ИСКУССТВО СЛЫШАТЬ СТУК СЕРДЦА 10 страница

Сложнее было разбираться в звуках, производимых людьми. Утратив зрение, Тин Вин почти сразу же начал внимательно вслушиваться в человеческую речь, учась различать интонации и по ним угадывать характер и настроение. Голоса сделались для него подобием компаса, помогая ориентироваться в мире эмоций. Когда Су Кьи была утомлена или чем-то рассержена, Тин узнавал об этом по ее тону. По голосам сверстников он безошибочно определял, завидуют ли его успехам, раздражены ли его промахами. Тину было достаточно немного послушать человека, и он уже знал, как тот к нему относится.

Каждый голос имел уникальные оттенки. Биение сердец — тоже. Встретившись с человеком два или три раза, Тин потом легко узнавал его по звучанию сердца. Однако и оно никогда не билось одинаково и многое рассказывало о теле и душе хозяина, а также о его настроении в данную минуту. По звуку сердца Тин Вин научился определять возраст. Иное биение поражало своей скукой. Намного реже встречались люди, которые звучали таинственно. Однако сложнее всего было Тину, когда голос и сердце одного человека рассказывали совершенно разные истории, противореча друг другу. Взять того же У Мая. Учитель обладал сильным, звонким голосом, неподвластным времени. Тин Вин представлял У Мая могучей старой сосной с крепким стволом, способным выдержать даже ураганы, иногда бушевавшие над Шанским плато. Когда Тин еще видел, он любил играть под такими деревьями. Они наполняли его чувством покоя, давали защиту. Но сердце У Мая не было ни сильным, ни звонким. Оно представлялось Тину слабым и хрупким, уставшим биться десятилетие за десятилетием. Он вспомнил, как в раннем детстве видел старых, изможденных волов, тащивших повозки с рисом и бобами. Животные еле переставляли ноги, и Тин боялся, что волы замертво падут где-нибудь на дороге, так и не достигнув вершины холма. Но почему У Май звучит так противоречиво? Чему верить: голосу или мелодии сердца? Тин Вин так и не выяснил этого. Но с появлением в его жизни Ми Ми все изменилось. Он уже нашел ответы на многие вопросы, мучившие его. Возможно, ему удастся разгадать и эту загадку.

Ми хорошо помнила день, когда она впервые услышала про Тина Вина. Это было два года назад. Один из ее братьев стал послушником в монастыре. Через некоторое время они с матерью пришли его навестить. Брат рассказал о слепом собрате и печальном событии, случившемся с ним утром. Когда послушники возвращались после сбора подаяний, слепой мальчик за что-то зацепился и упал. Боясь уронить табеик с рисом, он не выпустил миску из рук, и та до крови поранила ему нос и губу. Но что еще хуже, несчастный остался без ужина, поскольку весь рис, что был в миске, выпал в уличную грязь. Брат признался, что в деле сбора подаяний этот слепец никуда не годится. Да и на других работах толку от него мало. А вот на уроках он всегда первый. Соображает быстрее и отвечает так, что учитель всегда его хвалит за сметливость и умение рассуждать.

Рассказ брата опечалил Ми Ми. Почему — она и сама не знала. Может, ей вспомнились свои неудачные попытки встать и удержаться на уродливых ступнях? Боль, испытанная от двух неуклюжих шагов? Но ее позор видели лишь задняя стена дома и кусты. А каково этому Тину, который не знает, к чему приведет его следующее движение? Неужели он каждый день падает? Что он испытывал тогда, лежа в пыли, чувствуя кровь на губах и зная, что остался без еды?

Вспомнился случай из собственной жизни. Она перед домом играла с соседскими детьми в стеклянные шарики. У Ми Ми был целый набор — подарок англичанина. Она показывала, как надо катать шарики, чтобы они попадали в вырытые лунки. Ребята с интересом слушали. Ми Ми нравилось, что она умеет объяснять просто и понятно. Гордилась собой. А потом одна девочка вдруг вскочила и сказала, что эта игра ей наскучила. Почему бы не побегать наперегонки? Кто первым добежит до эвкалипта, тот победитель. И все убежали. Ми Ми собрала шарики, даже не подав виду, что ей горько и обидно. Она никогда не подавала виду. Лишь однажды спросила у матери: «Почему?» — но вскоре поняла, что ответа не существует. Ее ноги — ошибка природы. Глупо докапываться до причин или бунтовать против судьбы. Ее не переборешь. А горечь осталась.

Но хуже телесной и душевной боли была отчужденность, которую в такие моменты чувствовала Ми Ми. Отстраненность от семьи. Ми Ми очень любила родителей и братьев, но никто из них не понимал, что творится у нее душе. Конечно, братья очень заботились о ней. По очереди носили ее и на поля, и к озерам, брали с собой на рынок, в гости к родне и в другие места. Братья не считали, что жертвуют своим временем и силами. Для них это было обычной работой наравне с колкой дров по утрам, походом за водой и сбором урожая. Разумеется, они не ждали благодарности в ответ. И все же, если Ми Ми начинала грустить или беспричинно плакала (такое очень редко, но бывало), недоуменно разводили руками. На смущенных лицах Ми Ми ясно читала их мысли: «Мы же делаем все, чтобы тебе было хорошо. Неужели мало?» Ми Ми не хотелось выглядеть неблагодарной, и она старалась не показывать братьям своих слез. И матери тоже. Ядана восхищалась дочерью, и Ми Ми это знала. Мать гордилась тем, с какой силой и даже грациозностью ее Улиточка преодолевает свое увечье. Ми Ми мечтала быть сильной, хотя бы ради матери. Но в то же время ей хотелось иногда побыть слабой и никому ничего не доказывать: ни родителям, ни братьям, ни самой себе.

Когда Ми Ми с матерью вновь пришли навестить брата, тот показал ей Тина Вина, подметавшего двор. Ми Ми уселась на крыльце и стала наблюдать за слепым послушником. Она не могла отвести от него глаз. Время от времени Тин прерывал работу и поднимал голову. Казалось, он услышал или почувствовал что-то необычное.

Несколько дней слепой парень занимал все мысли Ми Ми. Ей очень хотелось снова увидеть его, и она упросила Ядану взять ее с собой. Ми Ми осталась на крыльце и вскоре заметила Тина Вина. Он поднимался по второй лестнице, неся охапку хвороста. Присутствия Ми Ми не заметил и отправился в кухню. Там он сломал несколько прутьев и бросил в огонь. Ми Ми подползла ближе. Тин наполнил водой чайник и подвесил над очагом. Его движения были легкими и уверенными, как у зрячего. Ми Ми призналась себе, что еще не встречала такого ладного парня. Ей понравилось худощавое лицо Тина, полные губы и красивый лоб. Но больше всего ее восхищали уверенные, продуманные движения. От парня веяло спокойным достоинством. Казалось, он благодарен судьбе за каждый шаг, не окончившийся падением, за каждое удачное движение. Неужели потеря зрения его ничуть не тяготила? Или он тоже умело скрывал от мира все печали? Сумел бы он понять, каково ей было, когда соседские дети вскочили и понеслись к эвкалипту, а она осталась сидеть на земле? Каково ей оправдывать материнские ожидания? Ведь Ядана считает ее сильной и всем с гордостью говорит об этом. А кому расскажешь, что творится в душе, когда брат несет тебя по улице и ты видишь повзрослевших соседских девчонок? Они сидят у дороги с парнями, держась за руки и распевая песенки.

Может, они с Тином Вином — родственные души? Ми Ми несколько раз хотела заговорить с ним или встать на его пути, чтобы он наткнулся на нее и они наконец познакомились. Желание было настойчивым, но Ми Ми подавляла его. Не из скромности или застенчивости, а потому что знала: незачем торопить события. В нужное время они все равно встретятся. Каждая жизнь движется своим путем и со своей скоростью, и попытки повлиять на ход событий бессмысленны. Так думала Ми Ми.

И действительно, они столкнулись в тот день, когда Тин Вин шел в кухню, но что-то заставило его изменить направление и едва не упасть на Ми Ми. В глазах, затянутых молочно-белой пеленой, она прочла больше, чем в глазах родителей и братьев. Этому парню тоже знакомо одиночество. Он понимал, что даже в самые солнечные дни в чьей-то душе может идти дождь и что для грусти не обязательно иметь причину. Ми Ми не удивило, когда Тин Вин рассказал, что шел на звук ее сердца. Она поверила каждому его слову.

Теперь жизнь Ми Ми измерялась временем, остававшимся до очередного торгового дня. Никогда раньше она не считала часы и минуты и не мечтала их подхлестнуть. Сейчас же не могла дождаться очередной встречи с Тином. Ми Ми хотелось бывать с ним как можно чаще, и через несколько месяцев у нее появилась мысль: а почему бы не прийти в монастырь к моменту, когда у Тина заканчиваются уроки? Но обрадуется ли он или расценит ее появление как вторжение в его жизнь? Можно все обставить так, будто она оказалась здесь по чистой случайности. Допустим, кто-то из братьев собирался в город и взял ее с собой.

Услышав, что Ми Ми дожидается на веранде, Тин Вин сразу же вышел к ней. Его улыбка мгновенно рассеяла все сомнения. Он был рад встрече ничуть не меньше, чем сама Ми Ми. Сев рядом, молча взял ее за руку. С того времени они виделись каждый день.

Тин Вин без устали носил Ми Ми по городу, уходил с ней в поля, поднимался в горы. Они гуляли и под раскаленным солнцем, и под проливным дождем. Границы маленького мира, в котором до сих пор жила Ми Ми, стремительно раздвигались. Не привыкшая торопиться, теперь она спешила взять реванш за все годы, когда горизонтом ей служила садовая изгородь.

Начался сезон дождей, и их прогулки значительно сократились. Появилась опасность провалиться в вязкую глину или упасть в разлившийся ручей. В это время прибежищем им служили монастырские стены. Тин читал Ми Ми книги. Его пальцы летали по страницам, и теперь уже он рисовал ей удивительные картины. Ми Ми лежала рядом и слушала, целиком отдаваясь во власть его голоса. Вместе с Тином Ми Ми путешествовала по странам и континентам. Она, способная доползти разве что до конца улицы, огибала земной шар. Тин Вин поднимал ее на борт больших океанских пароходов, переносил с палубы на палубу и дальше — на капитанский мостик. А когда пароход бросал якорь где-нибудь в Коломбо, Порт-Саиде или Марселе, на главной палубе играл корабельный оркестр и пассажиры весело смеялись сыпавшемуся на них конфетти. В Лондоне Тин показывал ей Гайд-парк — диковинное место, где каждый человек мог говорить о чем угодно. В Нью-Йорке они чуть не попали под автомобиль, и Тин даже выговаривал ей, что нужно не задирать голову, рассматривая высоченные дома, а следить за потоками машин. Воображение Ми Ми обрело крылья, и его уже не загонишь в тесную клетку двора. Ее одиночество кончилось. А главное — она перестала быть обузой. Тин Вин нуждался в ее обществе.

С величайшим терпением он учил ее слушать. Уши Ми Ми не были столь восприимчивы, как его собственные. Почувствовать биение его сердца она могла, лишь положив голову ему на грудь. Она так и не научилась распознавать стрекоз по шуму их крыльев и лягушек — по оттенкам кваканья. Однако Тину удалось научить Ми Ми не только прислушиваться к звукам и голосам, но и вслушиваться в них.

Теперь, когда кто-то говорил с ней, Ми Ми сразу же сосредотачивалась на интонации голоса, которую она называла цветом. А та зачастую раскрывала больше, чем слова. На рынке она заранее знала, будут ли покупатели торговаться или заплатят за картошку столько, сколько с них спрашивают. Вечерами Ми Ми изрядно удивляла братьев. Ей было достаточно выслушать несколько фраз, и она в точности рассказывала, как прошел день у каждого из них. Ее стали называть «наша ясновидящая Улиточка».

Не найдя Ми Ми на ступенях монастыря, Тин Вин встревожился. Вот уже больше года они встречались каждый день. Прощаясь вчера вечером, Ми Ми, как всегда, пообещала, что завтра будет в монастыре. Может, она заболела? Тогда почему никто из братьев не пришел и не сообщил ему об этом? Из монастыря Тин Вин отправился не к себе, а к дому Ми Ми. Ночью прошел сильный дождь. Земля была мокрой и скользкой. Тин Вин не пытался заранее услышать лужи и топал прямо по ним, поднимая фонтаны брызг. Он пересек пустую рыночную площадь и стал подниматься в гору. Несколько раз спотыкался, вставал и шел дальше. Его ничуть не волновало, что одежда насквозь промокла и обросла глинистой коркой. По дороге он едва не сшиб старуху-крестьянку. Волнение сделало его глухим, и он не услышал ни биение ее сердца, ни ее голоса.

Дом Ми Ми был пуст. Даже собака пропала. Соседи ничего не знали.

Тин Вин попытался успокоиться. Возможно, семья отправилась работать в поле и уже скоро все придут домой. Но никто не возвращался. День сменился сумерками, и Тином вновь овладела тревога. Словно издалека он слышал собственный голос, зовущий Ми Ми. Схватившись за перила лестницы, Тин тряс их, пока не сломал. Ему казалось, что больше он никогда не встретится с Ми Ми. С неба упала громадная бабочка величиной с хищную птицу. Она опустилась на лужайку и поползла к нему. От страха Тин Вин попытался влезть на дерево. И тут его начали атаковать красные шары. Они вылетали из белого тумана, и каждый их удар сопровождался обжигающей болью. Спасаясь от них, Тин метался по двору, расшибая лоб и царапая ноги… Он напрочь утратил способность ориентироваться в пространстве. Домой его привели трое парней — соседи Ми Ми.

Такого воя Су Кьи еще не слышала. Она не испугалась, поскольку ничего тревожного или пугающего в нем не было. Воющий голос не жаловался. Он бунтовал, выплескивая ярость и сомнение. Минуя уши, вой проникал глубже, в самую Душу.

Су Кьи проснулась и увидела сидящего Тина Вина. Он громко выл, широко открыв рот. Су Кьи позвала его по имени, но Тин не откликнулся. Может, кошмар приснился? Женщина взяла его за плечи и встряхнула. Тело парня было прямым и жестким, как палка.

— Тин Вин, Тин Вин, успокойся! — несколько раз крикнула она, обхватив руками его голову.

Это подействовало. Тин повалился на циновку и свернулся калачиком, подтянув ноги к груди. Су Кьи баюкала его, как младенца. Вскоре он заснул.

Проснувшись, как всегда, на рассвете, Су Кьи почувствовала, что воспитанник не спит. Тин всхлипывал. Она шепотом окликнула его, но Тин не отзывался. Тогда Су Кьи быстро встала, завернулась в лонгьи, натянула кофту и свитер. Тина прикрыла одеялом. Наверное, мальчишка простудился. Вчера он вернулся позже обычного. Что еще более странно, его привели трое незнакомых парней. Вид у него был жуткий: весь в грязи, лоб разбит. Не сказав ни слова, улегся на циновку.

Су Кьи разожгла огонь в очаге, чтобы покормить Тина. Горячий куриный суп и рис с карри пойдут ему на пользу.

Тин Вин отстраненно съел то, что она ему принесла, и вновь лег. Су Кьи ушла на кухню и не сразу услышала надрывные звуки, доносящиеся из комнаты. Вбежав туда, она увидела Тина у открытого окна. Он стоял на коленях и исторгал в окно все, что недавно съел. Его тело отчаянно сотрясалось от спазм. Казалось, он готовится перейти в вечность и потому торопится выбросить из себя все бренное. Тина рвало до тех пор, пока изо рта не пошла зеленоватая, отвратительно пахнущая слизь. Су Кьи силой оторвала его от окна и уложила на циновку. Тин беспомощно шарил в поисках ее руки. Су Кьи села рядом, положив его голову себе на колени. У Тина тряслись губы. Дышал он с трудом.

Тин Вин не знал, спит он или бодрствует. Он утратил всякое представление о пространстве и времени. Его чувства обратились внутрь. Белый туман перед глазами сменился зловещей тьмой. В носу оставался зловонный запах исторгнутой пищи. Уши воспринимали лишь телесные звуки: шум крови, урчание в животе. И конечно же, удары сердца. Но всем сейчас правил страх. Его кошмар не имел ни имени, ни голоса. Он просто был, пронизывал каждую клетку тела. Страх правил и мыслями и снами. В бреду Тин слышал биение сердца Ми Ми. Он звал ее, но она не отвечала. Тогда Тин бросился на звук сердца и никак не мог ее догнать. Он бежал все быстрее, а Ми Ми куда-то ускользала. Он мчался, пока не свалился от изнеможения. В другом кошмаре Тин видел Ми Ми сидящей на табуретке. Шел к ней обрадованный, и вдруг земля разверзалась, и он проваливался в бездну. Тин падал в темноте и тщетно пытался хоть за что-то уцепиться. Становилось все жарче, и наконец он проваливался в огненное болото. Потом кошмар повторялся с самого начала. Но что мешало ему до конца увидеть сон, в котором он умирал?

Тин вовсе не боялся смерти. Он страшился всего остального. Каждого прикосновения, слова, мысли. Каждого удара сердца и даже очередного вдоха.

Ему было трудно шевелиться. Он не мог есть. Чай, который Су Кьи насильно вливала ему в глотку, он тут же выплевывал. Слышал голос Су Кьи, но откуда-то издалека. Чувствовал прикосновение ее руки, но сомневался, она ли это или его воображение.

А в голове снова и снова звучали слова У Мая: «Запомни, Тин Вин: есть лишь одна сила, превосходящая страх. Любовь». Но знал ли учитель, какая сила способна одолеть страх любви?

Так прошло два дня. Видя, что воспитаннику не становится лучше, Су Кьи принялась его лечить. Несколько часов подряд она натирала его снадобьями из целебных трав. Су Кьи почти не спала. Она забыла о домашних делах и об уборке богатой виллы, стараясь не отходить от Тина. Он не жаловался на боль, не кашлял. У него не было жара. Наоборот, его тело казалось Су Кьи чересчур холодным. Добрая женщина не знала, какой недуг снедает ее подопечного, однако догадывалась: это не просто телесное заболевание. Это вопрос жизни и смерти. У кого спросить совета? Су Кьи с одинаковым недоверием относилась и к врачам маленькой местной больницы, и к знаменитым астрологам, жившим в Кало и в окрестных деревнях. Если кто и способен помочь, то это У Май. Скорее всего, происходящее с Тином — даже не болезнь. Вдруг мальчишка случайно пробудил духов и демонов, которые обитают в каждом человеке и ищут удобный повод, чтобы вырваться наружу?

Поставив рядом с Тином большую кружку чая, Су Кьи поспешила в монастырь.

Вернувшись, она застала подопечного в той же позе. У Май ничего ей толком не посоветовал. Су Кьи подробно объяснила, как Тин провел все эти три дня и три ночи, однако ее рассказ ничуть не взволновал старого монаха. Он произнес лишь туманные слова о «вирусе любви». Если она правильно поняла, такой вирус живет в каждом человеке, но поражает очень и очень немногих. Когда «вирус любви» пробуждается, душа и тело человека оказываются во власти страха и смятения. Да, он не может ни есть, ни спать, ни двигаться, ни говорить. Однако смертельные исходы крайне редки. В большинстве случаев со временем хватка вируса слабеет и человек выздоравливает.

В большинстве случаев. Но не во всех. Су Кьи вспомнился ее двоюродный дед, пораженный «вирусом любви». Целых тридцать семь лет он лежал не вставая. Не разговаривал и не ел. Возможно, он бы умер от голода, если бы родные с ангельским терпением не кормили его насильно трижды в день. (С таким же ангельским смирением они убирали из-под него все, что выбрасывало живущее по своим законам тело.) Еще юношей этот человек полюбил дочь своих соседей и мечтал на ней жениться, однако родители отдали ее за другого. Вот тогда он и слег.

Или взять ее племянника. Парень влюбился в местную девчонку. После заката он приходил к ее дому и распевал романсы. В этом не было ничего удивительного — так издревле повелось в здешних местах. Странно другое. Девушка не отвечала ему взаимностью, да и ее родителям он не нравился. Но племянник Су Кьи не останавливался. Теперь он пел не только на закате, но и днем, забывая о работе. Потом стал исполнять серенады ночи напролет. Братья были вынуждены силой уводить его домой. Семья девушки пригрозила, что пожалуется властям. Тогда несчастный влюбленный забрался на дерево авокадо, что росло во дворе родного дома, и пел, сидя на ветке. Где-то через месяц (к немалому облегчению родных и соседей) он потерял голос. И мог лишь шептать слова песни, повествующей о вечной любви.

Память услужливо подбрасывала Су Кьи все новые и новые истории о крестьянах и монахах, торговцах, ремесленниках, погонщиках, потерявших голову от любви. Более того, среди безнадежно влюбленных было даже несколько англичан.

«Может, это связано с нашими местами?» — думала Су Кьи. Недаром белые люди так ценят Кало за чистый воздух и красивую природу. Но ведь за блага нужно платить. Вот кто-то и расплачивается. Может, в других странах такого вируса нет.

Она и об этом спросила у старого монаха. У Май лишь усмехнулся и ответил, что «вирус любви» живет во всех местах и у всех людей и особенности Кало тут ни при чем.

Су Кьи растерла в ступке листья эвкалипта и держала их возле носа Тина, чтобы у него проснулось обоняние. Напрасно. Тогда она попробовала размятые цветы гибискуса и жасмина. Снова безуспешно. Она растирала ему голову и ноги. Тин Вин не отвечал. Его сердце продолжало биться. Он дышал, но иных признаков жизни не подавал. Спрятался в мир, куда Су Кьи не было доступа.

Утром седьмого дня в дверь постучали. Открыв, Су Кьи увидела незнакомого парня, на спине которого сидела Ми Ми. Эту девочку она видела на рынке и по скупым рассказам Тина знала, что он проводит с Ми Ми все свободное время.

— Здравствуйте, тетушка Су Кьи, — сказала Ми Ми. — Дома ли Тин Вин?

— Дома. Только болеет он.

— А что с ним?

— Сама не знаю. Не говорит. Не ест. Хорошо еще, что дышит.

— Мне можно его увидеть?

Су Кьи открыла дверь в единственную комнату их хижины. Тин Вин лежал неподвижно. Его лицо исхудало, отчего нос стал казаться больше. Кожа приобрела пепельный оттенок и выглядела безжизненной. Он не притрагивался ни к рису, ни к чаю. Ми Ми слезла со спины брата и подползла к Тину. Су Кьи залюбовалась изяществом, с каким двигалась увечная девочка. У нее язык не повернулся бы назвать Ми Ми калекой.

Ми Ми осторожно приподняла Тина, положив его голову себе на колени. Потом склонилась над ним, заслонив лицо водопадом длинных черных волос. Она что-то шептала ему на ухо. Брат Ми Ми вышел из комнаты, Су Кьи — тоже. Она заварила гостям чай и на старой сковороде поджарила подсолнечные и дынные семечки.

Потом Су Кьи вышла в сад и уселась в тени дерева авокадо. Она смотрела на поленницу дров, аккуратно сложенных у боковой стены дома, на пень, где время от времени рубила курам головы. Взгляд Су Кьи скользил по огороду и разваливающейся скамейке, которую, должно быть, делал еще отец Тина. Во дворе кудахтали полдюжины прожорливых несушек. Су Кьи чувствовала, как в душе нарастает волна печали. Знакомое состояние. Су Кьи его ненавидела и отчаянно с ним сражалась. Чаще всего ей удавалось погасить грусть в самом зародыше. Однако сейчас это чувство разрасталось и набирало силу. Причин печалиться не было. Неужто опять жалость к самой себе? С ней Су Кьи сражалась еще яростнее, чем с тоской, ведя многолетние бои. Может, это из-за таинственной болезни Тина? Из-за страха его потерять? А может, на нее опять накатило ощущение беспросветного одиночества? Да разве мало на свете одиноких людей? Тин Вин, например. И ее сестра. По сути, каждый человек одинок, только некоторые это чувствуют, а другие нет.

И вдруг Су Кьи услышала песню. Она раздавалась из дома, но была настолько тихой, словно доносилась с противоположного конца долины. Красивый девичий голос выводил мелодию, которую Су Кьи прежде никогда не слышала. Ей удавалось разобрать лишь отдельные слова. Но сколько в них было любви и страсти!

Су Кьи вдруг подумалось, что такая песня способна усмирить духов и демонов. Ее печаль тоже слабела. Су Кьи как зачарованная сидела под деревом. Боялась пошевелиться, словно малейшее движение могло нарушить волшебство. Голос Ми Ми наполнял дом и сад, проникая повсюду. Под его нежным напором отступали все привычные звуки: щебетание птиц, стрекот цикад и лягушачье кваканье. Оставалась только песня, обладавшая силой целебного снадобья. Су Кьи казалось, что в ее немолодом теле открываются все поры и клеточки. Она подумала о Тине и поняла: больше не надо за него бояться. Сила пения Ми Ми проникнет через все барьеры, которые он возвел вокруг своей жизни. Тину нигде не спрятаться от удивительной мелодии. Песня была лучшим лекарством от «вируса любви», о котором говорил У Май.

Су Кьи неподвижно сидела под деревом, пока глаза не начали слипаться.

Ее разбудила прохлада наступившего вечера. Стемнело. Проснувшись, Су Кьи зябко поежилась от холода. А пение продолжалось, такое же нежное и прекрасное. Су Кьи встала и пошла в дом. На кухне горела свеча. Вторая была зажжена в комнате. Ми Ми все так же сидела рядом с Тином, держа его голову у себя на коленях. Парень оживал, становясь прежним Тином. Брата Ми Ми в доме не было. Су Кьи тихо спросила, не хочет ли гостья подкрепиться или отдохнуть. Ми Ми покачала головой и продолжила петь.

Су Кьи прошла на кухню, съела немного холодного риса с авокадо. Она устала и чувствовала, что ее помощь Ми Ми не требуется. Вернувшись в комнату, Су Кьи достала для гостьи циновку и одеяло и легла спать.

Утром, когда она проснулась, в доме было тихо. Су Кьи огляделась. Рядом спали Тин Вин и Ми Ми. Су Кьи встала и удивилась: она очень давно не поднималась с такой легкостью. У нее ничего не болело. Даже тело стало заметно легче. Продолжая изумляться, она пошла в кухню, приготовила себе чай, а потом занялась завтраком.

Тин Вин и Ми Ми проснулись около полудня. День был теплым, но не жарким. Су Кьи работала на огороде и краешком глаза увидела, как из дому вышел Тин, неся на спине Ми Ми. Су Кьи показалось, будто за эти дни он стал старше. А может, это просто следы страданий. Ми Ми говорила ему, куда идти. Тин прошел вдоль поленницы, не задев ни табуретку, ни колоду, на которой Су Кьи колола дрова. Потом они сели на скамейку возле стены. Тогда Су Кьи бросила мотыгу и пошла к ним.

— Проголодались? — спросила она.

— Кажется, да, — ответил Тин Вин.

А вот голос у него изменился, стал ниже.

— И пить очень хочется, — добавил он.

Су Кьи приготовила рис с карри и чай. Оба ели медленно. Су Кьи казалось, что с каждым проглоченным куском Тин становится живее и сильнее.

После еды Тин объявил, что они с Ми Ми пойдут прогуляться, а потом он отнесет ее домой. Су Кьи может не беспокоиться: он прекрасно себя чувствует и крепко стоит на ногах. Тин обещал вернуться до темноты.

По крутой тропе они поднялись на гребень горы и пошли по нему. Внимание Тина было поглощено дорогой. Интересно, сможет ли он снова целиком довериться глазам Ми Ми и с ее помощью искусно обходить все препятствия?

— Ты помнишь прошедшие дни? — спросила Ми Ми, когда они устроили привал.

— Почти нет, — ответил Тин. — Кажется, я все время спал. Не мог понять, сплю я или нет. И звуков никаких не слышал — только странное бульканье.

— А что случилось с тобой?

— Сам не знаю. Был одержим.

— Чем?

— Страхом.

— И чего же ты боялся?

— Потерять тебя. Я пришел к твоему дому, а там пусто. Расспросил соседей, но они не знали, куда вы исчезли. Мне стало страшно. Я успокаивал себя как мог, но ужас нарастал. Я боялся, что мы больше никогда не встретимся. Где ты была?

— Мы ходили в горную деревню. Там умерла наша родственница, и ее младший сын позвал нас на похороны. Путь туда неблизкий. Мы вышли еще затемно. — Ми Ми прильнула к самому его уху и прошептала: — Тебе не нужно бояться. Ты не можешь меня потерять. Я — часть тебя, как ты — часть меня. Ну что, идем дальше?

Тин Вин встал. Эти прекрасные слова еще звенели у него в ушах. Он шагал легко и весело, как вдруг левая нога ступила в пустоту. Яма! Наверное, заросла травой, и Ми Ми ее не увидела. Тин замер, затем начал пятиться, нащупывая землю. Он качнулся вбок и, не удержавшись, покатился по склону. Падая, подавил желание прикрыть руками лицо. Вместо этого еще крепче держал Ми Ми. Он не знал, сколько продлится их кувыркание и где они окажутся в итоге. Их с одинаковой вероятностью могло вынести в траву, на камни или в гущу колючих кустарников. Тин повернул голову вбок, прижавшись подбородком к груди. Ми Ми крепко цеплялась за него. Теперь они скользили по травянистому склону, а затем покатились, будто связанные бревна.

Да, они упали, но не в пропасть и не на камни. Вокруг была мягкая, шелковистая трава.

Они находились в ложбине. Только сейчас Тин Вин почувствовал, как крепко они держались друг за друга. Когда кувыркание закончилось, Ми Ми оказалась верхом на нем, и ему не хотелось отпускать девушку. Ее сердце билось учащенно. Тин не только слышал его, но и чувствовал. Ми Ми была совсем легкой, даже легче, чем когда сидела у него за спиной. Сейчас Тин ощущал не только ее руки. Грудь Ми Ми прижималась к его груди, а ее живот — к его животу. Их лонгьи распахнулись, а голые ноги тесно сплелись. Тином овладело незнакомое чувство. Ему вдруг захотелось большего, чем вот так просто лежать, слушая дыхание. Он хотел обладать Ми Ми и отдать ей всего себя. Стать с ней одним целым, принадлежать ей.

Стыдясь этого желания, Тин отвернулся.

— Не поранился? — спросила Ми Ми.

— Легкие царапины. А ты?

— Даже не поцарапалась.

Ми Ми смахнула землю с его лица, вытерла лоб и пыль в уголках рта. Всего на мгновение их губы соприкоснулись. Тин Вин вздрогнул.

— Сможешь идти? — спросила она. — А то дождь собирается.

Тин встал, и Ми Ми привычно уселась ему на спину. Они пошли по полю. Вскоре Тин услышал шум реки. Точнее, рев. За недели дождей мелкая речушка превратилась в неистовый поток. Вода успела проделать небольшой овраг. Вниз по течению был мост, но до него долго идти. По шуму воды Тин попытался определить глубину. Наверное, никак не меньше десяти футов.

— Какая ширина речки в этом месте? — спросил он у Ми Ми.

— Футов шесть или семь. Может, и шире.

— Как же нам перебраться на другой берег?

Ми Ми посмотрела по сторонам:

— Тут неподалеку бревно переброшено. Идем. Только валун не задень.

Бревно было сосновым и довольно узким. Его окорили и старательно обрубили ветки. Но наспех сделанный мост, как и многое в мире, предназначался для зрячих людей.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: