Отступление историографа. Земельный вопрос

Очерки социально-политической истории Кореи в новое и новейшее время.

ВСТУПЛЕНИЕ АВТОРА

Зачем и о чем эта книга? Причин ее написания несколько, и одна – чисто утилитарная: в течение нескольких последних лет автор ведет в Институте стран Азии и Африки при МГУ и других вузах курс истории Кореи, охватывающий период, который принято называть «новым и новейшим». Рано или поздно рукописные методички, которые преподаватель пишет для своих студентов, разрастаются до размера учебника, который пора издавать. Тем более что автору всегда хотелось написать развернутый текст по истории Кореи, который был бы ориентирован не только на студента-востоковеда, но и на более широкую аудиторию.

Еще когда я был студентом, мои преподаватели часто говорили о том, что в определенном смысле Корее не повезло. Среди корееведов не нашлось автора ранга и талантов Вс. Овчинникова, чьи работы по истории и культуре изучаемой страны заставили бы большой круг молодежи «заболеть» этой страной и заняться ее изучением. Книги, которая, подобно «Ветке сакуры», стала бы основополагающим источником для формирования в массовом сознании образа Кореи, и я мечтал написать такую книгу.

Конечно, с тех пор прошло много лет, и за это время вышло несколько хороших ориентированных на широкую аудиторию книг, претендующих на подобную роль. Но они не делают акцент на истории Кореи и корейцев, и потому на слуху массового читателя лишь какие-то разрозненные эпизоды.

Обычно это: подвиг крейсера «Варяг» в корейском порту; антияпонские партизаны со странным названием Ыйбён; депортация советских корейцев с Дальнего Востока в Среднюю Азию и Казахстан; Корейская война 1950-1953 гг.; южнокорейское экономическое чудо; культ личности Ким Ир Сена и бронепоезд Ким Чен Ира.

Между тем, корейская история таит в себе немало трагических и увлекательных событий, которые, будучи описаны доступным языком, способны пробудить к ней не меньший интерес. К глубокому сожалению, целый ряд трагических моментов корейской истории (в первую очередь, раскол единой страны на два государства после окончания второй мировой войны) явился следствием слабого знания истории этой страны и ее особенностей теми, кто тогда принимал решения.

Именно потому вторая причина написания этой книги - «исправление имён». Точнее, желание донести до широкой аудитории правильное понимание корейской истории, особенно истории ХХ в. Многие ее элементы, в первую очередь – история раздела страны, Корейская война и последующие события слишком часто использовались в политических играх. К тому же, поскольку определенные темы корейской истории считаются «горячими», они часто становятся объектом спекуляций со стороны дилетантов, фальсификаторов или лиц, которые именуют себя экспертами, но при этом не знают ни корейскую историю, ни корейский язык. Однако, в отличие от трудов историков-корееведов, именно их работы расходятся массовыми тиражами и потому формируют общественное мнение об этой стране. Заметный вклад в это вносит и Южная Корея, представители которой активно работают над тем, чтобы российская аудитория знала только одну, «единственно верную» трактовку событий, совпадающую с взглядами ее официальных чиновников от истории.

В результате большая часть российской аудитории (в том числе довольно многие из тех, кто принимает стратегические решения по вопросам, связанным с политикой России в данном регионе) находится под влиянием целой серии искажающих мифов, весьма плотно укоренившихся в массовом сознании и касающихся как Севера, так и Юга. Эти мифы застилают людям глаза и мешают не только объективному видению ситуации, но и формированию правильной политики в отношении стран Корейского полуострова.
Заниматься критикой подобных писаний можно, но это неконструктивно. Значительно более верный путь – написать книгу, которая будет увлекательнее и интереснее, чем то, что на ту же самую тему пишут непрофессионалы. Именно поэтому я заранее прошу у академической аудитории прощения за то, что язык этой книги не всегда будет похож на язык научной монографии. Ориентируя ее на современную молодежную аудиторию, автор заранее извиняется за ее не всегда академический язык.

«Исправление имен» в первую очередь касается Северной Кореи, которую следует воспринимать как конфуцианское государство, однако реинтерпретация трактовок затрагивает и ряд исторических событий, оценки которых ранее считались неприкосновенными.

К тому же, подобно конфуцианским историкам древности, видящим в прошлом корни настоящего, автор воспринимает эту книгу как трибуну, с которой пытается озвучить свою собственную гражданскую позицию, касающуюся не только некоторых проблем корейской истории, но и тенденции развития ситуации в нашей стране. В истории Кореи конца XIX – начала XX веков есть много элементов, которые человек, интересующийся историей России или вообще неравнодушный к судьбе своей страны, сможет найти интересными и поучительными для себя, ибо ряд параллелей напрашивается достаточно ярко.

Наша страна сейчас находится на рубеже значимых перемен и в непростой политической ситуации. В такое время всегда возникает интерес к истории, поскольку мы ищем в ней какие-то аналогии, примеры удачных и неудачных политических решений, которые позволят найти верные решения/ориентиры в настоящем, глядя на них через призму прошлого. Автору как востоковеду видится довольно много любопытных аналогий и примеров. И потому рассказы о новой и новейшей истории Кореи могут показаться аудитории имеющими современное наполнение, а не «забытой древностью», интересной только узкому кругу специалистов.

История – не мертвая наука, как думают некоторые. Указывая на ошибки прошлого, она помогает нам избежать их сегодня. И лучше учиться на чужих ошибках, чем делать свои. Поэтому иногда в тексте книги будут встречаться своего рода реплики в сторону или «рассуждения историографа» вроде тех, которые мы читаем у Сыма Цяня или Ким Бу Сика. Подобно историкам Древней Кореи и Древнего Китая, которые высказывали свою гражданскую позицию подобным образом, в этой книге автор старается не только дать свою трактовку того, что было написано до него, но и позволить читателю увидеть многие проблемы – корейские и российские - в новом ракурсе. Некоторые «рассуждения историографа» будут посвящены анализу неких общих вопросов, связанных с моментами корейской истории и позволяющих рассмотреть их более детально и объективно.

Оттого автор сразу же отмечает, что в определенной степени эта книга пристрастна. Почти у каждого историка, который долго занимается темой, есть свои «любимчики» среди исторических личностей и те, кто вызывает у него неприязнь, но там, где его оценки кажутся спорными, он будет стараться, как минимум, указывать на наличие альтернативных точек зрения, чтобы читатель мог составить самостоятельное мнение о проблеме. Именно поэтому в некоторых вопросах он будет отмечать свое личное мнение или свои личные гипотезы, оставляя за аудиторией право проанализировать их и, возможно, с ними поспорить.

Не претендует она и на роль энциклопедического учебника корейской истории, и именно поэтому автор назвал ее «очерками социально-политической истории», так как вопросам экономики и культуры, в которых он разбирается хуже, в ней будет уделено меньше внимания. Зато желающие, относясь со вниманием к сноскам или библиографии, безусловно, смогут продолжить и расширить свое корееведческое образование.

Автор видит эту книгу первой ступенькой лестницы на пути постижения корейской истории. Поэтому в ней много ссылок, в том числе – на другие книги по истории Кореи. Потому что если из желания поспорить с автором читатель начнет активно углубляться в материал для того, чтобы составить собственное суждение, задача по вовлечению его в интересную тему будет выполнена.

Немного о структуре книги. Планируется четыре тома – хотя бы потому, что преподавание новой и новейшей истории Кореи обычно занимает четыре семестра, и логично на каждый из них выдать студентам по тексту. Впрочем, ради неразрывности изложения нумерация глав в этих томах будет сплошной – за исключением «нулевых глав», которые, открывая второй, третий и четвертый тома, будут своего рода «кратким содержанием предыдущих серий», благо, скорее всего, тексты будут выходить в печать по одному в год.

То, что вы держите в руках - первая часть «Традиция, Открытие, Закабаление», которая в основном посвящена трагическому и противоречивому времени, когда после открытия страны Корея не смогла удержать свою национальную независимость и, оказавшись на пересечении интересов нескольких сверхдержав, в конечном итоге была аннексирована Японией.

Вторая часть «Колониализм, Освобождение, Раскол» охватывает период японского колониального ига, хотя здесь мы анализируем и национально-освободительное движение корейского народа за пределами полуострова. В этой же части мы рассмотрим освобождение страны и сложный процесс складывания государственности, завершившийся расколом прежде единой страны и созданием на ее территории советской и американской оккупационных зон, двух государств – Корейской Народно-Демократической Республики (КНДР) на Севере и Республики Корея (РК) на Юге.

Третья часть «Война, Авторитаризм, Чучхэ(сон)» рассмотрит весьма драматичный период корейской истории. В основном, мы акцентируем внимание на разделе страны и Корейской войне 1950-1953 гг., выделяя первичность внутренних факторов ее возникновения. Здесь же мы опишем последствия войны и дальнейшее формирование политических систем Севера и Юга вплоть до того момента, когда и Пхеньян, и Сеул использовали в своей идеологии, по сути, один и тот же концепт «национального субъективизма».

Четвертая часть «Дивергенция, Демократизация, Будущее» будет посвящена последнему периоду истории Кореи, и мы попробуем как довести наше повествование до самых последних по времени значимых событий, так и сделать ряд выводов об особенностях корейской политической культуры и исторических уроках, которые Корея может преподнести мировому сообществу.

Глава первая, в которой повествуется об истории Кореи «от Тангуна до Тэвонгуна»

На фоне окружающих ее сверхдержав Корея кажется маленькой страной, однако следует помнить, что совокупная территория двух корейских государств примерно равна Англии, а их население – численности объединенной Германии. Корейская история тоже может показаться менее значительной по сравнению с богатой событиями историей Китая или Японии, но вглубь веков она уходит не менее далеко.

Конечно, эта глава не претендует на полный исторический очерк. Задача, стоящая перед автором – дать аудитории последовательность основных событий, обратив внимание на те вехи или события, которые имеют важное значение для понимания периода, который рассматриваем мы.

Седая древность

И южная, и северная корейская историография разделяют тезис о «пятитысячелетней истории Кореи», причем в корейском написании она звучит даже как не «пятитысячелетняя», а как «полудесятитысячелетняя»[1]. Разница в том, что северокорейские историки считают, что предки современных корейцев всегда проживали на полуострове и выделяют так называемую тэдонганскую культуру как одну из пяти самых древних цивилизаций (наряду с Египтом, Двуречьем, Индией и Китаем), а южнокорейские полагают, что предки корейцев откуда-то пришли, чаще всего – из районов Алтая. Некоторые южнокорейские националисты приписывают корейской истории и семь, и семьдесят тысяч лет, но они при этом опираются на памятники, которые, если сравнить их с аналогичными российскими, находятся в нише «Велесовой книги» и прочих известных исторических фальшивок.

Если же подходить к этому вопросу с археологической точки зрения, то самые ранние следы человека на Корейском полуострове корейские учёные относят к позднему палеолиту. Одно из древнейших жилищ Восточной Азии открыто при раскопках стоянки Сокчанни (около города Конджу, пров. Чхунчхон-Намдо, РК). Это землянка с остатками очага, в котором найдены каменные фигурки животных. Однако, вопрос о том, имеет ли позднее палеолитическое население отношение к предкам корейцев, дискуссионен. Хотя в КНДР такую связь считают несомненной (что продиктовано государственным мифом об исконной связи предков корейцев с нынешней территорией обитания[2]), а на юге эту точку зрения тоже скорее поддерживают, но убедительных доказательств ее пока не представлено.

Ранние памятники неолита датируются VII-VI тысячелетиями до н. э. Неолитическая культура широко представлена по всей территории Корейского п-ова.) Начиная с V-IV тысячелетий до н. э. появляются зачатки земледелия и скотоводства. Известно большое число памятников так называемой кунсанской культуры конца III — начала II тысячелетия до н. э., свидетельствующих о занятиях населения охотой и рыболовством, о зачатках земледелия, ремесла и скотоводства. Можно предположить, что у корейских племён уже была родовая община. Искусство выплавки бронзы пришло в страну из Китая в конце II тысячелетии до н. э., применение железных орудий - с середины I тысячелетия до н. э., однако металлические орудия сосуществовали в Корее с каменными вплоть до начала нашей эры.

Корейские историки утверждают, что громадные керамические сосуды для хранения кимчхи известны со II тысячелетия до н. э., хотя в своем современном виде (в частности, с красным перцем) это блюдо корейской кухни существует от силы 2-3 столетия[3].

Древний Чосон

Государство с таким названием, означающим «Утренняя Свежесть»[4] и ставшим впоследствии одним из главных этнонимов Кореи, существовало на севере полуострова в I в. до н. э. и было покорено ханьским Китаем. Время возникновения этого государства и его географическое положение тоже остаются предметом научных дискуссий.

Согласно легендам, официально поддерживаемым как на Юге, так и на Севере, корейская государственность началась в 2333 г. до н. э., когда в мире появился Тангун – легендарный основатель корейской нации. Традиционная хронология, используемая в Южной Корее, до сих пор отталкивается от этой даты.

Краткое содержание легенды о Тангуне, самая ранняя из сохранившихся до наших дней запись которой содержится в памятнике XIII в. Самгук юса (Дополнение к истории Трех государств) буддийского монаха Ирёна, сводится к следующему. Однажды к сыну божественного правителя, который спустился на Землю, чтобы управлять делами этого мира, пришли тигр и медведь, желавшие стать людьми. Им был дан совет: запереться на 60 дней в темной пещере, не видя солнечного света и питаясь исключительно полынью и чесноком. Тигр не выдержал такую диету и сбежал, а медведь по истечении заданного срока превратился в женщину столь неописуемой красоты, что сын правителя на ней женился. Плодом этого брака и был легендарный Тангун, основавший первое государство корейцев. Он же научил корейцев возделывать просо[5].

По мнению корейских историков, легенда о Тангуне отражает определенные исторические факты, «являясь источником духовного пробуждения во времена национального кризиса». Однако, несмотря на желание националистов обоих корейских государств сделать из него историческое лицо (в КНДР «обнаружили» могилу Тангуна, в РК выходит серия материалов о Чосоне того периода), личность его примерно равнозначна личности русского царя Гороха.

Китайские же летописцы, упоминавшие о государстве Чосон до появления у древних корейцев собственных летописей, считают основателем корейской государственности некоего Ци Цзы (кор. Ки Джа), который с группой приверженцев династии Шан прибыл в Чосон после падения этой династии в 1122 г. до н. э. Считается, что Древний Чосон существовал уже в VII в. до н. э., а создавшие его племена проживали на территории южной части современного Северо-Восточного Китая и на севере Корейского п-ова. К V—IV вв. до н. э. Древний Чосон представлял собой могущественное рабовладельческое государство.

В сочинении китайского историка Сыма Цяня (II в. до н. э.) Ши цзи (Исторические записи) упоминается китайский военачальник Ви Ман (кит. Вэй Мань), который сверг правителя Чуна и утвердился на престоле Чосона в 194 г. до н. э.

С начала II в. до н.э. между Древним Чосоном и Китаем устанавливаются мирные отношения на основе формального вассалитета. В Чосоне существовали зачатки государственного аппарата, наследственная монархическая власть, социальное неравенство, возможно – товарно-денежные отношения. В древнекитайских источниках рассказывается о войнах Чосона с китайскими государствами Янь, Цинь и Хань.

В 109 г. до н. э. после кровопролитной войны войска Ханьской династии завоевали Чосон. На захваченной территории китайцы создали 4 округа, главным из которых был Лолан (кор. Наннан) со столицей на месте Пхеньяна. Однако юг и северо-восток полуострова оставались вне их контроля, и располагающиеся там корейские племенные союзы постепенно захватили эту территорию. Три округа вскоре были упразднены, дольше всех просуществовал Лолан.

Период Трех государств (первые века нашей эры—VII в.)

Если не считать упоминания о легендарных корейских государях, то зафиксированные сведения о первых государственных образованиях на территории Корейского полуострова относятся к I в. до н. э. Общей чертой в них было то, что складывались они на одинаковой основе, путем объединения родственных общин – «пу», одна из которых приобретала главенствующее положение и имела право выдвигать королей - ванов [6].

Конечно, вопрос о том, с какого времени Три государства можно действительно считать государствами, а не союзами племен/общин или тем, что на Западе называется «вождеством», иногда трактуется как дискуссионный. С точки зрения ряда западных историков, о государстве в принятом смысле слова можно говорить только в III - IV вв., когда мы точно знаем о существовании в это время в Корее таких элементов государственной системы, как сбор налогов, постоянная армия, появление бюрократического аппарата[7].

Когурё со столицей Куннэсон на правобережье среднего течения р. Амноккан было образовано в 37 г. до н.э. и включало часть территории современного Северо-Восточного Китая. В 313 г. н. э. Когурё завоевало земли Лолана. В 427 г. его столица была перенесена в Пхеньян.

Когурё имело самую большую территорию. Оно располагалось на севере Корейского полуострова и захватывало значительную часть Маньчжурии, включая весь Ляодунский полуостров. Наиболее известный памятник Когурё, так называемая Стела Квангэтхо -вана (имя вана означает «Расширитель земель», годы правления 391-412), установленная при его преемнике ване Чансу (413-491), находится в глубине китайской территории.

Когурё оставило след в истории и отражением экспансии Китая. Суйский император Ян-ди дважды организовывал поход с целью завоевания Когурё, но потерпел поражение. В 612 г. на покорение страны отрядили огромную армию, наголову разбитую предводителем когурёских войск Ыльчи Мундоком. Династия Тан с 644 г. предприняла ряд безуспешных походов против Когурё, но даже такой выдающийся полководец как танский император Тайцзун не смог довести до конца покорение Когурё, а осада крепости Анси в октябре 645 г. даже стоила ему потери глаза.

Существует мнение, что по языку и культуре когурёсцы несколько отличались от племен, населяющих юг Корейского полуострова. Во всяком случае, в когурёсцах достаточно сильно присутствовал древнеалтайский компонент, сформировавший вместе с палеоазиатским и протомалайским основу корейского этноса.

На юге Корейского полуострова сложились племенные объединения «самхан»[8], послужившие основой двух новых государств: Пэкче на юго-западе, на землях Махан (традиционная дата основания 18 г. до н.э.), и Силла на юго-востоке, близ современного города Кёнджу, на землях Пёнхан (традиционная дата основания – 57 г. до н.э.). Кроме того, в плодородной дельте р. Нактонган образовалось протогосударство Кая (Тэкая).

Силла сформировалось как племенной союз нескольких протогосударственных объединений, и его структура власти содержала значительное число архаичных элементов. Так, в Силла существовал Совет старейшин (кор. Хвабэк), а должность правителя была не наследственной, а выборной из числа представителей трех аристократических правящих родов. Кроме того, существовала система кольпхум, которая жестко делила аристократические роды по старшинству - места в служебной иерархии предоставлялись в строгом соответствии со степенью знатности.

Еще одним эндемичным изобретением Силла был хваранский корпус, игравший важную роль в формировании морального духа и военной организации страны. Пять заповедей хваранов формулировались так: государю будь предан (верен); со старшими будь почтителен; с друзьями будь искренен; в бою будь храбр (буквально «неотступчив»); убивая живое, будь разборчив (первоначально серия запретов формального характера постепенно трансформировалась в идею не убивать в том случае, если это не необходимо). Как видно, они были связаны с буддизмом, проникшим на полуостров с IV в., но несли и элемент конфуцианства, представляя собой как бы облегченный вариант требований, позволявших совместить буддийскую мораль с обязательствами образцового подданного.

На юго-западе полуострова находилось государство Пэкче, которое уступало Когурё и Силла в военно-политическом отношении, но имело высокий уровень культуры и в значительной степени ответственно за ранние корейско-японские отношения. На данном этапе Корея играла роль культурного моста, и многие достижения китайской культуры попали в Японию именно через Корею.

Период Трёх государств ознаменовался прогрессом в области производительных сил (применение железных орудий, использование упряжки крупного рогатого скота, развитие поливного земледелия, культивирование риса, внедрение шелководства, ткачества, совершенствование плавки и обработки металлов и пр.). Наряду с утверждением государственной собственности на землю возникали и различные формы крупного землевладения, например кормовые округи — сигып, раздаваемые ваном (правителем) своим военным слугам с правом сбора поземельного налога (ренты). Распространялись конфуцианство и буддизм (буддизм утвердился в Когурё в 372 г. и стал официальной религией в Когурё и Пэкче в IV в., а в Силла — в VI в., затем там активно использовали буддийскую идеологию для объединения страны).

Такая картина на текущий момент считается классической, хотя ряд историков задаются вопросом, все ли Три государства были заселены предками нынешних корейцев. Ибо непонятно, насколько племена хан, которые по южнокорейской версии, стали основой всего корейского этноса, входили в состав Древнего Чосона и вообще являются «родственниками» тех, кто обитал на севере полуострова. Впрочем, в изложении корейской истории устами националистов хватает подобных «узких мест», но поскольку наш учебник посвящен истории нового и новейшего времени, специально зацикливаться на них мы не будем. Скорее хочется обратить внимание не то, что хотя для обозначения Кореи и корейцев в рассматриваемый нами период применялись оба этнонима, связанная с ними коннотация несколько различна.

Иная проблема в том, что представляли из себя ранние «корейско-японские» отношения: известно, что корейские следы обнаружены в большом числе японских могильников IV-VIII вв.[9] Считается, что искусство Пэкче послужило основой для японской культуры периода Асука, и я не раз наталкивался на заявления южнокорейских[10] и иных[11] историков о том, что мораторий на раскопки древних памятников, которого придерживается правительство Японии, связан с боязнью обнаружить слишком много аналогий с корейской культурой, что наносит серьезный удар государственному мифу об автохтонности японского пути. А неспешные темпы, которыми японские археологи ведут раскопки своих императорских гробниц, могут быть связаны с боязнью обнаружить лишние свидетельства корейского происхождения императорской династии, и отмечает, что, как и американцы, корейцы значительно меньше монолитны и гомогенные, чем кажется на первый взгляд, в том числе – и с точки зрения расового/генетического типа[12].

Тем не менее, в целом доказано, что корейские мастера приложили руку к созданию большинства храмов периода Нара, корейские монахи были наставниками японской правящей династии, и даже форма самурайского меча, возможно, имеет корейское происхождение [13].

Конечно, существует и совсем иная точка зрения, базирующаяся на японских летописях, в которых утверждается, что Япония покорила Корею и основала на Корейском полуострове свою колонию Мимана (кор. Имна). Признавая существование этого образования, корейцы, однако, считают его самостоятельным, очень болезненно реагируя на каждую попытку японцев «извращать исторические факты». В 1986 г. автор даже присутствовал на лекции северокорейского историка Ким Сок Хёна, который пытался убедить советских студентов в том, что Мимана была корейской колонией на японской территории, а не наоборот.

На Севере и на Юге национальную историю Трех государств интерпретируют несколько по-разному. Так, в Северной Корее уделяют значительно больше внимания Когурё и его борьбе с китайской агрессией в VI-VII вв. На Юге в значительно большей степени считают себя правопреемниками Силла и даже традиционную неприязнь между представителями Ённамского (юго-восток) и Хонамского (юго-запад) регионов считают уходящей корнями во времена противостояния Силла и Пэкче[14].

С расширением территории государств между ними началась борьба за преобладание на полуострове. Вначале (I – IV век н.э.) Когурё, Пэкче и Силла занимались присоединением окружавших их мелких государственных образований. IV в., особенно его последняя четверть, проходит в постоянных военных столкновениях между Когурё и Пэкче, после того, как с ликвидацией в 313 г. на территории Корейского полуострова последних китайских округов эти два государства соприкоснулись непосредственно. В начале V в. вану Квангэтхо удалось лишить Пэкче владений в долине р. Ханган. Однако Пэкче и Силла вскоре объединились, чтобы дать отпор общему врагу.

VI в. отмечен резким подъемом военно-политической активности Силла. В период между 532 и 562 гг. были покорены государства Кая, в 551 г., в правление вана Чинхына (540-576), Силла и Пэкче смогли вытеснить Когурё из бассейна р. Ханган, но захваченные ими земли были присвоены Силла. Это, во-первых, повысило его экономическую мощь, ибо вновь приобретенные земли в дельтах рек Ханган и Нактонган были богаты и плодородны, а во-вторых, дало ему возможность торговать через Желтое море.

Теперь уже Силла было вынуждено столкнуться с противодействующей коалицией Когурё и Пэкче, однако победа была одержана благодаря помощи нового союзника в лице танского Китая. Совместно действовавшие армии под командованием вана Мурёля, военачальника Ким Юсина и китайских полководцев одержали победу над Пэкче в 660 г.[15], а в 668 г., воспользовавшись внутренней смутой в Когурё (после смерти фактического правителя страны там началась усобица между его сыновьями, один из которых запросил о помощи Силла), захватили и его. Танская династия надеялась закрепить за собой все земли Когурё и Пэкче, но Силла вступило в борьбу со своим недавним союзником. В 676 г. танские завоеватели были изгнаны из Пэкче и южного Когурё, но в 677 г. в между государствами установились мирные отношения на основе вассалитета Силла, которые впоследствии не нарушались. К 735 г. граница Объединенного Силла со столицей в Кымсоне (совр. Кёнджу) проходила по р. Тэдонган, так что большая часть когурёсских земель была безвозвратно утрачена.

Объединение Трех государств имело три очень важных последствия. Во-первых, начиная с этого времени, все последующие тринадцать веков своего существования Корея была единой страной. Во-вторых, начиная с периода Объединенного Силла, страна стала интенсивно вбирать в себя наследие китайской философии и культуры, особенно культуры административной. Вообще, надо отметить, что из всех государств конфуцианского культурного региона Корея была связана с Китаем наиболее тесно. В-третьих, объединение страны при помощи Китая закрепило ориентацию на «большого брата» и относительно подчиненное положение по отношению к нему.

Остатки когурёсской элиты бежали на северные территории и создали на базе местных племен просуществовавшее до 926 г. государство Бохай (кор. Пархэ), которое к VIII в. контролировало северную часть Кореи, Ляодунский полуостров и северо-восточную Маньчжурию. Вопрос о «корейскости» Бохай также находится в стадии рассмотрения, так как современные южнокорейские историки в последнее время проявляют к нему значительный интерес, диктуемый, однако, политическими целями. Сопоставляя Бохай с существовавшими параллельно ему Силла, а затем – Корё, эти авторы пытаются доказать факт длительного сосуществования на Корейском полуострове двух корейских государств, хотя в Бохай корейскими были только правящая династия и некоторые элементы культуры[16]. То, что там использовали традиционную корейскую систему подогрева полов ондоль, - археологический факт [17].

Период Объединенного Силла (668-936)

Объединенное Силла существовало 260 лет, а само государство Силла – 992 года, что составляет определенный рекорд. В этот период в Корее сложились характерные черты строя, который с поправкой на азиатскую специфику принято называть феодальным. Происходил процесс закрепощения государственных крестьян, превращения их в ноби (крепостных). Существовали крестьянские наделы (чонджон) и крупные феодальные землевладения (чиновные и кормовые наделы). Успехи орошаемого земледелия, подъём ремёсел (основной формой было казённое ремесло подневольных мастеров) сделали возможным развитие торговли. Изделия ремесленников и разнообразная продукция промыслов находили сбыт далеко за пределами Силла. Периферийные центры стремились бороться за лидерство со столицей. В один из таких центров в IX в. превратился о. Вандо, находившийся во владении Чан Бого, знатока морских путей, соединявших Корею с Китаем и Японией.

С объединением Трех Государств Силла вошло в сферу китайского культурного влияния. Административное управление в провинции и система землепользования были организованы по китайскому образцу. Столица Кёнджу была построена по образцу танской столицы Чанъань[18]. Для изучения классических конфуцианских текстов был основан национальный университет Кукхак (682 г.), по образцу танского Китая были введены специальные экзамены для чиновников (788 г.), хотя государственная система по-прежнему представляла собой сугубо аристократическую систему, построенную на принципе “кольпхум”.. Выходцы из Кореи делали успешную карьеру при танском дворе, процветала торговля с Китаем, в том числе морская

С увеличением земельных раздач чиновникам и духовенству, укреплением феодальных владений централизованное государство ослаблялось. К Х в. эндемичные элементы культуры и структуры управления постепенно начали тормозить развитие страны, и государство вошло в полосу кризиса, выразившегося в ослаблении правящего дома и появлении региональных властителей.

С ослаблением государственной системы Силла на территории полуострова наступил кратковременный период раздробленности на отдельные государственные объединения. Начало Х в. в истории Кореи иногда называют временем Поздних Трех Государств. В действительности речь идет скорее о феодальной усобице, когда хозяева независимых уделов просто официально декларировали свою самостоятельность. Влиятельный местный правитель Кён Хвон основал так называемое Позднее Пэкче, а бывший силласский принц Кунъе создал свое государство в северных районах, но в 918 г. он был свергнут своим первым министром Ван Гоном, происходившим из района Кэсона[19].

В результате внутренних войн территория Силла сократилась до ничтожных размеров, но период Поздних Трех Государств длился, в общем, недолго, окончившись после того, как Ван Гон, основавший в 918 г. государство Корё, вынудил в 935 г. последнего вана Силла отречься от престола в его пользу. В 936 г. он покорил позднее Пэкче, и Кор стало единым государством. В 938 г. был присоединен остров Тхамна (Чеджу). В это же время на северо-западе Корё вышло к р. Амноккан.

Отступление историографа. Земельный вопрос

Здесь следует сделать короткое отступление по земельному вопросу. Плодородной земли в Корее немного, и потому ценность земельного надела высока. Земля была фундаментом, на котором базировалось богатство правящей элиты. Наделение землей чиновников воспринималось как материальная компенсация за их службу. Хотя постепенно оно все же было вытеснено выплатой жалования, концепция государственного владения землей стимулировала централизованную бюрократическую систему, удерживала феодалов от перехвата контроля над ресурсами и позволяла в свою очередь контролировать их через награждение землей верных и лишение наделов нелояльных.

Успех или неудача земельной политики монарха находились в прямой связи с его политической силой. Теоретически вся земля принадлежала государю, но в действительности частное владение сохранялось из-за слабого контроля государя над принадлежащей ему землей, и чем слабее был контроль, тем больше земли уходило в частные руки. Поэтому на протяжении всего средневековья, начиная с Эпохи Силла и заканчивая династией Ли, можно обратить внимание на спиралевидное развитие следующего процесса.

В целом государство обладает собственностью на землю, которая служит основным способом жалования аристократов и чиновников. Это жалование тем или иным образом осуществляется по принципу «условного держания», когда имеющий ранг чиновник получает земельный надел, которым пользуется до тех пор, пока исполняет свои обязанности.

Однако частное, безусловное, держание тоже было. Поначалу оно воспринимается как исключение из правила и привилегия только для особо достойных и заслуженных сановников. Однако постепенно возникает тенденция к росту количества таких «наградных» земель хотя бы потому, что число сановников, заслуживающих такой награды, возрастает.

В результате на определенном этапе фонд государственных земель, предназначенных для такой раздачи, сокращается, так как, с одной стороны, растет число частных земель, а с другой – возникает тенденция, когда те, кто имеет землю в «условном держании», пытаются превратить его в безусловное и фактически захватывают государственные земли. В результате государство получает меньший доход, и его мощь ослабляется, а это означает порочный круг, поскольку более слабое государство не в состоянии контролировать процесс «уплывания» его земель в частные руки.

Понятно, что выход ищут. Но расширение территории государства или освоение залежных земель имеют предел, а увеличение налогового гнета государственных крестьян или попытки реквизировать землю у крупных частных землевладельцев приводит к тому, что государственные крестьяне начинают убегать на частные земли, а землевладельцы становятся в оппозицию к государству, что увеличивает опасность политического кризиса.

Когда кризис наступает, то выясняется, что центральная власть ничего не может сделать против крупных собственников, которые фактически превратились в самостоятельных правителей на своей территории. После чего эти правители или входят во власть или меняют ее.

Новая власть обычно помнит ошибки старой. Поэтому сразу же пытается составить земельный кадастр, проведя перепись всех наделов, в том числе – и незаконно захваченных. Бродяг пытаются прикрепить к земле и заставить заниматься земледелием, а реквизиция земли «проигравшей стороны» позволяет снова накопить в руках государства значительные земельные ресурсы, которые затем можно будет раздавать в «условное держание» по чуть более сложной схеме с учетом ошибок или недочетов предшествующего варианта. Тем не менее, «заслуженных сановников» все равно надо награждать, а это значит, что в какой-то мере частное землевладение поддерживается, после чего все начинается сначала.

Альтернативные варианты с выдачей жалования зерном по аналогии с рисовым пайком для самураев периодически возникают, но для того, чтобы самостоятельно осуществлять сбор налогов и распределение зерна, требуется более высокий уровень документооборота и бюрократии, в то время как выдать человеку надел гораздо проще.

Понятно, что каждый новый вариант системы земельных отношений делается с учетом укрепления роли государства и предусматривает более сложные «социальные технологии», будь то фиксированная рента или «пенсионные наделы», выдаваемые на время и затем сдаваемые в казну. Однако большинство подобных систем работает только при сильном государстве. Когда государство слабеет, они превращаются в объект коррупции и перестают функционировать.

Государство Корё (918-1392)

В течение династии Корё китаизация политической системы продолжалась. В 928 г. в стране были введены государственные экзамены «кваго», что окончательно определило путь развития политической структуры страны как симбиоз чиновничества и аристократии. Власть определялась не правом рождения, а занимаемой должностью и соответствующим ей рангом. При этом теоретически экзамен на чин мог сдать представитель любого сословия, хотя долгая и сложная подготовка к нему, требующая досконального изучения конфуцианских трактатов, не оставляла больших возможностей для тех, кто был занят обработкой земли. Установление централизованной бюрократической системы китайского типа окончательно завершилось только в XI в. С этого же времени начало складываться «дворянское сословие» янбанов, объединяющее гражданских и военных чиновников[20].

Централизованное феодальное государство окончательно сложилось при правителях Кёнджоне и Сонджоне, что обеспечило успешную борьбу с нашествиями киданей (в 993, 1010—1011 и 1018—1019 гг.) и благотворно повлияло на развитие экономики. Расширились посевные площади, чему способствовали льготы на распашку заброшенных полей, а также государственные ссуды в районах, пострадавших от нашествий. Развивались ремёсла (производство бумаги, фарфора, тканей, металлических и др. изделий) и торговля, находившиеся под контролем феодального государства. О размере внутренней торговли свидетельствуют крупные рынки в столице Корё (Кэгёне, современный Кэсон) и провинциальных центрах. Появилась металлическая монета. Корё вело оживлённую торговлю с сунским Китаем, северными племенами, Японией. Сюда приезжали арабские купцы.

Буддизм оставался государственной религией, оберегающей страну, но «оберегал» ее он на мистическом уровне: посредством проведения особых обрядов; размещения храмов в местах, важных с точки зрения геомантии; использования в топонимике названий храмов, имен правителей или определенных мистических символов и т. п.[21] Информация о буддийских монахах, которые защищают страну при помощи сложных эзотерических ритуалов, встречается и в летописи Самгук Юса [22].

Однако к XII в. из-за роста числа чиновников земельных наделов стало не хватать, а благосостояние основной массы чиновников - падать. Начались конфликты между низшими и высшими чиновниками, а также военными, чей статус был ниже. Феодальные междоусобицы (1126, 1135, 1170, 1196 гг. и др.) и продолжающееся закрепощение государственных крестьян вызвали ряд крестьянских восстаний (в 1176—1178 гг. в районе Конджу под руководством Манъи, восстания под руководством Ким Дана и др.).

Важным для нас элементом корейской истории этого периода был мятеж «националистов», возглавляемый монахом Мёчхоном (1134 г.). Мёчхон пытался превратить Корею из вассала Китая в государство, равное ему. Опираясь на геомантические выкладки, он настаивал на переносе столицы из Кэсона в Пхеньян (бывшую столицу Когурё) и принятии ваном титула императора, подняв мятеж, когда его попытки действовать по официальным каналам потерпели крах.

Интересно, что подавлением мятежа Мёчхона занимался один из лидеров прокитайской фракции Ким Бу Сик, под редакцией которого впоследствии, в 1145 г., был составлен многотомный труд Самгук Саги - единственный дошедший до нас полномасштабный источник по истории Трех Государств, созданный по образцу «Исторических записок» Сыма Цяня и в значительной степени проникнутый конфуцианскими идеями.

После подавления этого мятежа китаефилы утвердились у власти окончательно, однако почувствовавшие свою силу гражданские чиновники настолько перегнули палку в своем конфуцианском пренебрежении к военным, что в 1170 г. произошел военный переворот, и власть оказалась в руках военных чиновников (1170-1270). Приход к власти военных чиновников ознаменовался массовыми убийствами тех, кто носил платье гражданского чиновника[23], но затем военные начали борьбу за власть между собой, и после кратковременной череды военных временщиков победителем вышел Чхве Чхун Хон, создал как бы параллельную ванам династию, правление которой длилось 60 лет.

Этот период иногда сравнивают с японским сёгунатом, зарождение которого относится примерно к тому же времени, однако, в отличие от Японии, это были именно военные чиновники, а не сословие профессиональных воинов. Интерес к этому периоду со стороны историков РК связан с тем, что этот небольшой период корейской истории, когда в условиях господства конфуцианской идеологии и примата гражданского начала над военным власть была в руках у военного сословия, казался похожим на военные режимы конца ХХ в. Историки искали прецеденты и аналогии.

Третий период истории Корё связан с обретением вассального статуса по отношению к монгольской империи Юань (1264-1368). Процесс завоевания Кореи монголами занял около тридцати лет, однако проходил по налаженной схеме. Вторгающаяся монгольская армия разбивала корейскую, ван эвакуировался на о. Канхвадо, призывая население к партизанской войне. Монголы опустошали страну, подступали к острову и, не имея флота, начинали вести с ваном переговоры, которые обычно заканчивались тем, что ван обещал покориться, заплатить дань и в следующем году появиться при юаньском дворе, чтобы засвидетельствовать свое почтение императору. Монголы уходили. Ван не выполнял своих обещаний, и через некоторое время все начиналось сначала.

В итоге «хунта военных чиновников» была свергнута, а не сумевшие добиться своей цели исключительно силовыми методами монголы сохранили в стране правящую династию и принцип косвенного управления, который они применяли только в двух государствах – в Корее и в России. Хотя территории на северо-западе и северо-востоке были отделены, ваны в принудительном порядке женились на монгольских принцессах, уровень контроля все равно был несколько ниже, чем в европейских отношениях «сюзерен-вассал». В самой Корее монгольские чиновники надзирали за административным аппаратом, собирали дань и облагали население дополнительными налогами.

Следует отметить и роль, которую сыграли корейцы в подготовке вторжения монголов в Японию. В операции участвовали корейские вспомогательные части, корейские мастера построили, как минимум, половину кораблей флота вторжения, однако существует и версия, что именно корейские навигаторы, саботировавшие вторжение, «подвели монгольский флот под тайфуны». Такое мнение высказывает несколько историков, в том числе и Лю Ён Ик.

Монгольское правление, с одной стороны, расширило связи Кореи с окружающим миром. В этот период Корея активно вбирала в себя чужие достижения, и до берегов Корё доплывали даже арабские торговцы. В 1377 г. в Корее началось производство огнестрельного оружия. Артиллерия активно использовалась на море для борьбы с японскими пиратами: созданный в Японии флот легких судов для борьбы с монголами нашел себе второе применение. Японские пираты вако совершали глубокие рейды вглубь Корейского полуострова, продвигаясь на 20-25 км, нападая на населенные пункты и захватывая людей[24]. Несколько раз они даже пытались захватить остров Канхвадо, но были отбиты.

С другой стороны, оно же стимулировало определенный рост националистических тенденций в истории и культуре. В отношении монголов, которые и сами подчеркивали свою некитайскость, можно было не придерживаться столь рьяно «принципа служения старшему» (кор. садэчжуый), являвшегося коренным определением сути китайско- корейских отношений. Неслучайно именно к этому периоду относится появление мифа о Тангуне.

Одновременно снова упал престиж центральной власти на фоне роста частного землевладения, причем одним из крупнейших собственников была буддийская церковь, так как храмы быстро стали серьезными собственниками, а отряды их храмовой стражи играли серьезную роль во внутриполитической борьбе, являясь, в частности, основными противниками военных в борьбе за власть после 1170 г. Немудрено, что набирающие силу неоконфуцианцы активно бичевали буддийскую церковь за коррумпированность и неисполнение своих обязанностей по сакральной защите страны.

Государство Корё было разрушено после того, как на смену монгольской династии Юань в Китае пришла династия Мин (1368-1644). Внутри страны шла борьба между промонгольской и прокитайской партиями, против вторжений чжурчжэней с севера и японских пиратов с юга. На этом фоне ван Конмин (1351-1374) начал активные действия, направленные против монголов, а также назначил главным министром популярного в народе буддийского монаха Синдона, который начал земельную реформу и пытался изъять захваченные феодалами земли и крестьян. Это вызвало противодействие, к тому же монах не выдержал испытания властью и быстро прославился коррупцией и аморальным поведением настолько, что предложил бездетному королю одну из своих наложниц, которая уже была беременна от него[25]. В итоге Синдона обвинили в измене и ван был вынужден его казнить, а вскоре промонгольская партия извела и самого Конмина.

Династия оказывалась все больше зависимой от региональных военачальников, один из которых, Ли Сон Ге, пользовавшийся широкой популярностью за победы над японскими пиратами, сначала ликвидировал всех своих соперников и стал фактическим правителем страны, а потом сверг последнего корёсского вана и стал основателем новой династии Ли.

Окончательный приход к власти Ли Сон Ге был, кстати, связан с весьма любопытными обстоятельствами. На тот момент Ли был выдающимся полководцем, но его основной оппонент, Чхве Ён, превосходил его и по возрасту, и по опыту, и по популярности. Однако, в 1388 г., когда минский Китай заявил претензии на северные территории Корё, Чхве отдал приказ о походе на Китай. Ли Сон Ге, который был его заместителем, был против, но был вынужден подчиниться приказу. По пути на Север солдаты терпели лишения, а агенты Ли Сон Ге активно разжигали в них мятежный дух. В результате армия так и не дошла до китайской границы, взбунтовалась и перешла под контроль Ли, который таким способом удачно разделался с основным противником.

Ли и его семья, активно потворствующая его замыслам, пыталась получить одобрение конфуцианских ученых на смену режима,- соглашались не все, и ученый Чон Мон Чжу, погибший за свою преданность династии Корё и убитый кувалдой на мосту Сончжук в Кэсоне по приказу сына Ли Сон Ге, стал символом несгибаемости, когда облек свой отказ в форму стихотворения:

Моё тело может умереть сотню раз,
Мои кости превратятся в пыль, а душа исчезнет.
Но моя непоколебимая преданность не умрет никогда.

Династия Ли (1392-1910)

При новой династии государство было снова названо Чосон, а столица перенесена в Хансон / Ханъян, получивший в конце XIX в. в народе название Сеул, т. е. «столица». Хотя официально это название за городом закрепилось только в 1946 г.

Династия Ли продержалась у власти 518 лет - период правления, сравнимый разве что с правлением японской императорской династии или годами правления Корё (475 лет). Такой долгий срок историки обычно делят на две части: ранний период и поздний период. Границей между ними является Имджинская война 1592-1598 гг.

Интересного и поучительного в течение этих лет было много, и династия Ли видела разных правителей[26], но излишнее углубление в детали ранней истории государства Чосон чревато еще одной книгой. Поэтому, к некоторому сожалению, придется рассказывать вкратце.

Первые правители династии Ли учли ошибки правителей Корё и сразу же начали курс на централизацию власти и окончательную китаизацию бюрократического аппарата[27]. Была окончательно сформирована система государственных экзаменов, при которой к ним допускались лишь члены семей янбанов, и составлен унифицированный судебный кодекс Кёнгук тэджон. (1474 г.). Заново составлен земельный кадастр и издан Закон о земле, согласно которому чиновники получали право на ренту - налог со служебного надела в соответствии с рангом и должностью.

Господствующей религией/идеологией стало неоконфуцианство в трактовке Чжу Си, и потому некоторые историки отсчитывают окончательную китаизацию Кореи только с этого времени. Буддизм утратил господствующее значение и имел очень низкий социальный статус: монахам было запрещено входить в столичные города, и формально на социальной лестнице они находились на одной ступеньке с мясниками, рабами, актерами и проститутками. Конфуцианские же нормы стали более жесткими. В частности, был запрещен практиковавшийся ранее повторный выход замуж.

Расширялись посевные площади за счёт новых земельных участков, внедрялась система высадки рисовой рассады (что повышало урожайность), распространялась новая культура — хлопок (ввезён из Китая в конце XIV в.).

Исчезла и проблема японских пиратов. В 1417 г. корейский флот совершил рейд на остров Цусима, где располагалось большинство пиратских баз, и уничтожил врага в его логове. Собственно, примерно до XVI в. Корея не уступала Японии по уровню экономического и культурного развития, а, по мнению ряда историков (не только корейских), даже превосходила ее. Япония импортировала корейское зерно и первой извинялась за действия неподконтрольных властям вако. Именно Корея устанавливала «правила игры» в дипломатических отношениях.

Вообще, следует отметить, что этот остров, неоднократно игравший роль моста в корейско - японских отношениях, находится гораздо ближе к Корее, чем к Японии (в хорошую погоду его видно с побережья), и потому резонно предполагать, что он находился не только под японским, но и под корейским влиянием. Есть даже весьма спорная точка зрения А. Мансурова, который полагает, что факт такой карательной экспедиции подтверждает то, что Цусима был скорее вассалом Кореи, чем территорией Японии.

В XV столетии в Корее появляются первые крупные труды по истории и географии, - например, история династии Корё (Корёса), фундаментальная географо-историческая энциклопедия Тонгук ёджи сынным и энциклопедия национальной музыки Акхак квебом. Некоторые из этих изданий, особенно конфуцианские тексты для высшей конфуцианской академии (Сонгюнгван) и летописи каждого королевского правления (Силлок), печатались с применением подвижных металлических литер, первый достоверный факт использования которых относится к 1403 г. (заметим, куда раньше чем в Европе!).

Практические потребности, связанные с развитием сельского хозяйства, дали толчок развитию агрономии, астрономии и метеорологии. Так, были сконструированы приборы для определения географических координат по небесным светилам, дождемер, различные типы водяных часов и пр.

Своего зенита династия Ли достигла в правление Седжона Великого (1418-1450), при котором Чосон достигла больших успехов в политике, науке культуре, религии. В 1432 – 1449 гг. произошло последнее значительное изменение границ Кореи. Корейские войска, оттеснив на север чжурчжэней, заняли и присоединили к Корее правый берег реки Туманган. При Седжоне же была окончательно установлена модель отношений с Китаем: фактическая независимость Кореи при формальном признании китайского императора. В его же правление был изобретен национальный алфавит хангыль.

Главной заслугой Седжона считается создание национального алфавита, составленного в 1446 г. под его руководством. Распространение хангыля придало импульс развитию корейской литературы, хотя в учебных заведениях и делопроизводстве предпочтение отдавалось китайскому иероглифическому письму. До конца XIX в. корейское письмо было языком женщин, простонародья и военных шифров – ведь иероглифы на Дальнем Востоке были доступны всем.

С другой стороны, тенденции, связанные с внутренними междоусобицами, тоже никуда не делись. Последние годы правления Ли Сон Ге были омрачены усобицей между его детьми. Под конец правления он назначил наследником своего шестого сына Ли Бан Сока, однако в 1398 г. предыдущий кандидат Ли Бан Вон двинул на столицу свои войска, учинив смуту и убив своих конкурентов. Сыновняя непочтительность оскорбила вана настолько, что он покинул свою резиденцию в столице и в течение десяти лет обитал в Хамхыне, а фактически захвативший власть его сын Ли Бан Вон управлял страной от его имени, посылая к отцу парламентеров, которых тот расстреливал из лука. Стрела была пущена и в Ли Бан Вона, однако когда старик промахнулся, он выпустил следующую стрелу, привязав к ней государственную печать[28].

Дальнейшие проблемы были связаны с тем, что, несмотря на формально надельную систему, практика наградных земель, передаваемых в частное пользование, ускорила рост крупного частного землевладения, что привело не только к дальнейшему усилению феодальной эксплуатации, но и к началу вмешательства в политику «сильных людей». Центрами кристаллизации для таких сил стали так называемые «храмы славы» - совоны (мемориальные храмы предков или конфуцианские академии).

С XV в. центральная власть снова ослабляется из-за противоречий внутри правящего класса, выразившихся в борьбе придворных фракций. В 1498, 1504, 1519 и 1545 гг. слой образованных граждан подвергся четырем чисткам (сахва, букв. «убийства ученых»), когда соперничающие клики боролись за право управлять страной.

Первоначально фракционная борьба развивалась между «заслуженными сановниками», тесно связанными с обстоятельствами восхождения династии на трон, и провинциальными учеными (саримами), из числа незнатных дворян. Группировавшиеся вокруг «храмов славы» (кор. совон) саримы подвергали критике правительственную администрацию и играли активную роль в политической борьбе, выступая в качестве блюстителей конфуцианских нравов и пытаясь влиять на состав центрального правительства через своих представителей в Сеуле.

Подобно религиозным спорам в Средневековой Европе, где противоречия между различными политическими группировками внешне выглядели как дискуссии теологов относительно тех или иных обрядов или вопросов организации церкви, борьба феодальных партий в Корее внешне также носила характер споров по доктринальным вопросам. Например, весьма распространенной и болезненной темой было, сколько должен длиться траур по королеве-матери, если до того, как родить царственного ребенка, она не имела высокий придворный ранг либо пала жертвой интриг (иными словами, считать ли ее прижизненный статус или приравнивать к королеве).

В тяжелой борьбе саримы захватили власть и в 1567 г. установили окончательный контроль над государственным аппаратом. Однако вскоре они сами раскололись на партии, причем партии эти носили названия, не связанные с какими-то программами: вначале это были появившиеся в 1575 г Восточная и Западная партии, названные так потому, что глава одной из клик жил в восточной части столицы, а глава другой — в западной. Потом Восточная партия раскололась на Северную и Южную, а Западная уже в 1683 г. – на Стариков и Молодых. И хотя дискуссии между ними по-прежнему оформлялись как доктринальные споры конфуцианских ученых, мотив личной выгоды был общепонятен.

Интересна и эволюция совонов, которые довольно быстро стали получать значительное количество свободной от налогов земли и крепостных. К концу XVI в. совонов насчитывалось 124, и их число постоянно росло. В результате по сути совоны оказались в той политической нише, которую в Корё занимали буддистские храмы.

Масштабы фракционной борьбы были чрезвычайно велики, и в «лучшие годы» соперничества феодальных клик в домах семей, участвовавших в политической борьбе, вывешивали одежды репрессированных, которые полагалось убирать только тогда, когда представители противоположной группировки получили свое: за смерть полагалось платить смертью, за ссылку – ссылкой.

Жертвами интриг пала большая часть политиков и философов того времени. Однако не стоит предполагать, что по своей изощренности корейское искусство политической борьбы (танчжэн) было сродни византийскому или позднеитальянскому. Увы, никаких сложных интриг в стиле Борджиа в Корее не было. Искусство избавляться от оппонентов в основном сводилось к писанию многочисленных доносов.

На фоне профессиональных интриганов стоит отдельно отметить разве что выступившего с идеями разумного государственного управления. Чо Гван Чжо (1482—1519), который выдвигал более развернутую программу реформ с целью укрепления закона и государственной власти. В частности, отстаивая превосходство закона над людьми, он ратовал за укрепление позиций цензората как контрольного органа, призванного надзирать за чиновниками, контролировать их деятельность, а также давать советы вану с точки зрения соответствия его поведения конфуцианским нормам. Впрочем, учитывая, что на тот момент Чо Гван Чжо был как раз главой цензората, не просто сказать, насколько его искреннее желание улучшить положение дел было связано с желанием укрепить собственную власть.

Такую ожесточенность борьбы властных клик между собой некоторые историки даже выделяют как специфическую характеристику корейской политической культуры. Как станет видно ниже, эта трактовка вполне имеет право на существование.

Ухудшение положения крестьян привело к росту крестьянских выступлений. Крестьяне убегали в горы и на острова либо создавали вооружённые отряды (в 1467 под руководством Ли Си Э в провинции Хамгильдо, современная провинция Хамгёндо, и др.). Во второй половине XVI в. имел место ряд восстаний крепостных (ноби) в провинциях Кенсандо и Чхунчхондо. Наиболее известным из крестьянских отрядов того времени был отряд Лим Ккокчона, совершавший в 1560-1562 гг. нападения на имения феодалов и правительственные учреждения.

Кризис усугубила Имджинская война (1592-1598), когда объединивший Японию Тоётоми Хидэёси двинул свои армии на завоевание всего остального известного ему мира. Существует тезис о том, что Хидэёси нужно было как-то задействовать большое количество хорошо подготовленных воинов, которые после объединения страны оказались своего рода балластом, но среди аргументов самого Хидэёси в пользу вторжения были и такие: из-за своего географического положения Корея является очень удобным плацдармом не только для нападения Японии на Китай, но и «кинжалом, направленным в сердце Японии». Следовательно, этот регион надо держать под контролем.

Оставив в стороне собственно ход войны, закончившейся провалом японской агрессии и внесшей в корейскую историю достаточно примеров стойкости, доблести и героизма, хочется обратить внимание на два момента. Во-первых, такая полномасштабная агрессия надолго сформировала для корейцев образ Японии как врага, ибо после длительного мира она стала первой серьезной угрозой корейскому суверенитету. Во-вторых, наряду с партизанским движением Ыйбён[29] и действиями корейского флота под командованием адмирала Ли Сун Сина[30], применившего новую тактику морского боя и так называемые корабли-черепахи (кобуксон), немаловажную роль в этой войне сыграла военная помощь минского Китая. Появление китайских войск было как закономерным ответом на вассальные отношения корейского вана с Китаем, так и на неприкрытые заявления Хидэёси, что Корея – лишь ступень к завоеванию всего остального мира[31].

Б. Камингс сравнивает значение нападения Японии на Корею с покорением Англией Ирландии (только в данном случае «Ирландия выстояла») и считает страшной ту цену, которую Корея заплатила за свою независимость и нынешний ход ее истории вообще[32]. Страна была истощена, большое количество гражданского населения было или убито, или угнано в Японию, которая после этого опередила Корею в социально-экономическом развитии. Впрочем, война принесла страшные потери не только Корее, но и Китаю, который очень сильно истощил свои силы и ресурсы, став из-за этого легкой добычей для маньчжуров.

Тем не менее, Имджинская война не стала толчком для серьезных преобразований, и с начала XVIII в. страна погрузилась в период застоя. Сыграла свою роль и смена власти в Китае после того, как китайская династия Мин сменилась маньчжурской династией Цин (1644-1912).

Вначале Корея пыталась оставаться нейтральной, и ван Кванхэ-гун пытался договориться с Нурхаци. Трезвомыслящий политик, он понимал, что минская империя находится в упадке, и что вокруг его страны складывается новый баланс сил. Однако, в 1623 г. в результате дворцового переворота к власти пришла проминская партия, после чего дело быстро дошло до войны.

Первое вторжение маньчжуров в 1627 г. прошло по, можно сказать, монгольской схеме, однако со второй попытки в 1636 г. маньчжуры практически сразу же заняли о. Канхвадо, где захватили семьи короля и высших чиновников, и бежать вану было некуда. К тому же, в их руках оказались священные таблички с именами предков, и в начале 1637 г., несмотря на наличие значительных вооружённых сил в районах, не занятых маньчжурами, ван сдался.

Так Корея стала вассалом цинской империи, и корейские воинские подразделения даже принимали участие в столкновениях с первыми отрядами казаков-землепроходцев. Однако в целом ориентация на Китай как сюзерена стала носить более формальный характер, так как корейский двор счел, что истинное конфуцианское наследие сохранилось только в Корее, и намеренно сохранил у себя церемониал и форму минской династии. Конфуцианский ученый Сон Си Рёль вообще обосновал тезис, согласно которому со времени падения минской династии Корея представляла собой «малый Китай» и потому должна сохранять его наследие. Конфуцианские неоконсерваторы конца XIX в. (Ли Хан Но, Чхве Ик Хён и другие) даже датировали свои послания трону по годам правления последнего императора династии Мин, выказывая тем самым неприятие маньчжуров[33].

ХVП-ХVШ вв. оказались для Кореи мирным временем, когда страну не сотрясали войны и какие-либо масштабные внут­ренние перипетии. Одновременно это было время больших измене­ний в корейской экономике, политике, общественной мысли.

В этот период наблюдались заметные сдвиги в социально-экономическом развитии Кореи, внедрялись новые культуры (табак, перец, батат, томат и др.), агротехника. Началось культивирование женьшеня, более широкое распространение получили технические культуры (хлопок и др.), а также выращивание овощей. С XVII в. рис уже не высевали семенами, а стали высаживать рассадой. В результате произошло значительное повышение урожай­ности этой культуры.

Выращи­вание новых сельскохозяйственных культур позволило увеличить площадь реальных сельскохозяйственных угодий за счет вовлече­ния в оборот склонов холмов и гор, не пригодных для выращивания риса. Следствием этого стало стремительное увеличение населения Кореи. Только за XVII столетие численность населения Кореи возросла в 6 раз. Выросло городское население (в Хансоне, например, с 1657 по 1807 гг. число жителей увеличилось более чем в 2,5 раза). Возросла роль свободного ремесла в городе и деревне. Возникали многочисленные местные рынки и крупные торговые центры общекорейского значения — Пхеньян, Хансон, Кэсон, Тэгу и др. Торговый капитал начал проникать в производство (частные рудники по добыче золота, серебра и меди).

Рост населения имел важнейшие послед­ствия для всего корейского общества, определив прежде всего про­цессы социального расслоения. Развитие товарно-денежных отношений привело к усилению феодальной эксплуатации (государство вводило новые налоги, расширяло ростовщические операции). В 1608 г. был введен единый рисовый налог тэдонми, что, впрочем, не исключало существования некоторых дополнительных поборов. Росло частное землевладение, для противодействия которому (и для предотвращения разорения крестьян) правительство усилило значение государственного кредитования (система «возвратного зерна», хвангок). Ухудшение положения крестьян вело к восстаниям. Назревала необходимость более серьезных реформ.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: