Край ледяных ветвей. 4 страница

- Ну, показывай, что там у тебя, - потрепала Вероника мужа по шапке коротких темных волос, доставшихся ему он матери.

Он присел в спальне на кровать, подхватил с полки планшетник, вывел его из состояния сна и, быстро найдя необходимую папку, открыл ее.

- Вот черт, - ругнулся Владимир, увидев, что папка требует введения пароля. – Он что же, не снял защиту…

Однако спустя секунду сообщение голографического проектора сменилось с запрещающего на разрешающий, позволив Владимиру вздохнуть спокойно.

Если б он работал один, то наверняка бы выбрал режим полного погружения в виртуальное пространство, надев соответствующие очки, но сейчас Владимир предпочел обычную работу с планшетником. Его высокий открытый лоб, напрягся, взгляд сделался жестким, словно у хищника перед решающим броском на жертву.

Досье на некого Соболева Максима Павловича, уроженца Минска, пятидесяти четырех лет от роду, содержало в себе исчерпывающую информацию об этом человеке, как сотруднике Комитета Национальной Безопасности. Здесь были совсем еще ранние психо-физические, логические и прочие тесты, личное армейское дело (а служил господин Соболев в разведроте морской пехоты), медицинские карты, личное дело агента уже в составе КНБ и много что еще.

- Ух ты, - удивилась Вероника, - он оказывается герой России, и…

Ее взгляд уперся в изображение пятиконечной золотой звезды в зеленой оправе венка, прикрепленной сверху к планке, на которой восседала какая-то золотая хищная птица. Все это было украшено голубым флагом с белыми, равномерно разбросанными звездами.

- И герой Америки, - вторил ей Владимир. – Это - медаль почета. Армейский вариант этой самой престижной военной награды США. Обрати внимание на даты вручения двух наград, ничего не замечаешь?

Вероника посмотрела сначала на один наградной лист, затем на другой, и недоуменно уставилась на мужа.

- Он, что же, получил обе награды в один и тот же день?

- Выходит, что так.

- Но за что? Как я понимаю, подобные награды не даются, кому попало. Необходимо совершить геройский подвиг, чтобы удостоиться чести носить эти звезды, а в данном случае Соболев должен был совершить подвиг в интересах и России, и США.

Владимир посмотрел на годы присвоения наград. Ему тогда было десять лет и память упорно не желала воскрешать в сознании какие бы то ни было события, которые можно было хотя бы с какого-то боку приплести к деятельности Соболева. Отчего-то Нестеров не сомневался, что события эти должны были быть достаточно известными и широко разрекламированными тогдашними СМИ.

Не найдя никаких ответов в своей голове, он принялся изучать дело дальше. Его привлекла заметка в медицинской карте Соболева, которая свидетельствовала о том, что Максим Павлович проходил процедуру физической модернизации собственного организма. От отца он как-то слышал, что подобного рода процедуры применялись в некоторых частях спецназа. Видимо КНБ также был не прочь усилить своих агентов, которые рисковали собой ради спокойной жизни общества. О том, что подобная процедура таила в себе кучу опасностей и могла в случае неудачи сделать Соболева инвалидом или вообще убить его, Нестеров старался не думать. Ходили слухи, что физическая модернизация – дело сугубо добровольное, но что там творилось на самом деле в застенках комитета, никто, разумеется, не знал.

- А что это такое? – спросила Вероника, которой все было очень интересно.

- Ты о модернизации?

- Да.

- Процедура, позволяющая, в итоге, прошедшему ее, быть гораздо крепче, выносливее, быстрее и сильнее, чем любому даже самому тренированному человеку. Как это достигается – я не знаю. Это военная тайна. Я знаю лишь об эффекте и о том, что такая процедура существует.

- Сверхчеловек… забавно…

Владимир ничего забавного в этом не находил, поскольку Соболев должен был влиться в состав его команды, за которую Нестеров был в ответе.

Порывшись в папке личного дела, Владимир наткнулся на любопытные файлы секретного допроса самого Соболева и нескольких его коллег по службе, датированного апрелем восемьдесят седьмого года прошлого века. Сопоставив все фаты, Нестеров мгновенно сообразил, что этот допрос проводился закрытой комиссией КНБ именно по той операции, по которой Максима Павловича наградило аж два правительства сразу. Хорошо зная, что истинное лицо человека проявляется лишь в экстремальных ситуациях, можно было изучить лишь только один этот допрос и составить более-менее правильную картину личности Соболева.

Владимир встал, подошел к стеклянному бару, достал оттуда бутылку тонизирующей газировки, налил себе в стакан и вновь принялся изучать дело. Он открыл самый первый файл допроса и приготовился слушать, поскольку это был видеофрагмент. Молодой человек, лет тридцати, сидел на железном стуле в круглой очень светлой комнате и смотрел в пол прямо перед собой. Все в его фигуре было странно – это Владимир понял с первой секунды. Соболев был расслаблен, можно даже сказать, спал на стуле, однако внутреннее напряжение в этом человеке было колоссальным. Он напоминал Владимиру до предела сжатую пружину, бомбу с часовым механизмом, которая могла рвануть в любой момент. Этот человек был способен абсолютно на все. Он был словно запрограммированным для выполнения определенной задачи андроидом, бездушной машиной, и в то же время, как показалось Нестерову, Максим мог сильно и пламенно любить и чувствовать.

Вероника зябко передернула плечами. Похоже фигура Соболева и на нее произвела схожее впечатление.

Раздался голос за кадром.

- Дело 2754, внутреннее расследование инцидента под условным названием «Человек, который спас Землю». Допрос ведут офицеры внутренней службы безопасности КНБ полковник Могильцев и полковник Блохин. Допрашиваемый – главный фигурант по делу – майор КНБ Соболев Максим Павлович.

Далее голос, принадлежащий какому-то из полковников, обратился непосредственно к майору.

- Максим Павлович, мы понимаем, что это тяжело для Вас, но вернитесь, пожалуйста, в тот день, когда Вы находились в своем отпуске на острове Таити. Расскажите, как можно подробней, что произошло в тот день?

На лице Соболева не дрогнул ни один мускул, но Владимир буквально всем телом ощутил, гнев, испепеляющий майора изнутри.

- Это было семнадцатое июля, - глухо произнес майор. Его голос отдавал металлом, и слушать его было не приятно. – Я отдыхал в отеле «Интерконтиненталь», куда отправился, поставив в известие соответствующих начальников по службе. Утром этого дня, я, загорая на пляже, познакомился с девушкой, Мариной. Я знал, что она русская, я это понял, используя свои профессиональные навыки, однако знакомство с ней я начал на английском.

- Зачем Вам это было нужно,- спросил голос.

Максим на мгновение запнулся, но тут же ответил:

- Хотел произвести на нее впечатление.

- Хорошо. Продолжайте, - тут же вновь произнес голос.

- Марина оказалась профессиональным переводчиком. Она знала пять языков. Не знаю как, видимо, у нее также были свои специфические профессиональные навыки, но она поняла, что я не тот, за кого себя выдаю. Она не поняла, что я русский, пока я сам ей об этом не сказал.

- Вы говорили ей, кто Вы на само деле?

- Разумеется, нет,- жестко произнес майор, - я умею хранить конфиденциальную информацию.

- Можно по существу, пожалуйста, - перебил Максима голос полковника.

На лице майора совсем незаметно дернулась скула. Владимир готов был поклясться, что различил едва слышимый скрип зубов.

- Мы разговорились. Марина оказалась очень интересным собеседником и привлекательной женщиной. Я предложил ей провести обед и ужин вместе, на что она не раздумывая согласилась. До обеда мы купались, загорали, после чего каждый из нас пошел в свой собственный номер.

- Вы жили в бунгало?

- Да.

- Как далеко Ваш номер располагался от пляжа?

- Девятый дом, справа, - не задумываясь ответил майор.

- И пока Вы прохаживались туда-сюда, Вы ничего подозрительного не заметили?

Соболев напрягся еще больше. Эх, Владимир сейчас бы все отдал, чтобы рядом оказался профессиональный психолог. Жаль, что его собственные навыки не позволяли разглядеть Максима Павловича настолько хорошо.

- Нет, ничего не заметил, - глухо ответил Соболев. – Я переоделся, минут на двадцать еще задержался в номере, после чего направился в ресторан. Оказывается, мы пришли одновременно. Народу было не много. Большинство предпочло обед в номерах или все еще прохлаждаться на пляже.

- Почему вы не захотели пообедать в номере?

- Я счел неприличными делать едва знакомой девушке такое предложение, - раздраженно ответил майор.

- Она легко пошла с Вами на контакт?

- На что вы намекаете?

- Ни на что. Ответьте, пожалуйста, на поставленный вопрос.

Выражения лица Максима Павловича изменилось. Теперь оно было не напряженным, а мрачным.

- Я не могу сказать объективно. Тогда мне казалось, что да, легко.

- Как Вы полагаете, - влез в разговор другой голос, более хриплый, можно даже сказать, простуженный, - она могла быть не той, какой пыталась казаться?

- Однозначно нет, - моментально ответил Соболев.

- С чего такие выводы, майор?

- С того, что я бы почуял.

- Разве Ваши профессиональные навыки не были затуманены внезапно возникшими пламенными чувствами?

Соболев буквально зарычал. Нестеров готов был поклясться, что если бы полковники остались сейчас один на один с майоров в общем помещении, он порвал бы их голыми руками.

- Мои чувства здесь не причем. Она была именно той, кем казалась. Она была обычной девушкой, слышишь, ты, мразь?! Обычной!!

- Успокойтесь, прошу Вас, майор. Никто не собирается Вас обижать. Нам нужно просто восстановить всю цепь событий по этому делу. Прошу Вас, продолжайте.

- Она много для него значила, - сглотнула Вероника сухой ком в горле. От волнения, она прижала кулачки к груди и выглядела сейчас так мило и забавно, что Владимир мягко погладил ее по волосам в порыве любви и нежности.

Соболев довольно быстро собрался с мыслями и вернул себе прежний сосредоточенно-напряженный вид.

- После обеда мы отправились в море на катере. Далеко от лагуны мы не отплывали; нашу часть острова все время было видно…

- Что-нибудь подозрительное заметили? Посторонние суда, например?

- Нет. Точнее, суда там были, такие же катера, но они все были отельными, по крайней мере, казались таковыми. Пару катеров приближались к нам на такое расстояние, на котором я смог различить туристов, сидящих внутри помимо пилота. Что там было на остальных, мне неведомо. Еще раз говорю, вели они себя совершенно нормально.

- Хорошо, что дальше?

- А дальше, - вздохнул Максим Павлович, - был дайвинг. Мы остановились милях в двух от острова. Нам раздали гидрокостюмы, я помог одеться Марине и мы нырнули под воду.

- Вы плавали с инструктором?

- Конечно. Я же не мог сказать, что сам прекрасно во всем разбираюсь, без всякого инструктора. Под водой мы пробыли что-то порядка двух часов. Когда вновь очутились на катере, нас одолел голод, поэтому мы незамедлительно снова отправились в отель. Так получилось, что уже подходило время ужина, и я снова предложил Марине провести вечер в ресторане, на сей раз на берегу моря.

- Через какой промежуток времени вы оба там оказались?

- Минут через сорок.

- Почему так долго? – настороженно спросил голос. Не зная, кому из полковников он принадлежал, Владимир для себя решил называть их голосом-1 и голосом-2.

- Потому что девушке требуется время, чтобы привести себя в порядок. Или, по-вашему, на ужин необходимо приходить в купальнике?

- Я Вас понял. Продолжайте, - бесстрастно ответил голос-1.

- Мы сели за столик во втором ряду. Оттуда открывался замечательный вид на лагуну, которая, как выразилась Марина, постепенно проглатывала закат. Народу вечером всегда было много. Ресторан заполнился буквально минут за десять.

Вдруг он замолчал, будучи словно не в силах озвучить следующие свои мысли. Наблюдательная Вероника, следящая за происходящим не отрывая глаз, увидела, как у Соболева едва заметно подрагивают кончики указательного и безымянного пальцев на правой руке.

- Зачем они его мучают? - прошептала девушка. – Ему же тяжело говорить об этом.

Владимир оставил вопрос любимой без ответа.

- Играла музыка, ходили официанты, веселились люди. А потом…

- Вы что-то заметили? – тут же нажал голос, причем Нестеров не понял, какой из двух.

- Не уверен. Мне… показалось. Краем глаза в море я увидел катер. Я не знаю, видел я его или нет… может, это уже мое больное воображение сейчас рисует… я не знаю… не знаю…

Жилы на шее майора резко вздулись, словно он сопротивлялся невидимой удавке, пытавшейся его задушить.

- Прошу Вас, успокойтесь. Это всего лишь воспоминания. Скажите, что было потом?

Владимиру в тот момент даже не догадывался, какое усилие приложил Соболев, чтобы взять себя в руки. Одно Нестеров понял отчетливо и ясно – то, что вспоминал майор, для него было в высшей степени неприятно.

- Она рассказывала какую-то смешную историю из своей жизни. Кажется, что-то про домашних животных… Да, точно, у нее была кошка, белая, она мне даже голгоф показывала с ней. Я отвлекся от катера, а потом… Потом меня словно что-то оглушило. Помню лишь, сырость, звон в ушах и… такое странное, совершенно необычное чувство…

Майор пытался подбирать правильные слова, чтобы у слушавших его возникли в голове правильные, наиболее точные ассоциации.

- Мне казалось, что меня сначала облили кипятком, а потом начали запускать под ребра, под ногти на ногах и руках ржавые иглы.

- Почему именно ржавые? – решил уточнить голос-2.

- Без понятия. Мне в тот момент так показалось.

- Вы помните что-нибудь еще? Нас интересует тот промежуток времени, от момента взрыва до того, как вы пришли в себя в госпитале КНБ?

Соболев горько усмехнулся.

- Нечего казаться галантным, скажите сразу, что вас интересует, видел ли я что-нибудь после взрыва… Нет не видел, хотя в себя я пришел еще до госпиталя, не знаю, почему аппаратура этого не записала, видимо врач не озаботился правильно наладить автоматику.

- Когда это произошло? В воздухе? На борту самолета? Или…

- Да, на борту самолета. Я пришел в себя минуты на две. Взглянул на мир сквозь кровавую пелену на глазах и опять провалился в небытие.

- Хорошо спасибо, - официально сказал один из полковников, и запись файла тут же прекратилась.

В номере отеля повисла тишина. И если Вероника все еще пребывала в шоковом состоянии, то Владимир, ни на секунду не выпускавший свое сознание из цепких лап собственной воли, в данный момент занимался бурной аналитической деятельностью. Итак, без сомнения, Соболев во время собственного отпуска получил не только многочисленные физические травмы, но, что гораздо важнее, сей инцидент повлек за собой раны душевные. Человеческое тело медицина уже давно научилась восстанавливать. Можно было вырастить оторванную ногу, руку, удалить потрепанный орган и поставить на его место новый, причем генетически неотличимый от оригинала. Нельзя было, разумеется, поставить на место, оторванную голову, или вырастить ее заново, но даже очень серьезные ее травмы в настоящее время отлично поддавались лечению. Но вот моральные…

Владимир был на сто процентов уверен, что моральная травма Максима Павловича появилась не в результате шока от пережитого взрыва. Нет. Майор и до этого инцидента был кремнем со стальными нервами. А вот смерть Марины…

В голове у Нестерова постепенно созревала мысль, но Вероника, очевидно более чуткая к людским страданиям, озвучила ее первой, причем настолько точно, что Владимиру пришлось только удивиться.

- Он был одинок, - прошептала она, разглядывая гладкую поверхность стола. – Скорее всего, всему виной была служба, не оставлявшая времени на личную жизнь или вообще ставящая ее на второй план. А здесь… Здесь он только познакомился с ней. С той, которая ответила ему взаимностью и тут же судьба сыграла с ним такую злую шутку…

Она подняла голову, взглянула на Нестерова затуманенными глазами.

- Почему судьба такая несправедливая? Человек же все отдал для благополучия своей страны. Человек верой и правдой служил Родине, а когда решил найти свое счастье, судьба самым жестоким образом одернула его.

- Почему ты так уверена, что он верой и правдой служил своей стране? – попытался возразить Владимир жене.

- Ты разве этого не видишь? – с вызовом воскликнула девушка.

Владимир примирительно поднял руки пред собой:

- Тише-тише, дорогая, я лишь пытаюсь во всем разобраться. Я и так увидел, признаюсь, слишком много. И теперь мне просто необходимо досмотреть все до конца. Мне необходимо выяснить, как повлияла эта моральная травма на Соболева. Я хочу знать, на что он способен.

- На многое, - буркнула себе под нос девушка.

Она встала с кресла, подошла к бару и взяла оттуда холодную бутылку минеральной воды. Раздался характерный звук, сопровождавший истечение газов из пластиковой тары, Вероника спешно приникла к ее горлышку и начала жадно пить, не обращая внимания на редкие струйки воды, стекавшие по ее шее. Владимир невольно залюбовался женой, но отвлекаться на более романтичное времяпрепровождение не счел нужным.

- Давай следующий, - произнесла Вероника, практически полностью осушив пол литра минералки.

Владимир в нерешительности перевел взгляд на планшетник, потом опять на девушку.

- Ты уверена, что тебе это необходимо?

- Мне… нет, не уверена, но вот тебе – точно необходимо, а со мной у тебя больше шансов во всем разобраться.

Она подошла к нему, обняла за шею, присела на колени.

- Послушай, я лишь хочу, чтобы ты вернулся живым и здоровым из этой экспедиции, и я сделаю все, что от меня хоть как-то зависит, чтобы облегчить тебе жизнь в космосе.

Близость любимой женщины сводила с ума, но Владимир умел контролировать свои эмоции, чувства и физиологию, когда этого требовала ситуация. Отчасти именно от этого его таланта Вероника в начале их отношений находилась под сильным впечатлением.

- Ты… обещала мне фотосессию, помнишь?

Девушка лукаво улыбнулась, становясь светской кокеткой.

- Я все помню, дорогой. До полета вручу, а вот в какой день, решу сама!

- Ну, и славно.

Владимир вновь взглянул на планшетник и выбрал еще один видео-файл из списка.

Та же комната, на первый взгляд совершенно стерильная, тот же железный стул посреди нее, только человек на нем уже другой, не майор Соболев. Голоса допрашивающих по-прежнему принадлежат полковникам Могильцеву и Блохину, которые после вступительных формальностей задают первый вопрос некоему майору Некрасову Вадиму Степановичу.

- Майор, поподробней расскажите нам о том дне, когда Вы в ходе операции по предотвращению террористической угрозы уровня «А» вылетели вместе с Вашим коллегой, майором Соболевым, в Вашингтон. Нас особо интересует поведение Максима Павловича в аэропорту.

Майор Некрасов был внешне совершенно другим человеком, нежели его товарищ. Он также был собран, внимателен, но в нем не было той испепеляющей боли, что мучила Максима.

- Нашей целью в Вашингтоне был профессор Мальгин, который, как мы думали, передал террористам секретную информацию, позволившую диверсионной группе практически безнаказанно действовать на территории Московской области. Мы прибыли в Шереметьево за два часа, прошли регистрацию, и уселись в кафе.

- О чем Вы говорили? – дал о себе знать голос-2.

Некрасов криво усмехнулся.

- О девушках. Мы заказали по пятьдесят грамм коньяка, сели за первый попавшийся столик и после того, как выпили, начали разглядывать девушек. Точнее, этим занимался я один, только так демонстративно, чтобы Соболев, в конце концов, тоже ко мне присоединился.

- Зачем Вам это было нужно?

- Как это зачем? – удивился майор. – Я хотел помочь ему, я хотел вытащить его из того состояния, куда он сам себя загнал после трагедии на Таити. Я счел логичным попробовать познакомить его с другой красавицей, чтобы забыть Марину…

- Вам это удалось?

Некрасов гневно сверкнул глазами.

- Вы прекрасно знаете ответ на этот вопрос.

- Вадим Степанович, отвечайте, пожалуйста, по существу.

- Нет, - отрезал майор. – Соболева никто не интересовал. У меня складывалось такое впечатление, что ему вообще жизнь была не интересна, не только что девушки.

- С чего Вы это взяли?

- А с того, что он в открытую мне заявил, что перебьет их всех.

- Всех, это кого? Он имел ввиду кого-то конкретно?

- Нет. Он имел ввиду всех террористов вообще, на всей Земле. В этом своем стремлении он был похож на обыкновенного маньяка, с той лишь разницей, что у обычных маньяков цели и задачи несколько иные.

- Вадим Степанович, уточните, пожалуйста, он был зол на террористов или же вообще на весь мир? Это очень важно.

И тут Нестеров увидел, что ответ, готовый тут же сорваться с губ допрашиваемого майора, не такой уж и очевидный. Владимир, вдруг, заметил, что Некрасов заколебался, очевидно полагая, что точно не знает, как ответить на заданный вопрос более правильно.

- Не уверен, но если брать конкретно этот эпизод, то я могу говорить лишь о его ненависти к террористам.

- А если брать не только этот? – моментально спросил майора второй голос.

Некрасов долгое время не мог выдавить из себя ничего путного, но затянувшаяся пауза, наконец, прервалась:

- Вам стоит расспросить его поподробней о том моменте, когда он припустился за засадной группой в Вашингтоне. Это случилось сразу после убийства Мальгина.

На этом видеофрагмент закончился, и Владимиру пришлось некоторое время порыться в папке, чтобы наткнуться на продолжение. Как выяснилось буквально в следующую секунду, оба полковника воспользовались советом Некрасова и поспешили расспросить Нестерова о неком преследовании засадной группы.

- Мы только что закончили допрос профессора, - монотонно вещал Соболев, - когда на его коттедж было совершено нападение. Как выяснилось уже много позже, эти диверсионные группы чистильщиков базировались по всему свету и координировались из единого центра. Эти группы, в случае чего, должны были обрубать особо длинные хвосты, грозящие раскрытию всего дьявольского плана террористов. Это же произошло и с Мальгиным, хотя реально угрозы для них он никакой не представлял. Он играл в слепую, его использовали в темную, из чего я могу сделать…

- Максим Павлович, прошу Вас, отвечайте на поставленный вопрос, кратко и точно.

Соболеву по все видимости было совершенно наплевать на то, что его самым бесцеремонным образом перебили. Совершенно не меняя тон повествования, он продолжил отвечать на поставленный вопрос полковников:

- Из чего я могу сделать вывод, что ликвидаторы охотились за мной и Некрасовым. Эти группы были великолепно подготовлены как тактически, так и технически. За все те годы, что террористический конклав похищал людей и переделывал их в суперсолдат, им удалось сделать из своих боевиков блестящих воинов. Все они проходили процедуры физиологической модернизации, пусть и не такой совершенной, как наша, были снабжены самым современным оружием и техническими средствами. Кроме того, в их головах была прошита программа, практически не позволявшая в полевых условиях разузнать хотя бы что-то полезное у членов ликвидационной команды. Короче говоря, она препятствовала форсированному допросу, и нефорсированному тоже.

У Нестерова и Вероники в этот момент сложилось такое впечатление, что кто-то неведомый и несоизмеримо могучий постепенно окунал их в бездонный водоем. Ощущение разворачивающейся под их ногами бездны усиливалось с каждым произнесенным майором словом.

- Как языки на тот момент они были для меня бесполезны, и я решил их уничтожить. Мой костюм давал мне ощутимое преимущество перед террористами. Используя его специфические свойства, я устранил всю группу, а потом принялся за тех, кто находился в авто. Их было двое. Нас тоже было двое.

- Кто сидел за рулем? – перебил Соболева голос-1.

- Сначала я. Благодаря физической модернизации я быстрее реагировал на вещи, и мне было проще угнаться за остатками группы ликвидаторов.

- Сколько продолжалась погоня?

- Порядка пятнадцати минут. Сложилось так, что их машина свернула на нижний уровень эстокады, мной же было принято решение ехать по верхнему. В этот момент я попросил Некрасова занять место водителя, а сам, дождавшись благоприятного момента, спрыгнул вниз, на крышу машины с террористами.

Майор говорил об этом столь естественно и спокойно, как будто бы прыжки с крыши на крышу движущихся на бешеной скорости автомобилей были его любимым ежедневным занятием.

- Вы отдавали себе отчет, что могли попросту разбиться?

- Я? – неподдельно удивился Соболев. – Нет, конечно. Я был уверен в той броне, что была на мне надета. После московских приключений, я стал с костюмом единым целым, поэтому рассчитать прыжок с семиметровой высоты для меня не составило труда.

- Хорошо, - удовлетворенным голосом произнес один из полковников. – Что было дальше?

- А что, по-вашему, бывает с автомобилем, когда на него приземляется тело массой за сотню килограмм? Мы сбили столб уличного освещения, кажется, я своим телом снес небольшой декоративный заборчик, потом пролетел по воздуху метров пять и вслед за автомобилем террористов очутился на первом этаже магазина. Ликвидаторы были уже мертвы, а их персы мне удалось передать Некрасову, поскольку оставался еще хоть какой-то шанс, что наши ученые все же найдут способ обойти зашитые в них программы-камикадзе. Далее приехала полиция, задержала Некрасова, который упорно врал им, что был здесь один, а мне пришлось до следующего дня бегать по всему Вашингтону от полиции и ФБР.

Очередной видеофрагмент прервался, казалось, на самом интересном месте.

- Он и в самом деле одержим, - задумчиво прошептала Вероника.

- Скорее всего, - согласился с ней Владимир, выбирая следующий видеофайл для просмотра. Все они были сгенерированы в хронологическом порядке, и теперь на очереди была часть допроса под названием Шанхай.

Как и предполагал Нестеров, дело разворачивалось именно в этом китайском городе.

- Майор, Вы нам обмолвились, что ликвидационная команда, посланная за Вами в Вашингтоне, на тот момент была бесполезна в качестве потенциальных языков. Что это значит? Объясните.

Соболев некоторое время, совершенно не моргая, смотрел в одну точку в полу, олицетворяя собой непрошибаемую ничем скалу.

- Это значит, что на тот момент я еще не знал, как можно частично обойти зашитую в голове программу.

- Расскажите, при каких обстоятельствах Вам удалось нащупать способ замедления эффекта самоликвидации у человека?

Вновь майор ответил не сразу. Владимир был уверен, что Соболеву неприятно было вспоминать произошедшее с ним, что он всеми способами старался забыть то, что с ним произошло, и, в то же время, с какой-то патологической страстью Максим Павлович пытался причинить себе этими подробными рассказами еще большую боль.

- Это произошло не сразу, - ответил майор. – Первым шагом стал инцидент в автомастерской Чао Кин Ху, активного члена триад. В Шанхай мы приехали искать того, кто забрал переданные Мальгиным сведения для террористов. Им оказался украинский журналист Иван Романенко. По Шанхаю он колесил на машине, которая часто наблюдалась именно у автоцентра Ху. Я действовал вместе Ли Джень Чаном, хорошим знакомым моего непосредственного начальника, полковника Самсонова. Когда мы заявились к Ху, тот стал все отрицать, в том числе и свою связь с триадами, и я выстрелил ему в плечо.

Вероника в этот момент ахнула и даже отпрянула от экрана. Для нее все, что говорил Соболев, было настоящей дикостью и чем-то не вполне человеческим.

- Потом я сказал, что если Ху во всем не сознается, я отстрелю ему все пальцы на руках и ногах, а если не поможет и это, примусь за его суставы. Ху тут же пошел на попятную, сознался, что сотрудничает с триадами, но договорить не успел. За ним, и за нами пришли уже местные ликвидаторы, пришлось отбиваться. Ху был серьезно ранен, а позже, в больнице, его ликвидировали, хотя следов насильственной смерти так до сих пор и не удалось обнаружить.

- Майор, - тут же обозначил себя второй голос, - Вам хотя бы на секундочку в голову не приходила мысль, что Вы вздумались пытать ни в чем не повинного человека? Что, если господин Ху, оказался бы на самом деле непричастным к терроризму? Что тогда?

И вот здесь в образе Соболева, что-то резко поменялось. Владимир не мог однозначно сказать, что конкретно, но от всей его фигуры, казалось, вдруг повеяло самой настоящей смертью и испепеляющей волной гнева.

- Это война, полковник. Война, которую никогда, никто не вел по правилам, хотя существовали все эти никому не нужные бумажки, запрещающие делать одно или другое. Особенно на них было наплевать террористам, которые могли принести в жертву своим абстрактным интересам кого угодно, даже детей, даже целый город… Все сходилось. Ху должен был быть и оказался причастным. Для меня он был лишь носителем информации и ничем большим, а когда на горизонте маячил теракт глобального масштаба, я был обязан предотвратить его любой ценой. Слышите меня?! Любой!!

- Успокойтесь майор, никто вас не осуждает. Вернемся к изначальному. Вы сказали, что поняли, как затормозить программу, не сразу. Как я понимаю, мистер Ху был лишь первой ступенью к пониманию?

Все же надо было отдать должное тому, как Соболев умел моментально становиться прежним: спокойным, сдержанным и абсолютно непричастным ко всему, что происходило вокруг.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: