Рассказы Сергея Сергеевича

САРАЙ

- Бенц, автомобильный магнат, – как он начинал? – поднял

палец Сергей Сергеевич. - Простой фермер, он приволок в сарай

старый мотор и поставил на сенокосилку.

Получилось что-то удивительно полезное, самодвижущееся -

но из сарая выехать неспособное.

Машина в ширину - два метра.

А дверь – метр.

И вот мотается будущий магнат по хлеву на своей чудо-машине,

кричит чего-то.

А жена ребенка грудью кормит. Так она (вот преданность мужу!)

ребенка отложила, схватила топор и разрубила стену сарая.

(исторический факт)

И Бенц выкатился на двор. И да-авай косить все подряд.

На зависть соседям.

Потом он эту машину продал, собрал другую, нанял батрака,

собрал еще три…

А через пять лет с конвейера его завода в год сходило сто тысяч

самодвижущихся сенокосилок.

- Теперь возьмем этого… Ходака. - Сергей Сергеевич отпил

чаю. - Там было как: он поехал фотографировать на природе

знакомую девицу – с треножником, с магниевой вспышкой,

с громоздким аппаратом – и пока все устанавливал, девица

ушла под руку с молодым офицером.

Наш-то - все наладил, голову поднял:

- Сейчас вылетит птичка.

Ан птичка-то упорхнула!

Так он - что вы думаете? Пошел – правильно, в сарай – и через год

вынес оттуда фотоаппарат, который можно носить в кармане.

Бросился искать любимую - а той след простыл: выскочила за

лейтенанта, живет в дальнем гарнизоне.

Тогда Ходак вернулся в сарай, собрал еще фотоаппарат, продал,

нанял батрака…собрал три…

А через пять лет с конвейера фабрики «Ходак и батраки» прямо

в коробки ссыпалось до миллиона фотоаппаратов.

И баб, я вам замечу, было у него после этого - не счесть.

Или - японец Муцубиси: любил смотреть на закат.

Смотрит, час другой - а обратно идти долго: к вечернему

сакэ не поспевает.

А в Японии с дисциплиной строго…

Так он залез - даже не в сарай, в шалаш! - в маленький японский

шалаш (в Японии все маленькое) и через год выехал оттуда

на самодельном мотоцикле, садясь на который по окончании

заката, вовремя приезжал к вечернему сакэ.

Тарахтя на весь округ Фудзияма.

Но!

Он не успокоился! Он продал мотоцикл, собрал новый,

нанял батрака, собрал еще три…

И через пять лет выпустил миллионный мотоцикл.

Он разбогател - да так, что не он теперь на закат ездит смотреть,

а ему закат п р и в о з я т.

- Теперь наши. - Сергей Сергеевич помрачнел, - Слышу

сегодня по радио: миллиардер Попович продал мультимиллионеру

Понтовичу 30 процентов акций завода, который работал, когда

оба они еще на горшок ходили.

Двадцать лет чухаются – и никто не зашел в сарай, хотя бы на

ночь, и не выехал на рассвете на чем-то с в о е м.

Почему? Не знаете?

Сергей Сергеевич посмотрел на слушателей:

- Может, закаты у нас не те? Или восходы не вовремя?

А может, сараи холодные?

МЕТРО

- Видите? - кивнул Сергей Сергеевич на барельеф над

эскалатором, - две толпы идут навстречу друг другу.

Справа:

сталевар с кочергой, академик с бородой,

солдат с автоматом, какой-то добродушный старичок

в очках на лбу и кожаном переднике - видимо прозектор…

Слева:

колхозница со снопом, пионер с планером,

водолаз, летчик в унтах…

Сознавая условность искусства, задам, тем не менее, вопрос:

отчего у этих людей на лицах - радость и ожидание встречи?

Что скажет академик колхознице, прозектор - пионеру?

Сергей Сергеевич поднял палец:

- А они друг с другом разговаривать и не собираются.

Идут они к Сталину: он в центре стоял, пока в пятьдесят третьем

не скинули.

Каждый подходит к вождю, докладывает. И – уходит.

Или его уводит солдат.

- Конечно: тоталитаризм. – Сергей Сергеевич прошел через

турникет. – Не дай Бог, вождю доклад не понравится…

Но этим-то. – рассказчик кивнул на двух полицаев, вылавливающих

из толпы пьяных мужчин поприличней. – тоже в лапы лучше не

попадаться!

Да, лицо у водолаза чересчур доверчивое…

Но эти–то. – Сергей Сергеевич оглянулся на прущий сзади народ, -

вообше не верят никому.

Да, нынче свобода…

Но!

Солдат – добрый, колхозница – добрая…

У старичка–прозектора - и у того глазенки смеются!

Впрочем…

(Сергей Сергеевич, прищурившись, оглядел людей, которые

толкая его, шли к эскалатору) надеюсь, скоро им укажут:

Куда идти

К кому идти.

Зачем идти.

И они заулыбаются.

- Печенкой чувствую: заулыбаются, - твердо повторил рассказчик

Ступил на эскалатор.

И с достоинством поплыл в бездну.

НАРОДОВОЛЬЦЫ

За десертом разговорились о народе…

Говорили разом все, обедавшие в Дубовой Гостиной бывшего

Дворца Беззубских-Белобровских.

Были это, в основном, мужчины.

Не старые и не молодые.

Не толстые и не худые.

Не бедные и вроде не богатые.

И о народе говорили они без пафоса, но и без высокомерия –

поскольку сами вышли из него, сами были - бойкие и удачливые

его сыновья…

Когда официанты выкатили торт - огромный, с выложенной свежими

ананасами фигурой хлебопашца – Сергей Сергеевич повел тщательно,

словно только что, подстриженной седой головой:

- Народ? - переспросил он, поигрывая золоченой вилкой. – Знаю.

Сталкивался.

И обедающие разом стихли.

- Представьте: конец социализма. - начал рассказчик. – В

магазинах - шаром покати…

И стоит в очереди за пшеном парень.

Здоровяк. Умница. Идеалист.

С усами Буденного. Башкой Эйнштейна. И сердцем Прометея:

мечтает сделать что-то для людей!

А люди недовольны - пшена нет: (Директорша вышла и гаркнула)

Но народ в очередях - недоверчивый:

- Молодой человек, сходите в подсобку. Гляньте: есть пшено?

Неохота парню идти: понимает, не хлебом-солью его в подсобке

встретят. Но говорит он себе:

- Ты же хочешь сделать что-то для народа? Так накорми

его для начала пшенной кашей.

И парень идет в закрома. И видит: и колбасы, и мешки с

сахаром…

Но тут на ходока сзади прыгает огромная директорша.

Сергей Сергеевич смолк, задумчиво поглаживая усы..

(В наступившей тишине лишь кротко тукал нож: кто-то, пыжась,

резал озорно скакавший по тарелке ананас.)

- Но парень-то - здоровяк. – продолжал рассказчик. Он выбегает из

подсобки с бабой на плечах. И с криком: «Пшено есть!»

- А директорша?

- Плюет ходоку в лицо. И приказывает продавать пшено. (можно

ведь припрятать мыло)

- А народ?

- Наро-од? – Сергей Сергеевич прищурился. – А наш добрый

народ вынимает из карманов авоськи. А еще говорит правдолюбцу:

«Уходите! Они милицию позвали.» «Но вы же…» «А мы ничего

не видели.»

И выкатывается парень из лабаза: без пшена, оплеванный.

С одной мыслью: «Чтоб я! Еще!! Для народа!!! Что-то делал?!

А это – видели?!!!»

Народоволец встал.

Увитые перстнями пальцы показывали кукиш…

- Сергей Сергеевич! – тронула шефа за плечо холеная стерва,

при появлении которой члены Политсовета потупили взоры. - Перерыв

кончился.

Председатель залпом допил чай – и, со сбитым галстуком,

не разжимая кукиш, шагнул в распахнувшуюся дверь.

В зале грохнули аплодисменты.

Учредительный Съезд партии «Тебе, народ России» продолжил

работу.

ДУХ

- Ломать собираются. – Сергей Сергеевич кивнул на

старинное двухэтажное здание на набережной Невы, к

которому, замахнувшись ковшом, с садисткой неспешностью

подползал экскаватор. – Будут бизнес-центр строить.

«Зачем?» - спросите. - «Здание кирпичное, прочное.»

Да и круто - приезжать работу не к стекляшке, а к фабрике,

в ворота которой шли по утрам степенные усатые рабочие -

исподлобья поглядывая на сухощавого инженера в фуражке

с околышем, в пенсне.

И на хозяина, приезжавшего в авто, похожем на карету.

…А теперь въезжаешь ты!

Тоже на Мерседесе.

Преемственность!

Дух времени!

- Так им Дух и мешает. - Сергей Сергеевич посмотрел на

двух мужчин, вышедших из дорогих машин и удовлетворенно

наблюдающих за разбоем: хозяев. - Каково им было бы в старых

стенах бабки из воздуха делать!
Думаете, не нравилось им, что окна маленькие?

Так все равно светильников навесят.

Потолок низкий? Воздуху мало? А вентиляция на что!

Дух. Дух коробил их!

«Делай!» - требовали старые стены, помнящие шум станков.

«Производи-и!» - гудела беззвучно фабричная труба.

Им и набережная мешает – других хозяев помнит.

И величавая Нева.

Впрочем… Набережную им - не разломать. И Неву - не засыпать.

А их самих время смоет.

Сергей Сергеевич нехорошо прищурился:

- Обязательно смоет.

ЭЛЕКТРОННО-ПОЧТОВЫЙ

РОМАН

Господа офицеры!

Тоска, аккордеон, березы, водка, идеалы…

Я – немка из Герм., 31/175/78. Критическая, чувственная.

Изучаю русский.

Не любит: свою материалистическую, сухую, агрессивную, надменную Герм.

Любит: р. песни, р. грузовые машины, р. пургу.

Хочет познакомиться с надежным, стройным, холеным р. военным.

Карин.

Дорогая Карин!

Я пишу это письмо, сидя под березой.

На душе – тоска.

В сердце – идеалы.

На коленях - Калашников. И ноутбук, клавиши которого я

перебираю своими ухоженными пальцами р. военного.

Хочу познакомиться с критической, чувственной немкой.

Сергей, холеный стройный русский обер-лейтенант.

Дорогой Сергей!

Зачем Калашников?

Карин не любит необоснованное насилие.

Карин хочет тепла, эротики, уютов.

Расскажи, как ты служишь. Что делаешь сейчас?

Карин.

Дорогая Карин!

Сейчас наша машина – огромная военная р. грузовая машина - застряла,

потому что вокруг - р. пурга.

Я замерз: три недели по березовой тайге!

На моих пшеничных усах – лед.

Я голоден. Конечно, в тайге много животных. И Мой Калашников всегда со мной.

Но… не проявлять же необоснованное насилие!

Я выпиваю рюмку водки.

Мое р. тело сразу согревается.

Я достаю из вещмешка аккордеон - и по тайге разносится мелодия р. народной песни.

РS. Как хочется уютов!

Сергей.

Дорогой Сережка! Расскажи про детство.

Во что ты играл?

Дружил ли с медведем?

Любил ли плавать, как цветок, в проруби?

Кто были твои предки? Сказители? Кузнецы? Маркшейдеры?

Или занимались пашением и боронацией?

Как хочется, чтобы ты родился в р. глубинке!

Карин.

Карин!

Я родился на чудовищной глубинке – в семье потомственного штрейхбрейкера.

Бабка – сказительница и прорицательница.

Дед – мудрый и старый с детства. Но озорной.

Порол меня впрок… Зато потом – делай, что хочешь!

И мы: играли в бебешки, резвились в хиндрюшки. (р. народные игры)

Однажды я потерялся в лесу – и год прожил в семье медведя.

Твой Серега.

Дорогой Сережка!

Собираю вещи.

Решено: завтра я перееду границу, сяду в чистый русский общий вагон -

и к тебе. На глубинку.

Карин.

Карин!

Может, лучше я: возьму отпуск – и к тебе?

Выйду в отставку, купим маленький домик, предадимся эротике, уютам.

Сергей.

…………………..

Карин!..Карин!!…Ответь!!!

Дорогой Сергей!

Вам уже и сейчас спасибо и желаю Вам в основном успехов.

Наверное, надо и сказать, что, к сожалению, в России есть все-таки мнение,

что за границей у людей есть много денег.

Это, в основном, неправильно.

Привет в Вашу красивую, а мою - любимую – тайгу.

Прощайте.

Карин.

Сергей Сергеевич отодвинулся от старого компьютера.

Покрутил головой. Отщипнул от батона, лежавшего на неопрятном

холостяцком столе.

За окном прогремел трамвай.

На стене висело фото: он, в мешковато сидящей гимнастерке - на месячных

сборах (единственная связь с армейской службой)

………………………………….

- По крайней мере, не придется срочно худеть. – подумал Сергей Сергеевич,

погладил тяжелеющий живот.

И перешел на русский сайт знакомств:

- Придется заняться нашими.

КСЕРОКС

- Начало девяностых, - начал Сергей Сергеевич. - В избирательный

Штаб Партии заходит ватага детей – расклейщиков листовок.

Один из них становится посреди комнаты, указывает пальцем

на пустой стол, и, ни к кому не обращаясь, строго спрашивает:

- Где?

Это – особо ценный кадр, глухими предвыборными ночами

з а к л е и в а ю щ и й листовками агитки чужих партий.

(тут - особая смелость: могут побить!)

Начинается беготня: ищут листовки.

А мальчик стоит: надменный, прямой - как вдруг внимание

его привлекает поставленный вчера ксерокс, на котором делает

копии секретарша.

А время такое – все в новинку. В том числе и ксерокс.

Мальчик впервые видит ксерокс…

Что бы Вы попросили о т к с е р и т ь - будь вам десять лет?

Книгу про Чиполлино?

Фотографии космонавтов?

Мальчик вынимает десять рублей, дает их секретарше:

- Сделайте мне десять штук.

И добавляет снисходительно:

- Десятую можете взять себе.

То, что мальчик решил наделать денег - по-человечески понятно.

То, что убежден: найдутся дураки, которым он сможет эти

бумажки впарить - тоже.

Но в его решении расплатиться фальшивками с той, кто их же и делает

- смесь глупости и наглости, которая сейчас, спустя двадцать лет,

чувствуется в нашей жизни буквально во всем.

Рассказчик вздохнул:

- Ведь эти мальчики – выросли.

П Р И З В А Н И Е

Мальчик хорошо считает – будет математиком.

Смелый – летчиком.

Встретил в магазине одноклассника.

Он в нашем ТСЖ – юрист…

- Чего на собрании не был?

- Зачем? – говорю. – Вы все равно потом решите, как хотите.

- Правильно. – засмеялся одноклассник. - Все решается на Правлении.

В узком кругу. А что жильцы галдят – никого не колышет.

- Бухгалтерша отчитывается: бу-бу-бу…

- Эту можно вообще не слушать. Вот у меня – юридическая фирма.

Мне бухгалтер объясняет - ничего не понимаю.

- Аренда - дорогая?

- Не-е. Я ж в нашем доме. Арендую у Правления.

- Сам у себя?

Тут он на меня посмотрел…

- Папу твоего встречаю. – сменил я тему. - Хорошо выглядит.

- А чего ему плохо выглядеть? - засмеялся приятель. - Он все

в шахматы играет. Уж в какие они там шахматы играют.

Фигуры-то помнят?

Одноклассник взял с прилавка грушу, понюхал.

Положил обратно.

- А ты молодец, что на собрания не ходишь. Квартира есть -

чего еще надо! А если землю вокруг дома отсудим или платную

стоянку откроем – все равно: все поделим в узком кругу.

- Тут, - говорю, - соседка захотела посмотреть финансовый отчет

Правления. И сразу в ящик к ней записка: «Берегись!»

- И это бывает. – одноклассник снова глянул на меня.

Помню я этот взгляд.

Бывало, прижмет меня на перемене пузом, уставится в глаза.

И давит.

Потом отпустит – и я наземь:

Грох!

Я говорю: юрист – это призвание…

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: