Экскурс 6. Политическое самовнушение по методу Кюэ *. Модернизация лжи

Но когда народы ведут борьбу за свое существова­ние на этой планете, тем более когда перед ними вплотную встает судьбоносный вопрос существова­ния или несуществования, все соображения гуман­ности и эстетики отпадают, превращаясь в ничто; ведь все эти соображения не парят в мировом эфире, а происходят из фантазии человека и связаны с ней......Но если эти аспекты гуманности и красоты ис­ключены из борьбы, то они не могут и применяться в качестве мерила для пропаганды... Тогда оказы­вались гуманными самые жестокие виды оружия, если они становились условием скорейшей победы, а прекрасными являлись только методы, которые по­могали обеспечить нации достоинство свободы......Масса не в состоянии различать, где кончается чужая несправедливость и где начинается ее собствен­ная. Она становится в этом случае неуверенной и недоверчивой...

То, что в основополагающих принципах это, разуме­ется, мыслилось не так, до сознания массы совер­шенно не доходит. Народ в его подавляющем боль­шинстве... склонен вести себя подобно женщине......При этом существует не так много различий — только позитивное или негативное, любовь или не­нависть, право или несправедливость, истина или ложь, но никогда — наполовину то, наполовину дру­гое или отчасти то, отчасти другое и т. п.

Адольф Гитлер. Моя борьба. 6-я глава

То, что здесь излагается Гитлером, может быть прочтено как про­грамма утонченной примитивизации сознания. С высокой степенью осознанности ведутся поучения о том, как можно уничтожить в лю­дях познание. А именно: познание требует тонких различений, раз­мышлений, сомнений и осознания неоднозначностей. Все это долж­но быть сведено на нет в интересах борьбы. В роковом 1925 году Гитлер опубликовал в «Mein Kampf» грамматику оглупления; мож­но понимать это как великое деяние непроизвольного Просвещения. Однако он не был понят, а что он не будет понят, Гитлер знал заранее: «То, что этого не поймут наши умники, доказывает только леность их мышления или воображения» (S. 198). Гитлер понял, что у сознания циника есть на одно измерение больше, чем у сознания обычного интеллектуала, образованного или «воображающего о себе». Настроенное на борьбу Я в цинике глядит из-за плеча Я познающе­го и Я мыслящего и сортирует то, что познается на опыте, на годное и негодное, на то, что можно использовать, и на то, что использо­вать нельзя. Оно исходит из того, что вещи следует упрощать. По­этому рецепт Гитлера таков: вначале упростить, а затем повторять бесконечно. Так можно добиться эффекта. Но упростить можно толь-

ко то, что уже ранее понято как нечто двойственное, многообразное, неоднозначное. Таким путем политик может обрести в глазах массы четко очерченный профиль, и ради этого он должен научиться скры­вать, что он сам знает «больше», а внешне отождествлять себя со своими собственными упрощениями. Понятие «актерство» далеко не исчерпывает суть этого приема. Томас Манн весьма четко зафик­сировал это, когда описал не только суть политической соблазни­тельности, подобную той, которая эксплуатируется в варьете, но и подчеркнул к тому же важность суггестивной и гипнотической сто­роны в этом феномене. Однако внушение начинается в самом поли­тике, и первым адресатом внушения становится его собственное со­знание. Вначале оратор, как принято выражаться, должен «сосре­доточиться», то есть сконцентрироваться посредством самовнушения, вступить в сговор с самим собой и слиться воедино с мнимой просто­той и однозначностью своих тезисов. На обыденном языке о феноменах подобного рода принято говорить, что человек сам начинает верить в собственную ложь. Гитлер обладал такой способностью к самовнуше­нию в столь необычайной степени, что он, будучи уверенным в успехе своего предприятия, мог позволить себе разгласить свои рецепты.

Он с полным основанием исходил из того, что человек изощ­ренный превосходит человека просто «интеллигентного». Интелли­гентный человек умеет познавать и продумывать постигнутое на опы­те, тонко дифференцируя его. Человек изощренный умеет снова вышвыривать за борт всякие тонкие различия.

Веймарская республика может пониматься как эпоха всеобщих сумерек рефлексии в той мере, в какой в ее пору во всех сферах жиз­ни развивались такие тактики и теории изощренности и «простоты с двойным дном»; о дадаизме и логическом позитивизме мы уже ми­моходом сказали выше. Дальше следовало бы сказать о представи­телях глубинной психологии — Фрейде, Юнге, Адлере и других. Критика идеологии, социология науки и психотехника открывают дополнительные измерения. Все эти феномены многозначны. Они могут служить для того, чтобы упрощать сложные комплексы, но могут служить и для того, чтобы возвращать тому, что кажется про­стым, его действительную комплексность. Сознание современников становится полем битвы, на котором ведут между собой борьбу сред­ства упрощения и средства усложнения. И те и другие могут ссы­латься на «реализм» — разумеется, на различные типы реализма. В общем, верно будет сказать, что упрощения имеют полемическую природу и соответствуют реализму борьбы. Усложнения имеют, ско­рее, интегрирующую и примиряющую природу, они уверяют в своем терапевтическом реализме или в «способности к обучению»; они, несомненно, могут привести и к путанице, к дезориентации, к пере­груженности сложностями.

Среди терапевтических методов внушения во времена Веймарс­кой республики особенно привлекала к себе внимание техника Кюэ,

о которой тогда велись широкие дискуссии и которая представляла собой очень простой и эффективный инструмент для позитивного влияния на самого себя. Она являет собой превращение гипноза в ослабленной форме в способ самовнушения, и как таковая привлек­ла в те годы чрезвычайное внимание общественности. Библиогра­фия насчитывает только во времена Веймарской республики около семисот научных и популярных публикаций, посвященных технике Кюэ, гипнозу, самогипнозу и внушению. Этот необычайный инте­рес доказывает наличие, я бы сказал, реалистического течения, ко­торое возникло в противоположность то чересчур созерцательному, то чересчур экзальтированному восприятию психоанализа, которое сводилось к довольно удобному «интерпретированию» «символов» и могло упустить из виду действительную динамику сознательного и бессознательного.

В одном месте своей книги Гитлер пытается выступить и в роли антрополога:

Первым шагом, который в высшей степени явно отделял человека от животного, был шаг к изобретательству. Само изобретательство основыва­ется на отыскивании хитростей и уловок, применение которых облегчает борьбу за жизнь с другими существами... (S. 494).

То, что хочет здесь изложить Гитлер,— отнюдь не криминаль­ная антропология, как у Вульфена; та обращает внимание прежде всего на феномен обмана; он же хочет развить антропологию борьбы и по этой причине подчеркивает, что изобретательство возникает ради ведения борьбы; это слово надо понимать в его двояком значе­нии — как изобретение технических новшеств и как изобретение субъективных уловок и хитростей. Практика и фантазия в этом с самого начала едины. Разумеется, Гитлер хотел бы, кроме того, воз­дать хвалу «изобретателю» как выдающемуся, более других стара­ющемуся ради жизни индивиду, обладающему именно аристократи­ческими чертами. «Вождь» имеет в виду теорию элиты. Однако то, что мы можем прочесть буквально, подразумевает: быть элитой — значит принадлежать к числу тех, кто открывает в борьбе за суще­ствование «хитрости и уловки». Аристократ как «изобретатель» хит­ростей. Круг мошенничества стремится замкнуться. Однако Гит­лер устанавливает еще более однозначные связи между полити­кой и самовнушением:

Одно только превосходство в образовании немецких солдат, достигнутое в мирное время, привило всему огромному организму ту внушенную веру в собственное превосходство в таком масштабе, какой не считали возможным даже наши противники...

Именно наш немецкий народ... нуждается в этой силе внушения, кото­рая заключается в доверии к самому себе. Это доверие к самому себе, однако, должно воспитываться у юного соотечественника уже с детства. Все его воспи­тание и образование должно быть ориентировано на то, чтобы дать ему убеж­денность в безусловном превосходстве над другими... (S. 456).

Гитлер в уникально прозрач­ных формах выражения выдвига­ет требование того, что сплошь и рядом характеризует неоконсерва­торов и молодых консерваторов: доверия к самому себе без по­знания самого себя; внушения в противовес восприятию. Это дает в итоге идентичность, полученную из примитивно-изощренной реторты.

За пять лет до этого писатель Фердинанд Авенариус представил собрание документов, свидетель­ствующее о «страшных пропаган­дистских сказках» англичан в ходе мировой войны, и поставил своей задачей разоблачение тенденциоз­ных фальсификаций фотоснимков и текстов бывшими противниками в войне. Он уверял, что, вскрывая ложь, используемую в ходе войны, хотел внести вклад в дело мира. Но, как он подчеркивал, успеха в этом можно добиться только тог­да, когда мы преодолеем «войну, построенную на внушениях, и дей­ствие ее ядов» и сможем видеть насквозь «мировое безумие». Аве­нариус пытается выявить технику внушений. Он приводит многочис­ленные примеры «ядовитых цве­тов» внушения — от мелких на-

дувательств и передержек до тяжких информационных преступле­ний. Он констатирует, по-моему, совершенно реалистично:

Пожалуй, будет неплохо, если мы, прежде всего, снова вспомним, что такое внушение. Заняться психологическими вопросами могут все без исклю­чения, они могут стать «модой», если в них будет какая-то особая привлека­тельность, «сенсация». Так произошло с анализом сновидений Фрейдом и его школой, так произошло ранее с открытиями гипнотического и постгипнотичес­кого внушения. Но для жизни народов не в пример важнее то, что происходит повсеместно среди бела дня: внушение в бодрствующем состоянии. Мы вды­хаем и выдыхаем его, как воздух, и точно так же, как воздух, не замечаем его. То, что наше сознание не замечает внушения, позволяет ему полностью подда­ваться внушению и подыгрывать ему. Внушение в бодрствующем состоянии обладает для отдельного человека мощной биологической (?) ценностью, ведь оно избавляет его от самого обременительного и тяжкого в мире — от самосто­ятельного мышления. Безусловно, оно и превращает его в стадное животное

Но он не замечает этого, ведь именно в том и заключается важнейшее влияние внушения, что оно заставляет подвергшегося внушению думать, что его мысли происходят из его собственной головы, а его чувства — из его собственного сердца...

В противоположность психоанализу Фрейда Авенариус делает акцент не на проблемах сознательного и бессознательного, а на про­блемах внимания и невнимательности. Благодаря самовнушению для нас становятся убедительными и приемлемыми те картины действи­тельности, которые соответствуют нашим тайным (а не неосознан­ным; ср. третий кардинальный цинизм) представлениям. Феноме­ны внушения затрагивают сферу автоматического сознания, а не сферу бессознательного как такового. При этом невнимательность при вос­приятии мира связывается воедино с невнимательностью при воспри­ятии самого себя. Так, благодаря суггестивному обольщению, псевдо­спонтанно выплывают на свет скрытые предрассудки и склонности.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: