III. Беседа по теме урока.

— Перескажите эпизод о первой встрече князя Мышкина и Парфена Рогожина.

(В поезде по дороге в Петербург встречаются будущие соперники — Мышкин и Рогожин. Из их беседы и реплик встревающего в разговор чиновника-проныры Лебедева выясняется, кто они такие и каков круг их будущих знакомств. «И небось в этом узелке вся ваша суть заключается?» — спросил собеседника с усмешкой купец Рогожин. Оказалось: так и есть, вся «суть». Мышкина в этом саке. А Парфен Рогожин разоткровенничался: отец помер, ни мать, ни братец не уведомили и даже денег на дорогу не прислали; сам-то кутежами родителя раздражал, грех попутал, из Пскова чуть не без сапог и едет домой, в Петербург; братец подлец, с покрова парчового на гробе родителя ночью кисти литые золотые обрезал. Хорошо, что адвокаты Парфену отписали его долю, больше миллиона. Князь Мышкин и не обратил внимания на сообщение о миллионе. Зато сам он совершенно искренне и открыто отвечал на все расспросы соседа. Готовность... отвечать на все вопросы... была удивительная и без всякого подозрения совершенной небрежности, неуместности и праздности иных вопросов».

Портрет князя дан без всяких комментариев автора. Своих впечатлений о герое автор не сообщает, зато очень быстро мы узнаем, как воспринимают его сталкивающиеся с ним люди. Рогожин человек недобрый и очень нервный, с негодованием отталкивает от себя чиновника Лебедева, а Мышкину говорит: «Князь, неизвестно мне, за что я тебя полюбил. Может оттого, что в такую минуту встретил, да вот ведь и его встретил (он указал пальцем на Лебедева), а ведь он не полюбил же его. Приходи ко мне, князь…»

Ответ князя поражает смесью достоинства и простодушия:

«— С величайшим удовольствием приду и очень Вас благодарю за то, что Вы меня полюбили... Поэтому я Вам скажу откровенно, вы мне сами очень понравились…»)

IV. Слово учителя.

По первоначальному замыслу Достоевского главный герой совмещал в себе будущих Мышкина и Рогожина. На основе анализа подготовительных материалов к роману это очень точно определил К. Мочульский: «Князь Мышкин еще не отделился от Рогожина («страсть безумная из безумных»). «Хоть идиот и оклеветал сына, но странно, сын — простоват (Федя) и этой простоватостью все более и более очаровывает идиота. Наконец, тем, что так кротко прощает ему. Идиот влюбляется в сына, хоть и смеется над собой». Так намечаются отношения между Мышкиным (сыном) и Рогожиным (идиотом)».

В окончательном тексте образ идиота оказался расщепленным на низ и верх, на энергию и пассивность. Окончательно соединились Рогожин и Мышкин лишь в финале — через кровь Настасьи Филипповны.

Аналогичное произошло и с судьбой ритуала. Первоначально он был синкретичен. Приносивший жертву и принимавший ее, да зачастую и сама жертва, — это все было одно лицо; затем произошла четкая дифференциация участников ритуала, каждый из которых получил свою особую ритуальную функцию. Восстановление целостности всех элементов как раз и является итогом ритуала.

Конечно, какие бы то ни было прямые аналогии тут неуместны, но именно античный материал может помочь высветить стратегию Достоевского, когда он лепил своих героев.

В подготовительных материалах Рогожин и Мышкин составляли единую личность. В окончательном тексте произошло функциональное расщепление образа Идиота. Лишь в финале романа особая близость Мышкина и Рогожина становится совершенно очевидной и неприкрытой. Пролитая кровь невинной жертвы скрепила Рогожина и Мышкина — они полюбили друг друга. Прежнее их братание было внешним и формальным, по существу ничего не менявшим:

«— Теперь мне не стать к тебе вовсе ходить Лев Николаич, — медленно и сентенциозно прибавил он (Рогожин) в заключение.

— До того уж меня ненавидишь, что ли?

— Я тебя не люблю Лен Николаич, так зачем я к тебе пойду?...»

А когда Рогожин и Мышкин находятся в финале у тела Настасьи Филипповны, все в их отношениях вдруг начинает кардинально меняться.

Точнее говоря, близость становится зримой, она выделяется, подчеркивается, а намечаться, прослеживаться близость Рогожина и Мышкина начинает буквально с первых же страниц романа.

Мышкин ясно, уверенно, спокойно заявляет, что Рогожин зарежет Настасью Филипповну. И впоследствии Рогожин совершает то, что столь отчетливо предсказал Мышкин.

Итак, совершенно естественно, что в финале Рогожин и Мышкин, как настоящие сообщники, деловито обсуждают, сколько крови вытекло.

«—... И... и вот еще что мне чудно: совсем нож как бы на полтора... али даже на два вершка прошел... под самую левую грудь... а крови всего этак с пол-ложки столовой на рубашку вытекло; больше не было...

— Это, это, это, — приподнялся вдруг князь в ужасном волнении, — это, это я знаю, это я читал.., это внутреннее излияние называется... Бывает, что даже и ни капли... Это коль удар прямо в сердце...».

Прежде все казалось, что Мышкин стремится противодействовать Рогожину, пытается защитить Настасью Филипповну от Рогожина как ее надвигающейся судьбы. А тут вдруг оказывается, что князь если что и делает, так по большей части поддакивает Рогожину. Возникает поразительное единение убийцы и спасителя: «...Наконец он (Мышкин) прилег на подушку, как бы уже в бессилии и в отчаянии, и прижался своим лицом к бледному и неподвижному лицу Рогожина; слезы текли из его глаз на щеки Рогожина...».

У каждого из них — и у Рогожина и у Мышкина — была своя особая траектория пути, а в финале они вдруг совместились. Внутренняя связь Рогожина и Мышкина в финале проявилась предельно непосредственно, резко, открыто.

В Заключении Достоевский подчеркивает, что на суде Рогожин решительно снял с князя какие бы то ни было подозрения в соучастии, взяв всю вину на себя. Это — еще одно доказательство того, что внутренняя связь между Мышкиным и Рогожиным была и осталась, что соучастие было.

Выздоровев, как подчеркивает Достоевский, Рогожин совершенно осознанно отвел от князя подозрения. Значит, подозрения были. Да они и не могли не быть, ведь именно князь, только князь, хотел он этого или не хотел, стимулировал ревность Рогожина. И фраза о том, что на суде Рогожин снял с князя подозрения, еще раз подчеркивает факт соучастия, даже если оно и было невольным.

Рогожин спас князя на суде, но это не отрицает, а подтверждает вину князя. В подготовительных материалах к «Идиоту» есть такая знаменательная фраза, где Рогожин проговаривается Князю у трупа: «Без тебя не мог я здесь быть».

Единение князя и Рогожина у трупа Настасьи Филипповны находит полное подтверждение в современной теории ритуала. Конечно, в ритуале есть насилие, но это всегда насилие меньшее, воздвигающее плотину против насилия худшего, оно постоянно стремится возобновить самый полный мир, известный общине,— мир, возникающий после убийства из единодушия вокруг жертвы отпущения.

V. Беседа

Читая дальше роман, мы узнаем, что Рогожины старообрядцы, а это уже прошлый век, и их дом и правы — домостроевские. Появились новые предприниматели, поизощреннее. Парфен непосредственная натура, хитрить не умеет, живет и кутит с размахом.

Встретились два совершенно разных человека: князь Мышкин и Парфен Рогожин.

— Есть ли что-то между ними общее?

(Рогожин — мученик горячечного чувства, как Мышкин стал таким же мучеником в мире людей. В этом смысле Рогожин, действительно, брат князю. Они братья по чувству, единые в одном стремлении к любви и прощению. Не случайно Мышкин прозорливо угадывает в Рогожине «свое»: «...у него огромное сердце, которое может и страдать и сострадать. Когда он узнает всю истину и когда убедится, какое жалкое существо эта поверженная, полоумная, — разве не простит он ей тогда все прежнее, все мучения свои?» Рогожин — брат, но брат земной и грешный.

Рогожин, стремящийся, подобно Мышкину, к любви, прощению и состраданию, не может, однако, в отличие от своего названного бра та сострадать другому и прощать другого, а может лишь страдать сам и искать прощения для одного лишь себя. Так просил он о прощении Настасью Филипповну: «Умру, говорю, не выйду, пока не простишь, а прикажешь вывести — утоплюсь!» Но говорилось это то с гордостью, то сверканием глаз, а значит, не с любовью, а с ненавистью. Он просит Настасью Филипповну о прощении, а ее саму не прощает. Рогожин не может простить и сострадать оттого, что слишком тяжелым ощущает на себе груз земного греха, который, кажется давит его тем сильнее, чем сильнее жаждет он освободиться от него.

Рогожин хочет видеть истину, а не рассуждать о ней. Оттого он говорит, что любит смотреть на картину Гольбейна «Труп Христа»: «… не любит, — мысленно поправляет его князь, — а, значит, ощущает потребность... Он хочет силой воротить свою потерянную веру. Ему она до мучения теперь нужна... Но к прощению, к достижению желаемого много противостояния: на нем лежит печать греха, в нем живет любовь-ненависть, и он не может простить.)

— Виновен ли князь в грехе Рогожина?

(Да, он виновен. Но эта вина не слабого человека, который оказался не в состоянии предотвратить убийство; здесь вовсе другая вина, когда «всякий за всех виноват».)

Учитель: действительно, в финале романа мы не находим примеров активного воздействия личности Мышкина на судьбу персонажей. По мысли автора, спасение человека происходит не через внешние воздействия на те или иные события его жизни, а через воздействие духовное как на отдельную личность, так и в целом на род человеческий при условии ответного свободного подвига духа всего человеческого рода — всякий за всех виноват, но и всякий за всех спасен.

В произведениях Достоевского всегда в тесной связи сосуществует временное и вечное, реальное и мистическое. Поэтому каждый персонаж романа «Идиот», с одной стороны, проходит вечный путь человека перед лицом мировой истории, с другой — он принадлежит насущному и кратковременному настоящему — «злобе дня», И центральный образ «князя Христа» — Льва Мышкина — не исключение.

Домашнее задание.

Подумайте над вопросами:

— Каково значение образа Парфена Рогожина в раскрытии образа Мышкина?

— В чем смысл финала романа?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: