Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Конец второй книги. 1 страница




В. И. Крыжановская

В ЦАРСТВЕ ТЬМЫ

 


 

 

ГЛАВА I.

— Садись, Нита, и подожди немножко. Через пять ми­нут я закончу письмо и буду в твоем распоряжении, — сказал Михаил Михайлович Суровцев, указывая жене кресло около стола и снова принимаясь за писание.

Анна Петровна села, взяла со стола газету и стала рас­сеянно пробегать ее глазами.

Это была красивая женщина лет тридцати восьми, с темными большими бархатистыми глазами и густыми во­лосами. Тонкое изящество костюма и роскошь обстановки кабинета свидетельствовали о богатстве семьи. Михаил Михайлович раньше был помещиком, но затем, продав имения, он пустился в различные предприятия и теперь за­нимал видное положение в финансовом мире.

Запечатав письмо и надписав адрес, он закурил сигару, откинулся в кресло и сказал, улыбаясь:

—Теперь говори, Нита, на полчаса я вполне принадле­жу тебе.

— Слава Богу! Обыкновенно потеряешь терпение, кара­уля минуту, чтобы говорить с тобою о делах семьи, — от­ветила Анна Петровна с не совсем довольным видом. — Я хочу посоветоваться насчет Мэри. Как тебе известно, вви­ду моей поездки с кузиной Ольгой в Виши, мы решили от­править Мэри и Наташу с м-ль Эмили и няней к твоей сестре, в деревню. Но ведь поместье маленькое, в захо­лустье, соседи ничего не представляют собой, да и живут довольно далеко, значит — ясно, что Мэри будет там не особенно весело. Совершенно неожиданно я получила се­годня утром во многих отношениях приятное приглашение для нее, но не хочу ничего решать без твоего совета. Бы­ла у меня баронесса Козен, мы говорили с нею о планах относительно лета, и Анастасия Андреевна сказала, что уезжает в свой замок поблизости Ревеля. Узнав же, что мы отправляем Мэри в деревню, она просит отпустить к ней девочку на два месяца, уверяя, что та не соскучится, потому что у них множество соседей. Что ты думаешь об этол г, Миша? Как я уже говорила, дело это имеет свою выгоду. Баронесса много принимает, а кроме того побли­зости от нее будут жить двое молодых людей, которые, по-видимому, интересуются Мэри. Моряк Поль Норден- скиольд гостит у бабушки, близкой соседки Козен. Это красивый юноша, со средствами и на хорошей дороге. За­тем и Эрик Раутенфельд проводит лето в своем имении около Ревеля. Это тоже хорошая партия: он дипломат, богат и с хорошими связями. Мэри восемнадцать лет и пора пристроить девочку, а у баронессы оба эти претен­дента встретят ее. Может быть, что-нибудь и выйдет?

Суровцев задумчиво покачал головой.

— Ты права, Нита! Соображения твои очень заманчивы, и я не имел бы решительно ничего против них, если бы не Вадим Викторович... Двусмысленная или, вернее, не дву­смысленная роль его в доме баронессы коробит меня, и я не знаю, право, удобно ли сближать Мэри с таким се­мейством.

Анна Петровна на минуту задумалась.

—Конечно, с одной стороны, ты совершенно прав, Ми­ша. Роль Вадима Викторовича относительно баронессы — «секрет полишинеля», но наружно приличия вполне соблю­дены, а я считаю Мэри слишком чистой натурой, чтобы подозревать истину. Вспомни только, что Вадим Викторо­вич — друг барона, притом, он врач, а благодаря этому вдвойне охраняет вверенную ему семью. Доктор времен­но состоит опекуном детей, и этим вполне объясняются его слишком частые и продолжительные посещения.

— Все это прекрасно с внешней стороны, но, между нами говоря, глупо было со стороны барона отправиться путешествовать по Индии. Уже более двух лет он отсут­ствует, обрекая жену на вдовство, а баронесса еще во цвете лет: ей с небольшим тридцать пять и близость тако­го красивого и умного человека, как доктор Заторский, представляет большую опасность.

—Полно! После пятнадцатилетнего супружества, имея дочь тринадцати лет и сына одиннадцати лет, можно впол­не успокоиться и, не ставя мужу рогов, позволить ему осуществить мечту всей его жизни: посетить Индию, эту страну чудес, — насмешливо возразила Анна Петровна. — Впрочем, барон предлагал жене сопутствовать ему, но та отказалась, предпочитая, вероятно, общество Вадима Вик­торовича. О, прелестный доктор очень мил, так добросо­вестно исполняя возложенную на него другом обязанность! Ха! Ха! Ха!

— Помимо этого для меня загадка: каким образом За­торский, во всяком случае умный и замечательно умный человек, мог заинтересоваться таким ничтожеством, как баронесса. Он мог найти что-нибудь получше.

—Несомненно, но мы отдалились от предмета: как ты решишь насчет Мэри? Я обещала баронессе дать ответ сегодня вечером, посоветовавшись с тобой. Можно ли, не обижая твоей сестры, изменить наши намерения?

Суровцев подумал с минуту.

— Отпусти Мэри. Надеюсь, что в присутствии молодой девушки у Анастасии Андреевны хватит ума не выставлять напоказ свои отношения к доктору. Ты права, говоря, что надо пользоваться случаем пристроить девочку, а у Вали она действительно скучала бы смертельно. Однако мне пора, меня ждут в совете бельгийского общества, я едва успею доехать.

Спешно поцеловав жену и взяв портфель, он вышел. Анна Петровна тоже ушла из кабинета и по коридору на­правилась в помещение дочери, состоявшее из двух ком­нат: розового будуара, наполненного редкими цветами и драгоценными безделушками, и спальни. Тут стены были обтянуты белым, мебель крыта белым шелком, а постель и туалет отделаны кружевами. Перед большим зеркалом стояла сама хозяйка и оглядывала себя, пока горничная заканчивала ее туалет.

Мэри Суровцева отличалась редкой красотой. Это бы­ла стройная, грациозная, как мотылек, девушка с цветом лица матовой белизны, которую еще ярче оттеняли сине- черные волосы. Она унаследовала от матери бархатистые глаза, но у нее они были еще больше и с иным выражени­ем. Взгляд Анны Петровны был ясный, веселый и спокой­ный, а в темных глазах Мэри светились гордость, энергия и пылкая душа, в глубине которой должны были таиться страсти, если жизненным испытаниям суждено будет про­будить их. Пока, впрочем, это был наивный ребенок, по­глощенный в эту минуту единственно своим нарядом и с удовольствием любовавшийся своим пленительным обра­зом. На мгновение мать с любовью и гордостью взгляну­ла на нее, а потом спросила:

—Еще не уехала, дитя мое? А ты разве не опоздаешь на шоколад к своей подруге?

— Нет, мама, у меня еще минут двадцать времени, да и м-ль Эмили еще не готова. Петя придет сказать, когда автомобиль будет подан. Но ты хочешь что-нибудь пере­дать мне? Я вижу по твоим глазам, мамочка. В таком случае садись на диван, а я тебя слушаю.

Она придвинула табурет и села, бережно расправляя складки платья так, чтобы видеть себя в зеркале. Мэри сознавала свою красоту и была непрочь всегда полюбо­ваться собою. Слабая и слишком снисходительная мать с улыбкой следила за ее уловками.

— Я хочу сообщить свежую новость, которая, надеюсь, доставит тебе удовольствие. Баронесса Козен предлагает тебе провести два месяца в ее замке около Ревеля, а так как у милой тети Вали порядочно скучно, то папа разре­шил мне за тебя принять это приглашение.

Глаза у молодой девушки радостно вспыхнули.

— О! Как вы добры оба, папа и ты! Благодарю, благо­дарю! Я очень люблю тетю Валю, но, конечно, мне будет гораздо веселее у доброй, очаровательной баронессы.

—Несомненно, замок ее, как говорят, один из самых любопытных, даже как исторический памятник, и, кроме того, она много принимает. Ты даже встретишь там зна­комых: Эрика Раутенфельда и молодого Норденскиольда, родственника барона. Оба они ухаживают за тобою, и это совсем не испортит дела: мне казалось даже, что Павел Федорович тебе нравится.

Заметив, что Мэри покраснела, она радушно прибавила:

—Ты знаешь, дорогая, что мы с папой представляем тебе полную свободу выбора, а оба жениха люди вполне порядочные и представляют прекрасную партию. Но по­вторяю — ты сама должна решить свою судьбу.

— Милая мамочка, Эрик Оскарович не нравится мне: он напыщенный, сухой и холодный, а взгляд у него пронизы­вающий. Нет, нет, он не герой моего романа, я предпочи­таю скорее Норденскиольда. Хотя мне кажется, что к тому, за кого выходить, должна питать иное чувство. Как знать, дорогая мама? Может быть человек, которому суждено покорить мое сердце, не выступал на моем жиз­ненном пути, — заключила она, смеясь. Шумное появле­ние мальчика лет тринадцати-четырнадцати, в форме кадета, прервало разговор. Это был брат Мэри, ехавший с ней на рождение их общей подруги детства. Петя объя­вил, что автомобиль у подъезда, а м-ль Эмили готова и ожидает их в прихожей.

— До свидания, дорогие мои. Веселитесь хорошенько, — сказала Анна Петровна, когда молодежь поспешно уходи­ла, унося подарки: футляр с кольцом и коробку конфет.

В большом собственном доме на Сергиевской баро­несса Козен занимала целый этаж, и вечером того же дня хозяйка сидела в будуаре, небрежно проглядывая фран­цузский роман.

Комната была большая и обтянута изумрудно-зеленым шелком с атласной того же цвета мебелью. В углубле­нии, образовывавшем фонарь и выходившем на улицу, стояли на возвышении два кресла и стол, а на нем красо­вались в хрустальной вазе фиалки и нарциссы, наполняя комнату чудным ароматом. Стены украшали дорогие кар­тины, а редкие растения в больших японских вазах оживля­ли роскошную комнату, ярко освещенную электрическими лампами.

Хозяйка этого прелестного уголка была женщиной средних лет, высокая и худая, но ширококостная, что при­давало ее фигуре нечто увесистое и массивное. Лицо у нее было приветливое, свежее и очень белое, а большие темные глаза можно было счесть даже красивыми, не страдай они отсутствием выразительности, как и все лицо, в котором не проглядывало ни ума, ни доброты, а ожив­лялось оно только в минуты гнева. Тем не менее, в об­щем, это была хорошенькая женщина, а пышные, ярко рыжие волосы, составлявшие редкий контраст с темными глазами, придавали ей что-то своеобразное, пикантное. Она была нарядно одета и на руках, державших книгу, сверкали бриллианты, но короткие, толстые пальцы были грубы, как и большая, выглядывавшая из-под платья, пло­ская нога, которая, несмотря на шелковый чулок и изящ­ную туфлю из золотистой кожи, лишена была и тени чего-либо породистого.

Впрочем, Анастасия Андреевна была действительно до­вольно темного происхождения. Отец ее, мелкий чинов­ник какого-то министерства, обремененный много­численной семьей и с очень ограниченными средствами, прозябал чуть ли не в нищете. Таким образом, из детей старшая, Настя, выросла почти в бедности, приучена была к строжайшей бережливости и поставлена в необходи­мость помогать матери как в хозяйстве, так и в уходе за остальными детьми. По достижении восемнадцати лет она научилась писать на машинке и уже своим трудом содер­жала себя. Лет в двадцать, благодаря счастливой случай­ности, она нашла работу у барона Козена, археолога- любителя, очень богатого человека, бывшего тогда лет тридцати шести. Как случилось, что Насте удалось возбу­дить страсть в бароне, перестукивая на машинке его уче­ные писания, осталость тайной. Но, в результате, Козен женился на ней, а она, даже через пятнадцать лет заму­жества, еще не утратила влияния на него. Поистине было изумительно, как мог умный, даже ученый человек ув­лечься ограниченной, пошлой женщиной. Хотя немало при­меров, что для возбуждения чувственности мужчины особенного ума от женщины вовсе не требуется...

Добившись, наконец, независимости и богатства, кото­рого жаждала, Настя быстро преобразилась: забыв нище­ту детства и юности, забыв время, когда не на что было купить шляпу и приходилось закладывать в ломбарде тряпье, она стала швырять деньгами и накупала без раз­бора все, что попадалось на глаза. Особенно не жалела она ничего на туалеты, а так как в своем узком умишке она воображала, что все дорогое должно быть непремен­но хорошо, то и наряды ее, несмотря на их изумительные цены, зачастую оставляли желать многого со стороны вкуса и изящества. В одном, впрочем, осталась у нее ска­редность прошлой бедности: в мелочной придирке в рас­ходах по хозяйству, которую она из тщеславия старалась скрыть перед знакомыми, желая блистать, особенно пе­ред людьми, менее обласканными судьбой.

Когда первый угар страсти миновал, барон вернулся к своим научным занятиям, а пресытившаяся и свыкшаяся уже с богатством Анастасия Андреевна начала скучать, находя своего «ученого мужа» довольно скучным. Наруж­но, однако, она высказывала серьезную любовь и неустан­но рассказывала направо и налево, что муж без ума от нее, а единственной соперницей является страсть барона к археологии и путешествиям.

Анастасия Андреевна не обладала никакими талантами: она не пела, не рисовала и не знала никаких художествен­ных работ, которыми занимаются женщины света. Бесчис­ленные часы досуга она посвящала лишь заботам о тряпках и чтению бульварных романов, разжигавших ее воображение. Она стала мечтать о пикантных приключени­ях и пожелала завести возлюбленного — обычное утеше­ние праздной женщины без нравственных устоев. Однако пока еще ее удерживал некоторый страх, и она не риско­вала осуществить свою прихоть. Первый случай к исполне­нию ее затеи представился ей благодаря одному путешествию.

Спустя около года после рождения второго ребенка барон отправился в Египет и взял с собой жену. Вначале для Анастасии Андреевны это была настоящая пытка: не­вежественная и ограниченная, она нисколько не интересо­валась чудесными памятниками и древними сокровищами земли фараонов и думала, что умрет от скуки. На выруч­ку ей явилось ухаживание немецкого туриста: она затеяла с ним флирт, интересный уже по самой представлявшейся им опасности и удавшийся как нельзя лучше. Барон был уверен в добродетели жены и занят мумиями, а потому не видел, что проделывали живые, и ничего не подозре­вал. Баронессе же пришлись по вкусу тайные авантюры и она не преминула завязать новые интрижки. Одна из них, впрочем, чуть не закончилась бедой и заставила ее быть впредь осторожнее. Для сына, которому тогда было шесть лет, она пригласила учителя-англичанина, а для де­вочки — молоденькую бонну-француженку. Англичанин был молод и красив, а у Анастасии Андреевны вдруг яви­лось непреодолимое желание учиться английскому языку. Уроки шли превосходно, пока бонна-француженка не по­ложила им конец. Она пользовалась уже расположением англичанина и раньше, нежели тот понял, что нравится хо­зяйке дома, сделала баронессе такую сцену ревности, что той пришлось отказать обоим. К счастью для нее, ког­да разразился скандал, барон уехал на несколько дней. Анастасии Андреевне пришлось быть осторожнее и она придумала менее опасную игру. Она была не умна, но хитра, особенно когда дело шло об ее интересах. У нее были поклонники, настойчиво ухаживавшие за нею и бе­зумно влюбленные в нее: она же только потешалась над ними. Более прежнего выставляла она напоказ любовь к мужу с детьми, и тем заставляла молчать злоязычников. Барон же был так наивен, что не вдумывался в похожде­ния жены и ему не приходило в голову поближе присмот­реться к обожателям, сопровождавшим баронессу на гулянья и в театр. Так проходила жизнь, и у прекрасной Анастасии Андреевны всегда находились сострадательные люди, готовые утешить очаровательную молодую женщи­ну, «одинокую и заброшенную мужем», который был всегда поглощен своими учеными работами.

Года за три перед тем произошел некий эпизод, поло­живший конец всем мимолетным флиртам и воспламенив­ший сердце баронессы сильной и упорной страстью.

Барон опасно заболел и к нему пригласили молодого врача, уже пользовавшегося некоторой известностью. Он имел репутацию строгого и добросовестного человека, врага женщин и всяких удовольствий, всецело преданного науке и больным. С первого взгляда на доктора баронес­са была точно поражена: ей показалось, что она еще ни­когда не видела такого красивого и интересного человека, а его холодная сдержанность и скользнувший по ней рав­нодушный взгляд еще больше взвинтили ее.

«Он должен быть моим. Никто не нравился мне так, как он», — в душе решила она.

С этого дня началась упорная и умелая атака, посте­пенно приближавшая ее к намеченной цели. В полумраке комнаты больного разыгрывались сцены утонченного ко­кетства: в пеньюарах, превосходивших ценою бальные ту­алеты, с наитрогательнейшим самоотвержением прово­дила баронесса ночи у постели больного мужа, едва уде­ляя время необходимому отдыху. Когда болезнь, каза­лось, усиливалась, она упрашивала доктора оставаться иногда даже на ночь, и доктор уступал, когда прекрасные темные глаза, полные слез, устремлялись на него с моль­бой, а эти совместные бдения и ужины с глазу на глаз их сближали и устанавливали связь, которая должна была подчинить молодого доктора.

Барон был спасен, и это почти чудесное исцеление сра­зу создало доктору известность. Никого не удивляло, хотя больной и поправлялся уже, что врач был ежедневным го­стем, и свидания с глазу на глаз в будуаре за чайным сто­ликом продолжались по-прежнему. Поддавшийся баронессе доктор Заторский уже засматривался на нее, а та была пуще прежнего соблазнительна в откровенно до­машних платьях и почти не скрывала кипевших в ней чувств. Наконец, разыгралась решительная сцена.

Однажды вечером вставший уже с постели барон при­водил в порядок, с помощью секретаря, накопившуюся за время болезни корреспондецию, а доктор, не бывший це­лую неделю, появился в будуаре. Баронесса уже несколь­ко дней терзаемая сомнением и ревностью, вскочила с места и бросилась ему навстречу: пылавшие щеки, дро­жавшие губы, выражение глаз, все явно выдало ее чувства.

—Почему вы не были целую неделю? — пробормотала она, сдавленным от волнения голосом.

Вадим Викторович провел рукой по лицу и ответил вполголоса:

—К чему лгать? Я хочу сказать вам, что буду являться как можно реже, потому что... мне предписывает долг честного человека.

Анастасия Андреевна глухо вскрикнула от радости и схватила руку доктора.

— Да говорите же... Скажите, правда ли то, что, каза­лось, я прочитала в ваших глазах? Неужели мне выпало высшее блаженство быть любимой вами?

— Да, — прошептал Заторский, задыхаясь.

В ту же минуту две руки обвились вокруг его шеи и к губам прильнули пылавшие уста. Ослепленный на мгнове­ние страстью, он прижал к груди эту трепетавшую от любви женщину, но затем он порывисто оттолкнул ее от себя и спросил нерешительно:

— Вы любите меня? Ведь вы же любите вашего мужа!..

—Я любила его... пока не увидела вас, и продолжаю питать к барону смешанное чувство уважения, дружбы и благодарности, потому что он вырвал меня из нужды. Но сердце мое встрепенулось только, когда я увидела вас и поняла, что такое любовь: это божественное чувство, за­ставляющее все забывать.

Какой мужчина, если он не особенно даже ослеплен собственными достоинствами, не будет польщен, выслу­шав подобное признание? Это не просто «успех» — ПЕР­ВОМУ возбудить истинную страсть в душе женщины, бесспорно молодой и красивой, но уже бывшей двенад­цать лет замужем, которая не нашла своего идеала до встречи с ним, несмотря на жизненный опыт. Это не то, что легкая победа над наивным сердцем молодой девуш­ки, еще открытым и готовым воспринять всякие впечатле­ния. Заторский был побежден. Труженик, ученый, до той поры он испытывал лишь легкие любовные похождения, а эта страсть к чужой женщине ослепила его, заставила за­быть свои принципы и совесть.

Под влиянием чувственной и развратной женщины он на время сделался таким же циником, как и его современни­ки. Однако лежавшая в его основе честность внушила ему мысль заставить любовницу развестись с мужем и же­ниться на ней. Но Анастасия Андреевна была слишком ос­торожна и практична, чтобы променять свою роскошную жизнь «большой барыни» на гораздо более скромное су­ществование. Поэтому она отвергла предложение воз­любленного под тем будто бы предлогом, что чувства признательности и преданности не допустят ее нарушить спокойствие мужа таким громким разрывом, и дело на том остановилось. Доктор остался только «другом дома».

Барон, бесконечно признательный спасшему ему жизнь человеку, искренне привязался к нему и всюду восхвалял его, доставив ему богатых и многочисленных клиент в, а на молодого врача смотрел как на члена семьи. В свою очередь Вадим Викторович широко воспользовался столь выгодным положением: он стал другом и поверенным обоих детей, засыпал их подарками и конфетами и, посто­янно заменяя занятого своими работами барона, всюду сопровождал Анастасию Андреевну. В конце-концов, он забросил почти всех своих знакомых, отдавая свое время лишь больным и семье барона. Такое положение тянулось уже год, как вдруг случилось неожиданное событие.

Барон отправился в Лондон для участия в археологиче­ском конгрессе. Там, исследуя незадолго перед тем до­ставленный транспорт древностей, Козен познакомь. с молодым индусом и его приятелем, русским князем Алексеем Елецким, родных которого барон хорошо знал.

Оба они намеревались вернуться в Индию для изучения оккультизма и производства раскопок, и предложили ба­рону сопутствовать им. Предложение было, однако, слиш­ком заманчиво, чтобы страстный археолог мог устоять, и он согласился, но по возвращении домой ему лишь с тру­дом удалось победить противодействие жены.

Хотя в душе Анастасия Андреевна была рада его отъ­езду, но притворялась огорченной и обиженной разлукой. Роль свою она так прекрасно провела, что барон уехал убежденный в серьезной любви жены и поклялся, ради ее спокойствия, давать знать о себе как можно чаще. Так как путешествие предполагалось продолжительным и представляло множество опасностей, то барон перед отъ­ездом сделал завещание. Жене он оставлял солидный ка­питал, а Вадима Викторовича назначил временным опекуном детей, прося того охранять его семью в качест­ве врача и друга.

Влюбленные чувствовали себя превосходно: муж сам простер покровительственную руку на их тайную связь и освятил, до некоторой степени, частые посе­щения доктора.

Вначале все шло хорошо и приличия сохранялись, но ба­ронесса, будучи неуравновешенной, ревнивой и страстной натурой, несмотря на личину лицемерия, позволила себе выходки, которые скомпрометировали ее. Весьма скоро не одна только прислуга, но и знакомые стали недвусмыс­ленно переглядываться и усмехаться по этому поводу, а в обществе доктора называли человеком потерянным и счи­тали, что ему никогда не удастся вырваться из цепких ру­чек своей зрелой возлюбленной.

Таково было положение дел в начале рассказа, и мыс­ли, обуревавшие баронессу, пока она нетерпеливо пере­листывала книгу, были, по-видимому, не из приятных.

Несмотря на то, что связь c доктором тянулась уже бо­лее трех лет, страсть ее не остывала. Между тем, она замечала, что он изменился и, очевидно, пресытился ею. Ее мучила злоба. Наружно все оставалось по-прежнему. Вадим Викторович посещал исключительно ее дом, терпе­ливо подчинялся ее тиранической, почти грубой власти, а она, тем не менее, чувствовала, что он ускользал от нее. Вдруг она вздрогнула, услышав в соседней комнате твер­дые и легкие шаги, и через минуту на пороге будуара появилась высокая фигура мужчины.

Несколько бледное лицо его с правильными чертами было строго и спокойно, густые черные волосы были ко­ротко острижены, а в больших, стального цвета серых глазах под густыми ресницами светились ум и сила.

Баронесса бросила книгу, кинулась навстречу вошедше­му. и хотела обнять его, но тот резким досадливым дви­жением отбросил протянутые руки и подвел ее к стулу.

— Боже мой, как вы неосторожны! Сколько раз я про­сил вас беречь излияние нежностей для закрытых дверей, когда мы бываем одни. Какой бы был скандал, войди кто- нибудь из детей или слуг! — заметил он вполголоса.

Баронесса густо покраснела, и губы ее дрожали от злости, когда она отвечала:

— Прежде ты не был так осторожен. Дети могут войти только когда я их позову, что касается слуг, так не доста­ет только того, чтобы я стеснялась их.

— Да я-то стесняюсь! О нас и так слишком много гово­рят в обществе, и мне уже начинают действовать на нер­вы двусмысленные взгляды и насмешки! — возразил Вадим Викторович,- опускаясь в кресло и закуривая. Его лицо чуть вспыхнуло от неудовольствия. — Ах, право, я желал бы, чтобы барон вернулся... А теперь, прошу вас или позвать детей, или пойдемте к ним. Лиза очень блед­на, — прибавил он, нарушая тягостное молчание.

— Да у нее ничего нет, незначительная простуда, вот и все, — сердито заметила баронесса, стремительно подни­маясь и направляясь в детскую.

Краснощекий мальчуган-крепыш, и худенькая, хрупкая, бледная девочка бросились к доктору и стали ласкаться к нему.

— Наконец ты приехал, дядя Вадим. Целую неделю те­бя не было видно, и когда я спрашивал по телефону, твой Яков всегда отвечал, что тебя нет дома.

— Это правда. У меня было несколько серьезных боль­ных, и вообще, я был занят, — ответил Вадим Викторович, усаживаясь на диван между мальчиком и девочкой.

Дети, очевидно, любили его: они без умолку болтали, усердно угощая доктора миндалем в сахаре и фруктами, а поездка в Ревель была главной темой разговора.

— Когда ты приедешь к нам, дядя Вадим? — спросила девочка.

— Я буду приезжать каждую пятницу вечером и оста­ваться до утра понедельника, а в июле приеду недель на шесть. Я очень утомлен и хочу отдохнуть.

Говоря, Вадим Викторович исподлобья наблюдал за ба­ронессой. Мрачно насупившись, она кусала губы и не вме­шивалась в разговор: злость за полученный отпор еще не улеглась в ней.

— А вы, баронесса, одобряете наши планы и согласны оказать мне столь продолжительное гостеприимство? — спросил Вадим Викторович, наклоняясь и целуя лежавшую на столе руку Анастасии Андреевны.

Баронесса слегка просветлела.

— Конечно, конечно, мы будем рады вам. Только, милый доктор, захватите с собой лучшее расположение духа. Нервы ваши растрепались и, случается, я не уз­наю вас.

— Вы правы, я стал нервен и несносен. В деревенской тишине и на свежем воздухе я поправлюсь.

— Это будет вам очень легко: сад — огромный, море — в двух шагах и есть лодки для катания. Кроме того, будут гости: хорошенькая Мэри Суровцева и тетка мужа, Елена Орестовна — очень остроумная женщина. Надеюсь, такое общество будет вам приятно.

— Для партии в карты — несомненно, — засмеялся док­тор.

Слуга с докладом о приезде каких-то дам прервал раз­говор.

ГЛАВА II.

Был вечер в начале июня, за несколько дней до отъез­да баронессы в имение около Ревеля, где она рассчитыва­ла пробыть до окончания сентября.

Анастасия Андреевна сидела в будуаре в обществе доктора Заторского, они только что окончили чай, кото­рый пили вдвоем, так как дети с гувернанткой были в Пав­ловске у знакомых и возвращались в одиннадцать часов. Под предлогом проверки денежных счетов баронесса уве­ла возлюбленного к себе, а так как теперь двери были за­перты, то она без церемонии уселась к нему на колени, обвила ему шею руками и запечатлела на его губах горя­чий поцелуй. Вадим Викторович ответил ей тем же, но те­перь поцелуй его не был вовсе похож на прежние, огненные, и баронесса почуствовала это. Злой огонек вспыхнул на миг в ее глазах, хотя наружно лицо остава­лось веселым. Нагнувшись к доктору, она шаловливо за­глянула в его задумчивые и озабоченные глаза.

— Послушай, вечный ворчун, я должна сказать тебе не­что, давно озабочивающее меня, и пора, наконец, осуще­ствить это: ты должен жениться!

Вадим Викторович привскочил от удивления.

— Какая глупая шутка, — с негодованием произнес он. — И на ком могу я жениться? Меня считают связанным...

— Тем более оснований заткнуть рот злоязычникам. Как только барон вернется, ты должен жениться, чтобы положить конец всем пересудам.

— И ты согласилась бы уступить меня другой? — спросил Вадим Викторович, недоверчиво, с оттенком на­смешки.

— Да, если это надо для счастья твоего и барона, кото­рый имеет, по крайней мере, право на то, чтобы я щадила его честное имя. — Она как-то вдруг осунулась, закрыла лицо руками и прошептала, слезливо:

— Бедный мой Макс! Он вполне уверен, что я люблю его одного, а он всегда был так добр ко мне.

Баронесса была искусная комедиантка и ее маневр удался, как нельзя лучше. Взволнованный и растроганный Вадим Викторович прижал ее к себе, целовал и поклялся любить ее вечно что бы ни случилось. Однако мысль о женитьбе, пущенная ею в качестве пробного шара, запала в душу доктора глубже, нежели баронесса предполагала. Несмотря на клятвы верности, эта связь тяготила его' страсть давно улеглась, а скандал принимал все большие размеры, отражался на его репутации и ставил его в об­ществе в ложное положение. Одним словом, чем дальше он думал, тем женитьба рисовалась ему все яснее в виде надежной пристани спасения. Сам он, правда, не любил никого, но знал, что нравится многим, и мог выбирать. Он так был озабочен, что это заметила жившая с ним тетка, старшая сестра покойной матери доктора, вдова генера­ла, женщина богатая и независимая.

Заторская умерла родами, и генеральша, взяв на себя заботу о новорожденном, воспитала его, как собственно­го ребенка. Отец его, тоже доктор, был слишком занят, чтобы заниматься сыном, и охотно доверил его своей бездетной свояченице. г

Вадим Викторович любил и уважал Софью Федоровну, как настоящую мать, и знал, что его связь с баронессой очень огорчала тетку. Религиозная и глубоко честная Софья Федоровна считала низким и безнравственным об­манывать человека, который оказал ее племяннику полное доверие, и этот щекотливый вопрос не раз бывал предме­том пререканий, которые на несколько дней приводили молодого врача в нервное состояние.






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных