Любое копирование на другие ресурсы ЗАПРЕЩЕНО! Уважайте чужой труд, пожалуйста! 9 страница

Я выжидающе посмотрела на него, когда он надел пальто и жестом пропустил меня вперед.

– Идем?

***

В середине первого совещания мы решили сделать перерыв. На этих дискуссиях о бюджете и общественном мнении я чувствовала себя довольно бесполезной, а не важной частью команды. Но все равно слушала, понимая, что разговоры, сейчас трудные для понимания, пригодятся в будущем.

Тем не менее, даже Найл, казалось, отвлекался, снова и снова заглядывая в свой план мероприятий, и мне его дважды пришлось подталкивать локтем, чтобы он ответил на вопрос. Он едва смотрел в мою сторону, но он не убирал руку, когда я случайно касалась его, передавая бумаги. Его нога слишком расслабленно касалась моей, чтобы сказать, что это было намеренно.

По сути, отсутствие его внимания было почти нервирующим, и я была благодарна, когда он отвел меня в сторону и спросил, не против ли я пропустить оставшуюся часть совещания.

– Понимаю, что это довольно грубо с моей стороны, – показывая на свой телефон в руке, сказал он. – Но я только что проверил мобильный, и мне нужно параллельно сделать пару дел. Ничего особо срочного, звонила Джо и продиктовала несколько имен и расписаний встреч, которые мне понадобятся для конференции с Тони. Не могла бы ты… – он сделал паузу, выглядя извиняющимся. – Знаю, ты не мой ассистент и даже не на меня работаешь, но не могла бы ты послушать и законспектировать?

Я с облегчением вздохнула, поняв причину его рассеянности, так что я могла бы избавиться от этого совещания, по крайней мере, на ближайшие два часа.

– С удовольствием, – ответила я, забирая его телефон. – Эти совещания все равно не имеют ничего общего с моим отделом. Дай мне работу, хоть какую, пока я не спятила.

Отделявшая конференц-зал от комнаты меньшей площади стена была полностью стеклянной и около шести метров в длину. Внутри была пара белых кожаных дивана, несколько гладких стальных столиков и подходящих по стилю стульев. Из окон были видны рестораны и только начавшие цвести деревья. Расположившись на диване, я достала блокнот и ручку и хотела уже открыть его телефон.

– Еще кое-что, – я вздрогнула при звуке его голоса у двери. – Пароль – мой день рождения…

– 0609, я знаю, – брякнула я, после чего подняла голову и увидела его удивленный взгляд. Поморщившись, я улыбнулась. – Тебе, пожалуй, стоит знать, что мне сейчас хочется провалиться сквозь землю, – заметила я. – Потому что, ну вот она я, сталкер во всей красе.

Он расхохотался.

– Наверное, я не слишком сообразителен в плане придумывания паролей.

– Думаю, когда ты достаточно внимателен к человеку, то можно подобрать все пароли, – сказала я, немного неловко покашляв для эффекта.

Но Найл только снова рассмеялся, покачав головой и еще раз поблагодарив, прежде чем повернуться в сторону выхода.

– О, и Руби? – стоя в дверях, окликнул он.

– Да?

– Убедись, что ничего не пропустила. Некоторые записи довольно длительные и… одна, та, что в конце, особенно важная.

– Понятно, – ответила я и даже не стала притворяться, будто не смотрела на его задницу, когда он уходил.

***

Со своего дивана мне его очень хорошо было видно. Остановившись у стола с закусками, он взял бутылку воды и вернулся на свое место, и я подумала, было ли это игрой света, что он слегка покраснел.

Учитывая, что некоторые сообщения были довольно длинными, я потянулась к сумочке и обрадовалась, когда на дне нашла наушники. Подключив их и вставив один наушник в ухо, я ввела пароль. Там оказалось четыре записи. Первое сообщение, как и ожидалось, было от Джо; я прослушала длинный список имен и дат и тщательно все записала. Вторая и третья записи тоже были от нее, и в течение трех минут вся страница моего блокнота была исписана.

Я подняла голову, чтобы посмотреть, как там совещание, и увидела его обсуждающим что-то с сидящим рядом коллегой. Даже не слыша его, мне было видно, как его рот иначе формировал слова, нежели окружающие, его акцент был виден на расстоянии. Он в большей степени использовал губы и будто дольше удерживал ими слова. Я подумала, каково это, слушать его голос дома, когда он на ухо на одном дыхании, диктуя, говорит мне, что ему нужно.

Мне однажды стоит написать роман, наполненный своими интересами об этом мужчине.

Снова нажав на «play», на мгновение я встретилась взглядом с Найлом, после чего он отвернулся. Началась последняя запись, и я ждала, пытаясь разобрать, что именно я услышала. Чье-то дыхание… гул кондиционера… отдаленные звуки проезжающих машин? Тишину заполнил шелест ткани – как если бы кто-то протащил предмет одежды рядом с динамиком – и я взяла телефон, чтобы проверить соединение и убедиться, не нажала ли я куда-то не туда.

Но потом я услышала: «А-а», и это… ну, этого я никак не ожидала.

«Ты выглядишь чертовски великолепно».

Я знала этот голос. Я провела последние полгода, обращаясь в слух, чтобы услышать, когда он выходил из лифта на моем этаже или когда выступал на совещаниях. Когда обращался ко мне. Это был Найл, и он… я так думаю…

«Не торопись. Я хочу, чтобы твой язычок поиграл со мной, прежде чем ты покажешь мне, как выглядишь, когда просишь его».

БОЖЕ МОЙ.

Я побледнела. Что, если я наткнулась на что-то, чего мне не полагалось слышать? А это вообще Найл? Это что-то из ряда вон, что он будет такое записывать и тем более давать мне послушать.

Если только он не знал, что шла запись. Был ли он… с кем-то? Должна ли я ему сказать, что услышала?

«Ты уже думала об этом раньше? – спросил он на этой записи. – Когда слизывала свой десерт с ложки или посасывала соус на кончике большого пальца, ты представляла мой член между своими губами?»

Десерт? Он говорил о…

Выпрямившись, я посмотрела в сторону конференц-зала и не уверена, была ли я удивлена, что он уже смотрел на меня. Не знаю, как долго он наблюдал, но когда медленно кивнул, я была уверена: он в точности знал, что именно я слушала, и он специально организовал, чтобы я это услышала.

«Хочешь его?»

«Вот так».

«О-о, сладкая… соси меня…»

Он ласкал себя рукой, фантазируя, что я взяла у него в рот…

И судя по всему, он делал это после вчерашнего ужина – вашу мать!

В комнате было всего 20 градусов, но я вся взмокла.

Найл ни на секунду не отвел от меня взгляд, и клянусь, эта ситуация была грязнее, чем если бы он голой разложил меня на этом полу. Ну разве что самую малость. Как он это делает?

Мы едва притронулись друг к другу, и все же это ощущалось, будто он коснулся меня так, как никто и никогда.

«Мне никогда не забыть этого зрелища. Никогда».

Я скрестила и сжала ноги вместе, ерзая на диване. Ясно ощущая, насколько была влажной, и насколько мое тело готово дать ему то, о чем он говорил.

«Я кончаю. Руби. Руби. Пожалуйста… Пожалуйста, позволь мне кончить тебе в рот».

***

Когда все разошлись на обед, я заметила, что Найл не решался уйти. Ему придется столкнуться со мной лицом к лицу – сейчас, после того как я прослушала его горячий хит – не на безопасном расстоянии, без разделяющей стеклянной стены и пятнадцати инженеров и работников транспортной компании вокруг. Он нервничал и, чтоб меня, если он не выглядел в этот момент самым желанным на свете.

Не в состоянии больше оттягивать, он собрал свои вещи и вышел.

– Голодная? – спросил он.

– Просто умираю, – ответила я, задумавшись, понял ли он – надеюсь на это – подтекст.

Судя по тому, как он начал теребить узел галстука, думаю, что понял.

Кивком показав в сторону коридора, я спросила:

– Пройдемся?

Я вывела нас из офиса и направилась по потихоньку пустеющему коридору. Нас остановил мужчина с совещания.

– Этажом выше организуют ланч. Национальный День Тако или что-то в этом роде, если вы проголодались. Должно быть… интересно.

Что ж, видимо, это самое интересное, что выпадет парню на сегодняшний день.

– Нам нужно связаться с лондонским офисом, – невозмутимо ответил Найл. – Но мы вернемся как можно скорее.

Вынуждена признать, я была впечатлена.

Кивнув, наш третий лишний ушел, а мы продолжили идти по одному коридору, потом по другому, пока все звуки не стали просто гулом где-то в противоположной от нас стороне.

– Мы позвоним в Лондон, да? – спросила я.

– Не совсем, – он посмотрела на меня и улыбнулся. – Я думал, ты хотела отвести меня куда-нибудь поговорить?

– Поговорить? – с улыбкой повторила я.

Он поджал свои изумительные губы.

– Возможно.

– Кстати о разговорах, вот твои заметки, – протягивая ему свой блокнот, сказал я.

– А. Спасибо.

В конце коридора была темная комната, и я повела его туда, закрыв за нами дверь.

Затем, опираясь на прохладную деревянную поверхность, я сказала:

– Твои сообщения были очень… увлекательными.

– Увлекательными, говоришь? – спросил он, подходя ближе.

– Они меня впечатлили, – хихикнув, заметила я. – И довольно сильно.

Наклонив голову и так улыбаясь, что приподнялся один уголок его аппетитного рта, он пробормотал:

– И как именно?

Я уже собиралась ответить, сказать что-нибудь игривое и уклончивое, но когда наши взгляды встретились, связные мысли меня покинули. Мое сердце начало колотится так сильно, внезапно понимая, что это не иллюзии и не просто флирт. И я не сидела на очередном совещании в четверг, погруженная в фантазии об этом.

Было уже столько Моментов Найла Стеллы, что я перестала отслеживать.

Количество Раз, Когда Найл Стелла… Коснулся Моей Лодыжки, Заправил Мои Волосы За Ухо, Посмотрел Мне В Глаза И Спросил, Кончила Ли Я.

Сказал Мне, Что Хочет, Чтобы Я Проглотила, Когда Он Кончит.

Записал, Как Мастурбирует, И Дал Мне Послушать.

Чуть Не Поцеловал.

Это происходило. Мы это делали.

– Ответь мне.

Я потеряла всю способность играть и опустила голову.

– У меня все болит и ноет.

– Скажи, – когда он наклонился, целуя мою шею, каким-то образом его голос был одновременно властным и мягким. – Когда ты испытываешь эту ноющую боль, что это значит?

Он знал. Должен был знать. Ему хотелось, чтобы я произнесла эти слова.

– Это значит, что я влажная.

Он резко вдохнул через нос и провел им по моей шее и скуле.

– Черт, Руби, ты поднимешь голову и поцелуешь меня?

Я подняла голову, чувствуя себя совершенно бездыханной и с колотящимся сердцем о стенки грудной клетки. Аромат его одеколона струился в темноте, и я ощущала себя опьяненной им, его близостью и осознанием, что я собираюсь на самом деле коснуться его. Поцеловать его. И он поцелует меня в ответ.

Найл наклонился ко мне, из приоткрытых губ вырывалось прерывистое дыхание. Он ожидал короткий поцелуй, легкое скольжение по моим губам. Это было очевидно, потому что я знала его больше, чем следовало бы, и еще из-за того, как осторожно он ко мне наклонился и как нежно обхватил ладонями мою талию.

Но я была не в состоянии согласиться на что-то непродолжительное и легкое. Я слишком долго этого хотела. Вниз по позвоночнику процарапало долгожданное облегчение и узнавание – его самого, запаха и тепла его кожи, отчего у меня дрогнули руки, и я притянула его к себе ближе. Я дала ему все, что угодно, но только не короткое и легкое. Скользнув своими губами по его, я потянула его нижнюю губу, отчего его дыхание стало тяжелее, и он застонал.

Мне хотелось проглотить их, съесть его звуки, чтобы оставить их внутри себя и снова и снова потом прокручивать. Его рот был просто нереальным: упругие губы и это идеальное мужское сочетание мягкости и твердости, когда он дарил и забирал. Мой мир сошел с оси. Нырнув руками в его волосы, я прижалась грудью к мощной стене его груди и издала самый нелепый вздох облегчения, на который только была способна.

Он с удивлением и трепетом застонал громче, скользнув руками по спине и рефлекторно прижимая меня еще ближе.

Достаточно близко, чтобы я отклонилась назад, когда он навис надо мной, и его губы оторвались от моих, только чтобы издать еще один низкий звук, когда его язык, пробуя меня, скользнул в мой рот.

Достаточно близко, чтобы я была уверена, что он чувствует колотящееся сердце у меня в груди.

Достаточно близко, чтобы я почувствовала, как он ставится больше и тверже, прижимаясь к моему животу.

Я была такой дикой и исступленно голодной по нему, по всему этому, что, почти задыхаясь, издавала сдавленные стоны от прикосновений его языка к моему. Я едва сообразила, что из меня вырвалось:

– Найл. Пожалуйста.

– Пожалуйста что? – он скользнул губами к моему уху, целуя и прерывисто дыша. – Все, что угодно.

– Просто… целуй меня.

Я почувствовала его легкий смешок.

– Кажется, я тебя уже целую.

– Тогда прикоснись ко мне. Хоть как-нибудь. Я чувствую…

– Покажи мне, – прошептал он у моего рта. – Покажи, где тебе больно.

Я не смогла сдержать легкий всхлип, вырвавшийся из меня, и немного отстранилась, чтобы встретиться с ним взглядом.

Взяв его за руку, я сцепила наши пальцы и оставила один поцелуй на его ладони. Его взгляд двинулся от моих глаз к губам и обратно, после чего он медленно кивнул. Я направила наши по-прежнему переплетенные руки вниз, скользнув ими под подол юбки.

– Да, – простонал он, ощутив голую кожу, после чего мы двинулись выше, наконец касаясь влажной ткани моих трусиков.

Я сделала шаг назад, потом еще один, ведя его за собой, пока я не оказалась прижатой спиной к двери.

Он последовал за мной, а затем нырнул пальцами под кружево, чтобы дотронуться до моей кожи, скользкой от жажды.

– Уже, – выдохнул он, мягко двигаясь вперед и назад.

Я кивнула, не в состоянии сформулировать ни одного слова в ответ. Я хотела его так сильно, до боли, и сейчас он наконец касался меня, и его длинный указательный палец гладил меня по моей обнаженной плоти, погружаясь немного внутрь, – там, где я хотела этого больше всего.

Прямо там,

О господи, да, там,

О-о, как хорошо.

Не обдумывая, я озвучивала ему каждую мысль.

Он снова двигался по этому пути, вокруг моего входа и обратно к клитору, на удивление опытно касаясь для того, кто не был уверен, наслаждалась ли в постели женщина, с которой он провел десяток лет. Его губы двинулись вверх от уголка моего рта, по скуле, наконец лаская раковину моего уха.

– Это то, чего я хотел, – прошептал он. – Все мои мысли только об этом. О чем думал вчера вечером. Я представлял твой мягкий язык и как ты ощущаешься здесь. Как это будет, когда я скользну в твое тело и рот. Я думаю об этом почти до одержимости.

Я откинулась на дверь, желая немного уклониться от возрастающего нетерпения в его прикосновениях или нуждаясь в поддержке, точно не знала. Знала только, что пропала, была на волоске от того, чтобы так сильно разорваться на части, что он бы никогда не собрал меня обратно.

– Внутри, – срывающимся шепотом произнесла я. – Хочу кончить, когда ты внутри.

– Когда ты так это говоришь… – сказал он, но сделал, как я просила. Он погрузил в меня один палец, затем добавил второй, толкая их глубже. – О черт…

Интенсивность ощущений все нарастала, мои ноги подкосились, и небрежными и влажными поцелуями я осыпала его губы и подбородок. Мои отчаянные звуки едва успевали раздаваться, пока не были поглощены его ртом. Он кружил большим пальцем, настойчиво и уверенно, пока пальцы скользили внутрь и наружу. Готова поспорить, что с каждым толчком он погружался все глубже, каждый раз касаясь чего-то необузданного и нетронутого внутри меня.

И наконец ощущения возросли настолько, что их стало слишком много, и я кончила, выгнувшись всем телом у его руки. Его рот снова нашел мой, и он начал что-то шептать, что я едва была в состоянии понять.

– Дай мне свои звуки, – сказал он. – Хочу сохранить их для себя и думать о них по ночам.

Но у нас ночь впереди, тут же вспомнила я. Ни с кем из участников конференции не запланировано ни встреч, ни ужинов. Нам никто не помешает. Я задумалась, знал ли он об этом тоже. Может, здесь это было проще, с отдаленными офисными звуками из других кабинетов вокруг, напоминающие нам обоим, что здесь мы не можем зайти слишком далеко. Может…

– Никогда бы не подумал, что буду тем, кто это скажет, – проводя своим носом по моему, заметил он, – но прекрати думать.

– Просто… ничего себе, – сказала я, желая расплыться на полу, словно теплый мед. К моему сожалению, он вытащил руку из-под юбки и обнял меня, удерживая в вертикальном положении.

– «Ничего себе» – это хорошо. Это я приму.

– Мы должны сделать это снова, – с глупой улыбкой заявила я.

– Просто наблюдать, как быстро ты растекаешься в моих руках…

– Я серьезно.

Он посмотрел на дверь, и выражение его лица стало немного огорченным.

– Но мы долго отсутствовали; нам нужно присоединиться к остальным.

– Ты… – начала я, взглядом гуляя по его члену.

Он был все еще твердым – и довольно впечатляющим – но он остановил мою руку, когда я потянулась к его ремню.

– Я тебя уверяю, ничего страшного.

Я нахмурилась.

– Но я могу…

И, как нарочно, послышался голос из другого конца коридора. Время истекло.

На этот момент, подумала я. У нас впереди была целая ночь, и я планировала наслаждаться каждым ее мгновением.

Десять

Найл

От того, как Руби на меня поглядывала, складывалось впечатление, будто она что-то замышляет.

– Что? – одними губами спросил я, когда она прикусила свою розовую нижнюю губу и наконец посмотрела мне в лицо, после того как гуляла взглядом по моей шее, плечам и рукам.

Она пожала плечами.

– Ничего, – так же беззвучно ответила она и облизнулась.

Она знала. Должна была знать, что делал со мной этот язычок. Такой мягкий, розовый и дразнящий.

Я оторвал от нее свой взгляд и сосредоточился на женщине, которая вела сегодняшнее обсуждение бюджета ликвидации последствий урагана. Все в зале сидели, опустив глаза и рисуя каракули в блокнотах. Что касается меня, то эти встречи в течение недели я ощущал предсказуемо напряженными, но при этом увлекательными. Я любил свою работу, эту тему готовности к стихийным бедствиям, детали которой мы собрались вместе тщательно исследовать. Я получал удовольствие от работы, в отличие от большинства моих коллег: она была моим спасение, моей страстью. Поэтому и поразился сам себе, когда обнаружил, что мои глаза то и дело поглядывают на часы, а голова думает о Руби и о том, что произойдет между нами сегодня вечером.

У нас не было запланировано ни встреч, ни общественных обязанностей. С 17:00 до следующего утра у нас не было ничего, кроме времени… вместе.

С Порцией в нашем распоряжении было все время мира, и мы расплатились за это одиннадцатью годами. Но все же, даже в самом начале большую часть времени мы не проводили в стремлении друг к другу. Все на свете оказывалось важнее совместного ланча; мы отказывались в пользу работы или случайных проектов даже от такой простой вещи, как просмотр телевизора бок о бок. Но Руби, казалось, трепетала от перспективы провести несколько часов наедине – со мной.

Очевидно, случившееся во время обеда подчеркнуло, что мы оба должны двигаться вперед, минуя кокетливые игры, которыми наслаждались весь день, к чему-то более личному и интимному.

Я просто не знаю, насколько хорош в этом. У меня было мало практики в проявлении эмоций, но еще меньше опыта в сексуальном плане. Я знал, что благодаря мне она кончила. Знал, что мог дать ей гораздо большее удовольствие, нежели сегодня. Это не то, что меня беспокоило. Меня волновало понимание, что она даст мне ровно столько, сколько я хотел от нее.

Я мог бы заняться с ней любовью этой ночью, если бы хотел. Мог бы почувствовать себя глубоко в ее горле. Если мне нужны ограничения, я был бы тем, кто их установит. Но действительно ли я их хотел или же думал, что должен хотеть?

Желудок свело, и я посмотрел на женщину во главе стола переговоров. Краем глаза я видел Руби, смотрящую на меня со склоненной головой, и я подозревал, что она читала каждую отображавшуюся на моем лице мысль. Я начинал думать, что она была чем-то вроде дешифратора и тем человеком, помимо моих брата и младшей сестры, кто, взглянув на меня, понимал, как много я скрывал.

Моргнув, я встретился с ней взглядом.

Она внимательно посмотрела меня, и ее выражение лица смягчилось, когда, улыбнувшись, одними губами произнесла:

– Не переживай, – после чего вернулась к своим заметкам и посмотрела в сторону ведущего дискуссии.

И тут же мои плечи расслабились, а челюсть разжалась.

«Отпусти это, – прошептал ее голос в моих мыслях. – Мы вместе решим».

***

Когда мы возвращались в отель, Руби мило болтала о совещании, о странно теплой погоде, о концерте группы, который она умирала, как хотела здесь посетить. Она рассказывала о всяких замечательных пустяках, отвлекая меня от собственных переживаний в свете предстоящего вечера.

В Parker Meridien Руби вела нас к лифтам, потом вдоль по коридору и остановилась у двери в мой номер. Подняв на меня свои зеленые глаза, она прошептала:

– Ну что ж, время принимать решение. Хочешь, чтобы я осталась с тобой сегодня? – она положила ладони мне на грудь. – Я не давлю. Я могу пойти в свой номер и мастурбировать, любуясь Райаном Гослингом в фильме, а ты в свой и надаешь себе под зад, что не заполучил меня топлес, выбор за тобой.

Сглотнув, я сделал несколько успокаивающих вдохов, прежде чем поцеловать ее в уголок рта и по всей щеке по направлению к уху.

– Да, пожалуйста, – пробормотал я.

– Тогда, – сказала она, пропев последний слог. – Ужинаем в городе или в номере?

У меня заняло не меньше трех секунд, чтобы решить:

– В номере, – и с сияющей улыбкой она забрала у меня ключ-карту и впустила нас.

Она скинула туфли, запрыгнула на кровать и зарылась лицом в мою подушку.

– Черт возьми, белье поменяли. Подушка не пахнет тобой, – она повернулась и все равно прижала ее к груди.

– Я прослежу, чтобы завтра не меняли.

На это голосом Найла Стеллы она ответила:

– Прекрасная идея, – и решительно кивнула, вызвав у меня улыбку. Улыбнувшись мне в ответ, она потянулась к меню обслуживания в номерах и раскрыла его. – Чего бы тебе хотелось?

Прислонившись к столу, я наблюдал за ней. Мне нравится видеть ее в моем номере, на этой кровати, когда ей так легко и комфортно в этой роли… моей девушки.

Сев и начав расшнуровывать туфли, я пробормотал:

– Хм-м. Может, бургер?

– Ты меня спрашиваешь? – она пробежала глазами по меню. – Тут есть несколько вариантов. Чизбургер и картофель фри?

– Идеально. И какое-нибудь темное пиво, что у них есть.

Она бросила меню на пол и сняла трубку. Я услышал тихий отзвук голоса на том конце провода, и Руби рассмеялась, прикрыв динамик рукой. С показным возмущением она сказала:

– Они назвали меня миссис Стелла.

Разуваясь, я улыбнулся. Миссис Стелла была моя мама и – когда-то – Порция. Эта жизнерадостная прелесть, распластавшаяся на моей кровати, с юбкой, постепенно поднимавшейся вверх по стройным бедрам не была «миссис Стелла».

Но в этом и проблема, верно? Я привык думать о Руби как о слишком забавной, слишком красивой, слишком необычной для таких, как я. В своей голове я держал образ той, кого, я думал, заслуживаю, кого-то похожего на меня и уж никак на Руби.

Услышь она сейчас мои мысли, я совершенно уверен, схватила бы телефон и запустила им в меня.

Я слушал и наблюдал, как она заказывала и подтверждала, после чего повесила трубку. Все это казалось настолько обычным делом, таким простым и комфортным; мои плечи не напряжены, в животе спокойно.

Она похлопала по кровати, приподнимая брови и соблазнительно улыбаясь.

– У нас есть минут сорок, чтобы похулиганить.

– Руби… – начал я.

Ее улыбка немного соскользнула, прежде чем появилась снова.

– Почему ты так боишься оказаться со мной на кровати? – спросила она, и под ее смешком я отчетливо услышал смущение. – Обещаю, я не стану покушаться на твою добродетель.

– Не в боязни дело. Я… – я остановился, снял галстук и повесил его на спинку стула. Всякий раз, когда я хотел объяснить что-то самому себе, сказать что-нибудь важное – личное – слова в моей голове оказывались в совершенном беспорядке. Именно поэтому с Порцией я давно сдался.

Я понимал, что должен перестать все сравнивать с собственным браком. Руби пыталась помочь мне понять самого себя, и мне нужно ей это позволить.

Новые отношения. Новые правила.

– Скажи мне.

Я закрыл глаза и тщательно сформулировал мысль, прежде чем ее озвучить.

– Я чувствую, что едва могу переварить идею быть с тобой, и что это за собой повлечет, и все-такие мы здесь, в комнате с кроватью. Хотя нельзя сказать, что в моем опыте с женщинами вообще существует понятие «нормально», мне нравится думать, что «нормально» – это пригласить тебя несколько раз поужинать и поцеловать на пороге. По крайней мере, это то, что я восемнадцатилетний сделал бы много лет назад, – с тихим глуповатым смешком сказал я. – Однако этим вечером мы в гостиничном номере, и чуть раньше в тебе побывали мои пальцы, и все, чего я сейчас хочу – это присоединиться к тебе и облегчить боль, которую ощущал весь день. И меня несколько удивляет, настолько далеко позади мое тело и сердце оставили мой мозг.

Руби встала на колени и подползла к изножью кровати. Протянув руку, она запустила палец в шлевку брюк и притянула меня к себе.

– Почему люди ведут себя так, будто сердце и тело не являются частью мозга? – она расстегнула верхнюю пуговицу моей рубашки и перешла к следующей. А затем и еще к одной. Кончики ее пальцев щекотали мою грудную клетку. – Если ты хочешь меня, – начала она, – это твой мозг. Если тебе нравится быть со мной… Эй, подумать только, – она посмотрела на меня, сладко улыбаясь и зажав между зубами кончик языка, – тоже из-за твоего мозга.

– Ты же понимаешь, о чем я, да? – шепотом спросил я. Наши лица были всего в паре сантиметров друг от друга; чтобы поцеловать ее, мне нужно всего лишь немного опустить голову. – Меня беспокоит твоя молодость. И собственная нервозность. Как все это преодолеть?

– На самом деле, – сказала она, с напускной серьезностью сдвинув брови, ­– думаю, для тебя будет легче, если мы сделаем это по приезде домой. В твоем пространстве, среди привычных дел. Полагаю, самая большая трудность для тебя в том, что ты находишься вдали от всего этого и я – просто еще одна капля хаоса в этой неразберихе.

Ее слова меня успокоили и погасили растущую волну беспокойства.

– Уверена, что ты не шестидесятилетняя девчонка после первоклассной пластической операции? Ты кажешься необыкновенно мудрой.

– Абсолютно, – мило улыбаясь, заверила меня она. – Но я так же уверена, что ты не должен делать то, чего не хочешь, Найл. Разреши себе не хотеть.

Я посмотрел, как на ее шее бьется пульс, и подумал, как он будет ощущаться под моими губами.

– Я совершенно уверен… Имею в виду… – я разочарованно вздохнул от собственных спутанных мыслей. – Я хочу, – наконец сказал я.

Руби хихикнула и упала на кровать, потянув меня за собой. Мы мягко приземлились, слегка подпрыгнув на матрасе, и я перекатился к ней ближе, выскальзывая из рубашки. Будто мы заранее договорились – или делали так на протяжении десятилетий – она согнула колени и сплела ноги с моими, а я свернулся рядом с ней.

Лишившись дара речи, я посмотрел на нашу позу.

– Мы хорошо смотримся вместе, – пришла к выводу Руби. – И посмотри только. Я все-таки утащила тебя на кровать, – она разгладила морщинки у меня на лбу. – Чтобы ты понимал, я хочу провести с тобой время, обниматься и болтать, – заверила меня она, – нам не обязательно раздеваться перед ужином. И после тоже.

Я улыбнулся и придвинулся ближе, проводя рукой по ее животу к другому бедру.

– Расскажи о своей семье.

– Давай посмотрим… – ее рука принялась поглаживать меня по задней стороне шеи, ныряя в волосы. – У меня есть брат, он мой близнец…

– У тебя есть брат-близнец? – спросил я. Как я мог целовать ее, наблюдать, как она доводит себя до оргазма, дарить ей еще один своей рукой и проводить с ней последние пять дней вместе, не зная такие элементарные вещи?

– Ага, он учится в медицинской школе Калифорнийского Университета. Его зовут Крейн.

– Крейн? Не то имя, которое часто встретишь.

– Ну, все называют его по фамилии, Миллер, но да, – задумавшись, она провела пальцами по моим волосам. – Он хороший.

– А ваши родители?

– Они женаты, – сказала она, встречаясь со мной взглядом. – Живут в Карлсбаде, к северу от Сан-Диего. Кажется, я уже говорила, что они психологи.

Я немного отстранился, изучая ее.

– Как так вышло, что твои родители психологи, а ты кажешься такой… нормальной?

Рассмеявшись, она шутливо толкнула меня в грудь.

– Это такой дурацкий стереотип. Ведь наоборот, если родители отличные психологи, то дети более уравновешенные, никак не психи.

– Неплохой вариант, – я почувствовал, как начал улыбаться. Она… Она невероятная. – Значит, ты росла в Карлсбаде, прежде чем поступила в UCSD?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: