Культурологический подход в политике

Наиболее полно и последовательно КП использовался в дореволюционный период. Его основная идея была разработана киевским митрополитом Иларионом (кон. X – нач. XI вв.) в «Слове о законе и благодати». Здесь едва ли не впервые в христианской литературе звучит идея равенства всех народов. Утверждается право молодого славянского народа «быть новыми мехами для старого вина», и отрицаются претензии Византии, присвоившей себе монополию на «благодать» (т.е. христианство) и рассматривавшей «молодые народы» как лишенных собственной истории варваров. В «Слове» равно осуждаются как национальная замкнутость иудеев, так и стремление к национальному превосходству греков.

В средние века старец псковского монастыря Филофей формулирует идею о Москве – третьем Риме, о Руси как оплоте славянского православного мира.

В Новое время министр просвещения граф С.С. Уваров в теории «официальной народности» разработал идею о 3-х устоях России: «православии – самодержавии – народности». Трехчленная формула не позволяет ни одной составляющей иметь первенство. В противном случае нарушается традиция русской государственности и искажается национальное самосознание. Так, в политическом аспекте передача первенства православию требует создания теократического государства и его доктрины, что глубоко чуждо и православию и истории России.

Абсолютизация самодержавия превращает ответственную перед Богом власть помазанника Божия в диктатуру личности. Национальная самобытность, не соподчиненная с православной духовностью и не гармонизированная сакральной верховной властью, ведет к национальной ксенофобии и тому тупому, агрессивному национализму, который духовность измеряет чистотой крови, а межнациональные отношения выстраивает на уровне архетипа «свои – чужие».

Принцип «народности» означал ориентацию политики на православное большинство российского народа. В духовной жизни России сохранялась целостность культуры и личности.

В советское время уваровская триада глубоко трансформировалась: православие – в социалистическую идеологию, самодержавие – в руководящую роль партии, народность – в защиту интересов советского народа.

Таким образом, на протяжении всей своей истории Россия была идеократическим обществом, страной, которая руководствовалась стратегической идеей, поднимавшей народ выше животной сытости к духовной жизни, к идеалу.

Впервые, в постсоветский период, Россия потеряла стратегическую идею, перестала быть идеократическим обществом. Не случайно поставленная первым президентом РФ Б. Ельциным перед российскими учеными задача разработать национальную идею к успеху не привела, так как реализация такой задачи противоречила избранному либерально-демократическому курсу власти.

Призыв власти создать в России потребительское общество по западному образцу, истребляющее свою духовность, в безудержной гонке за материальными благами уничтожающее свою мать-природу, объединить и воодушевить русский народ не сможет. Более того, он приведет к еще большему расколу общества.

Лучшие страницы русской истории связаны с подъемом национального самосознания. В один из самых страшных периодов, грозящих самому существованию русского народа, лишь обращение к национальным ценностям спасло страну. К июню 1941 г. немецкая армия была лучше вооружена, прошла отличную школу победоносных войн в Европе, начала свою войну, а русские были вынуждены защищаться, уступая немцам по всем указанным позициям, но выстояли исключительно благодаря силе духа, волевым качествам и особенностям национального характера.

На начало войны русские продолжали быть православной нацией, живущей в условиях атеистического государства. Немцы были по преимуществу протестантской нацией, живущей при режиме, исповедующем оккультно-мистическую идеологию. Государственные идеологии оказали поверхностное влияние на национальную духовность, что подтверждается поразительной активностью православной церкви и маргинализацией национал-социализма после поражения Германии. Принятые и понятые нацией идеологии и духовные системы так безболезненно не умирают – национальные идеологии живут долго, и нации борются за них как за собственное «Я», без которого вообще не может идти речь о нации и перспективах ее исторической жизни.

Благодаря православию и развившимся на его основе принципам национального и государственного жизнеустроения мы вошли в войну как традиционное общество, сохраняющее значимость национального единства, иерархичность (сословную, духовную, нравственную) внутри национального целого, соподчиненность личности и общества и государственный патернализм, рождающий доверие к власти. Это, конечно, общие принципы, но они обретали жизненную важность в условиях войны.

Перемещение и размещение эвакуированных было заслугой государства, но то, что эвакуированные от Поволжья до Сибири были приняты, нашли приют – заслуга, прежде всего, традиционного уклада жизни, сохраненного русскими и другими народами России (СССР). Почти все, вспоминающие это страшное лихолетье, повторяют, что все жили как родные.

И понятие «патернализм» наполнялось тогда вполне конкретным содержанием. Обеспеченность работой, пусть и при символической зарплате, но в условиях обеспеченной карточной системы, уверенность в государственной защите, низкий для войны уровень преступности, незначительная коррумпированность гос - и партаппарата рождали доверие к государству как защитнику и покровителю всех членов общества.

Немцы начали войну объединенными национал-социалистической идеологией, под которой легко просматривалась та расщепленность национальной жизни и социальных связей, которая характерна для буржуазной нации. Протестантизм, прочно утвердившийся в немецком сознании (исключая католический юг), уже три века был господствующей идеологией и формой психологии и специфической духовностью немцев. Он разрушил национальное целое в угоду самоценности личности (что фиксируется в ницшеанском сверхчеловеке) и потому идеологизированное единство немцев было до тех пор прочным, пока идеология подтверждалась победными маршами вермахта по Европе. Как только было встречено реальное сопротивление, начался распад немецкой псевдоцелостности. Вот почему на поверхности обнаруживается в Великой Отечественной войне борьба двух идеологических систем, а содержательно война шла между русским традиционным обществом и немецкой буржуазной нацией.

В битву, следовательно, вступили две нации с разными представлениями о себе и о своем месте в истории. Немцы начали войну вооруженные идеей национальной исключительности и расового превосходства. В философской и поэтической традиции Германии эта идея отслеживается уже с XVIII в.

Что противопоставили русские немецкой доктрине национального превосходства? Конечно, не идею всечеловеческого единения, не всепрощение и братскую любовь в том смысле, в каком эти великие идеи были абстрактно осмыслены XIX в. Мы тоже вспомнили архетип «они-мы», мы тоже были вынуждены воспользоваться этнической дихотомией «свои-чужие», но только вовлечение этого древнейшего этнического самоопределения в современность произошло на основе православной традиции.

Идея национального превосходства теологически интерпретируется как гордыня – страшный сатанинский грех, которому нет прощения, но обязательно последует наказание. В сакральном смысле на нашу страну напало сатанинское воинство (вспомним об исповедании верхушкой III рейха инфернальных культов), и борьба с ним на уничтожение была священной без всяких метафор и аллегорий. Святая Русь поднялась на борьбу с бесовством, и наша национальная правда, освященная праведниками, святителями, новомучениками, ответила на вызов темных сил.

Оказалось, что тогда, в грозах и бурях войны, сосредоточившись на национальных ценностях, приняв во спасение меч Христа, наш народ, наши отцы и деды противопоставили сатанизму чистоту православия, национальному превосходству – национально-государственную независимость, сверхчеловеку – соборность русской национальной жизни. И потому Россия победила.

В 90-е гг. XX в. для политической элиты России было характерно стремление отказаться от традиционных российских ценностей, которые рассматривались как препятствия на пути демократического и рыночного развития по западному образцу. Более того, из основного документа, идентифицирующего личность, убрали графу «национальность», с чем молчаливо согласился русский народ; ряд других народов России (например, татары) отстояли свою национальную идентификацию. Граждане современной России испытывают проблемы с коллективной идентичностью – по большому счету, их мало что объединяет: нет ни общей идеологии, ни общих целей и интересов. Страна «зависла» на промежуточной ступени между распадающейся советской идентичностью и так пока не сложившейся национально-государственной идентичностью (россияне). В неустойчивой ситуации «переходного общества» национальная принадлежность является способом вновь ощутить себя частью целого, найти поддержку и опору в традиции.

Центральной системной проблемой – главным тормозом развития современной России – является несовпадение, принципиальное различие идентификаций политической элиты, сформировавшейся в провальные 90-е гг. XX в., отождествляющей себя с Западом, где их деньги, собственность, зачастую, дети и даже гражданство, и народом России, идентифицирующим себя с собственной страной. Именно поэтому Россия впервые за всю свою историю не имеет национальной идеи, перестала быть идеократической страной.

Начало XXI в. пришлось на два президентских срока В. Путина. Итоги президентства Путина противоречивы и получили самые разные оценки. «Кремлевская школа политологов» сформировала в массовом сознании глубоко позитивный образ второго российского президента. Однако острые критические суждения и обобщения о путинской эпохе высказывают не только аналитики коммунистической ориентации, но и их категорические оппоненты. Обычно на деле поддерживающий власть В. Жириновский, в ходе президентской кампании 2008 г. дал негативное обобщение итогов путинского правления: «…укрепление государства осуществлялось по «византийским» принципам системы управления – страной пытаются править группы влияния, принимающие стратегические решения кулуарно. Бюрократия пытается создать в России систему, основанную на произволе высших чиновников, за которыми «строятся» бюрократы всех уровней. Беда России еще в том, что в ней никогда не жили в соответствии с законодательными актами…. В результате коррупция, казнокрадство стали в России почти образом жизни для отдельных слоев общества. Коррупционеры и бюрократы фактически блокировали или, в лучшем случае, резко «затормозили» все «благие начинания» начала XXI в. в России». Проанализируем три главных составляющих итогов президентства Путина – экономическую, социальную и политическую.

Экономика

Наиболее впечатляющим, знаковым показателем позитивных достижений путинской эпохи является сокращение внешнего государственного долга: были погашены его две трети (со 150 млрд долларов при Ельцине до 50 млрд к 2008 г.). Шло накопление золотовалютных резервов, и по их объему Россия вышла на 3-е место в мире. Все эти годы бюджет сводился с профицитом, который постоянно нарастал.

Однако главной причиной экономических успехов явился стремительный рост, начиная с 2000 г., мировых цен на нефть; львиную долю роста ВВП обеспечивали добывающие отрасли. Таким образом, успехи экономики в 2000-е гг. основывались на экстенсивных, а не интенсивных факторах роста. В российской экономике не произошло структурных изменений, подготавливающих ее переход в постиндустриальное состояние. По объему ВВП, что неизменно с гордостью подчеркивало политическое руководство, Россия вошла в мировую десятку, но в развитии современной экономики ее отставание от передовых стран даже углубилось. Российская экономика упрочила свои позиции в мире исключительно в качестве топливно-сырьевого сектора. Объем российского хайтека (новых технологий) уступает американскому в 80–120 раз, его доля в отечественном ВВП от 0,6 до 1%.

Россия не смогла преодолеть застойных явлений в экономике, характерных еще для советского времени. Например, по производительности труда как отставала, так и отстает от США в 4 раза; по этому показателю она в несколько раз отстает от Бразилии, Индии, Турции, стран Центральной Европы, одновременно с ней перешедших от командно-административной экономик к рыночной. В рейтинге глобальной конкурентоспособности с 59 места в 1998 г. она переместилась на 58-е в 2007 г. Согласно рейтингу Европейского банка реконструкции и развития Россия к 2008 г. заняла последнее место среди 29 стран, осуществивших в конце XX в. переход к рыночной экономике, по уровню ее поддержки государством. Зато в рамках частного сектора интенсивно происходил передел собственности в пользу новых лиц, вошедших в политическую власть при Путине (так называемое государственно-чиновничье рейдерство).

Наконец, громадное количество свободных денег, полученных Россией в «тучные годы» от продажи природных богатств страны, не вкладывались в экономику, а отправлялись в западные банки, в основном США (стабилизационный фонд). До сих пор страна использует постоянный производственный капитал, созданный в дореволюционное и советское время. Он изрядно обветшал, производственные фонды не обновляются. Главная причина аварии на Саяно-Шушенской ГЭС в августе 2009 г., которая будет стоить народу миллиарды долларов – изношенность оборудования на 85%. Количество техногенных катастроф будет возрастать, если производство не будет радикально модернизировано.

Социальная сфера

В 2007 г. реальные доходы граждан по отношению к 1999 г. выросли в 2,5 раза, уровень бедности сократился с 1/3 до 15%. В 2008 г. средняя заработная плата по ее покупательной способности сравнялась со средней зарплатой 1991 г. Но в 1991 г. на нее нечего было купить при пустых прилавках, а в 2008 г. российские магазины не отличались от западных.

Официальные данные по уровню бедности вызывают серьезные возражения. Российская статистика относит к числу бедных только работающих людей, в развитых странах в их число включают и неработающих. В этом случае процент бедняков вырастет до 30% – цифра, сопоставимая с 2000 г. Наиболее обездоленная и социально незащищенная категория бедных – пенсионеры. Если в 2000 г. средний размер пенсий составлял 31,2% от средней зарплаты, то в 2006 – 25,8%. Количество болеющих среди пожилых россиян было в 5–6 раз выше, чем в странах ЕС. Директор Всероссийского центра уровня жизни В. Бобков отметил, что процент бедных в России явно занижен, он достигает 42% населения. Бедность является «нормальной», социально не опасной, если разрыв между 10% самых богатых и 10% наименее обеспеченных не превышает 7–9 раз. В России этот разрыв достиг 16 раз (по некоторым данным – 40).

К 2008 г. диспропорция в распределении национального дохода между бедными и богатыми даже увеличилась. Первые списки российских долларовых миллиардеров в западных источниках в 1997–1998 гг. включали не более 5 человек, в последний год пребывания Путина у власти их стало уже 100. Общее их состояние равняется доходам консолидированного госбюджета России и 1/3 национального ВВП. Латиноамериканизация российского общества углубляет чувства разочарования и пассивности у народа, в ментальности которого прочно сохраняется представление о социальной справедливости, сформировавшееся в советское время, когда неравенство не превышало 2–4 раза.

Такое положение вещей устраивает власть, возможно, по той причине, что представители властной элиты сами прочно обосновались среди «новых русских». Контролируемые властью электронные СМИ не только равнодушны к вопиющему неравенству, а напротив, любуются образом жизни богачей. Чтобы затушевать экономические контрасты, власть пропагандирует миф о российском среднем классе. В средний класс попали все россияне с доходом в 2006 г. выше 6 тыс. руб. в месяц. Но даже корреспондент правительственной «Российской газеты» с подобным критерием не согласился. По западным меркам зачисление в средний класс людей, имеющих доход менее 500 долларов в месяц, смешно: такие люди там зачисляются прочно в нижние страты бедняков при вполне сопоставимых ценах на питание, одежду, жилье, транспорт.

Если численность среднего класса в 2000-е г. и увеличилась, то в основном за счет чиновничества. По данным «Российской газеты» в СССР на 300 млн жителей приходилось 400 тыс. госслужащих, в современной России на 145 млн приходится 2 млн чиновников. Зарплаты и пенсии чиновников в среднем в 3–5 раз выше, чем у других бюджетников. Происходит еще более тесное, чем в 90-х гг. XX в., сращивание власти и бизнеса. Так, Мурманская областная дума установила для себя ежемесячный оклад депутата в 110 тыс. руб. и много льгот, на 80% состоит из вчерашних бизнесменов. Но чиновники не могут быть средним классом, который включает людей «самостоятельно решающих свои бытовые и социальные проблемы и тем самым снимающие нагрузку с государства». Российское чиновничество представляет собой привилегированную касту, масштабы коррумпированности которой, по мнению даже высшего руководства, представляют главную угрозу для национальной безопасности.

Материальное неравенство углублялось не только среди «белых воротничков», но также среди промышленного пролетариата – «синих воротничков». Так, работники топливной промышленности и цветной металлургии зарабатывали в 6 раз больше, чем в легкой промышленности.

Продолжает вымирать российский народ. Несмотря на шумиху вокруг национальных проектов, доля расходов бюджета на здравоохранение, образование, социальную сферу в последнее время снизилась. «Состояние социальной защищенности россиян, – по мнению Председателя Конституционного суда РФ В. Зорькина, которого невозможно заподозрить в нелояльности к власти, – находится …на уровне первой половины 20-х гг. XX века».

Политика

В итоге эволюции общественно-политической системы в период 2000–2008 гг. сложился государственно-бюрократический капитализм, пришедший на смену номенклатурно-олигархическому капитализму ельцинской эпохи. Высшая бюрократия вытеснила с властной позиции олигархов, а во главе системы остался глава государства, власть которого стала еще более авторитарной.

В российской научной среде по-прежнему актуален вопрос, в какой мере закономерен такой итог, существовала ли альтернатива ему. Часть ученых считает, что «авторитарный выбор был сделан в условиях, когда основные элементы демократического подхода к решению проблемы были налицо».

Большинство придерживается мнения, что российский транзит от либерально-демократической революции 1989–1991 гг. к авторитарно-бюрократическому режиму 2000-х гг. был наиболее вероятен. Можно назвать две причины такого перехода:

– первая – отсутствие сдержек и противовесов государственной власти: сильной оппозиции, гражданского общества;

– вторая причина заключается в культурно-цивилизационных особенностях России: ее властецентрической сути, недемократической органике политической культуры с преобладанием подданнического компонента.

Действительно, все либерально-демократические трансформации («оттепели»): и реформы 1860–70 гг., и либеральные новации 1905–
1907 гг., и Февральская революция 1917 г., и либерально-демократи-ческая революция 1989–1991 гг. – порождали надежды на превращение народа и личности в главные субъекты и ценности общества.

Трудности и противоречия российской модернизации 1990-х гг. нанесли сокрушительный удар по идеалам либерализма и демократии: многие россияне не только возложили вину за утверждение олигархического капитализма на «переродившихся» демократов, но отвергли сами идеалы либерализма и демократии. Разочарование в этих ценностях сопровождалось возрождением в массовой ментальности традиционалистских политических ценностей (прежде всего веры в царя-батюшку, вождя). В таком состоянии застал Россию в момент прихода к власти
В. Путин. Выходец из силовых структур он предложил тот вариант экономической и социально-политической стабилизации, который соответствовал его собственной ментальности и отвечал запросам большинства россиян. Этот вариант был реализован, а его цена – продолжившийся отказ России от либерально-демократических ценностей – не устраивает лишь небольшую часть общества.

Таким образом, в постсоветский период российской истории достаточно определенно выделяются два этапа: 1-й этап, 1990-е гг., когда была сделана попытка модернизации («перестройки») страны на основе либерально-демократического проекта по западному образцу, игнорирующему особенности: 1) природного фактора; 2) традиционной культуры; 3) менталитета народа. В целом, на этом этапе разрушительные процессы преобладали над созидательными. 2-й этап, начало XXI в., когда политическая власть переходит к корректировке либерально-демократического проекта, учитывая своеобразие России. В целом, на данном этапе процессы стабилизации, восстановления начинают доминировать, в какой-то мере создавая условия для развития страны.

И все же, подводя итог, следует сказать, что «…между временем Ельцина и временем Путина – Медведева больше сходства и преемственности, чем различий». Как заметил сам В. Путин: «Мы люди единой крови». Но ему принадлежит и другое обнадеживающее высказывание: «Я русский националист в хорошем смысле». Взаимоисключающие высказывания свидетельствуют о колебаниях, даже раздвоенности власти внутри себя. Какая же победит? Западническая, либерально-демократи-ческая, уже превратившая Россию в сырьевой придаток Запада или национально-патриотическая, направленная на возрождение страны, возвращение ей статуса великой державы? Начало XXI века войдет в историю как время строительства политических пирамид. Это и «вертикаль власти», и «Единая Россия», и экономический подъем, и во многом иллюзорное урегулирование на Кавказе, за которое Москва платит немалую дань, и «восстановление мощи страны» на международной арене, с потерей почти всех союзников России. Вопрос в том, стоят ли эти пирамиды незыблемо, подобно египетским гробницам, или балансируют на грани краха, как финансовые. Ответ долго не заставит себя ждать [26].

Лекция шестая

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: