Часть 1. Глава 1. Двери 2 страница

4

Тогда я сказала, что не осуждаю. И знаете, наверное, я соврала. Это был комплекс долбаной «хорошей девочки». Я ведь всегда была хорошей, и хоть и стеснялась этого в присутствии популярных див нашей школы, но всё же гордилась собой. Мне казалось, что в моём поведении есть что-то благородное, что возвышало меня над другими. Чёрт бы побрал это высокомерие отличницы. Сейчас я так злюсь на себя за него, что просто хочется стукнуть себя же, да побольнее. Своим высокомерием я столько раз причиняла ей боль. Причиняла боль Диане.
Но тогда мы просто смотрели фильм. Это действительно был очень хороший фильм, и мне тоже было очень хорошо. И ей, наверное, тоже. Она улыбалась и казалась такой спокойной и расслабленной, что и мне становилось легко. И всё равно. Всё равно, что наступит утро, всё равно, что мне негде сегодня спать, потому что Лена заняла весь диван, всё равно, что Маша может узнать об этом. В тот момент был только этот фильм. Тихий звук, и её приятный мелодичный голос, её увлечённый шёпот, плеск наливаемого вина и очень вкусный запах чего-то сладкого и фруктового, когда она встряхивала волосами и поворачивалась ко мне, чтобы сказать что-нибудь.
Диана много чего рассказала мне в ту ночь. Сначала мы говорили про «Римские каникулы», Одри Хепберн и плакаты на стенах комнаты. Тогда же я узнала, что Диана учится на фотографа, и что она уже на третьем курсе университета. Она очень много интересного рассказала из своей студенческой жизни и даже показала свои фотографии. Мы так и смотрели их в полутьме, сидя рядом с телевизором, и шептались. Почти все снимки были чёрно-белые и как будто старые, но мне очень понравились. И я так и сказала об этом.
- Правда нравится? – она просияла, поспешно встав и захватив со стола ещё один конверт, вернулась. – Вот. Это самые последние.
В основном Диана фотографировала людей. На её снимках были и мужчины и женщины. Но в основном женщины. Среди них я нашла и ту длинноволосую девушку с косой, что приходила сегодня. Она показалась мне очень грустной и намного красивее, чем в жизни. Наверное, Диане удалось, что называется, поймать момент.
- А ты? – спросила она, когда фотки закончились. – Чем увлекаешься?
Я тут же сконфузилась. Ага, как же иначе. Перед такой крутой и интересной девушкой мне похвастаться было нечем, разве что дневником с пятёрками. И тогда мне впервые стало от этого стыдно.
- Ничем я не увлекаюсь. У меня нет никаких талантов, просто учусь, - сказала я, отвернувшись и глядя на её наманекюренные ногти. Я не помню, каким лаком она пользовалась в тот день, тем более, в комнате было темно. Просто помню, что мне очень понравились её пальцы и ногти. Тонкие и изящные, как у пианистки. Мне хотелось бы посмотреть, как эти пальцы нажимают на кнопку фотоаппарата. Наверное, тоже очень изящно – раз – и готов снимок-шедевр.
- Ты отличница? – Диана заулыбалась, но в её голосе не было насмешки.
А я смутилась ещё больше и только кивнула.
- Мило, - она обняла руками колени и с интересом посмотрела на меня из под длинной чёлки. – Маша вон тоже отличница, а ты совсем на неё не похожа.
- Правда? – удивилась я. – А мне, наоборот, всегда казалось, что мы во многом похожи с Машей.
- Ну, тогда давай проверим. Я буду задавать вопросы, а ты просто отвечай. А потом я скажу, в чём вы похожи, идёт? – в её голосе появились игривые нотки, а в глазах что-то блеснуло.
Ну вот. Только этого ещё не хватало. Выложить о себе всю правду перед незнакомым человеком, да и к тому же, заклятым врагом моей лучшей подруги. Чем дальше в лес, тем больше дров. Но мне это нравилось. Не знаю почему, но мне это очень нравилось.
- Да, конечно, спрашивай, - сказала я после секундного колебания.
- Отлично! Тогда…. Какие фильмы ты любишь?
- Фильмы… Комедии наверно.
- А музыка?
- Рок. Иностранный.
- Книги?
- Что-нибудь из классики. Как и Маша. Мы даже подарили ей «Братьев Карамазовых».
- Ух ты! – воскликнула Диана. – Завидую я такому подарку. Обожаю Достоевского. Это ты придумала, что дарить?
- Нет, решала Лена.
- А ты? Не любишь принимать решения?
Я открыла было рот, чтобы что-нибудь сказать, но на ум так ничего и не пришло. Вопрос, что называется, не в бровь, а в глаз.
- Не люблю… наверно.
- Ясно. А что ты любишь?
Вопросов было много. И я отвечала так честно, как только могла. Я вообще не помню, чтобы раньше была настолько правдивой. Но мне почему-то казалось, что если я солгу, она сразу догадается. А потом мы незаметно забыли про этот допрос и просто разговаривали. Диана так и не сказала, в чём мы похожи с Машей, а я забыла спросить.
Наверное, в ту ночь она очень много узнала про меня и сделала какие-то выводы. Про себя она так почти ничего и не рассказала больше. Был даже момент, когда я усомнилась во всём, что Маша говорила про неё за столом. Неужели ей в самом деле нравятся девушки? Но ведь она сама такая женственная, грациозная, красивая. Её движения были плавными, изящными. Макияж безупречным, а волосы длинными и ухоженными. Рядом с ней я чувствовала себя неуклюжей угловатой девчонкой с прыщами нулевого размера вместо груди.
Мои сомнения росли, но Диана вдруг разрешила их быстро и беспощадно:
- Мне очень жаль, - скала она. – Что ты узнала обо мне всё это прежде, чем узнала меня саму. Не люблю, когда люди относятся ко мне с предубеждением.
- Нет! Что ты! – запротестовала я гораздо громче, чем следовало.
Она только улыбнулась и больше ничего не сказала.
Я вздохнула и вдруг почувствовала себя очень уставшей. В комнате стало неожиданно тихо. Телевизор по-прежнему работал, но уже без звука, так что, когда мы замолчали, тишина начала резать слух.
Диана потянулась за мобильником и, прищурившись от яркого света, сказала:
- Уже почти шесть. Ты устала. Поспи хотя бы пару часов.
Я хотела что-то возразить, но голос как будто пропал. У меня просто не было сил говорить, и я издала только какой-то невнятный звук. Глаза щипало, и я потёрла их вялым движением.
- Я сейчас, - сказала Диана, вставая и направляясь к двери. Я хотела спросить, куда она, но опять не смогла.
Через минуту она вернулась со словами:
- Твоя подружка, похоже, объявила тебе бойкот. Твоё место занято. Ложись-ка всё-таки на мою кровать.
Тут у меня сразу прорезался голос.
- А как же ты? А Маша?
- Я как-нибудь, - улыбнулась Диана. – Про Машу не волнуйся, я разбужу тебя раньше, чем она проснётся, и ты уйдёшь, не вызвав подозрений.
- Ммм, - только и смогла сказать я.
Тогда я даже не задумывалась, что Диана вдруг может и не разбудить меня. И тогда утром будет настоящий скандал. Но я не думала про утро. И я не хотела никуда идти. Я просто верила ей.
- Давай-давай, - она похлопала меня по плечу, и я полезла в кровать. Диана укрыла меня одеялом, и сразу стало тепло, мягко и просто хорошо. И так спокойно. Её подушка очень приятно пахла, и я вдохнула поглубже и улыбнулась. Глаза закрылись сами собой. Так хорошо. Пусть всегда будет так.
Когда я почти заснула, Диана ещё сидела рядом, и я помню, как она прошептала, склонившись надо мной:
- Доверчивая.
И тогда, уже тогда что-то безвозвратно изменилось во мне. Вместе с её шёпотом, вместе с теплом и этим сладким запахом свежести и нежности, что-то во мне просто закончилось. Моя жизнь разделилась на «до» и «после».

Глава 2. Тепло

По моим скромным подсчетам Одри Хепберн снялась в двадцати восьми фильмах, но, конечно, я могу и ошибаться. Из них я посмотрела только «Римские каникулы», «Завтрак у Тиффани», «Моя прекрасная леди» и «Как украсть миллион». По дороге домой в то воскресное утро после Машиного дня рождения я купила диск с двенадцатью её фильмами. Но почему-то посмотрела только эти. Диск до сих лежит где-то в моих вещах, но он уже давно мне не попадался. Также я посчитала, что смотрела «Римские каникулы» семь раз, а остальные фильмы всего по одному. Почему?
А ещё Одри была удивительно прекрасной фотомоделью. Об этом я узнала, когда залезла в интернет на уроке информатики. Своего у меня ещё не было. Помню тогда нам задали сделать презентацию про наш класс, а я, воспользовавшись тем, что мой компьютер стоит боком к учительскому столу, и Вера Сергеевна не видит, чем я там занимаюсь, залезла в поисковик. Больше всего мне нравились чёрно-белые фотографии с ней, и некоторые я даже узнала, потому что видела их на стенах комнаты Дианы. Как-то раз Диана сказала: «Жаль, что у меня не было возможности хоть раз увидеть и просто сфотографировать эту женщину».
Увлёкшись фотографиями, я начала читать и биографию Одри, напрочь забыв про Power Point и свою презентацию. Такое со мной было впервые, потому что к информатике я всегда относилась с особой ответственностью.
На перемене Маша как будто избегала смотреть на меня, всё время деланно отворачиваясь к окну. А потом вдруг сказала:
- Я видела, что ты делала на информатике.
Из её уст это прозвучало зловеще, как название фильма ужасов «Я знаю, что вы сделали прошлым летом». Я невольно улыбнулась, мне почему-то было очень весело, но Маша явно даже не думала шутить.
- Откуда такой интерес к Одри Хепберн? – спросила Маша. Её пустой холодный взгляд был устремлён на беспорядочно падающий за окном мелкий снег.
- Просто посмотрела на днях фильм с её участием, а что?
Тогда я не врала, а просто умалчивала, но мне почему-то казалось, что врала. Что я была в чём-то виновата перед Машей. Весь её вид говорил о том, что я совершила что-то ужасное.
- Ничего. Просто это любимая актриса моей сестры, - отозвалась Маша. – А меня жутко раздражает всё, что связано с сестрой.
Я усмехнулась, хотя смешно мне уже не было.
- Но это же глупо. Талантливая актриса, хорошие фильмы. Зачем смешивать это с твоей сестрой? – спросила я.
- Просто не нравится. Вот и всё.
Отлично. Коротко и ясно. Так умела выражаться только Маша. И оспорить невозможно. Повисло молчание, и я думала, что на этом разговор окончен, но Маша вдруг спросила, обратив свой бесцветный, засвеченный стёклами очков взгляд на меня:
- Она тебе понравилась?
- Кто? Одри?
- Нет. Моя сестра.
И мне стало страшно. По-настоящему. Как будто нечто холодное и липкое зашевелилось у меня в груди.
- Не знаю, - поспешно соврала я и тут же добавила честно: - Но она производит довольно приятное впечатление.
Маша хмыкнула с таким видом, как будто уже сделала для себя какой-то вывод и сказала:
- Она всем нравится. Своим обаянием, улыбчивостью и красотой моя сестра с лёгкостью располагает к себе людей. Она как паук заманивает их в свои сети. А потом, наигравшись, отталкивает. Просто и без объяснений. Она причиняет только боль.
Я заметила, что задержала дыхание, слушая её. И я ждала продолжения, но прозвенел звонок, и Маша не сказала больше ничего.
И я почему-то вспоминала эти слова весь день, а вечером они не давали мне уснуть. Я не понимала, почему это так интересует меня. Правда это или нет, какая мне-то разница? Почему я купила диск с фильмами Одри и искала информацию про неё вместо того, чтобы заниматься уроком? Я не понимала, но почему-то мне хотелось знать как можно больше об этой актрисе, которая так нравилась Машиной сестре. Нравилась Диане. И про неё мне тоже хотелось узнать… Как можно больше.

2

Доверчивая. Тогда она назвала меня доверчивой. Сама я никогда не считала себя такой. Дальше больше, с годами я становилась всё более подозрительной к людям, даже к тем, кого знала уже давно. Я не верила, когда мама говорила, что всё ещё любит отца. Не верила Лене, когда она пыталась убедить меня, что не зависит от общественного мнения. Не верила Маше, когда она называла свою сестру великой грешницей и эгоисткой, плюющей на чужие чувства. Но я поверила Диане, когда та сказала, что разбудит меня утром. Я всегда ей верила.
В то воскресенье она разбудила меня без пятнадцати восемь, коснувшись моего плеча и позвав по имени. Я с трудом открыла глаза, пытаясь при этом сообразить, где нахожусь.
- Привет, - она улыбалась. – У тебя есть пятнадцать минут. Маша встаёт ровно в восемь. Иногда раньше. Я хотела разбудить тебя в половину, но ты так сладко спала, что я решила дать тебе несколько лишних минуток.
Я подскочила на кровати, сбрасывая одеяло.
- Да не волнуйся. В её комнате ещё тихо, ты успеешь.
Диана сидела на самом краешке постели, подобрав под себя ноги в длинных полосатых гольфах. Полоски были чёрно-белыми. А волосы она заплела в две косички. Я так и не спросила, спала ли она вообще в ту ночь. Но вид у неё был отдохнувший. В отличие от моего…
Я встала, и она поднялась тоже. Я думала, что надо что-то сказать, но ничего не могла придумать. Идиотская привычка, и я до сих пор злюсь на себя за неё. Но тогда в голове всё перепуталось. Я с трудом узнавала эту комнату. Вечером в полутьме она была как будто совсем другой.
- Спасибо, - выдавила я, наконец. – Что уступила мне свою кровать.
- Пустяки. Это тебе спасибо, что скрасила мою бессонную ночь. Было очень интересно поговорить с тобой.
- Да… и мне тоже, - тихо ответила я, глядя себе под ноги. – И фильм был очень интересным.
- Рада, что он понравился тебе.
Я ждала, что она ещё что-нибудь скажет, но Диана молчала.
- Ну… пока? - я посмотрела на неё.
- Пока, - она улыбнулась.
И больше ничего. И я пошла в ванную умываться и чистить зубы, а она закрыла дверь своей комнаты, и оттуда не доносилось ни звука.
А потом проснулась Маша и разбудила Лену, удивившись, что я уже встала. Мы поспешно собрались, выпив свежесваренного кофе с горячими хрустящими тостами, и пошли домой. Моя жизнь снова вернулась в привычное русло.

3

С того дня в меня как будто вцепилось что-то и не отпускало. Я стала рассеянной, часто отвлекалась на уроках, а по ночам пересматривала фильмы с Одри. Если бы меня спросили раньше, из чего состояла моя жизнь, я бы сказала так: «Школа, дорога домой, уроки на следующий день или на пару дней вперёд, автобусная остановка и молчаливая Маша, смешливая Лена, родители, холодные друг к другу и ко мне, прохлада и полутьма моей комнаты, тупое смотрение в потолок, когда не можешь уснуть, чай с лимоном по утрам и ненавистные обеды в школьной столовой, вечно промокающие сапоги и какая-то спокойная вялая пустота внутри».
Я вела скучную жизнь, но не задумывалась об этом. Я свято верила, что так и надо, что так живут все. Нет, конечно, я знала о существовании других миров, вроде того, в котором вертелась Лена и большая часть нашего класса. Но их мир не представлял для меня особого интереса, ведь я знала, что не уживусь в нём. Я любила покой и тишину, книги и возможность просто подумать. И чтобы жизнь моя была ровной, гладкой и предусмотренной за меня людьми, которые были в состоянии позаботиться о том, чтобы я существовала, не зная проблем. Ключевое слово - «существовала».
А что ещё нужно? Кто не мечтает о жизни без проблем?
Раньше я почти не соприкасалась с тем миром и имела о нём весьма смутное представление. Но просидев ночь в полутьме комнаты Дианы при едва слышном звуке телевизора и говоря обо всём на свете, я как будто проникла в самую его глубь. В самую суть этого мира. Безо всякой внешней мишуры вроде вечеринок, пьянок-гулянок, шума танцпола и беззаботности забытья. Нет, я как будто коснулась самого его сердца. И оно было живое, оно билось и горело огнём. И случилось так, что я обожглась. Совершенно случайно коснулась этого огня, и ожог всё ещё не проходит. Я думаю, он никогда не пройдёт.
Второй раз это случилось со мной в конце декабря, то есть почти через месяц. Мне задали написать реферат по биологии про геном человека, а в биологии я всегда была ни бум-бум, хоть и старалась выполнять всё на пятёрки. А ещё у меня не было интернета, а библиотека – это конечно, хорошо, но когда Маша предлагает свою помощь, это ещё лучше. Она тоже вызвалась писать реферат, только про ДНК и РНК, и после урока неожиданно предложила поискать материал вместе. Вместе, в смысле, у неё дома.
- Приходи в субботу, к двум, - сказала она, даже не спросив моего согласия, а просто назначив дату и время. Иногда я думаю, что одной из причин, по которой я дружила с Машей, было то, что она постоянно принимала решения за меня. Редкий человек, она находила какое-то удовольствие в том, чтобы взять ответственность на себя.
Это был странный день. И снова суббота. На улице было очень холодно, и я ёжилась и прятала нос в пушистый шарф из ангоры. Я ни о чём не думала, когда стояла у Машиного подъезда, занося руку, чтобы позвонить в домофон. Тогда я заметила, что пальцы так замёрзли, что просто не сгибаются, и в тот же миг услышала в подъезде чьи-то голоса и смех. Я решила, что спасена, и звонить не придётся, потому что дверь сейчас откроют.
И действительно дверь открылась, и я оказалась нос к носу с Машиной сестрой. Почему-то я как будто забыла о ней, и идя к Маше, даже не думала, что мы можем встретиться. За этот месяц она немного отошла от меня, черты её лица стёрлись из памяти, и я почти забыла атмосферу её комнаты, стены которой были залеплены чёрно-белыми постерами.
Но стоило только увидеть её, как всё, что было забыто, нахлынуло на меня снова. Я снова коснулась чего-то жаркого, живого, величественного. И с того момента я уже не забывала.
- Привет, - сказала она, уставившись на меня в изумлении.
- Привет, - ответила я.
Диана была с двумя девчонками, лиц которых я уже не помню, помню только, что от них пахло табаком. А от Дианы не пахло. Девушки спустились со ступенек, а мы так и остались стоять на крыльце.
Мы смотрели друг на друга какое-то время, которое почему-то показалось мне очень долгим, а потом она вдруг сказала:
- А Маши нет.
- Нет? – переспросила я, и стало вдруг очень холодно.
Как нет? В каком смысле нет? Как же так? Ведь мы договорились. Я точно знала, что ничего не перепутала.
Наверное, на моём лице был написан по меньшей мере шок, потому что голос Дианы вдруг сразу как-то смягчился, и она сказала:
- Маша ушла ещё утром. Она не сказала, куда. И до сих пор не вернулась.
- Но… но мы договаривались, - сказала я и добавила совсем тихо: - Мы должны были делать реферат по биологии, - и почувствовала себя очень глупо и смутилась отчего-то.
- Это, наверное, очень важно, - отозвалась она, и я почувствовала себя ещё глупее и пробормотала что-то.
Она в ответ только улыбнулась и обратилась к ждущим подругам:
- Идите без меня!
- А? – я посмотрела на обалдевших девчонок и снова на Диану.
- А? – отозвались они хором. – Ты не идёшь?
- Не сегодня. Сегодня я с Аней.
Мне очень нравилось, как она произносила моё имя. С какой-то особой мягкостью и теплотой в голосе. Просто произносила имя, но мне казалось, она касалась меня.
- Пойдём, ты же совсем замёрзла уже, - позвала Диана.
- Пойдём? – переспросила я. – Но как же…
- Всё в порядке. Не могу же я оставить тебя прямо на крыльце. Ты же в сосульку превратишься. Подождём Машиного возвращения вместе. Я думаю, она уже скоро вернётся, раз вы договорились.
Диана всегда говорила очень убедительно. И мне всегда казалось, что дело было в её голосе. Знаете, есть такие голоса, тихие и мягкие, как будто напоминающие о чём-то. И сразу хочется шептать в ответ.
Я помню, как мы поднимались по лестнице, ехали в лифте. В подъезде было так тихо, что казалось, будто я слышала эхо каждого своего вздоха. И было тепло, так что я снова могла нормально дышать, но всё равно почему-то не хватало воздуха. Я помню, как Диана нажимала кнопку лифта, помню звенящие в её пальцах ключи. Мне так нравилось смотреть, а она молчала, прислонившись к стене лифта, глядя себе под ноги и играя со связкой ключей. Тихо. Темно. И пахнет духами, мылом и спиртом.
- Спасибо. Ты снова меня выручаешь, - сказала я.
- Пустяки, - ответила она.
И всё. Сегодня она не такая разговорчивая, как той ночью. Сегодня она как будто скрывает что-то. Какую-то боль.
И мне хотелось её отвлечь. О чём бы она ни думала сейчас, это было что-то плохое. Что-то, что мучило её, хоть она и старалась не подавать виду перед незнакомой девочкой. Но внутри у неё была тяжесть, я и не могла этого терпеть. И пусть я буду нести несусветную чушь, но я не буду молчать, и я разговорю и Диану.
- А я посмотрела «Завтрак у Тиффани», - сказала я вдруг, совершенно неожиданно для себя самой.
Она сразу подняла взгляд на меня.
- Правда? И как?
- Здорово. Я купила целый диск с фильмами Одри Хепберн и посмотрела ещё несколько. Но «Римские каникулы» мне всё-таки понравились больше.
Двери лифта открылись, и мы вышли.
- Надо же. Я даже не думала, что ты заинтересуешься, - сказала она с лёгкой улыбкой, вставляя ключ в замок.
- Но фильм действительно замечательный, - я знала, что говорю сплошными шаблонами, и что мне никогда не хватит мозгов и умения, чтобы сложить все свои мысли, эмоции и чувства в красивые оригинальные предложения. Ну не было во мне оригинальности! Но мне было наплевать. Мне просто хотелось, чтобы она снова говорила. Говорила с живым интересом, взахлёб, как тогда. Просто говорила со мной.
В голову закралась неприятная мысль. А что если она была так откровенна тогда, потому что думала, что больше никогда не встретится со мной? Случайному собеседнику всегда легче довериться. И нет никакой ответственности.
Но ведь я тоже так думала тогда. А потому наговорила много лишнего. И вспомнив об этом, я снова замолчала, как будто рот мой запечатали.
Извини. Наверное, я не та, кто может развеселить тебя, хотелось мне сказать тогда. Не та. И стало вдруг очень грустно и тяжело. Та тяжесть, что терзала её тогда, наверное, она была заразной.

4

Дома у Маши было тепло. Дома у Маши. Почему-то я никогда не говорила «дома у Дианы». Эта квартира до конца так и осталась для меня «домом Маши».
Тепло. Тихо. Мои неуверенные шаги. Холодная одежда с мороза, которую не хочется снимать.
- Давай помогу, - Диана взяла мою шапку с шарфом и положила их на полку над вешалками.
С пуховиком я ещё рассталась так сяк, а вот сапоги снимать совсем не хотелось. Ноги так замёрзли, что я думала, что могу так и жить в этих сапогах, не разуваясь. Но тогда я боялась показаться копушей и торопилась, как могла, а проклятые молнии всё время заедали, а я всё смущалась и как будто хотела что-то сказать в своё оправдание.
- Далеко отсюда живёшь? – спросила Диана.
- Час на двух автобусах, а маршрутки я не люблю, - я наконец-то сняла второй сапог и удовлетворённо выдохнула.
- Далековато, особенно в такой холод. У тебя даже пальцы посинели.
Я посмотрела на свои пальцы. Н-да. Особенно пугали ногти мервяцкого оттенка, как говорил мой папа.
- Ну, ничего, сейчас я тебя отогрею, - она улыбнулась, и моя неловкость сразу исчезла. – Предлагаю чай. Есть ещё кофе и какао, смотря что ты любишь.
Она улыбнулась, и всё как будто встало на свои места.
А потом было тепло и приятное шуршание подогреваемого чайника. Я выбрала чай, хотя очень любила какао, но не хотела, чтобы Диана долго возилась. А вот кофе я совсем не жаловала и очень удивилась, как Диана может пить его без сливок и сахара. Он же горький. Но так вкусно пахнет.
А мой чай пах земляникой, тоже очень вкусно. А ещё было печенье, и так здорово было хрустеть им. И Диана рассказывала что-то очень весёлое, и я смеялась и хрустела, и чувствовала, как холод уходит, а по пальцам растекается расслабляющее тепло.
И я снова почувствовала это. То, что было тогда. То, что я так хотела вернуть всё это время бесконечными просмотрами «Римских каникул» по ночам. Какая-то лёгкость, как будто радость без причины, и щемящее тепло в груди.
Просто есть такие чувства, они мимолётны, но запоминаются на всю жизнь. И нам даже может казаться, что мы забыли, но эти чувства не забыли о нас. Они всегда жили внутри, просто спали. И бывает, что они вдруг возрождаются, и на короткий миг снова заполняют собой весь наш мир. И кроме них больше ничего не существует.
И, конечно, я знала, что где-то существует Маша, и что она должна вот-вот вернуться. Но Маша была такой далёкой, она обитала за границей заполняющего меня мира, для неё просто не оставалось места. И мне так не хотелось, чтобы она вернулась. Ведь тогда всё закончилось бы. Вообще всё.
- Ну, так о чём твой реферат по биологии? – спросила Диана, когда я выпила чай и отказалась от добавки.
- Геном человека, - я поставила пустую чашку на стол.
- О, генетика – это интересно.
- Нисколько! Ненавижу биологию и всё, что с ней связано. Наша училка чокнутая. Я сижу на первой парте, а она постоянно ходит туда-сюда и размахивает своей указкой, того и гляди по башке заедет…
Она вдруг рассмеялась. И такой хороший был у неё смех. Такой лёгкий и чистый, как будто её ничто больше уже не тревожило.
- А ещё она постоянно путает плакаты на стенах. И своей указкой всё время тыкает в эти жуткие сперматозоиды с яйцеклетками и говорит: «А это головной мозг, дети»…
Диана ещё сильней засмеялась, и я смеялась тоже. И как же было хорошо. Просто так смеяться.
А потом мы как будто очнулись. Посмотрели на часы. Без пяти три.
- Всё-таки странно, что Маши так долго нет, - сказала Диана.
- Ты точно не знаешь, куда она могла пойти?
- Нет. Но я видела, что перед уходом она писала что-то на листочке в кухне, а потом убрала его в кошелёк. Скорее всего, это был список продуктов, которые надо купить. Маша всегда его составляет, если идёт в магазин.
- Очень похоже на Машу, - я неуверенно улыбнулась. – Может, ей позвонить?
- Да, пожалуй, - по её лицу пробежала тень беспокойства, и Диана встала из-за стола. – Я сейчас. Надеюсь, она взяла с собой сотовый.
А я снова почувствовала себя неловко. Как будто была на этой кухне сейчас ни к селу ни к городу. Что я тут делаю вообще? Почему пью чай и болтаю с незнакомым человеком? Почему я задержала Диану, сорвала её планы? Почему всё так странно получается…
Она вышла, и стало очень тихо. И в комнате, куда она ушла, тоже было тихо. А потом Диана вернулась с телефоном в руке и бросила на меня растерянный взгляд:
- Не отвечает.
- И что делать? – наверное, у меня был ещё более растерянный и даже испуганный вид, потому что Диана улыбнулась, как бы говоря, что всё в порядке. Теперь я знаю, что она хорошо умела изображать улыбку, но это нелегко давалось ей. Она просто улыбалась, чтобы успокоить меня. Она всегда делала всё возможное, чтобы мне было легче.
- А что тут поделаешь? Будем ждать. А чтобы не терять время, можем заняться рефератом. Мой ноутбук в твоём распоряжении.
Снова. Снова она помогает мне. Я была так поражена этим неожиданным участием, что просто не знала, как реагировать.
И я снова оказалась в её комнате. Диана торопливо включила настольную лампу, отчего сразу стало уютно и светло, и сгребла все фотографии, папки и конверты в одну стопку, освобождая место для ноутбука, который принесла со своей кровати.
Потом пододвинула к столу ещё один стул, и мы сели рядом. Диана быстро набрала в Гугле мою тему, а мне очень нравилось смотреть, как её пальцы бегают по клавиатуре. И я снова подумала, что было бы очень здорово увидеть, как она фотографирует, а взгляд мой то и дело отвлекался от мерцающего монитора на разбросанные чёрно-белые фото.
Время текло спокойно и легко, а короткий пасмурный день превращался в вечер. Но мы не замечали, мы не смотрели на часы, мы снова совсем забыли про Машу.
- А вы ещё не решаете задачки по биологии? – спросила Диана, копируя найденный материал по генетике.
- Задачки?
- Ну да. Помню, как в старших классах мы решали задачки типа: «Какое потомство может быть у рыжего кота с зелёными глазами и у белой кошки с голубыми?».
- Нет ещё, такого не решали. Интересно, наверное, узнать что-нибудь подобное.
Она усмехнулась.
- В нашем классе тогда все парочки стали выщитывать, какими родятся их будущие дети.
Я хотела спросить: «А ты тоже считала?», но вовремя опомнилась и сказала:
- А в нашем классе, наверное, не стали бы. У нас и парочек-то нет.
- Совсем нет? – удивилась Диана и посмотрела на меня. – Но ведь тебе наверняка нравится какой-нибудь мальчик?
- Раньше нравился один, - ответила я честно. – Но он оказался полным идиотом.
Диана снова засмеялась своим приятным заразительным смехом, и я прыснула вслед за ней. Раньше я никогда не смеялась по этому поводу, потому что в восьмом классе мне действительно очень нравился Коростылев Коля, и было очень грустно, так что я даже плакала, когда случайно встретила его гуляющим с Анькой Спичкиной из параллельного класса. У них обоих были такие глупые лица тогда, а в руках сахарная вата: у него белая, у Аньки – розовая. С тех пор я эту дурацкую вату терпеть не могу.
Но сейчас мы так смеялись, что даже слёзы выступили на глазах, и Диана взяла салфетку, чтобы вытереть тушь, и от этого мы ещё сильней засмеялись. И мне уже не было ни больно, ни обидно за тот испорченный солнечный день и сахарную вату. И это тепло. Тогда я ещё не знала, что это её тепло, и мне было просто хорошо. Но если бы Диану можно было охарактеризовать одним словом, я бы, не задумываясь, сказала: теплая.

5

Диана как раз скидывала всё, что нам удалось найти, на мою флешку, когда зазвонил телефон. И ещё до того, как Диана взяла трубку, мы уже знали, что что-то случилось. Да ладно, чего уж там, мы знали об этом ещё с того момента, как столкнулись нос к носу на крыльце. Потому что иногда привычные двери ведут совсем не туда, куда мы думаем.
Я ждала Диану в комнате и слышала её тихий, взволнованный голос из зала. Я не разбирала слов, но это и не нужно было – случилось что-то ужасное, и мне нужно встать и пойти к ней. Но я только смотрела на недвижный курсор мыши, который замер на экране рядом с папкой «Реферат по биологии». Холодно.
А потом звук её голоса затих, но Диана не возвращалась. И тогда я решила, что никогда не прощу себя, если сейчас же не встану и не пойду к ней. И я пошла.
Диана стояла посреди зала с большой чёрной телефонной трубкой в руке. Её пальцы почти разжались, и казалось, что трубка того и гляди упадёт на пол. Сердце колотилось, а в горле было обжигающе сухо, но я сделала над собой усилие и позвала тихонько:
- Диана?
В её глазах застыл страх. И если страх и мог как-то выглядеть, то именно так.
- Что такое? – я сделала робкий шаг ей навстречу.
- Маша… - отозвалась она, но не смогла продолжить.
- Маша звонила?
- Маша… Её сбила машина.
Я уже говорила, что мы никогда не поймём, как много значит для нас человек, пока не появится риск потерять его навсегда. Знаете, навсегда – это вообще самое страшное слово, которое только может быть. Я никогда не верила в вечную любовь и все эти клятвы, которые дают возлюбленные друг другу перед алтарём в кино, потому что единственное, что бывает в нашем мире навсегда – это смерть.
- Она… - я хотела спросить «жива», но не смогла, да это и не нужно было, потому что бывают моменты, когда люди могут читать мысли друг друга.
- Жива, - ответила Диана. – Она в больнице Скорой помощи в тяжёлом состоянии.
- Поедем? – мой голос совсем сел.
- Да, - прошептала она.
И мы поехали. Нет, сначала пошли, потом побежали. На улице стало ещё холоднее, чем пару часов назад, на город опускались тяжёлые туманные сумерки. А ещё стало очень скользко. И я в своих новых сапогах на каблуках, будь они неладны, еле успевала семенить за Дианой, всё боясь поскользнуться и растянуться на дороге. Почему-то никогда я ещё так не боялась упасть и никогда, наверное, не выглядела такой смешной, неловкой и замерзшей.
Но один раз, перебегая через дорогу, которую как будто нарочно кто-то залил водой, я всё-таки не удержала равновесие и инстинктивно уцепилась за рукав пальто Дианы. Если бы не этот рукав, я всё-таки грохнулась бы, и наверняка было бы больно плюхнуться прямо на голый лёд.
- Осторожнее, - выдохнула она, останавливаясь и помогая мне устоять на ногах. – Сапоги скользкие?
Я невнятно угукнула, тяжело дыша и радуясь этой короткой передышке.
- Держись за меня, - она слабо улыбнулась. – На моих вездеходах мы мигом добежим до остановки.
Я взяла её под руку и сразу почувствовала себя немного увереннее. Но не успели мы сделать и пары шагов, как снова поскользнулись, на этот раз обе и одновременно. И приземлились в ближайший сугроб. Хоть в этом нам повезло.
Первое, что я ощутила, был обжигающе холодный снег, в котором утонули мои руки. Снег был везде: на разгорячённой от бега коже, на оголившихся запястьях и в промокших варежках, в волосах и воротнике, на губах.
И мы просто сидели вот так в снегу и не двигались. А потом Диана вдруг засмеялась.
- Вот и добежали! – воскликнула она.
И я тоже засмеялась. И клубы пара слетали с губ и таяли в воздухе. А снежинки застыли на ресницах, но нельзя было их смахнуть, чтобы не размазать тушь. Кожу щипало от мороза, а сердце колотилось. Как же оно колотилось. А мы хохотали так, что из глаз всё-таки потекли слёзы, и про тушь можно было забыть.
- У тебя потекло, - сквозь смех прошептала Диана и потянулась вытереть мою размазанную горе-косметику.
Её пальцы осторожно коснулись моей кожи, и я закрыла глаза.
- Ну вот. Ещё больше размазала, - хохотнула она.
Я открыла один глаз и сказала:
- У тебя тоже потекло, - и тоже попыталась стереть чёрный подтёк, но получилось только ещё хуже. И мы снова захохотали, теперь уже глядя друг на друга.
Мы смеялись и не могли остановиться. Несмотря на то, что было очень страшно, а нервы были подобны натянутым и звенящим струнам, мы смеялись совершенно искренне. Хотя и не должны были. Ведь была Маша, которая лежала в больнице, быть может при смерти. Но Маша опять стала для нас какой-то далёкой, а мы были здесь и мы смеялись. Запретный смех. Наверное, именно тогда это и случилось.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: