Дом-музей А.Л.Дурова в Воронеже

К началу нашего века слава знаменитого клоуна Анатолия Дурова достигла своей вершины. Он был известен почти всей Европе. Любой цирк принимал его с радостью, соглашаясь на все условия, на выплату огромных гонораров, достигавших пятидесяти процентов от сбора.

Деньги лились рекой. Тратил он их не только на содержание собственного цирка. на покупку животных, постоянно требовавшихся для пополнения труппы, но и на приобретение всевозможных редкостей и предметов искусства. Коллекция его росла, постоянно перевозить ее с собой не было никакой возможности. И тогда Анатолий Дуров решает обзавестись собственным домом, где бы он смог разместить все свое имущество.

В 1901 году Дуров приехал на гастроли в Воронеж. С этим городом у него были связаны приятные воспоминания о первом выступлении на манеже настоящего цирка, директором которого в то время был Максимилиан Труцци, и о торжественном бенефисе через 10 лет после премьеры. Да и сам город нравился Анатолию Леонидовичу своей патриархальной тишиной и спокойствием.

В этот свой приезд и купил Дуров заброшенную усадьбу, расположенную в конце Мало- Садовой улицы, на самом берегу широкой реки Воронеж, и ставшую вскоре чудесным уголком, известным всей России. Этот дом приезжали посмотреть известные литераторы, артисты, ученые, оставившие свои автографы в книге для гостей. В весеннее и летнее время, в воскресные и праздничные дни Дуровская усадьба была открыта для публики. Любой за небольшую плату мог осмотреть все павильоны, с выставленными в них всевозможными редкостями, картинами, написанными на стекле самим Анатолием Дуровым, всевозможными сюрпризами для публики, табличками с забавными надписями.

У входа посетителя встречала огромная голова с красным носом и стеклянными глазами с широко разинутым ртом, в который, не нагибаясь, мог войти человек. Во рту с оскаленными зубами виднелась дверь с надписью: «Вход воспрещен». Эта дверь в репетиционный манеж, построенный для дрессировки животных. Волосы на голове сделаны были из метелок, а сама голова из глины и папье-маше. Вечером глазного страшилища светились, подсвеченные электрическими лампочками. Пройдемся по усадьбе вместе с известным в те годы петербургским писателем С. Скиталъцем.

«..Мы остановились у ворот дома, который по внешности не представлял ничего оригинального: приземистый, низенький, он построен был по стилю всех окраинных провинциальных домов, похожих на хорошо поевшего обывателя, у которого одно только желание: вздремнуть бы эдак на полчасика...

Над калиткой довольно оригинальная надпись: «Кто приходит ко мне, делает удовольствие, кто не ходит, делает одолжение...».

На мой призывный звонок калитку отворил карлик.

— Анатолий Леонидович дома?..

— Дома. Пожалуйте...

Переваливаясь на низеньких ножках, карлик побежал докладывать обо мне, при-гласив меня следовать за собой. В кабинете, к которому мы подошли, из-за стола, заваленного бумагами, радостно поднялся навстречу мне небольшого роста человек, с живыми блестящими глазами...».

После обеда Дуров повел гостя осматривать усадьбу.

«Террасами вниз спускается белая каменная лестница, над которой тяжело нависли сочные зреющие вишни, сливы, яблоки... Терраса упирается в площадку, на которой из зеленой лягушачьей головы бьет фонтан. Бросается в глаза прибитая на дереве надпись: «И в раю жить тошно одному»... Опускаемся еще ниже, так низко, что отсюда и домик Дурова, и белая с витой лестницей вышка-бельведер, поднимающаяся над садом, кажутся стоящими где-то на далекой горе... Остановились у фонтана с надписью: «Только фонтан бьет снизу вверх, обыкновенно бьют сверху»... По илистому каменному дну фонтана важно ползают черепахи...».

Спустившись, они попали в обширный каменный грот со сводами, сталактитами и нишами, в которых размещены и подсвечены электричеством аквариумы с экзотическими рыбами и террариум с ящерицами, тритонами, саламандрами. Из грота Дуров провел посетителя в «весьма серьезный от-дел». Отдел начинался помещением, в котором были развешаны кривые зеркала, бывшие в то время редкостью. Сейчас подобные «комнаты смеха» с зеркалами можно увидеть в парках. В этом же «серьезном отделе» находились чучела гусей, «которые Рим спасли», «стружки от лестницы, которую Иаков увидел во сне», пара ботфортов с надписью: «сапоги, в которых Наполеон сделал шаг от великого до смешного» и много, много других вещей, к которым были придуманы забавные, образные названия.

«По узкой лестнице со скользкими ступенями, вероятно, по той же самой лестнице, по которой сходят в царство мертвых, спустились мы с Анатолием Леонидовичем в подземный ход, тускло освещенный редкими электрическими лампочками... Веет затхлою загробной сыростью могил. От поучительных надписей, сопровождающих вход в подземелье, невольно делаешься философом. «Наш путь — короткая дорога от метрики до некролога» — смеясь, говорит белая дощечка. Спускаемся в подземелье. «Жить остается немного — надо торопиться работать» — зловеще предостерегает следующая дощечка, когда я в раздумье останавливаюсь над стеклянным ящиком, положенным в нише подземелья... Кости из братской могилы убитых в Полтавском бою шведов. Мирно лежат они, не зная теперь ни вражды, ни дружбы. Идем дальше: налево и направо ниши с полочками, читаю надпись: «Рано ли, поздно ли всяк попадет на свою полочку».

Подземный ход вывел хозяина и его гостя в «Замок царицы Тамары» — картинную галерею. Стены задрапированы черным ковром. Мягкие ковры заглушают шаги. По стенам, в углублениях, картины «Ночь»... два огненных глаза паровоза, высвечивающих рельсы... На них что-то темное; «Добыча Демона» — «мрачный черный Демон стиснул правой рукой прекрасную девушку с беломраморным лицом...»; «Маяк» — бурные волны, разбивающиеся о скалу, на вершине которой поставлен стройный маяк. Это была галерея живописно-макетных произведений, созданных самим Дуровым. Он был неплохим художником, и его работы отличались оригинальной техникой исполнения. Все они были написаны на стекле особыми прозрачными красками, а передний план делался рельефным, вылепленным и смонтированным из глины, пластилина, дощечек, веточек и других материалов, создавая объемность и воздушную перспективу.

«Из галереи картин направились мы в музей, но по дороге заинтересовался я.Немецкой улицей». «Детская игрушка, — усмехнулся Анатолий Леонидович, — сколотил на досуге...». Улица начиналась доками почти натуральной величины. Если это и была игрушка, то игрушка чистой изящной нюрнбергской работы. Железные средневековые ворота запирают узкую улицу, прихотливо бегущую вниз между двумя радами высоких домов в угрюмом готическом стиле... Так и кажется: загремят трубы герольдов и из-за угла, тяжело ступая, выйдут закованные в латы суровые немецкие рыцари...

Но не выходят рыцари, а в окне одного из нахмурившихся домов нежно белеет занавесочка: кого там, тоскуя, поджидает Гретхен?

...Поднимаемся в музей... Хотел бы я описать его весь — не могу: пришлось бы описывать и далекое доисторическое и историческое прошлое человечества и его настоящее, а для этого надо целые тома. Достаточно сказать, что в музее 20 отделов кроме картинной галереи скульптуры... Глаза жадно перебегают от одного предмета к дутому, не зная, на чем остановиться.

С первого же взгляда удивленно остановился перед мумией... Рядом саркофаг с тремя крылышками 21-й Египетской царствующей династии (более 1000 лет до Рождества Христова) из коллекции покойного гофмейстера двора его императорского величества М.А.Хитрово... Целый лес оленьих рогов: маленьких, ветвистых... Огромные отделы естествознания: чучела и шкуры разных животных, змеи, черепахи, рыбы, крабы, птицы, бабочки, насекомые... Отдел редкостей: обломок любимой чашки Петра I, разбитой в день его смерти, шашка Шамиля, разорвавшаяся граната, пущенная японцами в первый раз в Порт-Артуре, и т.д. Громадная и ценная коллекция старинной и редкой посуды (более ста предметов), разные минералы, предметы, найденные при раскопках, старинное оружие... Всего не перечислишь. Но приходится все-таки особо отметить полную натуральную копию зала дворца эмира Бухарского, дающую точное представление об азиатской роскоши... Картинная галерея: Айвазовский, Шишкин, Бенуа; скульптурный отдел...».

Осмотр усадьбы Дуров и его гость закончили посещением египетского павильона. Посередине его стоял стол с гладкой белой столешницей. На ее поверхности виднелась чудная картина: острова со стаями пасущихся гусей, речные протоки с движущимися по ним парусными лодками, крыши домов, колокольни, и над пейзажем — голубое небо с летящими по нему облаками. Все это перемещалось и жило настоящей жизнью. Сильный морской перископ и специальное устройство передавали на эту столешницу изображение всего того, что происходило на берегу реки перед усадьбой.

Вечером сад был озарен светом — зажигались сразу все электрические фонари, расставленные по аллеям, декоративная звезда на одной из стен музея-павильона искрилась, автоматически меняя свою форму и цвета. Струи фонтанов светились розовым, нежно-зеленым, желтым и голубым цветами...

После смерти Дурова в 1916 году постепенно усадьба пришла в упадок. Вдова его — Елена Робертовна Дурова, дожившая до 93 лет, своим завещанием передала дом и прилегающий к нему участок в ведение городских властей. В 80-х гг. в доме Анатолия Дурова был открыт музей. Постепенно восстанавливаются павильоны и надворные постройки. Будем надеяться, что усадьбу восстановят полностью.

Славный продолжатель династии клоуное-дрессировщикоd — Владимир Григорьевич Дуров

Бим-Бом

Среди музыкальных клоунов наибольший успех имел дуэт Бим-Бом. Создателя дуэта Ивана Радунского цирк привлекал с детства. После окончания четырехклассного училища в Петербурге он поступил учеником к золотых дел мастеру, а в свободное время мастерил необычные музыкальные инструменты. Это были бутылки, цветочные горшки, березовые поленья, издававшие вполне музыкальные звуки.

Из-за его увлечения в семье начались скандалы и молодого Радунского отправили в Одессу. Здесь и состоялся его артистический дебют: в саду при местном пивном заводе он играл на различных инструментах, танцевал и рассказывал анекдоты.

Потом были выступления в пригородах Одессы, бродячая цирковая труппа, музыкально-эксцентрические номера в трактирах и балаганах. Все это послужило суровой, но хорошей школой молодому артисту.

Вернувшись после странствий в Петербург, Радунский продолжал свои выступления, готовил и репетировал новые номера. Но работа соло-клоуна, играющего на разного рода эксцентрических музыкальных инструментах, уже не удовлетворяла артиста. Радунский понимал, что его номерам недоставало остроты и злободневности. Таким острым оружием, по его мнению, была бичующая и разящая сатира. А чтобы с успехом донести до публики актуальные и злободневные темы, нужно создать разговорно-музыкальный клоунский дуэт.

Радунский решил сделать такой номер и стал подыскивать подходящего партнера. Задача была трудная, ведь партнер должен был быть не просто музыкантом, а владеть разными инструментами и вообще быть культурным человеком.

Как это часто бывает, Радунскому помог случай. Однажды он зашел в шляпный магазин на Невском проспекте. Его обслуживал молодой приказчик и, узнав, что Радунский артист, поведал ему о своем увлечении музыкой и страстном желании стать артистом. Выяснилось, что этот молодой человек — обрусевший итальянец Феликс Кортези — играет на мандолине, гитаре, концертино и трубе и обладает неплохим лирическим тенором. Радунский предложил Кортези работать с ним в номере «музыкальные клоуны». По характеру номера Кортези должен изображать комика (Рыжего), а Радунский — резонера (Белого). После двух--трех репетиций Кортези, помимо музыкальных качеств, продемонстрировал обладание исключительным природным юмором.

Когда после усиленных репетиций номер был готов, новые друзья получили ангажемент в Тамбов, в цирк Труцци.

Первое же выступление показало, что их музыкальная клоунада пришлась зрителю по вкусу. Номер не походил на обычнее клоунские антре с неизбежными пощечинами, падениями, обливанием водой и другими трюками. Артисты постарались облагородить его, поднять его культурный уровень. Они отказались от уродливых масок и шаблонных костюмов Белого и Рыжего клоунов и выходили на арену почти без грима, без париков, в одинаковых шелковых клоунских костюмах.

Постепенно Радунский и Кортези на-вводить в номер злободневные шутки и обыгрывать работу с музыкальными инструментами диалогами и разговорными сценками. Таким образом, в цирке создавался новый жанр — разговорно-музыкальная клоунада и новый дуэт Бим-Бом, где Радунский был Бимом, а Кортези — Бомом.

Имя Бим-Бом становилось популярным в Петербурге, и их номера проходили с неизменным успехом у публики. Но этот успех достигался постоянной работой, совершенствованием мастерства. Артисты часто вводили в номер новые элементы, дополняли музыкальные номера диалогами на злободневные темы. Бим-Бом снискали популярность и тем, что говорили на правильном русском языке, в то время как большинство клоунов коверкало русский язык.

Артисты пользовались каждым свободным от работы часом для репетиций и изобретения новых музыкальных инструментов, для сочинения и разучивания диалогов. Вся работа по разговорной части номера легла на Радунского. Он подбирал материалы из газет и юмористических журналов, а чаще всего сам сочинял сатирические и юмористические сценки.

Что же представлял собой в то время дуэт Бим-Бом? Чем они отличались от других многочисленных клоунов?

Как уже говорилось выше, артисты выходили на манеж в одинаковых клоунских балахонах, слегка прибелив лица. Кортези, как комик, слегка чернил кончик носа, что придавало его физиономии лукавое и насмешливое выражение.

Номер начинался с музыкального исполнения, например, артисты играли на подобранных по размерам и тональности сковородах. Иногда они играли на скрипках, одновременно карабкаясь друг на друга, перекатываясь друг через друга и делая акробатические прыжки. Была также у клонов метла, на которой они играли, как на виолончели. Струны натягивались на метлу, а резонатор заменял бычий пузырь. Успех имела «игра» на дровах или на обыкновенной пиле, по которой водили скрипичным смычком. Специально подобранные камни, по которым били молоточками, заменяли ксилофон. В музыкальные инструменты превращались колокольчики и бубенчики, подобранные по тонам. Своеобразным музыкальным инструментом была даже визитная карточка, издававшая тонкий пискливый звук, когда по ней проводили пальцами.

Эксцентрический инструмент должен был быть неожиданным для публики, и в то же время изготовлен из материала, хорошо ей знакомого. Поэтому публика всегда хорошо принимала игру на метле и бутылках: ей сразу становилась ясна вся сложность исполнения.

Так, с особым успехом Бим-Бом исполняли на двух метлах романс М.И.Глинки «Не искушай меня без нужды», а на двух пилах — арию Надира из оперы Визе «Искатели жемчуга».

Десятки самых разнообразных, часто невероятных инструментов, прошли через руки Радунского и Кортези и играли они на них так, что даже тонкие ценители и знатоки музыки оставались довольны. Иногда на своих удивительных инструментах они исполняли сложные музыкальные произведения композиторов-классиков. Кроме того, в перерывах между музыкальными номерами они разыгрывали злободневные шутки на внутренние и международные темы. Они смеялись над полицией, над преклонением перед всем иностранным, над модой и обычаями светского общества. Это нравилось простой публике и приносило Бим-Бому заслуженный успех.

Но в 1898 году, когда Бим-Бом гастролировал в Астрахани, случилась трагедия: Кортези утонул в реке. После этого Радунский пробовал выступать один, потом вместе со своей женой и женой погибшего партнера, но неудачно.

В Варшаве в цирке Чинизелли Радунский познакомился с коверным клоуном Мечиславом Станевским. Станевский, хороший комик, остроумный пародист, сразу понравился Радунскому. А когда выяснилось, что он хорошо играет на нескольких музыкальных инструментах, Радунский тут же предложил ему стать партнером в номере.

Сначала они продолжали играть старые номера, но постепенно они стали замечать, что особым успехом у публики пользуются разговорные сценки со злободневными шутками. А так как Станевский был хорошим юмористом, то таких шуток в номерах становилось все больше. Артисты также решили петь на арене куплеты. Это был большой риск, ведь до них этого никто не делал.

Теперь выступления Бим-Бом стали соединением музыки, разговора и пения, акробатика ушла из них. В начале номера они исполняли диалог на злободневные темы, потом переходили к своим эксцентрическим музыкальным инструментам, а в конце пели куплеты.

Изменились и маски Бим-Бома. Если Радунский по-прежнему выходил в клоунском костюме, то Станевский появлялся в ультрамодном смокинге, в цилиндре, кадетом слегка набекрень, с огромной хризантемой в петлице. Радунский изображал человека, сохранившего многие детские черты, а Станевский представлял самоуверенного баловня. На этом различии артисты и строили свои номера. Кроме того, Станевский так весело н заразительно смеялся, что его смех даже был записан на граммофонные пластинки. Поэтому неудивительно, что вслед за ним начинал хохотать весь цирк.

Клоуны-Буфф

Представления, шедшие в цирках примерно с восьмидесятых годов XIX века до тридцатых годов XX века, отличались от идущих сегодня. Во-первых, в них гораздо большее место занимали номера, связанные с лошадьми и, во-вторых, в каждом представлении участвовали так называемые клоуны-буфф, разыгрывающие комические оценки, по-цирковому именуемые антре. Но почему сценки, исполняемые клоунами, назывались буффонадами, а артисты их исполняющие обозначали себя — клоуны-буфф? Сатира, язвительная насмешка народных представлений явилась причиной рождения особой комической манеры игры, -случившей название «буффонада», что означает паясничество, забавные шутки, шутовство.

Артистов, создававших карикатурные образы, было принято на протяжении истории называть буффонами. Буффон (от средневекового латинского слова «буффо») — человек с надутыми щеками. Возможно, и пощечины, которыми часто награждался комик, звучали особенно громко по причине надутых щек. Известно, что буффонада была в игре греческих артистов в комедиях Аристофана, в представлениях мимов, флиаков в средневековых фарсах, в итальянской комедии масок и в настоящее время в искусстве клоунов, киноактеров. О происхождении этой древней комической игры мало что известно. Сохранилась греческая легенда, согласно которой имя Буффо носил жрец, который во время жертвоприношения Зевсу внезапно убежал из храма. Его не могли догнать и нашли только его жертвенный топорик, оставшийся после побега. Было принято решение устроить суд над топориком и признать его виновным. С тех пор жертвоприношение якобы сопровождалось комическим бегством жреца и церемония на празднике в честь Зевса приобрела характер шутки.

В буффонаде шут-клоун подчеркивал одну-две характерные черты изображаемого персонажа, сильно преувеличивая их и доводя до карикатурности. Выразительность достигалась экспрессивной жестикуляцией, резкими движениями, утрированной мимикой, неожиданными интонациями, порой особенным смехом, фальцетом, криком, громким плачем.

Одна из особенностей буффонады заключается в том, что артист как бы стремится подчеркнуть, что он, артист, не таков, каким является его персонаж, что вместе со зрителем он смеется над этим персонажем.

Актеры, прибегающие к буффонаде, стремились максимально подчеркивать комические стороны того, кого они изображают: его внешность, характер, поведение. Отсюда преувеличенность грима, отдельных деталей костюма, нарочитая преувеличенность жестикуляции. Для буффонады характерна динамичность: беготня, драки, акробатические каскады. Все эти приемы получили развитие в цирках и комических кинолентах XIX и XX веков.

Благодаря буффонаде артисты-клоуны не только развлекают, но и обличают. Пре-дельно утрированные изображаемые ими жадность, трусость, хвастовство, самовлюбленность, лицемерие вызывают не только смех, но и презрение к носителям этих недостатков. Творческая практика выдающихся клоунов свидетельствует, что буффонада — не бессмысленное трюкачество, но художественное средство, способное создать гротеск.

...Антре, как правило, разыгрывали два клоуна — Белый и Рыжий, реже — трое, Белый и два Рыжих.

Но откуда пришли на арену эти персонажи? Что касается Рыжих, то первоначально это были неловкие, путающиеся под ногами, мешающие своим товарищам, униформисты. Чтобы подчеркнуть свою несуразность, они надевали растрепанные рыжие парики, отсюда и пошло прозвище — Рыжий. Постепенно эти персонажи стали напоминать окарикатуренных горожан. Среди первых Рыжих историки цирка называют Тома Беллинга, американского наездника, выступавшего в цирке Э.Ренца.

Теперь скажем несколько слов о так называемом Белом. Он потомок Пьеро — персонажа, действовавшего в старинном французском фарсе. Обсыпанное мукой лицо делало его черты лица яркими. Нарисованные сажей (углем) высокие брови и полоски «слез» под глазами придавали лицу глупое или плаксивое выражение. Окрашенные свекольным соком кончик носа и мочки ушей вместе с неуверенной походкой создавали впечатление приверженности типажа известному пороку и вызывали насмешки зрителей.

На голове клоун носил колпак, принадлежность средневековых шутов, которые так же оказали на него известное влияние. Костюм клоуна: комбинезон, куртка и брюки, напоминающие галифе. Брюки доходили до колен, а далее шли чулки и туфли на мягкой подошве и без каблуков. Вначале клоунский костюм по преимуществу шился из ситца, но постепенно ситец заменялся дорогими материалами: парчой, бархатом, атласом. В России первыми такие костюмы начали носить А.Л. и В.Л. Дуровы.

До восьмидесятых годов прошлого века Белые клоуны выступали только соло. Они читали монологи, прибегали к словесным шуткам иногда сатирического характера, показывали дрессированных животных, демонстрировали акробатические трюки, использовали приемы эквилибристики и жонглирования.

По мнению знатоков, хорошим Белым клоуном был Серж (С. Александров), отец, дед и прадед выдающихся цирковых жокеев. Особенно ему удавались сценки, требующие тонкого актерского мастерства: «Перо», «Бабочка».

Начиная с восьмидесятых годов XIX века Рыжие и Белые стали выступать вдвоем, разыгрывать антре. Первыми во Франции начали выступать в паре Футтит (Тюдор Холл) и Шоколад, а в России — С.С Альперов и Бернардо (Б.М.Мухницкий). о которых мы расскажем в главе «От балагана до цирка».

ЛЕПОМ И ЭЙЖЕН

Другой талантливой клоунской парой. начавшей свою деятельность вскоре после Альперова и Бернардо, были Лепом и Эйжен. Оба они прошли основательную цирковую школу, выступали в разных жанрах, оба участвовали в пантомимах, исполни комические роли, проявили в этом отношении способности и оба в результате стали клоунами. Десять лет они как клоуны проработали в цирке Р. Труцци, называемом знатоками академией циркового искусства

Они играли только традиционные антре, но и в этом отношении их репертуар оказался ограничен. Реквизитом почти не пользовались, все строилось на словесных диалогах.

Уже после того, как Лепом и Эйжен проработали на арене много лет, достигли славы, журналист обратился к Эйжену с вопросом: почему он и его партнер вовсе не пользуются современным репертуаром? Не прибегают к темам на злобу дня? Эйжен ответил: «Политическим сатириком может быть клоун, но не эксцентрик, сущность которого изображение простого быта. Я только утрирую смешные стороны жизни и подчеркиваю бытовые несуразности. В политику я не вмешиваюсь, так как не берусь решать судьбы народов. Это не моя специальность».

Лепом был Белым клоуном, носил традиционный комбинезон, белил лицо, делал красными кончик носа и мочки ушей. Комедийный герой Лепома был человеком себе на уме, требовательный, но на поверку наивный и постоянно попадающий впросак. Говорил он со значительным иностранным акцентом, и этот акцент придавал его речи дополнительную смеховую нагрузку.

Эйжен появлялся на арене через какое-то время после того, как выходил Лепом. Тот уже успевал поздороваться со зрителями, сообщить им, какую сценку он собирается играть, а заодно поинтересоваться где его партнер. И тут Эйжен появлялся. Выходя, он напевал: «Мама, купи мне куклу и барабан».

Рыжий парик Эйжен надевал, в этом не отступал от традиции, но его костюм оказывался только слегка окарикатурен, напоминал костюм, который носили горожане. Он выходил в легком пальто и шляпе-канотье. Пальто он снимал и оказывался в кургузом клетчатом пиджаке, узких брюках и лакированных ботинках с гамашами. Грим только подчеркивал особенности строения лица, но не доводился до гротесковости. Говорил Эйжен с акцентом, но четко. И держался он просто, почти не использовал комических приемов. Даже обычные у клоунов каскады исполнял редко, хотя их делать. От всего облика Эйжена веяло благодушием. Скоро становилось ясно, что это легкий в быту человек, склонный к шуткам и розыгрышам. На протяжении номера Эйжен исполнял итальянскую или тирольскую песню, и это нравилось зрителям. И обязательно он включал несколько слов, горячо принимаемых зрителями. Чаще всего это были: «Извозчик», «Не может быть», Анюта». Он произносил их как-то особенно, нараспев. Казалось, что он обращался х своей спутнице, сидящей на галерке. И через несколько дней после того, как артисты начинали выступать, весь город повторял: «Извозчик», «Не может быть», «Аню-_

В.Е. Лазаренко в молодости встречался с этими клоунами и в неопубликованных мемуарах он так о них рассказал: «Их антре можно было смотреть по сотне раз, все было интересно. Они были какие-то особенные, чем больше их смотришь, тем больше они нравятся».

Лепом обычно втягивал Эйжена в какую-нибудь игру, обязательно на деньги. При этом он был уверен в своей победе, он-то клоун, а это значит до конца цирковой человек. Неужели он не обыграет этого дилетанта, распевающего песенки? Весь цирк радовался и смеялся, когда он проигрывал. И тогда под маской простака у Эйжена выявлялись ум и лукавство.

Вот Эйжен рассказывает своему партнеру, что он посетил картинную галерею и, стоя возле одного полотна, заплакал.

— Трогательным оказался сюжет?

— Нет.

— Тебя поразило и восхитило мастерство живописца?

— Нет.

— Тогда что же?

Оказывается, пока Эйжен рассматривал картину, она сорвалась с гвоздя и рама больно ударила его по голове.

Кажется, не слишком смешная история, а цирковые зрители смеялись от души. Таким наивным казался Эйжен, так был обижен, так непосредствен в своих жалобах.

Среди антре особенный успех имела так называемая «Дуэль». Клоуны ссорились, и Лепом вызывал Эйжена на дуэль. А тот долго не мог сообразить, что это такое. Но, наконец, решали прибегнуть к американской дуэли, это значило, что они опускали в колпак две бумажки, на одной было написано — жизнь, а на другой — смерть. И тот, кто вытягивал слово «смерть», должен был застрелиться. Шла довольно продолжительная игра, оба трусили, стремились обмануть друг друга, искали разнообразные приемы, чтобы выяснить: где же бумажка со смертью? В результате роковая бумажка доставалась Эйжену. И здесь происходило то, что в цирке случалось чрезвычайно редко. Эйжен прощался со своим партнером, с публикой, с «Анютой», конечно. И цирк замирал, зрители не смеялись, все больше и больше жалея неудачника. Но вот Эйжен удалялся за занавес, и тишина становилась гнетущей.

«О, что я наделал!» — мелодраматически заламывая руки, восклицал Лепом. И в это время раздавался выстрел. А еле-дом за ним на арене появлялся улыбающийся Энжен. «Слава Богу! — восклицал он. — Промахнулся!» И зал разражался овацией.

В жизни Эйжен тоже оставался комиком. После обеда он отправлялся на улицу. Там у ворот дома его всегда ожидало несколько человек. Когда клоун доходил до какого-нибудь магазина, за ним уже следовала толпа. В магазине он обращался к приказчику с просьбой дать ему необходимое. При этом Эйжен так уморительно произносил слова на ломаном языке, что вызывал заразительный смех у всех окружающих: у покупателей, приказчиков, кассиров и пришедших вместе с ним любопытных. Спустя пять минут магазин был уже полон народу. Публика ничего не покупала и только смотрела на Эйжена и смеялась, слушая его разговор с приказчиком. Продавцы забывали о том, что им надо обслуживать посетителей, увлеченные необычным выступлением клоуна.

Когда Эйжен уходил, магазин сразу пустел. По дороге он заглядывал еще куда-нибудь, например в бильярдную. Его игра и поведение у бильярда заставляли смеяться всех окружающих. Он почти всегда выигрывал. Секрет успеха был прост: партнер Эйжена во время игры обычно не мог сдержаться от смеха, руки его дрожали, и он попадал в шар. Поэтому Эйжен всегда старался, когда партнер целился, рассмешить его.

К сожалению, в 20-е годы Лепом и Эйжен расстались. Лепом начал выступать с М. Есиковским (Пач-Пач). Но как Рыжий Пач-Пач не блистал. Впрочем, Лепом с ним проработал недолго, он уехал за границу вместе со своими дочерьми — воздушными гимнастками сестрами Принцисс.

А Эйжен объединился с Белым клоуном Роландом, но об этом мы расскажем в статье о Роланде. Вскоре Эйжен покинул Россию.

За границей он не стал выступать в цирках, открыл пивную. Его прибаутки, уморительные телодвижения, гримасы привлекали в питейное заведение множество посетителей.

БРАТЬЯ КОСТАНДИ

Лучшими клоунами предреволюционного цирка стали братья Юрий Константинович и Владимир Константинович Костанди.

Настоящая фамилия этих клоунов — Толчи-оглы. По национальности они греки, а их творческая жизнь прошла на аренах цирков России. Первые годы Костанди выступали с номером «Акробаты-эксцентрики», созданным на основе старинного лацци «Повар и черт». Позднее комики подготовили музыкальную клоунаду в духе Бим-Бом», где забавные репризы сочеталась с игрой на необычных инструментах.

Особенно виртуозно Юрий Костанди исполнял мелодию на метле, на которую была натянута одна струна. Известные мастера музыки, слушая игру Костанди, выражали свое восхищение его талантом. Высокое профессиональное мастерство и самобытные клоунские маски вывели братьев в лидеры.

У них было много поклонников, ходивших в цирк исключительно ради братьев Костанди. Старший Юрий был Рыжим, а роль Белого играл младший Владимир. Молодой, красивый, обаятельный, в традиционном костюме, он привносил на арену благородство и интеллигентность. Он создал маску нервного, все время торопящегося куда-то человека. Белый постоянно подгонял Рыжего, а тот действовал в маске флегматичного, глубокомысленно размышляющего персонажа, неспешно высказывающего свои суждения.

Но главным в дуэте был Юрий (Георгий) Костанди. Одетый в черную визитку и котелок, он почти не пользовался гримом. К острым эксцентрическим приемам братья прибегали редко, выступления строили по преимуществу на словесных диалогах, добиваясь при ведении их естественности. Эта пара на фоне большинства дуэтов выделялась тонким юмором и, что было большой редкостью, культурой. Вот как оценивал выступление этих артистов критик: «Что особенно отличает бр. Костанди от многих других их собратьев, это удивительная мягкость и простота тона. В их «работе» есть мера и грация, которые покойный А.Н. Островский считал «именно искусством».

Костанди были великолепными музы-кантами, и дело заключалось не столько в виртуозности, сколько в задушевности исполнения. Костанди иногда прибегали к злободневным остротам, но чаще оставались в пределах безобидных шуток. Они приглашали на свой бенефис тех, кто любит беззлобно пошутить, посмеяться. Тех же, кто всякую шутку считал за грех, просили к ним на бенефис не приходить.

Ю. Костанди создал образ маленького человека своего времени, робкого, застенчивого, в чем-то беспомощного, в чем-то смешного и даже жалкого, но с поэтической душой. Он терялся, тушевался рядом со своим роскошным партнером.

Так, Юрий говорил брату, что сегодня он был свидетелем, как некий господин сорвался с трамвайной подножки и упал в грязь, а все окружающие смеялись над беднягой.

— Да, но, наверное, ты так же смеялся?

— Нет,

— Но почему?

— Потому что этот господин был я сам.

В номере братьев все было отрепетировано до мелочей, однако они разыгрывали эти репризы, как бы импровизируя. В сезон 1911/12 года клоуны Костанди исполняли сценку, называвшуюся «Зажигалка». Владимир выходил на арену и намеревался зажечь от спички папиросу. Юрий Константинович тушил спичку и тут же говорил: «Брось, брат, со спичками возиться. Ты посмотри, какая замечательная вещь! — Он показывал зажигалку и продолжал объяснять: — Видишь ли, дорогой брат, чем эта зажигалка хороша. Во-первых, прекрасно сделана, а во-вторых, возьмешь ее вот так, сделаешь — чик! (Он крутил при этом колесико зажигалки, но огня не появлялось.) И все готово. И можно закурить...».

Владимир наклонялся и протягивал папиросу, чтобы прикурить.

— А ты сочти, во сколько тебе в месяц спички обходятся? А тут экономия. Вот так — чик! (машинка опять не зажглась) и закурить можно. А на охоте она просто незаменимая вещь. Стоишь в болоте, в карман попала вода, спички размокли, а с зажигалкой практично и хорошо: воды она не боится. Возьмешь вот так — чик! (снова крутит безрезультатно колесико зажигалки, она не зажигается) закурить можно.

После этого Юрий несколько раз произносил «чик» и «закурить можно». Партнеру надоедало это слушать, он отворачивался, вынимал спичку и закуривал. Пускал дым, наслаждаясь папиросой.

А Юрий продолжал повторять «чик» и «закурить можно»... Он случайно поворачивался к брату и видел, что тот уже пускает клубы дыма. Тогда он делал паузу и говорил:

Слушай, брат, дай-ка прикурить.

Так неожиданно и трогательно заканчивалась эта сценка.

Среди музыкальных номеров братьев Костанди был номер «Игра в карты». Артисты сидели за карточным столиком, в который были вмонтированы пищики различной тональности. Делая ходы, они нажимали на пищики, и звучала популярная мелодия.

Юрий Константинович был автором многих номеров. Среди них — одноактная пантомима «Наш Иван — мастер на все руки».

После смерти брата Юрий работал в дуэте с Мишелем (М. Пясецким), затем с Петролли (П. Любовским).

Братья Костанди запомнились публикующиеся клоуны, настоящие короли манежа.

Расскажем еще об одном клоунском - братьев Заставниковых. Они по веществу выступали в Средней Азии и часто говорили на узбекском языке. Особенно большой успех имела сцена в которой торговец продавал старику девушку всячески расхваливая свой «товар». Особенно он восхищался ее носом: Аллах! Во всем Заравшане не найдешь такого носа!». И старый сластолюбец покупавший девушку, все больше хотел ее купить. Как вспоминал очевидец, Заставников, выступая в роли торговца, всегда импровизировал. Расписывая прелести девушки, прибегал к народным прибауткам. А девушка по приказанию торговца поворачивалась, ходила, громыхая огромными клоунскими башмаками. Наконец покупатель платил деньги. Но тут паранджа откидывалась, и перед зрителями представала «красавица» с громадным носом и черными усами.

Конечно, в цирках выступали и другие клоуны, и, конечно, были среди них талантливые. Частенько приезжали на гастроли клоуны из-за границы, в том числе всемирно известные: братья Поль, Альбер и Франсуа Фрателлини, Грок и другие.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: