Тексты для морфологического анализа

1. Если бы адъютант не напомнил им о том, что нужно пообедать, они, может быть, просидели бы над картой ещё час, потому что они знали, насколько было опасно положение на самом деле. И хотя всё, что следовало и возможно было сделать, было уже предусмотрено и командующий сам выехал в дивизию проверить выполнение своих приказаний, но от карты всё-таки трудно было оторваться – так хотелось хотя бы чудом выискать на этом месте бумаги ещё какие-то новые, небывалые возможности (К. Симонов).

2. Я учительница. И я этим горжусь. Именно это даёт мне радость, ощущение полноты жизни, чувство молодости. А бывшие мои однокурсницы, встретившись после долгой разлуки, удивляются: "Где работаешь? Ах, в школе!" – и на лицах выражается недоумение: что же, мол, ты лучшего ничего не достигла в жизни! Я – учительница. Это самое большое, чего достигла в жизни! Вероятно, каждый, кто любит свою профессию, считает её самой увлекательной, самой благородной, самой лучшей на свете… А я убеждена: нет на свете работы более важной и более мучительной, более радостной и более нужной, чем наша, учительская профессия. Рассказать о ней очень трудно: в ней нет, на первый взгляд, ничего романтического, ничего таинственного, ничего особенного (Н. Данилина).

3. Бывает так: ждёшь чего-то очень важного, волнуешься и сотни раз мысленно представляешь, как это будет, как я буду вести себя, что скажу и что сделаю, даже как нахмурю брови или улыбнусь. Но вот наступило это долгожданное – и всё смешалось, всё, о чём так много рассуждал сам с собой, оказалось совсем ненужным, а поступки твои, которые мысленно отрепетировал, стали совсем другими – и голос не тот, и улыбка не та, да и всё-всё совсем не то и не так (И. Кычаков).

4. И хотя к тому времени я был уже достаточно начитан, всё-таки именно Глеб Сергеевич Семёнов стал тем первым человеком, кто разрушил в моём сознании школьные стереотипы восприятия литературы, кто вдруг словно бы раскрыл мне глаза на неведомые прежде богатства и ценности… Разумеется, он никогда и ни в чём не ставил себя в пример, об этом и подумать было невозможно, но тем не менее нравственное влияние его личности было, может, самым главным из того, что вынесли мы из общения с этим человеком (Б. Никольский).

5. Всё здесь буднично, скромно и просто. Что ж так сердце забилось моё? Сам собор невеликого роста, Неприметно вокруг и жильё. Вон цыплята, пришедшие с клушей, Возле входа затеяли спор… Но послушай, послушай, послушай, Что поведает старый собор. Вот гудит он, как колокол вещий: "Я века здесь стою и смотрю, как Плещеево озеро плещет, На волнах поднимая зарю, Как над чернью далёкого бора Просветленные всходят струи, Как горят куполами соборы – моложавые внуки мои. С кем мне вспомнить минувшее? Не с кем! Кто ровесников тут мне найдёт?.. Я дружину, ведомую Невским, Провожал вот отсюда в поход" (Н. Старшинов).

6. Я не люблю иронии твоей. Оставь её отжившим и нежившим, А нам с тобой, так горячо любившим, Ещё остаток чувства сохранившим, – нам рано предаваться ей! Пока ещё застенчиво и нежно Свидание продлить желаешь ты, Пока ещё кипят во мне мятежно Ревнивые тревоги и мечты – Не торопи развязки неизбежной! И без того она недалека: Кипим сильней, последней жаждой полны, Но в сердце тайный холод и тоска… Так осенью бурливее река, Но холодней бушующие волны (Н. Некрасов).

7. Я вас люблю, хоть я бешусь, Хоть это труд и стыд напрасный, И в этой глупости несчастной У ваших ног я признаюсь! Мне не к лицу и не по летам… Пора, пора мне быть умней! Но узнаю по всем приметам Болезнь любви в душе моей: Без вас мне скучно, – я зеваю; При вас мне грустно, – я терплю; И мочи нет сказать желаю, Мой ангел, как я вас люблю!.. Алина, сжальтесь надо мною. Не смею требовать любви. Но притворитесь! Этот взгляд Всё может выразить так чудно! Ах, обмануть меня не трудно!.. Я сам обманываться рад! (А. Пушкин).

8. На границе Владений дедовских, на месте том, Где в гору подымается дорога, Изрытая дождями, три сосны Стоят – одна поодаль, две другие Друг к дружке близко, – здесь, когда их мимо Я проезжал верхом при свете лунном, Знакомым шумом шорох их вершин Меня приветствовал. По той дороге Теперь поехал я и пред собою Увидел их опять. Они всё те же, Всё тот же их знакомый уху шорох – Но около корней их устарелых (Где некогда всё было пусто, голо) Теперь младая роща разрослась, зелёная семья; кусты теснятся Под сенью их, как дети. А вдали Стоит угрюмый их товарищ, Как старый холостяк, и вкруг него По-прежнему всё пусто (А. Пушкин).

9. Всё в нём [лесу] перепутано настолько, что без топора и не проберёшься сквозь чащу. Хотя бы нужные росли деревья, а то так себе, всё больше осина. Видно, что здесь между каждыми двумя деревьями идёт борьба не на жизнь, а на смерть, и, в сущности, перед нами не просто лес, а поле битвы, не прекращающейся ни днём, ни ночью (В. Солоухин).

10. Левину невыносимо скучно было в этот вечер с дамами, его как никогда прежде волновала мысль о том, что то недовольство хозяйством, которое он теперь испытывал, есть не исключительное его положение, а общее условие, в котором находится дело в России, что устройство какого-нибудь такого отношения рабочих, где бы они работали, как у мужика на половине дороги, есть не мечта, а задача, которую необходимо решить. И ему казалось, что эту задачу можно решить и должно попытаться это сделать (Л. Толстой).

11. Совсем не верилось, что так недавно в этом лесу росли грибы. Чиста и бесплодна была земля под деревьями, ни намёка на самую возможность вырасти здесь хоть какому-нибудь грибу. Угасла, значит, и та земная сила, которая заставляла грибы буквально переть из земли, так что на каждом пне, под каждой веткой, посреди каждой поляны, на дне и по склонам каждого буерака вылезали, росли и тут же гнили все эти сыроежки, маслята, волнушки, рыжики, мухоморы, поганки и прочая грибная чисть и нечисть. Хоть весь лес обойди, не зарозовеет перед глазами ни одной волнушки. Сухо, чисто, светло от листьев в лесу. Ляжешь на поляне на солнце, пригреешься, заслушаешься лёгкого шуршания листьев и не заметишь, как на самого тебя набросает невесомого тонкого золота (В. Солоухин).

12. То, что мы зовём душой, Что, как облако, воздушно И блестит во тьме ночной Своенравно, непослушно Или вдруг, как самолёт, Тоньше колющей булавки корректирует с высот Нашу жизнь, внося поправки, То, что с птицей наравне В синем воздухе мелькает, Не сгорает на огне, Под дождём не размокает, Без чего нельзя вздохнуть, Ни глупца простить в обиде, То, что мы должны вернуть, Умирая, в лучшем виде, – Это, верно, то и есть, Для чего не жаль стараться, Что и делает нам честь, Если честно разобраться (А. Кушнер).

13. Впоследствии мы долго старались узнать, почему был отменён День животноводов. По слухам, получилась заминка с планом, и стало, дескать, не до праздников.

Передовые животноводы, то есть женщины, толпившиеся перед правлением, расселись по местам, и грузовик скрылся за поворотом. Сразу стало тихо и безлюдно (В. Солоухин).

14. Не могу подобрать других слов: каждый день путешествия был прекрасным и неповторимым. Но это не значит, что мне было очень хорошо в те дни. Это значит только, что я всё время ясно себе представлял, как прекрасно было бы Саше на моём месте. Буквально на всё я смотрел сначала своими глазами, а затем, не желая того, против воли, – Сашиными глазами. Во всяком случае, я десятки раз чутко и мгновенно угадывал: здесь ему было бы очень интересно. Мне почти неинтересно, а его бы отсюда не вытащить (М. Бременер).

15. Но вот как на сорок пять минут занять робких, застенчивых до немоты малышей, впервые переступивших порог школы, какие и каким тоном сказать им слова, чтобы они поверили, что здесь не только не страшно, не скучно, но даже и гораздо интереснее, чем дома? Как проследить, чтобы сидящие рядом озорные второклассники самостоятельно, не списывая один у другого, прорешали примеры из задачника, а третьеклассники, занимаясь чистописанием, писали красиво, не отступая от прописей, – этого молодой учитель никак представить себе не мог (Е. Пермитин).

16. Доверие – самое дорогое, что есть между нами. Я никогда не тороплюсь выспрашивать сына обо всех мельчайших подробностях жизни. Знаю: о главном сам расскажет, будет трудно – спросит; может, мы не согласимся друг с другом, поспорим – взаимное уважение, доверие от этого только окрепнет. Наверное, самое трудное в родительской любви – не бросаться на помощь ребёнку каждую минуту, во всякой мелочи, не брать на себя то, что должен решить и сделать он сам. Он ведь встретит в жизни не только радости, но и непонимание, и зло, и ложь, и эгоизм, и трудности, которые сначала покажутся непреодолимыми. Поэтому я приветствую и поощряю в нём всякое проявление собственной позиции – в мыслях, в поступках, оценках, в том, как он выходит из сложных коллизий… (Т. Плессер).

17. Ведь пока люди не поймут, что данная им (как награда Вселенной) прекрасная планета не строительный материал для сиюминутных потребностей, не дешёвое сырьё, а неповторимый по своей стройности, по своему непревзойдённому изяществу храм, который надо разумно усовершенствовать для жизни земли, пока мы все не осознаем это, никто из нас не станет добрее, благороднее, чище. В этом я глубоко убеждён ещё и потому, что человек, находясь в состоянии "холодной войны" с природой, уничтожает самую идею человека как частицы природы, познающей себя. Может быть, поэтому в описаниях рек, лесов, перелесков, ливней, закатов ощущается неистребимое желание писателя поймать мгновения красоты сущего, мгновения правды, что всегда вызывает волнение соучастия (Ю. Бондарев).

18. Чтобы не заблудиться в лесах, надо знать приметы. Мир примет бесконечно разнообразен. Бывает очень радостно, когда одна и та же примета сохраняется в лесах год за годом – каждую осень встречаешь всё тот же огненный куст рябины за Лариным прудом или всё ту же зарубку, сделанную тобой на сосне. Приметы на дорогах – это не главные приметы. Примет так много, что о них можно было бы написать целую книгу. В городах большая часть наших природных инстинктов погружается в спячку. Но стоит провести две-три ночи в лесу, и снова обостряется слух, зорче делается глаз, тоньше обоняние (К. Паустовский).

19. Он сделает несколько шагов по знакомому перрону, и ему вдруг нестерпимо захочется что есть сил бежать к родному дому. Конечно, после он будет вспоминать всё самое важное из того, что осталось позади, в такой незаметно короткой и такой долгой армейской жизни, вобравшей в себя, может, самое трудное из того, что довелось изведать и познать ему. Он вспомнит свой первый прыжок с парашютом, вопреки ожиданию оказавшийся не самым трудным. Первый был просто потрясающим открытием. Второй прыжок был труднее. Страх стал осознанным: это действительно высоко и не всегда безопасно. Побороть этот страх оказалось непросто (В. Черкасов).

20. Возьмите вводные слова. От них кружится голова, Они мешают суть сберечь И замедляют нашу речь. И всё ж удобны потому, Что выдают легко другим, О чём, смущаясь, говорим. Мне скажут: "К счастью…" И потом Пусть что угодно говорят, Я слушаю с открытым ртом И радуюсь всему подряд. Меня, как всех, не раз, не два Спасали вводные слова, И чаще прочих среди них Слова "во-первых", "во-вторых". Они, начав издалека, Давали повод не спеша Собраться с мыслями, пока Не знаю где была душа (А. Кушнер).

21. Прилетев в Хабаровск, мы прямо с дороги отправились по городу – просто так, без экскурсовода, походить, посмотреть. Первые впечатления – это всегда интересно. Тем более о таком далёком городе. Впрочем, это раньше говорили – далёкий… Теперь говорят: вроде бы и не особенно далеко, даже как будто близко. Мнение изменилось, хотя Хабаровск где был, там и остался, ни на шаг не приблизился, по крайней мере на несколько километров. Город разрастается, население подходит уже к 540 тысячам. На 45 километров, мы это знаем, протянулся он вдоль Амура, одной из десяти величайших рек мира. Но когда расстояние измеряется многими тысячами километров, вряд ли, пожалуй, существенно такое приближение (Москва – Сибирь – Тихий океан).

22. И вот опять вспомнилось мне детство.

В этом году дожди, затяжные, упрямые, начались так рано, что стало казаться, будто вовсе не было лета. Свету недоставало даже в полях, и утром и в полдень было одинаково пасмурно. Сырость пронизала небо и землю, в самом густом лесу не оставалось ни одного сухого места. Дороги испортились, поплыли, шипели, как тесто в квашне, вылезая на стерню, на луговую отаву. Листья на деревьях, всегда мокрые, не желтели и не облетали, сколько ни свистел ветер по ночам. Где же бабье лето? Где кружевная паутина на скошенных лугах?.. Наверно, и птицы уже улетели, давно улетели… (А. Яшин).

23. Очень трудно сказать напутствие молодёжи. Многое уже сказано, и сказано очень хорошо. И всё-таки я постараюсь сказать то, что считаю самым важным и что, как мне представляется, каждому человеку, вступающему в большую жизнь, надо твёрдо осознать.

Очень многое в том, чего человек достигает в жизни, какое он занимает в ней положение, что приносит другим и получает для себя, – зависит от него самого. Удача не приходит случайно. Она зависит от того, что человек считает в жизни удачей, как он сам себя оценивает, какую жизненную позицию избрал, какая, наконец, цель у него в жизни (Д. Лихачёв).

24. Жизнь не может быть сведена к бытовым впечатлениям. Надо уметь чувствовать и даже замечать то, что за пределами нашего восприятия, иметь как бы "предчувствие" открывающегося или могущего нам открыться нового. Самая большая ценность в мире – жизнь: чужая, своя, жизнь животного мира и растений, жизнь культуры, жизнь на всём её протяжении – и в пошлом, и в настоящем, и в будущем… А жизнь бесконечно глубока. Мы всегда встречаемся с чем-то, чего не замечали раньше, что поражает нас своей красотой, неожиданной мудростью, неповторимостью (Д. Лихачёв).

25. Река всегда разделяет, у неё берега два, где бы ты ни стоял над ней. Недаром по рекам издавна проходят границы.

Я уже не говорю о морях. Моря и океаны разделяют целые континенты. Порою трудно представить, что за страна лежит там, на другой стороне океана. Между тем озёра как бы объединяют вокруг себя местность или целые пространства, которые и дорогами своими тянутся к ним, чтобы из озера напиться или заглянуть в его глубину. И только небо всё знает и помнит об озёрах. Озеро и есть частица неба, родившаяся для того, чтобы каждый мог прикоснуться к нему ладонью или губами (Ю. Куранов).

26. Цвет рябиновых ягод тоже за зиму изменился, он стал мягче и богаче по тонам: от коричневого, почти орехового, до янтарного и ярко-жёлтого, как цвет лимона. Впрочем, почему это нужно сравнивать рябину с лимоном, а лимон с рябиной?

Попробовав ягоды тут же на чердаке, я первым делом обрадовался, что опять смогу как-то побаловать своих детей и лишний раз доказать им, что деревенское детство не только не хуже, а во многих отношениях даже лучше детства городского.

Не знаю, как это передать, объяснить, но всю жизнь я испытываю горечь оттого, что между мною и моими детьми существует пропасть (А. Яшин).

27. "Ах, как давно я не был там", – сказал я себе. С девятнадцати лет. Жил когда-то в России, чувствовал её своей, имел полную свободу разъезжать куда угодно, и не велик был труд проехать каких-нибудь триста вёрст. А всё не ехал, всё откладывал. И шли и проходили годы, десятилетия. Но вот уже нельзя больше откладывать: или теперь, или никогда. Надо пользоваться единственным и последним случаем, благо час поздний и никто не встретит меня.

И я пошёл по мосту через реку, далеко видя всё вокруг в месячном свете июльской ночи (И. Бунин).

28. Остров Петрова обозначают только на очень подробных картах. Похожий на огромное спящее морское животное, он приткнулся у самого берега где-то на пути между устьем Судзухе и бухтой Преображения. Надев его пышную тёмно-зелёную шапку, тайга по крутому северному склону поднимается на самый гребень и потом вдруг со стометровой высоты стремительно обрывается вниз, к осклизлым обломкам скал.

Через узкий проливчик, рассекая его пополам, протянулась неширокая, прямая, как стрела, отмель, отмеченная белой пенистой полосой прибоя. Вот это, пожалуй, и всё, что можно увидеть с моря и с берега невооружённым взглядом (газ.).

29. Оглядываюсь кругом: какая красота! Вот кустики голубики – какой художник додумался до такого сочетания красок: ярко-голубые ягоды и алые, розовато-багровые листики. В миниатюре – дерево из райского сада на старинном поморском лубке. Вон, поближе к лесу, в приболотье тёмно-зелёные заросли морошки. Здесь, на Вологодчине, её не так много. Вот дальше на север, в тундре… В начале августа вся полоса тысячекилометровой ширины от Мурманска до Берингова пролива горит золотыми фонариками морошки. И что удивительно: из десяти русских людей девять наверняка не пробовали эту свою исконную ягоду. Легче ананас или кокос купить, чем эту самую морошку. А ягода – чудная. Берёшь – мягкая. Засыпал сахаром, постояла – хрустит на зубах (газ.).

30. Я бросился в лодку и поплыл к этой башне. Башня то появлялась, то исчезала среди тумана. Она следила за мной, может быть, предполагая во мне гонца, который на всех вёслах спешит принести тревожное известие: надвигается нашествие или мор. Мне даже почудилось, будто башня раз или два ударила гулким звоном, дабы я не заблудился и знал, что меня настойчиво ждут. Но туман рассеиваться начал, и я увидел на берегу холмистый ельник и одинокую, в стороне, большую ель, которую по мощи можно было принять если не за башню, то за почтенную сосну (Ю. Куранов).

31. Взмахни над головой руками и не разведёшь руками тишину. Ни куст, ни дерево не шелохнутся. На озере гладь и утки сидят спокойно: ведь галок больше нет, они куда-то улетели. Маленец, Маленец. Это значит – маленькое, хочется тебя взять в ладони и ходить с тобой, заглядывая в тебя. Нет ли там в глубине русалки? А сосны вокруг большие. Под каждой из них так и хочется сесть и сидеть. И никуда не уходить до рассвета. Всё кажется, что кто-то к тебе придёт и сядет рядом. И молча будет сидеть и тоже смотреть в твои ладони. Вон даже скрипнула в усадьбе дверь. И быстрые шаги спустились по крыльцу, словно кто-то торопится пройтись и подышать этой тишиной, прежде чем усесться надолго у камина. Но среди сосен шагов больше не слышно. Не слышно их и среди парка. Может быть, просто сюда шаги не доносятся (Ю. Куранов).

32. Вот вижу себя снова в деревне, глубокой осенью. Дни стоят синеватые, пасмурные. Утром сажусь в седло и с одной собакой, с ружьём и с рогом уезжаю в поле. Ветер звонит и гудит в дуло ружья, ветер крепко дует навстречу, иногда с сухим снегом. Целый день я скитаюсь по пустым равнинам… Голодный и прозябший, возвращаюсь я к сумеркам в усадьбу, и на душе становится так тепло и отрадно, когда замелькают огоньки Выселок и потянет из усадьбы запахом дыма, жилья. Помню, у нас в доме любили в эту пору "сумерничать", не зажигать огня и вести в полутемноте беседы. Войдя в дом, я нахожу зимние рамы уже вставленными, и это ещё более настраивает меня на мирный зимний лад (И. Бунин).

33. Всюду было холмисто, просторно, далеко видно. Слева от меня лежала речная низменность, за ней слегка поднимались к горизонту тоже пустые поля, там только что село солнце, горел закат. Справа краснел против него правильный ряд белых одинаковых хат точно вымершей деревни, и я с тоской смотрел то на закат, то на них. Когда повернул назад, навстречу тянуло то тёплым, то почти горячим ветром и уже светил в небе молодой месяц, блестела половина его, не сулившая ничего доброго: как прозрачная паутина, видна была и другая половина, а вместе всё напоминало жёлудь (И. Бунин).

34. Большая цель добра начинается с малого – с желания добра своим близким, но, расширяясь, она захватывает всё более широкий круг вопросов.

Это как круги на воде. Но круги на воде, расширяясь, становятся всё слабее. Любовь же и дружба, разрастаясь и распространяясь на многое, обретают новые силы, становятся всё выше, а человек, их центр, мудрее.

Любовь не должна быть безотчётной, она должна быть умной. Это значит, что она должна быть соединена с умением замечать недостатки, бороться с недостатками – как в любимом человеке, так и в окружающих людях (Д. Лихачёв).

35. Народы – это не окруженные стенами сообщества, а гармонично согласованные между собой ассоциации.

Поэтому если я говорю о том, что свойственно русскому пейзажу или русской поэзии, то эти же свойства, но, правда, в какой-то иной степени, свойственны и другим странам и народам. Национальные черты народа существуют не в себе и для себя, а и для других. Они выясняются только при взгляде со стороны и в сравнении, поэтому должны быть понятны для других народов, они в какой-то другой аранжировке должны существовать и у иных (Д. Лихачёв).

36. Человек всегда должен думать о самом важном для себя и для других, сбрасывая с себя все пустые заботы.

Надо быть открытым к людям, терпимым к людям, искать в них прежде всего лучшее. Умение искать и находить лучшее, просто "хорошее", "заслонённую красоту" обогащает человека духовно.

Заметить красоту в природе, в посёлке, городе, улице, не говоря уже в человеке, сквозь все заслоны мелочей – это значит расширить сферу жизни, сферу того жизненного простора, в котором живёт человек (Д. Лихачёв).

37. Ночь была необыкновенно тиха, было уже поздно. Должно быть, прошёл ещё небольшой дождь – ещё теплее, мягче стал воздух. И в прелестном соответствии с этим неподвижным теплом и тишиной протяжно и осторожно пели вдали, в разных местах села, первые петухи. Светлый круг месяца, стоявшего против ротонды, за садом, как будто замер на одном месте, как будто выжидательно глядел, блестел среди дальних деревьев и ближних раскидистых яблонь, мешая свой свет с их тенями. Там, где свет проливался, было ярко, стеклянно, в тени же пёстро и таинственно. И она, в чём-то длинном, тёмном, шелковисто блестевшем, подошла к окну, тоже так таинственно, неслышно… (И. Бунин).

38. Всё в русской природе непостоянно по окраске и состоянию…

Все эти изменения есть, конечно, и в других странах, но в России они как бы более заметны благодаря русской живописи, начиная с Венецианова и Мартынова. В России континентальный климат, и этот континентальный климат создаёт особенно суровую зиму и особенно жаркое лето, длинную, переливающуюся всеми оттенками красок весну, в которой каждая неделя приносит с собой что-то новое, затяжную осень, в которой есть и её самое начало с необыкновенной прозрачностью воздуха, воспетое Тютчевым, и особой тишиной, свойственной только августу, и поздняя осень, которую так любил Пушкин (Д. Лихачёв).

39. Конечно, о вкусах не спорят, но вкус развивают – в себе и в других. Можно стремиться понять то, что понимают другие, особенно если этих других много. Не могут же многие быть просто обманщиками, если они утверждают, что что-то им нравится, если живописец или композитор, поэт или скульптор пользуется огромным и даже мировым признанием. Впрочем, бывают люди и бывают ничем не оправданные непризнания нового или чужого, заражённости даже ненавистью к "чужому", к слишком сложному и т.д. (Д. Лихачёв).

40. Никто не знает, что такое талант. То есть, можно сказать, конечно, что это особенная способность к чему-либо. Но почему она образовалась у деревенского мальчика Серёжи Есенина, в то время как не образовалась у его деревенских сверстников или даже у иных родившихся и воспитывавшихся в культурной интеллигентной среде? Откуда она взялась у него? Неизвестно. За эту неизвестность обычно хватаются тщетно пытающиеся заниматься поэзией, чьи стихи поступают большими массами в отделы писем и консультаций журналов и газет (В. Солоухин).

41. Надо воспитывать в себе умение посмотреть на себя сверху, со стороны. Культивируя эту способность, человек становится мудрее, и это помогает ему избавиться от ошибок

Конечно, теперь я никогда Историю Совести не напишу – слишком большая задача. Но вот такие случаи, о которых мы говорим, собранные воедино, были очень важны для самоопределения человека. И для его самоутешения, дабы, ошибившись, человек не впадал в уныние, дескать, всё кончено, жизнь пропала, "лови момент", и, следуя этой философии, ни о чём больше не думал. Исправить совершённую ошибку – никогда не поздно (Д. Лихачёв).

42. Одно было странно, одно указывало, что всё-таки кое-что изменилось на свете с тех пор, когда я был мальчиком, юношей: прежде река была не судоходная, а теперь её, верно, углубили, расчистили; месяц был слева от меня, довольно далеко над рекой, и в его зыбком свете и в мерцающем, дрожащем блеске воды белел колесный пароход, который казался пустым, – так молчалив он был, – хотя все его иллюминаторы были освещены, похожи на неподвижные золотые глаза и все отражались в воде струистыми золотыми столбами: пароход точно на них и стоял (И. Бунин).

43. В риге было прохладно и уютно. В мягкую темноту её из глубины ясного весеннего неба влетали ласточки и с чиликаньем садились на перемёты, на сани, сложенные в угол риги. Всё было ясно и мирно кругом – и на деревне, и в далёких зазеленевших полях. Утреннее солнце мягко пригрело землю, и по-весеннему дрожал вдали пар над ней. Там, в полях, подымалась пашня, блестящие чёрные грачи перелетали около сох. Здесь, на деревне, в холодке от изб, только девочки тоненькими голосками напевали песни, сидя на траве за коклюшками. Кроме ребятишек и стариков, все были в поле – даже все Орелки, Буянки и Шарики (И. Бунин).

44. Строить, строить, строить!

Между тем в омском Прииртышье, где, кроме песка, нет больше ничего своего, где каждый силикатный кирпич буквально на вес золота, не говоря уже об отделочных материалах, строить довольно сложно. Но так много делают омичи, чтобы город был ещё лучше! Одно за другим поднимаются красивые здания, целые архитектурные ансамбли. С крутоярья Иртыша открывается впечатляющий вид на левобережную новостройку, где растут светлые, многоэтажные корпуса. Омск смело шагнул за реку, над которой повисла дуга ещё одного моста. Архитекторы постарались придать новому жилому массиву, рассчитанному почти на полмиллиона жителей, самый современный облик. Четыре крупных микрорайона примкнут к единому центру, а вдоль берега протянется зона отдыха с парками, пляжами, спортивными сооружениями (Москва – Сибирь – Тихий океан).

49. Помните: нет ничего красивее в спорте, как спокойно, в случае необходимости, признать полную или частичную правоту противника. Этим вы завоёвываете уважение окружающих. Этим вы показываете, как дорога вам истина. Этим вы как бы призываете к уступчивости и своего противника, заставляете его смягчить крайности своей позиции.

Конечно, признавать правоту противника можно только тогда, когда дело касается не ваших общих убеждений, не ваших нравственных принципов (они всегда должны быть самыми высокими) (Д. Лихачёв).

50. В жизни надо иметь своё служение – служение какому-то делу. Пусть дело это будет маленьким: оно станет большим, если будешь ему верен.

В жизни ценнее всего доброта, и при этом доброта умная, целенаправленная. Умная доброта самое ценное в человеке, самое к нему располагающее и самое, в конечном счёте, верное по пути к личному счастью.

Счастья достигает тот, кто стремится сделать счастливыми других и способен хоть на время забыть о своих интересах, о себе. Это "неразменный рубль".

Знать это, помнить об этом всегда и следовать путями доброты – очень и очень важно. Поверьте мне! (Д. Лихачёв).

Примечание. Формулировки заданий см. в итоговой контрольной работе.

Рекомендуемая литература

Основная

Программы

Программа 1986: Программа дисциплины "Современный русский язык": Для гос. ун-тов. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1986. С. 15-21, 29. Морфология.

Русский язык и его история 1997: Русский язык и его история: Программы кафедры русского языка для студентов филол. фак. гос. ун-тов. М., 1997. С. 33-49. Морфология.

Современный русский литературный язык 1999: Современный русский литературный язык. Русский язык как иностранный: Программы учебных курсов. М.: Флинта; Наука, 1999. С. 59-66. Морфология.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: