Объёмно-пространственная форма в детском рисунке

Стиль детского рисунка в значительной мере определяется решением объёмно-пространственной формы. Факт особой трудности для детского восприятия и изображения объёмно-пространственной формы отмечают педагоги, психологи, исследователи детского рисунка.

Если в рисунке ребёнка сама форма предмета довольно быстро усовершенствуется по количеству признаков, по конструкции и даже по пропорции частей, то её объёмно-пространственное выражение долгое время остаётся или нерешённым, или же решённым весьма своеобразно. Там, где эта задача может быть реально решена (в лепке, стройке, конструировании), там она не встречает затруднения, так как и сам материал обладает свойствами трёхмерности. Двухмерное пространство (лист бумаги), находясь в противоречии с объёмностью формы и глубинностью пространства, требует условного их решения в соответствии с законами линейной, свето-теневой и цветовой перспективы. Эта задача требует улавливания и передачи той зрительно кажущейся деформации предметов, которая зависит от их пространственного взаиморасположения друг к другу и к глазу наблюдателя-художника.

Несомненно, что преодоление такой сложной задачи представляет огромную трудность не только для ребёнка, но и для взрослого, систематически не обучавшегося рисованию. При хорошо организованном наблюдении окружающей жизни и чётком руководстве полноценное своеобразное детское творчество даёт яркие показатели развития объёмно-пространственной формы.

Разбрасывание по листу предметов в беспорядке характерно для самой начальной ступени рисования по замыслу. Причём ребёнок (3—4 лет) относится к листу бумаги, как к реальной плоскости, на которой он как бы раскладывает предметы, игрушки («где есть место»). Лист при этом вертится, и предметы «кувыркаются». Ясно, что в этом случае ребёнок ещё не думает об изображении пространственных отношений между предметами. Он просто использует реальное пространство листа.

Первая мысль ребёнка о положении предметов в пространстве находит своё выражение в рисунке, когда предметы, разбросанные по листу, перестают «кувыркаться», приобретают общий верх и низ. Лист бумаги в процессе рисования перестаёт двигаться. Далее мысль о положении предмета в пространстве усложняется тем, что само пространство всё более начинает занимать ребёнка, и он его насыщает предметным содержанием: «земля», «небо», «воздух». Это уточнение даёт возможность ребёнку предметы установить на «земле». Линией земли оказывается либо нижний край листа, либо специально проведённая внизу горизонтальная линия, на которую и устанавливаются предметы, не заслоняя друг друга (так называемое «фризовое построение»).

Далее появляется потребность завоевать глубинное пространство. Это выражается иногда в двойном и тройном фризе, а затем в отодвигании линии земли (простого фриза) и использовании пространства от линии фриза до нижнего края листа как «широкой земли» (высокая точка зрения) и расположении предметов на этом пространстве. При этом нами установлено, что отодвинутая верхняя линия земли вовсе ещё не мыслится ребёнком как линия горизонта, но как «большая, широкая земля», на которой может уместиться больше предметов. Это видно и потому, что предметы на линии изображаются обычно либо вовсе без сокращения, либо с ничтожным сокращением, так как они «подальше» (как говорит ребёнок).

Типичным и длительным по времени новым этапом является так называемая «высокая точка зрения», при которой горизонталь земли максимально стремится завоевать себе пространство вглубь, предметы же, на ней стоящие, изображаются с боковой стороны (множественность точек зрения). Предметы, как правило, не заслоняют друг друга. Сокращение предметов с удалением обычно на данном этапе если и даётся, то в незначительной степени, чаще оно игнорируется. Далее, в школе ребёнок переходит к элементам перспективного рисования, затем к полному перспективному изображению. Следует отметить, что, как правило, дети, не обучающиеся рисованию, останавливаются на стадии фриза или высокой точки зрения, не доходя до перспективного рисования.

Почему в своём рисунке ребёнок даёт фризовое построение, а не какое-либо иное? Ребёнок стремится овеществить всё, что связано с предметом, своё знание того факта, что предметы стоят на земле и что она горизонтальна. Нарисовав горизонталь, ребёнок спокоен за прочность положения предметов, ибо они твёрдо стоят на земле. Нам случалось слышать критику ребёнком рисунка товарища, у которого предметы разбрасывались по листу: «Они у тебя упадут. — У меня они на земле, не упадут».

Горизонталь (фриз) максимально выражает не столько зрительно воспринимаемую землю, сколько её положение, направление, её функциональный признак — способность держать на себе все предметы. Для выражения этой функции ребёнок пользуется простейшим решением: проводит горизонталь и устанавливает на неё предметы. Такое изображение на определённом этапе вполне устраивает ребёнка, соответствует его логике. Мы наблюдаем в рисунке ребёнка, как придирчиво он стремится все основные предметы установить на прочную линию земли. Её расширение до некоторой горизонтальной плоскости, имеющей определённую ширину (ниже линии земли), и её использование для размещения предметов далеко не сразу обнаруживается в рисунке ребёнка. Это говорит о той борьбе в сознании ребёнка, которую претерпевает возникающая и усиливающаяся зрительная тенденция, стремление дать горизонтальную плоскость, а не линию. Обращение плоскости (горизонтальной) — «земли» — в горизонтальную линию является тем структурно-ритмическим упрощением формы, которая в эту пору единственно доступна ребёнку. По данным фактам, однако, видно, что ребёнок ещё находится в плену реальной плоскости листа и не может преодолеть её для показа третьего измерения — глубины.

Однако к вопросу фризового построения как обязательной стадии пространственного изображения у детей разных стран и народов мы должны внести существенную поправку. Нами собраны рисунки детей горных кавказских племён в возрасте 3—12 лет (в количестве около 500, основной материал из селения Казбек). Оказалось, что ни на одном рисунке не было признаков фризового построения. Начиная от самой примитивной схемы и кончая довольно сложным изображением (реалистическим), дети располагали предметы по всему листу, иногда давая вверху очертания гор и намечая под каждым предметом небольшую горизонтальную площадку (линию). Этот любопытный факт ещё раз со всей очевидностью указывает на то, какое большое значение не только на содержание, но и на форму рисунка имеет окружающая ребёнка реальность. В данном случае географические условия местности лишают ребёнка возможности наблюдать горизонтально идущие пространства земли. Это обстоятельство определило и соответствующее решение пространственной формы в рисунке.

Признавая фризовое построение существенным этапом в детском рисовании, характерным для большинства детей, мы подчёркиваем его очевидную необязательность для детей, живущих в горных местностях.

Перейдём к вопросу обучения ребёнка элементам перспективного рисования. Некоторые воспитатели детских садов ставили задачу «подвести» детей к элементам перспективного рисования. Прежде всего они стремились добиться определённых внешних признаков перспективного рисования, чтобы на детском рисунке «небо сходилось с землёй». Затем они стремились внушить детям мысль о сокращении размера предмета с его удалением и заслонением (форма стула, стола с заслонением задних ножек и т. п.). К этим задачам в обучении рисованию детей дошкольного возраста мы относимся отрицательно. Мы нисколько не возражаем против наблюдения с детьми некоторых явлений деформации предмета с удалением, но предложение тождественно изображать предметы считаем преждевременным.

Мы наблюдали, как требование воспитателя «доводить небо до земли» вызывало у ряда детей взволнованные реплики: «А как же люди? Они задохнутся?» — «Не задохнутся», — авторитетно заявлял воспитатель. И дети подчинялись. Они закрашивали небо до «земли» голубой краской. Но при этом часто оказывалось, что, произведя механически эту окраску, дети продолжали осуществлять логику фризового построения (двойной фриз). В данных рисунках «небо» находилось и над землёй, и под землёй. Дети или не замечали происшедшего или смущённо отдавали работы и обычно получали указание: «В следующий раз вторую линию земли не рисуй». Однако потребность нарисовать «больше» предметов и «дальше» не уничтожена, и ребёнок ищет другого выхода. Ребёнок начинает разбрасывать предметы по голубому или белому «небу». Конечно, такой логический абсурд ребёнок может допустить только с отчаяния или от безразличного отношения. Ребёнок, потерявший логику и чувство правды из-за неуместных требований воспитателя, далее перестаёт быть требовательным к себе и рисует, как велят или как выйдет: «Так вышло»; «Тут не поместилось». В большинстве же случаев воспитатель и не замечает второго абсурда и не осведомляется у детей, почему деревья и люди «на небе».

Один из воспитателей, заметив вышеприведённые нелепости детского рисунка, предложил детям совсем не рисовать линию земли, а разбрасывать предметы выше по листу. Сомнения не покидали детей, и они каждый раз спрашивали: «А линию рисовать?»; «Можно землю нарисовать?» и т. п., по получая указание «не рисовать землю», они «разбрасывали» предметы по листу. Оказалось, что люди и кони парят в небе между самолётами. На другом рисунке командир учит солдат с высоты неба. Это свидетельствует о неусвоенной детьми идее сокращения предмета с удалением. Можно было бы умножить эти примеры потери правды и логики в детском рисунке, происходящие исключительно из-за ошибки педагога.

Настойчивый подсказ и даже показ, как рисовать объёмный предмет (стол, стул с сокращающимися задними ножками), обычно даёт столь же курьёзные рисунки. Наташе мать показала, как рисовать вторые ножки стола, стула. Механическое усвоение, простое запоминание показанного образца привело к логически нелепым формам: ножки задние в виде привесков висят или упираются в заднюю стенку комнаты. Такие указания препятствуют поискам зрительно более верного решения образа. Характерным для данной ступени является изображение круглого стола с блюдцем на нём и комода, упирающегося в линию соединения пола и стены. Горизонтальные плоскости обычно даются либо в развёрнутом виде (крышка стола), либо с боковой стороны (блюдо), нижняя часть предмета ставится на горизонталь.

Таким образом, в процессе рисования ребёнок даёт не одну, а несколько точек зрения на предметы (моторный опыт); при этом иногда понятные ему средства выражения он объединяет с формой, механически заимствованной из недоступных его пониманию указаний и превращенной в повторяющийся шаблон.

Приведённые примеры говорят о большой сложности для ребёнка изображения объёмно-пространственной формы и о том, как важно педагогу тщательно продумывать программу обучения рисованию.

Казалось бы, менее сложным для ребёнка является усвоение того факта, что предметы вдали кажутся уменьшенными. Дети шести-семи лет, а иногда и пяти лет, наблюдая природу, с лёгкостью заявляют: «Смотри, какой лес вдали с маленькими деревьями»; «Домик кажется маленьким, потому что далеко» и т. п. На картинке сокращение предмета с удалением старшие дети также легко понимают и объясняют: «Потому нарисовали маленький, что он далеко ушёл» и т. п. Но действительно ли эта проблема кажущегося сокращения предмета с удалением так проста и ясна для детей в восприятии и тем более в творчестве? В литературе приводится целый ряд фактов из наблюдений и воспоминаний детства, которые убедительно говорят о том, как трудно ребёнку прийти к выводу о кажущемся уменьшении предметов с их удалением. Наблюдая предмет в уменьшенном виде, ребёнок обычно, лет до пяти, не подозревает об его настоящей величине. Девочка лет четырёх, увидя на значительном расстоянии памятник Пушкину (г. Москва), протянула к нему обе руки и убедительно просила дать ей эту «куклу». Мальчик трёх с половиной

лет, проезжая в трамвае по мосту через Москву-реку, обратил внимание матери на «игрушечные» лодочки на реке. И как мать не уверяла его, что они большие, мальчик не верил и повторял: «Нет! Да ты посмотри!» В поезде девочка четырёх с половиной лет, глядя в окно, увидела вдали стадо коров. «Мама, мама, смотри, какие телёночки!» — закричала она. На замечание матери, что это не телёночки, а большие коровы, она твердила: «Да нет!», поворачивала руками лицо матери к окну и всё повторяла: «Ты посмотри, телёночки». Не добившись от матери внимания, она помолчала, вздохнула и спросила: «Мама, а пастух тоже игрушечный?»

Совершенно очевидно, что замечание матери не только не разубедило её, но, напротив, с удалением поезда от стада девочке стало казаться, что стадо и пастух «игрушечные».

Однако мы должны подчеркнуть, что уменьшение размера предмета с его удалением детьми начинает пониматься ранее, чем другие признаки пространственной деформации предмета. Это явление оказывается более простым, чем изменение самой формы предмета в зависимости от его положения и расположения в пространстве по отношению к глазу «художника». Поэтому мы считаем уместным обращать внимание детей с пяти-шести лет на это явление при наблюдении окружающей жизни. Правда, часто эта задача решается весьма своеобразно. Даже в тех случаях, когда ребёнок, казалось бы, вполне усвоил факт сокращения предмета с его удалением, он ещё далёк от применения зрительного принципа в собственном рисунке.

А. В. Бакушинский и ряд других исследователей отмечали факт так называемой обратной перспективы в детском рисунке, объясняя это явление просто как недостаточную зрительную память.

Это объяснение совершенно недостаточно. Если для изображения всех четырёх ножек стула ребёнок вынужден расширять сиденье стула вглубину, чтобы показать и задние ножки, то совершенно иные мотивы руководят ребёнком, когда он даёт на рисунке дорогу в обратной перспективе, не сходящуюся, а расходящуюся вдали, или обратную перспективу в изображении предметов «близко» и «далеко». Каковы мотивы данного факта?

Ребёнок, как соучастник действия, изображаемого им на рисунке, часто решает вопрос о близком и далёком. Соучастие ребёнка в движении изображаемых персонажей, которые в соответствии с содержанием действия движутся не только от нижнего края листа вглубь, но и в обратном направлении — из глубины к переднему краю — заставляет ребёнка применять закон сокращения величины не с точки зрения рисовальщика, а изображаемого героя. Так часто, нарисовав дорогу в обратной перспективе, ребёнок объясняет: «Я знаю, он ведь шёл оттуда, дорога уменьшилась», или: «Он смотрел оттуда» (с удалённой стороны). Наташа, шести лет, нарисовала два домика, а перед ними, ближе к нижнему краю листа (по фризу) реку и купающихся детей; при этом двух купающихся девочек на переднем плане она нарисовала совсем маленькими. Наташа объяснила: «Они маленькие, потому что далеко уплыли». На недоуменный вопрос воспитателя: «Как же далеко, когда нарисованы близко?» — Наташа уверенно ответила: «Ведь они от дому далеко уплыли».

Несомненно, что в подобных случаях ребёнок не становится на позицию художника, смотрящего извне на изображённые события и персонажи. Ребёнок, подчиняясь логике изображаемого действия, живёт и как бы перемещается с героями действия. Они движутся, действуют, смотрят на мир — ребёнок следует за ними. Смотреть извне, да ещё с единой точки зрения — позиция, чуждая ребёнку. Психология соучастника определяет логику пространственного сокращения предметов. Персонажи и смысловая ситуация их действия диктуют ребёнку и его точку зрения на изображаемые предметы, на их расположение на рисунке и пространственное сокращение. В руководстве и обучении ребёнка рисованию важно знать меру выдвигаемых перед ребёнком задач и обоснованно намечать программное содержание, которое могло бы стать подлинным достоянием детского творчества, могло бы обеспечить его движение вперёд.

Если рассматривать проблему изображения пространственной формы в детском рисунке генетически, то становится очевидным, что говорить о неспособности ребёнка в этом отношении не приходится. Мы видим, как шаг за шагом ребёнок преодолевает эту задачу, и своеобразие этого преодоления нельзя расценивать как неспособность. При правильном руководстве ребёнок неуклонно идёт к завоеванию зрительного решения пространственной формы. Но эта победа даётся нелегко.

Зная специфику развития объёмно-пространственной формы в детском рисунке, воспитатели должны чётко определять свою роль и программу обучения, считаясь с психологией детей.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: