Субъект. Объект. Точка зрения

В литературном произведении мы встречаемся с персонажами, вещным миром, пейзажем и т.д. Все то, что изображается, и все, о чем рассказывается, будем называть объектом. Под субъектом соответственно будем понимать того, кто изображает и описывает, воспринимает и оценивает. Таким образом, в тексте литературного произведения следует различать субъект и объект.

Обычно, читая какое-либо произведение, мы фиксируем свое внимание на том, что изображено и о чем рассказывается, то есть на объекте. Что же касается субъекта, то в подавляющем большинстве случаев мы его не замечаем: нам кажется, что все описанное и рассказанное существует само по себе. Однако это иллюзия. В любом художественном тексте (каким бы объективным, «безличным» он ни казался) всегда в более или менее явном виде присутствует тот, кому принадлежит речь и сознание. При этом следует разграничивать понятия субъект речи и субъект сознания. Субъект речи — тот, кому приписана речь в данном отрывке текста. Субъект сознания — тот, чье сознание передается в данном отрывке текста4.

Разграничение субъекта речи и субъекта сознания будет играть очень важную роль в дальнейшем изложении; остановимся поэтому на нем несколько подробнее.

Соотношение субъекта речи и субъекта сознания в данном отрывке текста может быть различным. Возможно их совпадение. В этом случае содержание отрывка, его лексика и синтаксис, заключенные в нем оценки людей и событий вполне соответствуют положению и внутреннему облику того, кому приписан текст. Когда, например, в горьковской пьесе «На дне» мы читаем: «Эти? Какие они люди? Рвань, золотая рота... люди! Я — рабочий человек... мне глядеть на них стыдно... я с малых лет работаю... Ты думаешь, я не вырвусь отсюда? Вылезу... кожу сдеру, а вылезу... Вот, погоди... умрет жена... Я здесь полгода прожил... а все равно, как шесть лет...» () — то мы знаем: именно так и должен говорить Клещ. И гордость мастерового, и ожесточение, и упорство, и презрение к другим обитателям ночлежки, ощутимые в его словах, вполне соответствуют характеру героя, положению, в котором он оказался, и конкретной ситуации, в которой произносится монолог.

К такому соотношению носителя речи и носителя сознания мы привыкли. Оно кажется нам не только естественным, но и единственно возможным.

С. 11

Мы убеждены (и это убеждение поддерживают в нас популярные критические статьи), что несоответствие субъекта речи и субъекта сознания есть всегда и безусловно отклонение от художественной нормы, проявление литературного неумения. Так оно, действительно, подчас и бывает. В известном смысле критика права, когда она, желая похвалить писателя, с одобрением отмечает, что у него «герои говорят своим языком». Однако герой может говорить «не своим языком», или (если пользоваться нашей терминологией) носитель речи может не совпадать с субъектом сознания, и в таких случаях говорить о профессиональном неумении, художественной слабости и т. л. было бы просто неуместно.

Вот несколько примеров подобного несовпадения. Начнем со случая, всем хорошо известного. Городничий в гоголевском «Ревизоре» кричит «Обручился! Кукиш с маслом — вот тебе обручился! Лезет мне в глаза с обручением!.. (В исступлении). Вот смотрите, смотрите, весь мир, все христианство, все смотрите, как одурачен городничий! Дурака ему, дурака, старому подлецу! (Грозит самому себе кулаком). Эх ты, толстоносый! Сосульку, тряпку принял за важного человека! Вон он теперь по всей дороге заливает колокольчиком! Разнесет по всему свету историю. Мало того, что пойдешь в посмешище — найдется щелкопер, бумагомарака, в комедию тебя вставит. Вот что обидно! Чина, звания не пощадит, и будут все скалить зубы и бить в ладоши. Чему смеетесь? — Над собой смеетесь!.. Эх вы!.. (Стучит со злости ногами об пол). Я бы всех этих бумагомарак! У, щелкоперы, либералы проклятые! чертово семя! Узлом бы вас всех завязал, в муку бы стер вас всех, да черту в подкладку! в шапку туды ему!..» (IV, 119—120).

Этот монолог приписан городничему, иными словами, городничий здесь выступает как субъект речи. Содержание монолога, его лексика и построение, тон и экспрессия находятся как будто в полном соответствии с личностью Сквозник-Дмухановского, его представлениями о действительности и ситуацией, в которой он оказался. Но вот в словах «Чему смеетесь? — Над собой смеетесь!..» герой явно «выходит из роли». Вспомним, что по давней устойчивой театральной традиции актер, произнося это место монолога, обращался обычно не к другим участникам действия, а к зрителям. На сцене по-прежнему хорошо знакомый нам городничий, житейски опытный, по-своему неглупый, обманутый и раздосадованный. Но слова его, которые мы выделили выше, вовсе не соответствуют ни личности этого персонажа, ни его положению в данный момент. Чиновник-взяточник - заговорил как грозный обвинитель и нелицеприятный судья. Таким образом, хотя формально текст по-прежнему принадлежит Сквозник-Дмухановскому, но мы явственно ощущаем, что в нем нашло выражение принципиально иное сознание, несомненно, отличное от сознания героя. Налицо, следовательно, несоответствие между субъектом речи и субъектом сознания.

Этот случай вовсе не единичен. Напомним о некоторых особенностях текста стихотворения Лермонтова «Бородино». Герой-рассказчик — старый солдат, участник войны 1812 года повествует о Бородинском сражении. Личностью носителя речи в основном определяется и общее содержание мо-

С.12

нолога, и его эмоциональная окрашенность, и стилистика. Но есть в тексте образы, которые выходят за пределы речевых возможностей рассказчика: «Ворчали старики: «Что ж мы? на зимние квартиры? Не смеют что ли командиры Чужие изорвать мундиры О русские штыки?...Повсюду стали слышны речи: «Пора добраться до картечи!», И вот на поле грозной сечи Ночная пала тень....Вам не видать таких сражений!.. Носились знамена, как тени, В дыму огонь блестел, Звучал булат, картечь визжала, Рука бойцов колоть устала И ядрам пролетать мешала Гора кровавых тел....Земля тряслась— как наши груди, Смешались в кучу кони, люди, И залпы тысячи орудий Слились в протяжный вой...» (II, 80—83).

И в этом примере за выделенными нами образами стоит сознание, явно не совпадающее с сознанием старого солдата, которому приписан монолог.

Подчеркнем: дело здесь вовсе не в художественных просчетах. И «Ревизор» Гоголя, и «Бородино» Лермонтова — совершеннейшие произведения русской классической литературы. Отмеченное нами несоответствие субъекта речи и субъекта сознания входит в эстетическое задание и является источником того обаяния, которым обладает для читателя художественный текст.

В каждом из приводившихся нами случаев несоответствие носителя речи и носителя сознания в пределах одного отрывка текста имеет особый смысл, выполняет особую роль. Но на данном этапе изложения вопроса специфика отрывков нас не интересует: мы привели их лишь для того, чтобы в первом приближении показать, насколько оправдано введение и разграничение понятий «субъект речи» и «субъект сознания».

В дальнейшем нам придется также разграничивать первичные и вторичные субъекты речи. Первичным будет называться такой субъект речи, между которым и автором нет субъектов-посредников. Иными словами, текст, приписанный первичному субъекту речи, не вводится никаким субъектом речи. Вторичным будет называться такой субъект речи, между которым и автором есть субъект-посредник. Иными словами, текст, приписанный вторичному субъекту речи, вводится первичным субъектом речи.

Рассмотрим в качестве примера отрывок из рассказа Леонида Андреева «Петька на даче»: (1) «И снова в грязной и душной парикмахерской звучало отрывистое: (2) «Мальчик, воды», (3) и посетитель видел, как к подзеркальнику протягивалась маленькая грязная рука, и слышал неопределенно угрожающий шепот: (4) «Вот, погоди!» (5). Это значило, что сонливый мальчик разлил воду или перепутал приказания» (42—43). Текст, обозначенный цифрами 1, 3 и 5, принадлежит первичному субъекту речи, а цифрами 2 и 4 — вторичному субъекту речи.

Своеобразие художественного текста определяется не только соотношением субъекта речи и субъекта сознания. Очень важно также, как соотносятся субъект сознания и объект сознания. Единичное (разовое, «точечное») отношение субъекта к объекту есть точка зрения,

С. 13

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: