучи внимательным.

– Просветите меня.

Немного подвинувшись в своем кресле, она сказала:

– Вы ушли с вашей должности управления лондонским метро, чтобы возглавить градостроительный отдел. Учились в Кембридже и Оксфорде и были самым молодым руководителем в истории лондонского метро, – Руби смущенно улыбнулась. – Вы чуть не переехали в Нью-Йорк, чтобы работать в Управлении городского пассажирского транспорта, но отказались от этого места ради Р-К.

Приподнимая брови, я пробормотал:

– Впечатляет. Что еще вы знаете?

Она отвернулась, покраснев еще больше.

– Вы выросли в Лидсе. Были звездой футбольной команды в Кембридже.

Она узнала обо всем этом за прошлый вечер? Или же знала обо мне еще до этой поездки? И какой вариант я бы предпочел? Я подозревал, что знал, который из них сделает этот легкий трепет в моем животе еще интенсивнее.

– А еще?

Поколебавшись, она ответила:

– У вас Ford Fiesta, что я нахожу бесконечно милым, потому что, думаю, вы заработали больше денег, чем есть у королевы, но, поскольку вы известный сторонник общественного транспорта, никогда на нем не ездите. И хочу заметить. Я не представляю себе, как вы можете поместиться в Ford Fiesta. Еще вы недавно развелись.

Я тут же почувствовал, как моя челюсть сжалась, и ее исследовательский интерес перестал быть забавным.

– Я надеялся, что эта деталь не должна была обсуждаться на работе, так же как и быть доступной для быстрого онлайн-поиска.

– Простите, – поморщившись, сказала Руби, и казалось, она немного сжалась в своем кресле. – Я забыла, что не каждый вырос в семье двух психологов. Мало кто из нас хочет быть открытой книгой.

– Меня так и подмывает спросить, откуда вы узнали о разводе, но, думаю, офисные сплетни…

– Когда я пришла, все это витало в воздухе, и многие обсуждали… – она выпрямилась и посмотрела на меня широко раскрытыми и извиняющимися глазами. – Это уже не тема дня, я вас уверяю.

Я мог только представить собственное мрачное настроение, когда к компании присоединилась Руби. К тому времени мне настолько осточертели спектакли Порции, что я бы с радостью поселился в пивной бочке. Я решил сменить тему:

– У вас есть братья или сестры, или вы жили наедине с психиатрами?

– Брат, – сделав глоток сока, сказала она. – А у вас?

– Что, хотите сказать, не знаете?

Она рассмеялась, но выглядела все еще немного смущенной.

– Если бы я взялась это выяснять… могла бы стать сталкером.

Подмигнув, я прошептал:

– Могли бы.

Она смотрела на меня с надеждой, но когда самолет начал ускоряться, я заметил, как она вцепилась руками в подлокотники. Она дрожала.

Отвлечь ее болтовней показалось мне довольно хорошей идеей.

– Вообще-то, у меня девять братьев и сестер, –­ сказал я ей.

Она чуть наклонилась ко мне с приоткрытым ртом.

– Девять?

Я настолько привык к такой реакции, что и глазом не моргнул.

– Семь сестер и два брата. Я предпоследний.

Когда она обдумала это, ее брови взлетели еще выше.

– Дом моих родителей был таким тихим и спокойным. Я… Я даже не могу себе представить ваше детство.

Смеясь, я заметил:

– Поверьте, это правда. Не можете.

– Восемь старших братьев и сестер, – проговорила она себе под нос. – Уверена, иногда вам казалось, что у вас восемь родителей.

– Иногда, – признался я. – Мой самый старший брат Дэниел был настоящий миротворец. – начал рассказывать я. – Держал нас в узде. Хотя думаю, это было больше полезно девочкам, нежели мальчикам. И, как правило, мы вели себя хорошо. Мой старший брат, Макс, был самым большим хулиганом, но за свое очарование ему все сходило с рук. По крайней мере, по его словам. Я был тихим и прилежным. Довольно скучным, в общем.

Она замерла на мгновение, глядя на меня, а затем сказала:

– Расскажете еще?

Я откинулся головой на спинку сидения и, успокаиваясь, глубоко вздохнул. Прошли годы, с тех пор как я непринужденно разговаривал с женщиной, не считая Порции, кого-то из сестер или жен друзей. Ее неподдельный интерес давал мне чувство уверенности, которого я так давно не ощущал.

– Все наши проделки мы совершали вместе. Организовывали духовой оркестр. Потом решили написать книжку с иллюстрациями. А однажды мы изрисовали стену нашего дома пальчиковыми красками.

– Честное слово, никак не могу представить вас с испачканными красками руками.

Я, забавляясь, нарочно содрогнулся и улыбнулся ее восторженному смеху. Что-то было там, какое-то облегчение в ее глазах, прямо под поверхностью, что заставило меня чувствовать по отношению к ней нежность.

Моя беззаботная болтовня была совершенно мне не свойственна, но она слушала восхищенно и внимательно, задавала вопросы о Максе, о моей сестре Ребекке, о наших родителях. Она расспрашивала о моих интересах помимо работы, и поэтому, когда с дразнящей усмешкой я сказал, что о моем разводе она уже в курсе, она спросила, как мы познакомились с моей бывшей женой. Удивительно, но это не казалось странным – рассказать ей, что мы познакомились с Порцией, когда нам было по десять лет, влюбились, когда нам было по четырнадцать, и впервые поцеловались в шестнадцать.

Я не признался ей, что магия рассеялась в день нашей свадьбы три года спустя.

– Должно быть, это странно – быть с кем-то так долго, а затем наблюдать конец, – повернувшись к окну, тихо сказала она. – Даже не могу себе представить, – ее челка упала на один глаз; тонкую мочку уха украшала маленькая бриллиантовая сережка. Повернувшись ко мне, она сказала: – Я сожалею, что в офисе это обсуждали. Они должны были понимать, что это вторжение в личную жизнь.

Я молча посмотрел в сторону. Каждый потенциальный ответ, что я мог дать, ощущался слишком честным.

Это не так уж странно, и именно в этом странность.

Я так давно одинок. Так почему я вообще только сейчас осознал это?

Никогда не думал, что снова захочу это обсуждать, но именно к этому мы и пришли. Ты можешь спрашивать еще.

Но когда настала тишина, стало неловко. Она расслабленно смотрела в окно, и я с облегчением понял, что неловко было только мне. Напряжение, что было в лифте, исчезло, и что-то в ней успокоилось.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: