ТОР 5 статей: Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы КАТЕГОРИИ:
|
Любое копирование на другие ресурсы ЗАПРЕЩЕНО! Уважайте чужой труд, пожалуйста! 8 страницаПроглотив тяжелый комок в горле, я кивнула. И почувствовала странный приступ боли, потому что мне казалось, я знала его. Но поразмыслив, поняла, что это правда – меня он еще не знает. – Мы можем сделать несколько шагов назад. Узнаем друг друга. Качая головой, он пробормотал: – В этом все и дело. Не уверен, что хочу двигаться назад, или что мне это нужно. Зачем мне нужно все знать о тебе, чтобы физически наслаждаться друг другом? Ты мне нравишься. Разве этого не достаточно? Я пожала плечами, чувствуя, как желудок подпрыгнул, наблюдая, как он буквально продирается сквозь все это. – Это для меня достаточно. А для тебя нет. – Я хочу, чтобы для меня стало. Есть какая-то уникальная свобода, что я чувствую рядом с тобой. Поднеся бокал к губам и улыбаясь, я спросила: – Правда? – Благодаря тебе я чувствую себя готовым пуститься в приключение, интересным… и забавным. – Забавным? – с притворным шоком повторила я. – Мистер Стелла, вам стоит немедленно прогнать эту мысль. Его ответный смех был глубоким и теплым, посылающим дрожь по всей моей коже. – Ты также заставляешь меня думать о том, что я не считаю нежным, сдержанным или пристойным. – Например? Он поднял голову, встречаясь с моим взглядом. – Думаю, я предпочел бы показать. Мне просто нужно позволить это самому себе, если ты согласишься. Я не подозревала, что в груди что-то сожмется еще сильнее. Я едва выдала хриплое: – Хорошо. Его взгляд был настолько серьезен и многозначителен, когда он задал вопрос: – Будешь ли ты продолжать быть настолько открытой со мной, какой была вчера? Поднимая свой бокал дрожащей рукой, я кивнула. Когда это успело произойти?.. И как? – В таком случае, – начал он, казалось, подавив вернувшуюся нервозность. – Понимаю, это может быть тяжело – рассказать о предпочтениях, и трудно озвучить что-то, больше касающееся физической реакции… – беспомощно бормотал он, наконец посмотрев на меня. – Но это поможет узнать. Он совершенно сбил меня с толку. – Узнать? Что именно? Найл сглотнул, быстро посмотрев налево, чтобы убедиться, что пара за соседним столиком нас не слышит. – Знать, что хорошо… – нерешительно сказал он. – Откровенно говоря, не уверен, что она когда-либо… – Кончала? – предположила я. – А, нет… Она всегда кончала, – сказал он, потирая челюсть указательным пальцем. – Но я не уверен, что она когда-либо хотела секса. Или меня. Было ощущение, словно в мой живот врезалась кабина лифта, и мне понадобилась пара секунд – и немного вина – чтобы убрать боль из моего голоса, прежде чем смогла ему ответить. – Что ж, тогда она действительно чудовище. Как я уже сказала, ты в зеркало себя видел? Он засмеялся, после чего тут же, казалось, пожалев. – Руби, я не хочу очернять ее. Ты должна понимать, что она – единственная женщина, с которой я был. Я пытаюсь сказать, что мы не особо изучали друг друга. Между просто поездкой до нужного места и наслаждением путешествием – огромная разница, – он посмотрел на меня и улыбнулся, в глазах плясали огоньки. – Вчерашний вечер – и твое раскованное шоу – для меня был совершенно новым опытом. Я замерла, глядя на свой бокал, не зная, как реагировать. Не удивительно, что он как бы за высокими стенами. Десять лет назад вокруг их сексуальной жизни она выстроила настоящую крепость – Ты все еще любишь ее? – спросила я. – Нет. Господи, нет. Но, без сомнений, меня сформировали наши отношения. Мне всегда было ясно, что она занималась сексом для меня. Но никогда для себя. Я взяла свой бокал. – Что ж, с моим удовольствием у меня в порядке, если это поможет, – сказала я, надеясь поднять настроение. – Очень щедро с твоей стороны, – сказал он с моей любимой улыбкой с ямочками. – Вот я об этом. Что женщинам нравится на самом деле? Порно тут бесполезно. – Не совсем, – поправила его я. – Мы действительно любим большие члены и грязные разговоры. Свидетельством его вновь обретенного со мной комфорта было то, что даже не вздрогнул. – Но, например, оральный секс… – начал он и оставил фразу не законченной, приподняв брови. – Ты обнаружишь, что большинство женщин поклонницы орального секса. Поправив серебряные столовые приборы, он посмотрел на меня через стол. – Получать? – Это серьезный вопрос? – К сожалению, да, – он улыбнулся и в этот момент – на какую-то долю секунды – выглядел так молодо и игриво. – А давать? Я закусила губу, представив, как было бы хорошо провести кончиком языка по его головке и услышать его стон. – О да. Он выждал мгновение, оглянулся убедиться, что мы не рискуем быть услышанными. – Женщины любят глотать? Этот разговор словно спрыгнул с обрыва и поплыл по воздуху. Я едва могла удерживать его нить. – Рискну сделать совершенно ненаучное предположение и сказать, что где-то 70%-30%. В пользу не глотающих. В его глазах загорелись дразнящие искорки. – А ты в какой категории? В большей или меньшей? – С тобой? – спросила я шепотом, наклонившись вперед. – Я среди тридцати. Найл резко втянул воздух и слегка откинулся головой назад. Зал сжался до размеров нашего столика и нас двоих, смотрящих в глаза друг другу. – Я бы тоже этого хотел. Образ, живой и пульсирующий, и сама эта идея еще сильнее уменьшили небольшое расстояние между нами – Скажи что-нибудь грязное, – прошептала я, чувствуя себя храброй и дикой. – Расскажи мне о самых сумасшедших и развратных вещах, о которых ты когда-либо думал. Лиши меня дара речи. Он кивнул, будто я задала ему обычный вопрос, на несколько секунд опустил взгляд на свои сложенные на столе руки, после чего поднял голову. Его карие глаза были обрамлены густыми ресницами, и он снова выглядел, как мужчина, а не как пугающее божество, которое я идеализировала месяцы напролет. Я захотела его еще сильнее. Он наклонился ближе: – Мне очень нравится… – Грязнее, – перебила его я, затаив дыхание. – Перестань так много думать. Его глаза, казалось, потемнели, когда он посмотрел на мой рот. – Я хочу это. – Чего это? Убери фильтры. – Хочу, чтобы ты сосала мой член, и так жадно, что взглядом умоляла бы, чтобы я позволил тебе проглотить. О-о-о. Найл Стелла быстро учится. К нам подошла официантка, расставила блюда и поинтересовалась, не нужно ли нам что-нибудь еще. Ведерко со льдом было бы весьма кстати. Чтобы высыпать на колени. Я подавила смех, а Найл ответил с улыбкой: – У нас все есть. Спасибо. – Ух ты. Неплохо поиграли, – все еще ошеломленная, пробормотала я, когда мы остались одни. – Не знаю, как теперь буду есть. Вернулся окружающий шум, напоминая, что мы не одни и не в номере отеля. – Что мы делаем друг с другом? – прошептал он. Я пожала плечами. – Мы… пытаемся? Он взял нож и вилку и отрезал кусок стейка. – Я сейчас ощущаю себя по-настоящему голодным. – Посткоитальное? – пошутила я. – Если бы, – откусывая, прорычал он. Пока жевал, он смотрел на меня. Я наблюдала за каждым движением его угловатой челюсти, как губы сжимаются вместе. И как он умудряется даже есть сексуально? Как-то немного несправедливо. Проглотив, он спросил: – Что? – Ничего. Просто ты сексуально ешь. После твоего разговора об оральном сексе это немного отвлекает. Восхитительно засомневавшись, он сжал губы вместе и предложил: – Тогда нормальная тема? – Отличная идея, – я наконец попробовала лосось. – Твое любимое слово? – спросил он. – Вагина, – даже не запнувшись, ответила я. Он ахнул, притворно ужаснувшись. – Ты украла мое. Я чуть не поперхнулась. – Даже не представляю, как ты произносишь это слово в уме, не то что вслух. Смеясь, он покачал головой, отрезал еще кусочек, прожевал его и проглотил. – Есть немало всего, о чем я думаю, но никогда не озвучиваю. Мне нравится это слово. Но по правде, я редко говорю его вслух. – Какой твой любимый контекст для него? Он немного задумался, после чего наконец сказал: – Мне оно нравится как наезд в футболе. Типа «ты слабак, у тебя что, вагина вместо яиц?» Он наклонился, нанизывая на вилку зеленую фасоль, не обращая внимания на то, как я замерла с широко раскрытыми глазами от его насыщенного северного акцента [Лидс, откуда Найл родом, находится на севере Англии – прим. переводчика], когда он это произносил. Он сглотнул, коснулся губ салфеткой и спросил: – А какой твой? Я залпом выпила полбокала своего вина. – Наверное, что-то более грубое. – Правда? – с понимающей усмешкой спросил он. – Думал, американцы терпеть не могут это слово. – Но не я. Найл поднял свой бокал к губам и сделал большой глоток. – Я это запомню. Восемь
Найл После того как мы покончили с едой, игривые перепалки переросли в нечто чуть более спокойное. Беседа текла так же легко, как и вино. У Руби были юношеские взгляды на секс, но на удивление традиционные на сами отношения. Между ужином и десертом она призналась, что, несмотря на все заигрывания, она не приемлет бездумный секс, без взаимопонимания. Я изучал Руби – мягкий рот, большие глаза, как она жестами мило подчеркивала каждую озвученную мысль – и восхищался, до чего же легко ей все это дается. Она была терпелива с моим отсутствием опыта и нерешительностью. На самом деле, это вроде бы ее и не удивляло. Когда ужин закончился, а напитки были выпиты, Руби взяла клатч и встала из-за стола. Я наблюдал, как она руками обхватила кожу сумочки, как выгнулась шея, пока она выпутывала кулон из выреза платья. Как, заправив прядь волос за ухо, повернулась и посмотрела на меня. Она поймала меня за этим подглядыванием; я был загипнотизирован каждым движением, что она делала. – Это было восхитительно, – дерзко ухмыляясь, сказала она. Боже правый. – Становилось все вкуснее с каждым укусом, – согласился я, помогая ей надеть пальто. – Ты кусаешься? – спросила она по дороге через ресторан на улицу. На улице грохотал шум, и бодрящий воздух смешивался с паром из вентиляций. – Думаю, мог бы, – начал я, и мы повернули на Гринвич. – В зависимости от обстоятельств. Я ощущал гул под кожей, пальцы дрогнули, пока наконец я не сосредоточился на своей ладони на ее пояснице. От моего прикосновения она выпрямилась и вздрогнула, потянулась назад и взяла меня за руку. Сплетя свои длинные тонкие пальцы с моими, она потянула меня идти с ней в ногу. – Ты беспокоишься насчет работы? – тихо спросила она. – Насчет работы?.. – озадаченно спросил я. – Я про это и работу. Я почувствовал, как мои брови понимающе приподнялись. – А. Ну, нет, не в этот момент, – я поднял руку, поймал такси и придержал для нее дверь. – Полагаю, мы должны понимать, что делаем, после чего убедиться, что это не мешает работе друг друга, но… – последовав за ней в машину, я заметил, как ее развеселила моя болтовня, – я сомневаюсь, будто то, что мы делаем, запрещено внутренней политикой компании. – Не запрещено, – придвинувшись ближе и не сводя с меня глаз, сказала она. – Я уже сто лет назад все проверила. – Прямо сто лет? Она прикусила губу и слегка улыбнулась. – Ну, может, месяца четыре назад. В молчании мы проехали несколько кварталов. – Четыре месяца назад я не… – …знал о моем существовании, – закончила она за меня. – Я знаю. Думаю, я надеялась выяснить, насколько ты мне нравишься, – со смехом сказала она. – Может, понять, не запретно ли это, и да, так оно и оказалось. – Или, может, тогда тебе захотелось бы еще больше, – проводя большим пальцем по ее скуле, ответил я. – Возможно, – заметила она, прильнув к моей ладони. – Когда ты меня заметил? – Когда Тони сообщил, что ты меня будешь сопровождать – в тот день я по-настоящему обратил на тебя внимание… Она коснулась пальцем моего подбородка, поворачивая мое лицо к себе. – Ты напрасно нервничаешь по этому поводу. Я знаю, что до этого ты обо мне не знал. Это не ранит мои чувства. Я сглотнул, любуясь ее сладким розовым ртом и спокойным взглядом зеленых глаз. – Я не то чтобы не обращал на тебя внимание, просто, хм… – я изо всех сил старался не отводить взгляд. – Понимаешь, и пусть это останется между нами… Тони предложил мне использовать эту поездку, чтобы оседлать тебя. – «Оседлать»? – переспросила она, качая головой. Болезненно улыбаясь, я смотрел на нее, когда до нее дошло и она прыснула со смеху. – Вот же свинья. Ее реакция меня тут же успокоила, прежде чем в голову закралась другая мысль. – Надеюсь, он не тронул тебя. Он наклонила голову: – Нет. Всего лишь подкатывал. Он иногда так смотрит на меня или Пиппу… – содрогнувшись, она покачала головой. Я поморщился, не испытывая желания подтвердить, что видел, как он смотрел на многих женщин в офисе. И более чем по одной причине я склонялся к тому, чтобы попросить HR не спускать с него глаз. – Но мне понравилась эта фраза, – сказала она, отвернувшись. – «Оседлать». Это горячо в грубоватом смысле слова. Мне нравится представлять, как меня прижимают твои длинные ноги. Закрыв глаза, я успокоил себя глубоким вдохом. – Уверяю тебя, его предложение оставило у меня неприятный осадок. Но я всего лишь мужчина. И даже если бы он не говорил о подобном, сама идея о совместном путешествии вызвала у меня панику, – она засмеялась, и я снова отметил, как, казалось, она хорошо меня знала, как о многом догадывалась, просто наблюдая. – Я столкнулся с тобой в лифте и… – И я была просто безумна. – О да, была. Настоящее стихийное бедствие, на самом деле, – поддразнил я. – Но я хотел выскочить оттуда только потому, что почувствовал себя несколько дезориентированным рядом с тобой. – Тебя одолела моя нелепость? – Даже не сомневайся, – пробормотал я, убирая прядку ее волос за ухо. – Тебе смешно, а я серьезен. Что-то в тебе… Она закрыла глаза, и я позволил ладони задержаться на ее шее, скользнув к ключице. Кончиками пальцев я ощущал прохладу ее кожи после пребывания на улице и невероятную гладкость. Едва ли я мог вообразить, насколько интенсивно будет ощущаться ее поцелуй, не говоря уж о том, чтобы заняться с ней любовью. Скорее всего я сорвал бы с нее одежду, как она и предложила вчера вечером. И определенно уделил бы время укусам. – Но я замечал тебя и раньше. На встречах, когда мы обменялись взглядами раз или два… Руби снова открыла глаза и с сомнением посмотрела на меня, как будто я начал играть с ней в игры. – Это нормально, если ты меня не замечал. Так же нормально, если это просто в рамках эксперимента увидеть кого-то, кроме Порции. Обещаю, я уже большая девочка. – Это не… – начал было я, но потом замолчал, потому что такси остановилось. Я провел Руби в отель и переполненный лифт. Мы молча вышли на нашем этаже, и, пока по покрытому коврами коридору направлялись к нашим номерам, наши шаги эхом отзывались в тишине. Когда мы оказались у моей двери, я сказал ей: – Меня никогда не интересовали случайные связи. Перепих по пьяной лавочке и секс только ради секса мне не интересен. Она облизала губы и шаловливо улыбнулась. – Тогда тебе нужен более подходящий секс. Пока она продолжала смотреть на меня терпеливым и игривым взглядом, тишина становилась все ощутимее. – Ни капли не сомневаюсь, что мне нужен подходящий секс, – тихо признался я. Ее брови медленно приподнимались, будто предлагая, и она кивком показала в сторону своего номера. – Мне действительно было приятно с тобой поужинать… Руби подождала еще десять секунд, давая мне пространство для маневра, после чего встала на цыпочки и поцеловала меня в щеку в миллиметре от уголка рта. – Спокойной ночи, мой осторожный и сексуальный, мое тайное увлечение. Я наблюдал, как она повернулась и сделала десять шагов в сторону своего номера. Руби вошла внутрь, и с тихим щелчком за ней закрылась дверь, прежде чем я пробормотал: – Спокойной ночи, моя прекрасная яркая девочка.
*** – Ну и что ты за идиот? – спросил я у своего отражения в зеркале ванной. – Ты мог бы поцеловать ее. Наслаждаться ею сегодня вечером. По крайней мере, мог бы попросить ее об этом. Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох через нос. Ощущал себя так, будто моя кожа горела огнем, и стоило уже наконец решиться либо направиться в душ, не снимая одежды, либо ворваться в ее номер, и я не был уверен, каким образом эти ощущения рассеялись. Клянусь, я мог вспомнить каждый раз, когда она сегодня улыбалась или хохотала, запрокинув голову и закрыв глаза. Руби, казалось, наслаждалась каждым крохотным мгновением своей жизни. В ней было что-то, заставляющее меня хотеть находиться рядом, поставить ее на пьедестал и греться в потоках ее энергии и раскованной сладости. «Скажи что-нибудь грязное, – сказала она. – Расскажи мне о самых сумасшедших и развратных вещах, о которых ты когда-либо думал. Лиши меня дара речи». Подойдя к шкафу, я снял себя пиджак, рубашку, галстук. Повесил одежду, ощущая себя перегретым, слишком чувствительным и дошедшим до такой критической точки, что вот-вот взорвусь. И еще дураком, на самом деле. Руби не сказала бы мне «нет», если бы я шагнул вперед, обхватил рукой ее прекрасное лицо и поцеловал. Она, наверное, не отказала бы, если бы я просто попросил ее: «Заходи и покажи мне, как воплотить все это в реальность, сейчас же. Я боюсь, что испорчу это». Потому что, откровенно говоря, я никогда бы не взял такой барьер. Профессионально, да: я беру себя в руки и двигаюсь туда, куда хочу. Но моя личная жизнь словно застыла на месте. Когда нам было по шестнадцать, Порция нашла меня в лесу недалеко от дома и предложила мне ее поцеловать. Когда нам было по восемнадцать, она сообщила мне, что готова заняться любовью. Вполне в ее духе было не удержаться и рассказать обо всем своей маме, и будучи представителями семейства Виндзор-Локхарт, ее родители немедленно потребовали, чтобы мы поженились. И начиная с того момента, все разворачивалось довольно покорно: грандиозная свадьба, квартира, деньги на которую одолжил ее отец (и я отдал их четыре года спустя), машина, собака и брак, фундаментом которого было чувство долга. Ничего такого я больше не хочу. Вместо этого – новый план. Мне хотелось открыть в себе эту сторону – тайную и секретную, что так давно дремлет: романтика, страсть, отчаяние найти кого-то, с кем пуститься в самое дикое приключение, которое у меня когда-либо было – и не позволить ей соскользнуть назад в вежливость, удобство и рутину. Если бы Руби захотела, чтобы я открылся, я сделал бы для этого все возможное. Я хотел бы попросить ее обо всем, чего хочу с ней испытать. Я хотел бы научиться игре. Хотел бы показать, что мог дать ей то, в чем она нуждалась. Вместе со всем этим я ощущал, как меня наполняет расслабление, и в одних боксерах я сел за стол, намереваясь разобраться со всем этим геморроем голосовых сообщений из лондонского офиса. Вытащив маленький диктофон, я сделал голосовые заметки после каждого из них, что требовало немедленного следующего действия, с которым мог бы справиться мой помощник, когда будет владеть всей информацией. Но после пятнадцати сообщений мой ум снова вернулся к этому ужину. Привычка Руби улыбаться, зажав кончик языка между зубами, в сочетании со сладостью ананасового сорбета почти оглушила меня от возросшего любопытства: ее язык был холодным? Прохладным и сладким? Нравилось ли ей, чтобы ее язычок посасывали и облизывали? Как бы это ощущалось, если, попробовав сорбет, она облизала бы меня, и ее прохладный язык скользил вокруг… Я позволил себе представить Руби у себя на пороге, одетую в шелковые шортики и топ для сна, со ставшими твердыми горошинками на ее груди, с плавным изгибом изящных бедер. Она входит, держа в одной руке стакан воды со льдом, а другой упирается мне в грудь и толкает в сторону кровати. – Не садись, – предупреждает она. Я молча киваю. На мне только боксеры, а она ничего не говорит и даже не целует меня; но, зажав этот розово-мармеладный язычок между зубами, улыбается и опускается на колени, по пути стащив с меня трусы. Я стянул боксеры со своих бедер, позволяя сформироваться этой фантазии. Я с твердой, тяжело выпирающей толщиной перед ней и, замерев, наблюдаю, как она кладет в рот кусочек льда, посасывает его и потом поглаживает им по моему животу и бедрам. – А-а, – задыхаюсь я, а она скользит свободной рукой по внутренней стороне моего бедра, обхватывая ладонью всего меня – и яйца, и член в одну хватку – грубо удерживая. Наконец я осмеливаюсь положить руку ей на макушку и скользнуть пальцами в волосы. Они мягкие, в точности, как я и представлял, и она немного задыхается, когда я стискиваю их в кулаке и резко тяну назад. Она не ожидала такого. И позволяет кубику льда упасть из ее рта. Я плотно обхватил рукой свой член, потянул кожу вниз и застонал. – Оближи его, – удалось проговорить мне, и мой одинокий голос странно громкий в пустой комнате. Глаза Руби меняются с ярких и озорных на полуприкрытые и сладко послушные. Я чувствую, как она сопротивляется мой тянущей руке в ее волосах, пытаясь добраться до меня. – Ты выглядишь чертовски великолепно, – прорычал я, быстрее двигая рукой, представляя, как будет ощущаться плотный охват ее кулака на головке моего члена и кружения ее мягкого прохладного языка… Я снова застонал. – Не торопись, – прошипел я. – Я хочу, чтобы твой язычок поиграл со мной, прежде чем ты покажешь мне, как выглядишь, когда просишь его. Ее язык выныривает, чтобы слизать каплю жидкости, и она посасывает в желании большего. Жадная порочная маленькая штучка. Я снова тяну ее назад, похлопывая своей длиной по ее губам и спрашивая: – Ты уже думала об этом раньше? Когда слизывала свой десерт с ложки или посасывала соус на кончике большого пальца, ты представляла мой член между своими губами? Она кивает и смотрит с приоткрытыми для меня ртом. – Хочешь его? Кивая снова, она смыкает губы, только чтобы прошептать: – Пожалуйста. Со сдавленным стоном, я скольжу на глубину, смакуя ощущения ее языка, плотно охватившего меня рта и вибрации от ее удивленного стона. Ее глаза округлились только на мгновение от резкого вторжения, прежде чем она расслабилась, облизывая, сладко поскуливая и глядя мне в глаза. Я скольжу внутрь и наружу, дыша резко и прерывисто, когда говорю ей: – Вот так. … и … – О-о, сладкая… соси меня… … и … – Мне никогда не забыть этого зрелища. Никогда. Ее руки тянутся ко мне и обхватывают меня ниже, потягивают и ласкают – и это рай. Это слишком хорошо, и это слишком рано, и я хочу смотреть на ее лицо, когда она почувствует, что я кончаю. Фантазируя, я закрыл глаза. У меня не было орального секса почти семь лет, и я одержим ртом Руби, ее языком и ее грязными откровенными словечками. Я касаюсь рукой ее подбородка, шепча: – Я кончаю. Руби. Руби. Пожалуйста… Пожалуйста, позволь мне кончить тебе в рот. И с резким движением ее языка это и происходит – удовольствие ползет вверх по моим ногам и вниз по спине, пока не становится пульсирующий и горячим, и кожу начинает обжигающе покалывать по всей длине, и и и – О-о-о-о… Я кончил на свои пальцы, простонав ее имя.
*** Мне потребовалась чуть ли не минута, чтобы зрение прояснилось, и я поднял боксеры, чтобы вытереть руку и пол передо мной. Номер казался поразительно тихим, будто я был на сцене. Мои часы на столе громко тикали. Взглянув на стол, я почувствовал, как щекам стало горячо от смущения. Все это время мой диктофон был включен. Мой палец завис над кнопкой перемотки. Нет ничего более унизительного, чем слышать звуки собственной мастурбации. Я мог бы перемотать и все стереть. Но что-то во мне осмелилось засомневаться, и я положил диктофон обратно на стол, глядя на молчаливую стену, разделяющую наши номера. Сегодня у меня не было возможности двигаться вперед с Руби, но я не собирался позволить этому повториться. С Руби я чувствую себя в безопасности; как ни странно, но после нескольких дней вместе мы знали друг друга больше, чем мы с Порцией после одиннадцати лет брака. Я мог бы дать Руби все, в чем она нуждалась. Я нажал на запись. Взяв телефон, набрал Руби и ждал, пока звучал первый гудок. Мое сердце билось так сильно. Второй гудок. Давай, Найл. Сделай это. И затем она ответила, откашлявшись, прежде чем сказать: – Найл? – Привет, Руби. Сделав паузу, она спросила: – Все в порядке? Мое сердце колотилось в груди, и я обнаружил, что стоял посреди номера отеля, совершенно голый, разговаривая с ней по телефону. – Да, все хорошо, – пробормотал я. Закрыв глаза, я представил ее прослушивающей мою запись, и понял, что позвонил ей сразу после этого. Улыбаясь, я сказал: – Просто хотел еще раз уточнить, будешь ли ты присутствовать на завтрашней встрече в 08:30? Еще одна пауза, и когда она ответила, ее голос звучал разочарованно. – Конечно. Встретимся в лобби в 07:45? Я посмотрел на часы. Было около полуночи. Всего несколько часов, и я увижу ее снова. – В 07:45, – сказал я. – Отлично. – Спокойной ночи… – Спокойной ночи, дорогая. Протянув руку, я выключил запись.
Девять Руби Следующим утром я, не дыша, спускалась в лифте в лобби. На часах было 07:43, и я не сомневалась, что Найл будет уже внизу – костюм: безукоризненный, волосы – идеальные, тело: трахабельное. Единственное, чего я не знала, – это с которым из Найлов я сегодня столкнусь. Будет ли это поддразнивающий и непринужденный почти-мой-бойфренд-Найл со вчерашнего ужина? Тот, из-за которого я запустила руки в свои трусики, едва закрыв за собой дверь? Или же сдержанно немногословный и резкий мистер Стелла, что позвонил мне час спустя? Кажется, мозг Найла – его худший враг, который не в силах отключиться или на какое-то время замолчать, чтобы просто весело провести вечер. На время ужина он вылез из своей скорлупы, подначивал и был со мной откровенно игривым и нескромным. Но после того как он провел час в своем номере наедине с собой, по ощущениям это получилось, будто меня окатили ледяной водой. Тоненький голосок в моей голове предупреждал, что я должна была обратить внимание и прислушаться даже к самым тихим звоночкам. Хотя Найл и выглядел, как баловень, которого весь мир носит на руках, также он был чрезмерно осторожным со склонностью все усложнять, и поэтому мне, возможно, стоит попридержать свое желание нырнуть вниз головой во все это. Отличный совет, вообще-то. Но когда открылись двери лифта, и в лобби я увидела Найла Стеллу собственной персоной, проигнорировать этот совет стало легче легкого. При виде него, как всегда, мой пульс ускорился, а горячую кожу стало покалывать. Он оглянулся и встретился со мной взглядом. Стоящие передо мной люди покидали лифт, шли секунды, а я ждала его реакцию – хоть какую-нибудь. Пока я шла, стуча каблуками по мраморному полу, мне пришлось отвести взгляд, поправить пояс пальто и заставить себя выпрямить спину. В конце концов, Найл – всего лишь мужчина, и сказанное им вчера вечером означало, что у меня было больше опыта в таких ситуациях, чем у него. Тут у меня было некоторое превосходство. Да-да, продолжай себя в этом убеждать. Перекинув пальто через руку, он посмотрел на часы и, приподняв брови, перевел взгляд на меня. – Я смотрю, ты пунктуальная. Дразнит. С облегчением выдохнув, я расправила плечи. – Пунктуальность – ценнейшая добродетель, – ответила я. – Не могу не согласиться. Так получилось, что я нахожу это очень привлекательным. Этим утром его голос звучал глубже и более уверенно. Его акцент каким-то образом усилился, заставляя слова звучать двусмысленно, от чего у меня по рукам побежали мурашки. Если бы речь шла о ком-то еще, я бы засомневалась, не замышляет ли он чего-нибудь, но ведь это был мистер Добродетель. Уверена, он не скрутит меня и не повалит на пол прямо в лобби отеля или во время встречи с нью-йоркским отделением MTA. Я знала, что он со всей осторожностью старался сохранить наши отношения в строго профессиональных рамках, но после того как вчера вечером сказал о своем желании показать то, что не считает «нежным, сдержанным или пристойным», вопрос, какие у нас отношения, в значительной степени оставался по-прежнему открытым, и я изо всех сил старалась уловить его намеки, как быстро мы можем продвигаться. С одной стороны, казалось, что он готов начать прямо сейчас. С другой – просто поцелует меня на ночь. Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:
|