Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






КОММУНИКАЦИЯ И РЕЧЕВАЯ АКТИВНОСТЬ 22 страница




9.2.3 Виртуальные формы жизни

В дискуссиях, подготовивших возникновение когнитивной науки, за­метную роль играли ссылки на робота с «мелкомасштабной моделью окружения» в голове (см. 2.2.1). Индустриальные роботы второй поло­вины 20-го века, использующиеся для тяжелых, фиксированных в про­странстве операций (типа сварки автомобильных кузовов), не могли, конечно, претендовать на статус интеллектуальных систем. К началу нового столетия сложились предпосылки для разработки и технологи­ческого использования мобильных, в том числе плавающих и летающих роботов21. В результате la statue animее действительно впервые стала про­являть, по крайней мере, внешние признаки оживления. Это привело к возникновению направления, получившего название когнитивная робо-тика, и к пересмотру приоритетов в области искусственного интеллек­та и нейроинформатики. На место таких тем, как язык мысли или игра в шахматы, в качестве центральных выдвинулись вопросы сенсорного обеспечения, построения движений, ориентации в пространстве, иденти­фикации объектов, планирования действий и «социального взаимодей­ствия», причем не только человека и робота, но и роботов между собой.

В отношении сенсорного оснащения акцент был сделан на контакт­ной и проприокинестетической сенсорике, а также на ультразвуковой

21 Интересные лабораторные наработки возникли, конечно, значительно раньше Так, в конце 1960-х годов в Стэнфордском университете был создан робот Shakey, который мог обрабатывать простые инструкции на естественном языке и на их основании плани­ровать и осуществлять перемещения по территории университета, ориентируясь на дан­ные оптических сенсоров. Слабым звеном было восприятие — за время переработки ин­формации о зеленом свете светофор на перекрестке успевал переключиться на красный. Удачным звеном архитектуры Shakey, напротив, была система планирования действий, 314 основанная на формализации эвристики цели-средства (см. 8.1.1).


эхолокации как альтернативе компьютерному зрению, слишком слож­ному для моделирования в реальном масштабе времени. В частности, неудачными оказались попытки совместить видение широким полем зрения с идентификацией отдельных предметов. Лишь в последнее вре­мя разнообразные опыты с обучением нейронной сети классификации объектов в динамическом окружении показали, что естественным по­бочным результатом такого обучения («эволюции нейронной сети») ста­новится разделение локализации и идентификации. Сеть выделила как автономную составляющую обработку пространственных признаков, сконцентрировав эти процессы в слое формальных нейронов отдельно от процессов описания индивидуальных объектов (Calabretta & Parisi, 2005). Таким образом, вполне возможно появление роботов с «двумя зрительными системами», подробно рассматривавшимися нами в пре­дыдущих главах (см. 3.3.2 и 3.4.2). Еще одним вероятным развитием мо­жет стать массовое оснащение роботов активным зрением, или, иначе го­воря, окуломоторикой. Это позволит не только обеспечить более глубокую, фокальную обработку информации, но и реализовать комму­никативные функции зрительного внимания (см. 7.4.3).

Задача управления движениями робота немедленно поставила иссле­дователей перед классической, сформулированной H.A. Бернштейном еще в 1930-х годах проблемой преодоления избыточных степеней свободы. Так, для осуществления простейших перемещений на двух конечностях необходимо уметь управлять механической системой с как минимум 10 степенями свободы — по две в тазобедренных и голеностопных суставах и по одной в коленных. При этом возможны два режима ходьбы. Ста­тическая ходьба, когда проекция центра тяжести не выходит за пределы площади опоры, проста, но неэффективна в энергетическом отноше­нии, поскольку помимо перемещения тела вперед приходится тратить силы также на его поднимание. Динамическая ходьба, которую можно было бы определить как «контролируемое падение», значительно более эффективна, так как накопленная при подъеме энергия используется на фазе «падения» для быстрого перемещения тела вперед. В настоящее время, безусловно, преобладает использование статических режимов передвижения, причем для повышения устойчивости используются конструкции с большим числом конечностей. Внешне это напоминает сообщество гигантских насекомых. Развитие робототехники как бы по­вторяет ход биологической эволюции, в основном оставаясь пока на до­вольно ранних ее этапах22.

Среди более когнитивных компонентов оснащения мобильных робо­тов следует упомянуть «карты», или модели окружения, используемые для навигации. Конечно, такие карты полезны лишь постольку, посколь­ку имеются алгоритмы перехода от фиксированной в них информации к планированию действий и осуществлению движений. Обычно такая информация задается в форме дискретных графов, и задача планирования состоит в нахождении кратчайшей, с учетом выполнения ряда критериев,

22 Одним из несомненных достижений в области «биомеханики» роботов является
создание «автономного агента», способного прыгать с ветки на ветку подобно тому, как
это делает обезьяна в тропическом лесу (Saito & Fukuda, 1994). 315

Là__


траектории между вершинами, репрезентирующими Istwert и Sollwert, а затем и практического движения по этой траектории. Возможно, что решение подобных задач, а именно задач на удовлетворение множе­ственных ограничений (см. 2.3.3 и 7.3.3), было бы успешнее в случае использования не графов, а какой-нибудь более гомогенной, например аналоговой, формы репрезентации, способной передавать информацию о градиентах приближения к цели. Сама цель при этом могла бы рас­сматриваться как аттрактор, некоторый локальный минимум в много­мерном ландшафте возможных состояний системы. Этот подход реали­зуется в некоторых коннекционистских программах. Кроме того, делаются первые попытки использования гибридных архитектур, обыч­но с элементами вертикальной организации: на нижнем уровне реали­зуются сенсомоторные процессы, а на верхнем — процессы управления и контроля («критики»), включающие моделирование среды, целепола-гание и планирование действий.

При весьма скромных затратах времени и средств на моделирование способностей к абстрактному мышлению, видное место в современной роботике занимают вопросы коммуникации и практического взаимо­действия. Причиной этого являются следующие очевидные соображе­ния. Во-первых, типичные задачи для мобильных роботов, такие как обследование акватории порта в поисках мин или очистка территории после экологической катастрофы, предполагают кооперацию несколь­ких, иногда множества относительно простых (а следовательно, деше­вых) роботов и сочетания их автономности с управляемостью со сто­роны человека. Во-вторых, часть систем, прежде всего гуманоидные роботы, создается для использования в медиабизнесе и рекламе. По­нятно, что главное требование к ним — имитация человеческих форм общения. Более отдаленная цель состоит в объединении этих двух ли­ний, что может быть достигнуто только путем координации ресурсов, по типу эффектов совместного внимания, известных из исследования раннего отногенеза (см. 4.1.1 и 7.1 2). Такие проекты ведутся сейчас в ряде лабораторий, в частности, в Массачусетском технологическом ин­ституте. На рис. 9.2 показана серия эпизодов из экспериментов, на­правленных на тренировку простейших процедур координации внима­ния человека и робота.

Популярным, хотя и весьма размытым понятием в современной ли­тературе является термин «агент». Под «агентом» может пониматься лю­бая нетривиальная часть некоторой более широкой среды, ситуативно адаптированная к ней и проявляющая какие-либо другие признаки ин­теллектуального поведения, например, способность к ответам на вопро­сы и другим формам взаимодействия (Поспелов, 2003). Это может быть программа вычислений, компьютер в сети, мобильный робот и, конечно же, живой организм. В связи со стремительным развитием Интернета как универсальной среды для размещения знаний и появлением техно­логий виртуального поиска данных (см. 7.4.3), для когнитивных исследо­ваний особенно интересны так называемые виртуальные агенты — при- кладные программы автономного поиска данных по сформулированным

J



 


Рис. 9.2. Три эпизода в попытках управления «вниманием» робота: А — робот фиксирует объект, Б — переходит к фиксации лица экспериментатора; В — легкие движения объек­та вновь привлекают «внимание» робота к объекту.

пользователем на естественном языке требованиям. Поскольку такие программы для упрощения коммуникации с пользователем обычно снабжены антропоморфным интерфейсом, то в ходе развития этой тех­нологии приходится сталкиваться с проблемами, возникающими и при создании гуманоидных роботов.

В плане более фундаментальных исследований виртуальные агенты служат материалом для моделирования различных аспектов эволюции живых организмов в рамках подхода, получившего название «эволюцион­ная кибернетика» (см. Редько, 2001). В частности, любая важная система организма человека может рассматриваться как сложное сообщество клеточных агентов23. Процедуры управляемого экспериментатором обу­чения нейронных сетей, такие как обратное распространение ошибки, не очень убедительны с биологической точки зрения. Интерпретация изме­нений работы нейронных сетей мозга поэтому часто ведется с позиций теории нелинейных динамических систем (см. 2.3.3 и 9.4.3). Эта теория подчеркивает значение самоорганизации, допускает возможность резких изменений сложности системы (так называемых «бифуркаций») и игра­ет важную роль в устранении гомункулусов (но часто и менталистской терминологии!) из объяснительных схем. Интересна в связи с этим де­монстрация того, что появление некоторого сложного продукта работы множества агентов не обязательно предполагает с их стороны возможно­сти планирования поведения, наличия интенций и даже каких-либо коммуникативных способностей, выходящих за рамки элементарной сен­сорики. Классическим примером служат постройки термитов, которые


23 Примером может служить функционирование иммунной системы человека. Защита организма от инфекций и вредных воздействий различного рода — бактерий, вирусов, паразитов и т.д. — представляет собой комплекс сложных «задач», решение которых тре­бует великолепной памяти и постоянного гибкого регулирования числа используемых для отражения опасности гетерогенных средств-агентов.




возникают в результате выполнения простых рефлекторных актов, «уп­равляемых» ограничениями физической среды. Другая примитивная форма организации коллективного поведения — это имитация, которая внешне может выглядеть как осознанное единодушие действующих со­вместно агентов, но фактически не требует никаких когнитивных ре­презентаций24

Создатели систем виртуальной жизни, особенно в области приклад­ной робототехники, вынуждены учитывать элементарную логику дей­ствия, отличную от классического исчисления предикатов, положенно­го в основу символьных моделей искусственного интеллекта. Речь идет, в частности, о временных логиках как подклассе модальных логик (Не-пейвода, 2000). В этом контексте, например, конъюнкция двух истинных пропозиций не всегда истинна. Так, хотя при планировании действий может быть по отдельности справедливо, что робот способен

А: «повернуть руку-манипулятор влево на 90°» и

Б: «проехать вперед на расстояние 10 метров»,

но конъюнкция этих двух приказов-пропозиций может быть, тем не ме­нее, невыполнимой, если, скажем, слева от траектории движений робо­та находится большой камень или дерево. Справедливо и обратное — невыполнимая «в лоб» операция может стать реализуемой в сочетании с другими поведенческими актами, на обходном пути, при движении с учетом рельефа местности и т.д. Даже наиболее философски настроен­ным разработчикам подобных систем тезис Фодора о методологическом солипсизме как стратегии исследования в когнитивной науке должен был бы казаться, по меньшей мере, странным.

Более того, как раз временные ограничения, заставляющие искать достаточные, а не самые интеллектуальные решения, обуславливают склонность работающих в этой области авторов к материализму пове­денческого типа, так сказать, к нео-необихевиоризму. Так, один из наибо­лее известных сегодня экспертов, руководитель лаборатории роботики Массачусетского технологического института Родни Брукс называет себя сторонником антиментализма и пропагандирует... «антивычисли­тельный подход» (Brooks, 1999). По его мнению, как искусственные, так и реальные живые существа в равной степени не могут позволить себе роскошь мышления в терминах специально конструируемых и удержи­ваемых в памяти ментальных репрезентаций окружения. Самое важное, как считает Брукс, что в постулируемой когнитивным подходом опоре на внутренние репрезентации нет никакой необходимости: опираться

24 Как отмечалось в одной из предыдущих глав, неосознанная имитация играет суще­ственную роль даже в процессах человеческого речевого общения, казалось бы, целиком построенных на рефлексивном учете знаний и намерений коммуникативного партнера Эта имитация уменьшает когнитивную нагрузку, связанную с созданием, сохранением и 318 модификацией ментальных моделей (см 7 1 3)


надо на объективную реальность, которая есть самая полная «репрезен­тация самой себя» (Brooks, 1991). Как подчеркивает другой автор: «Био­логические мозги — это во-первых и прежде всего системы управления движениями биологических тел. Биологические тела перемещаются и действуют в информационно насыщенной среде реального мира» (Clark, 1998, p. 506)25.

9.3 Перспектива прямого реализма

9.3.1 Экологический подход: вклад Джи Джи Гибсона

Наряду с рассмотренными вариантами вычислительного подхода важ­ным элементом дискуссий 1980-х годов о перспективах выхода научной психологии и когнитивной науки из кризиса стали работы небольшой, но чрезвычайно активной в тот период группы исследователей, разви­вавших взгляды известного американского психолога Джеймса Джеро­ма Гибсона (1904—1979). Это влияние, на первый взгляд, может пока­заться труднообъяснимым. Исследователь, всю жизнь проработавший в одной, причем достаточно узкой области — психологии зрительного восприятия, выпустивший с интервалом примерно в 15 лет три книги — «Восприятие зрительного мира» (Gibson, 1950), «Чувства, рассматрива­емые как перцептивные системы» (Gibson, 1966) и «Экологический под­ход к зрительному восприятию» (Gibson, 1979), — поставил под сомне­ние теоретические основы когнитивных исследований, так ни разу и не выступив с развернутым анализом этого направления.

Когнитивная наука в ее умеренном найссеровском или радикаль­ном вычислительном вариантах подчеркивает роль внутренних репре­зентаций знания. Именно репрезентации, под десятком различных на­званий (см. 9.1.1), определяют не только успешность процессов мышления, но и обеспечивают интерпретацию сенсорных данных, ли­шенных, с точки зрения когнитивистов, однозначности и устойчивой организации (ср. тезис Хомского об информационной бедности стиму­ла — см. 1.3.3 и 9.2.3). Зрительная стимуляция описывается как двумер­ное распределение световой энергии, иногда как поток фотонов (хотя на этом уровне описания исчезает и сам наблюдатель — это всего лишь «атомы и пустота»), вызывающих практически мгновенное изменение состояния светочувствительных молекул в рецепторах сетчатки. Для

25 Это описание напоминает определение кибернетики, данное Норбертом Винером
(«наука об управлении и контроле в живых и исусственных системах») В настоящее вре­
мя происходит явное оживление интереса к этому раннему варианту когнитивной науки,
в отличие от когнитивной психологии пытавшегося объяснить целенаправленный харак­
тер активности организмов (см 2 11) 319


сохранения следов этих воздействий и их интерпретации (обработки, категоризации и т.п.) постулируется целая цепочка гипотетических ког­нитивных процессов и структур. Восприятие оказывается опосредован­ным ими. Как отмечает Гибсон: «Чтобы воспринимать мир, нужно уже иметь идеи о нем. Знание о мире объясняется из предположения, что та­кое знание уже имеется. Безразлично, приобретаются эти идеи или они врождены: порочно само круговое рассуждение» (Gibson, 1979, р. 304).

Вывод, к которому пришел Гибсон в результате длительного и, ви­димо, нелегкого развития своих взглядов, состоит в необходимости полного изменения самой постановки вопросов в психологии и психо­физике восприятия. Исследователи потратили много сил, пытаясь оп­ределить, как осуществляется восприятие, и не обратили внимание на вопрос о том, а что, собственно, воспринимается, хотя ответ на первый вопрос явно зависит от ответа на второй.

В своей книге 1950 года Гибсон дал критический анализ концеп­ции пустого евклидова пространства. Эта математическая абстракция, введенная физикой 17-го века, в частности, позволила Дж. Беркли и Г.ф. Гельмгольцу утверждать, что непосредственное зрительное воспри­ятие третьего измерения пространства (удаленности) невозможно. По мнению Гибсона (и здесь он возражает не только «епископу Беркли» и «барону Гельмгольцу», но косвенно и представителям современного вы­числительного подхода — см. 9.2.2), само понятие «пространства» как пустого гомогенного вместилища геометрических точек иррелевантно для биологии и психологии, так как животные и человек воспринимают не изолированные точки и линии, а текстурированный трехмерный ре­льеф {layout) поверхностей окружающих их объектов. При такой пере­формулировке проблемы оказывается, что поток света содержит одно­значную информацию о рельефе окружения, особенностях отдельных объектов и самом наблюдателе. С доказательством этого положения связана психофизическая часть работ Гибсона и его последователей, ко­торая имеет серьезные общеметодологические следствия.

В самом деле, если структура стимульного потока однозначно спе­цифицирует окружение, то можно предположить, что животные эволю­ционировали в направлении чувствительности к этим «инвариантам высших порядков». Описание естественного светового потока как ис­точника информации для подвижного организма называется экологи­ческой оптикой26. С экологической точки зрения, «что» зрительного восприятия — это свойства самих предметов и событий, специфициру­емые инвариантными структурами стимуляции. Внутри определенной

26 Такое же описание по отношению к другим доступным организму формам энергии можно было бы назвать экологической физикой. Экологическая оптика дает одно из мно­жества возможных описаний света, и в этом смысле она частный случай физической оп­тики, подобно тому как евклидова геометрия — частный случай проективной геометрии 320 или топологии.



 


Рис. 9.3. Одна из первых описанных в литературе многозначных фигур — куб Неккера.


«экологической ниши» восприятие не должно быть конструкцией моз­га (мнение Гельмгольца) или вероятностной игрой в угадывание (мне­ние создателя вероятностного функционализма Эгона Брунсвика) — оно может быть и действительно является прямым. В этом ответе на то, как осуществляется восприятие, суть экологического подхода Гибсона. Когда-то Коффка предложил феноменологическую формулировку главного вопроса психологии восприятия: «Почему мы воспринимаем вещи такими, какими мы их воспринимаем?» (см. 2.3.1). Вместо этого Гибсон в последние годы жизни спрашивал: «Почему мы воспринима­ем вещи такими, какие они есть?», вполне серьезно отвечая: «Потому что они такие, какие они есть».

Тезис о прямом характере восприятия не мог не вызвать бурную дис­куссию. На первый взгляд, он совершенно явно противоречит основно­му массиву накопленных в психологии знаний о перцептивных процес­сах. От подробно описанных еще в 19-м веке оптико-геометрических иллюзий до более современных демонстраций и примеров неоднознач­ности понимания предложений в порождающей грамматике Хомского бесчисленные феномены свидетельствуют о том, что стимульная ситуа­ция может быть неопределенной, неустойчивой, вызывающе неадекват­ной. Возьмем хотя бы классическую многозначную фигуру, так называе­мый куб Неккера (см. рис. 9.3). В основе восприятия этой и аналогичных фигур лежат факторы внимания, памяти, установки, внутренней интер­претационной активности (см. 3.3.3). До работ Рока, Найссера и Дже-кендоффа, избравшего этот рисунок в качестве одной из иллюстраций когнитивного подхода (Jackendoff, 1983), та же организующая чувствен­ный опыт роль приписывалась и другим ментальным факторам — бес­сознательным умозаключениям (Гельмгольц), памяти (Гербарт), воле (Шопенгауэр), априорным формам рассудка (Кант).

Другим примером служит предложение «Наказание охотников было ужасным». Оно многозначно в отношении того, были ли охотники



субъектом или объектом наказания. В теории Хомского разные интер­претации объясняются различиями глубинных синтаксических струк­тур (см. 1.3.3 и 7.3.1). Но эти глубинные структуры можно рассматри­вать либо как альтернативные репрезентации исходного предложения, либо как альтернативные репрезентации того, что репрезентировано этим предложением. Все иллюстрации такого рода основаны на исполь­зовании материала, который сам является репрезентацией, поэтому не­прямой, символьный характер восприятия этими примерами не доказы­вается. Репрезентацией является, в частности, любое изображение. Гибсон неоднократно возвращался к проблемам иллюзий и восприятия изображений, подчеркивая, что «структурирование света искусствен­ным образом» (Gibson, 1979, р. 224) — относительно недавнее добавле­ние к экологии человека. Кроме того, восприятие — это развернутая во времени активность. В движении (вокруг стола, по комнате, вокруг дома) и при манипуляциях с предметом (если он предоставляет эту воз­можность — см. 9.3.2) могут выделяться инварианты все более высоких порядков и достигаться адекватное восприятие27.

Интересный ход в анализе проблемы адекватности восприятия на­шли некоторое время назад немецкие психологи М. Штадлер, Ф. Зегер и А. Рейтель (Stadler, Seeger & Raeithel, 1975). Они проанализировали эффекты когнитивных контуров, воспринимаемых нами, несмотря на их отсутствие в физическом стимуле. Примером служат очертания тре­угольника, которые можно увидеть в фигуре, изображенной на рис. 9.4. Приводя эту фигуру, они отмечают, что для когнитивной психологии, как ранее для гештальтистов, восприятие иллюзорного контура являет­ся чисто субъективным дополнением к образу, доказательством автоном­ности феноменального сознания. Затем авторы обращаются к деятель­ности психолога, предшествовавшей этому experimentum crucis. «Вначале он усаживается перед чистым листом бумаги... Потом с помощью цир­куля и линейки начинает чертить конфигурацию, внимательно следя за соблюдением следующих соотношений:...сектора, вырезанные в черных кружках, должны быть ориентированы так, чтобы их стороны можно было соединить равными по длине прямыми. То же самое относится и к углам. При их изображении нужно следить, чтобы стороны оканчива­лись точно на мысленных прямых, соединяющих стороны секторов. Окончив эту работу, психолог ее тут же забывает и старается как можно более непредвзято и некритически воспринять то, что у него получи­лось... Теперь он... констатирует, что видит линии, физически в рисунке отсутствующие. Из этого... вытекает феноменологическая постановка вопроса» (Stadler, Seeger & Raeithel, 1975, S. 10).

27 Чтобы убедиться в ошибочности первого впечатления от такого психологического аттракциона, как комната Эймса, достаточно просто открыть второй глаз. Напомним, что комната Эймса представляет собой модель комнаты, стены и потолок которой распо­ложены под углом, отличным от 90°. В результате этого размеры находящихся внутри пред-322 метов и людей могут казаться искаженными.



Рис. 9.4. Вариант фигуры итальянского гештальтпсихолога Гаэтано Каниззы с когнитив­ным контуром — границами воспринимаемого в центральной части рисунка белого тре­угольника.

Философскую концепцию, в рамках которой возник экологичес­кий подход, «неогибсонианцы» называют прямым реализмом. Он отли­чается от картезианского дуализма и от восходящего к Канту критичес­кого реализма. Последний также предполагает существование двух реальностей — физической («вещи в себе», или «ноумена») и психичес­кой (явления, или «феномена»), но допускает возможность создания научных методов изучения их отношений (см. 1.1.3 и 1.3.2). Отличие прямого реализма от этих концепций состоит в особой разновидности материализма, выражающейся в переносе центра исследований с внут­ренних состояний сознания, а равно обеспечивающих их нейрофизио­логических процессов, на описание биофизической среды. Эта версия материализма, очевидно, отличается и от нейрокогнитивных концеп­ций, тяготеющих к теории идентичности (см. 9.1.3). Дело в том, что на долю нейрофизиологических процессов в прямом реализме остается сравнительно немного, они должны быть лишь постоянно настроены («в резонанс») на поиск и выделение информативных характеристик среды. Как резюмировал недавно данную позицию Р. Шепард, «в ко­нечном счете, все это — отражение реальности».

Нельзя не отметить некоторого сходства содержания и риторики пря­мого реализма с марксистской теорией отражения, особенно в ее ленин­ской интерпретации. Характеризуя в начале 20-го века развитие науки, В.И. Ленин писал, что она «идет к единственно верному методу и един­ственно верной философии не прямо, а зигзагами, не сознательно, а стихийно, не видя ясно своей "конечной цели", а приближаясь к ней ощупью, шатаясь, иногда даже задом» (Ленин, 1959—1969, т. 18, с. 332). В теории отражения нет жесткого противопоставления «явления» и «вещи в себе», поскольку считается, что их различия преодолеваются в ходе практического взаимодействия человека с предметным миром:


«Человек не мог бы биологически приспособиться к среде, если бы его ощущения не давали ему объективно-правильного представления о ней» (там же, с. 185). Понятие «репрезентация», в принципе, оставляет воз­можность совершенно условных отношений между предметом и его вос­приятием, особенно когда репрезентациям дается символьное истолко­вание (см. 2.2.1). Критикуя философские взгляды Беркли и Гельмгольца, Ленин (как впоследствии и Гибсон) отмечал: «Если ощущения не суть образы вещей, а только знаки и символы, не имеющие "никакого сход­ства" с ними, то... подвергается некоторому сомнению существование внешних предметов, ибо знаки и символы вполне возможны по отноше­нию к мнимым предметам, и всякий знает примеры таких знаков или символов» (там же, с. 247).

Это краткое изложение философского подтекста экологического подхода показывает, что как в критике традиционных теорий восприя­тия, так и в позитивной исследовательской он противостоит методоло­гическому солипсизму (см. 1.1.2 и 9.2.1). Не случайно работы Гибсона, а заодно и Выготского стали мишенью критики со стороны Фодора и Пылишина (Fodor, 1972; Fodor & Pylyshyn, 1981). Разумеется, попытка прорыва картезианско-локковской традиции совершена экологическим подходом на очень узком участке. Речь идет скорее о биологической пер­спективе исследований, в рамках которой мир сводится к рельефу по­верхностей или к «экологической нише». Активность человека, как под­черкивается в теории деятельности (см. 1.4.3), разворачивается в очеловеченном мире, в преобразованной деятельностью поколений при­роде. Опираясь на эту теорию немецкий методолог науки, основатель полуфилософской «критической психологии» Клаус Хольцкамп ввел в 1970-е годы понятие «предметное значение» (gegenständliche Bedeutung). При этом он имел в виду предметный pendant опыта практической дея­тельности, который в принципе более богат, чем система словесных ка­тегорий. «В отличие от символических значений предметное значение не содержит указания на нечто третье, подразумеваемое: предметное значение — это значение, непосредственно включенное в жизнедеятель­ность человека» (Holzkamp, 1973, S. 25).

Широкий отклик на работы Гибсона и его последователей лишний раз доказывает, что кризис когнитивной психологии, разразившийся в 1980-е годы, имел методологические основания. Поэтому он не мог быть преодолен с помощью простого количественного накопления фак­тов. Экологический подход подчеркнул, что структура процессов пси­хического отражения не может быть полностью произвольна, как это, вне всякого сомнения, имеет место в пропозициональных синтаксичес­ких и семантических теориях. Чувственный образ обеспечивает субъек­та информацией о реальном положении дел в мире и правильно отража­ет релевантные аспекты ситуации. Хотя подобное утверждение в его философской всеобщности оставляет открытым множество вопросов и, как мы покажем в следующем подразделе, само верно лишь отчасти, нельзя не видеть заслуги Гибсона в попытке преодолеть постулат об изо-324 лированном от мира субъекте познания. Конкретным способом перехода






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных