ЕРЕСЬ НЕБЕСНОГО ПЛЕВКА

Жрецы гладко брили свои черепа. Удлиняющиеся к макушкам го­ловы служителей культа смахивали на яйца, снесенные в понедель­ник удивленной курицей. В макушку жрецам в порядке строгой оче­редности вживляли бриллианты чистой воды. Считалось, что это четвертый глаз, стягивающий в клетки мистического центра беспо­рядочно разбросанные в Космосе нити знаний.

В памяти жителей Безоблачного Царства долго болтался и про­сился наружу случай, когда у одного из Верховных Жрецов на брил­лианте появилась крошечная желтая точка, которая медленно, но верно разрасталась, туманя чистый свет и завязывая на полезных ни­точках вредные узелки. «Бельмо на четвертом глазу, — шепотом передавали друг другу безоблачники, вышивая золотом крестики и ноли­ки на попонках для штатных собачек породы ши-цу, — у Верховного на четвертом глазу — бельмо...».

То, что появление желтого пятна могло сказаться на безоблачно­сти их существования, жителей Царства нисколько не волновало: для них не существовало таких понятий, как прошлое или будущее. Существовало лишь настоящее, очень удобное, бесконечно растяги­вающееся — словно резина — во всех направлениях.

Неожиданно у безбородого Верховного Жреца стала пробиваться щетина. Она неумолимо трансформировалась - от одиноких дикова­тых на вид волосков до состояния густейшей черной бороды, которую Жрец, вопреки всем безоблачным канонам, научился заплетать в десят­ки косичек. Он украшал косички невесть откуда взявшимися лентами, а на одну из лент даже привесил желто-розовый колокольчик.

Вместо ритуально-ночного приказа «Всем спать!», передаваемого по всем станциям, Верховный противным, почти женским голосом теперь выдавал: «Не буди нас, Будда, до побудки лучом будильника-рас­света...». Сначала все решили, что Верховный перегрелся в солярии, потом... усмотрели в желтом пятне признак тайной диверсии оппо­зиции (которой давным-давно не существовало из-за лени безоблачников)...

На самом деле все обстояло следующим образом: Господин Бог, зевая и подпихивая под уставшие от вечного лежания худые бока на­битые поролоном подушки, неожиданно плюнул вниз. Так, из стар­ческого озорства, наугад. Бриллиант, сиявший на макушке Верхов­ного, примагнитил божий плевок, а застарелая слюна принялась за свое нехитрое дело — разъедать захваченную площадь, которой на этот раз оказался четвертый глаз.

Примерно через месяц после появления первых признаков жел­тизны, устав взывать к будильнику и Будде, Верховный заперся в За­облачной Башне, достал из картонной коробки странного допотоп­ного фасона медиатор, натянул на электротрость несколько струн-проволочек и начал играть и наяривать ту самую Разрушающую По­кой Музыку, которую сам же запретил на Планете несколько поко­лений безоблачников назад, ради благополучия и здоровья новой нации... (Весьма вероятно, что Верховный, которого обуяла стран­ная одержимость, отыграл все известные ему песни и, преступно за­низив гитару в «до», лихорадочно воссоздал весь текст сожженных им самим гомеровской «Илиады», джойсовского «Улисса» и распи­сал акварельной «Гибелью Помпеи» все стены и потолки. О вероят­ности этого еще необходимо как следует подумать!)

Верховного брали целым войском, под барабанную дробь. Верто­леты болтались над Башней перегоревшими лампочками. Запро­граммированная на безоговорочный штурм пехота разнесла неза­пертую дверь в щепки, снесла опоры лестницы, ведущей в альков Верховного, и, забрасывая в образовавшуюся вверху дыру крюки с канатами, добралась-таки до спятившего Жреца.

То, что увидел командир штурмового батальона, повергло его в такой ужас, что он так и остался стоять на веки вечные на пороге аль­кова, окаменев.

На полу лежал Верховный, вырвавший острыми ногтями с ко­жей и мозговым веществом свой четвертый глаз. Верховный был мертв. Командир первый раз видел в своей жизни мертвого челове­ка — всех умирающих, случайных больных и стариков в определен­ный час безоблачных суток куда-то увозил списанный в утиль звез­долет. Он никогда не возвращался на Безоблачную Планету, и никто не знал, где падала старая летающая машина со своим печаль­ным грузом на борту.

Выковыренный из макушки бриллиант отбрасывал на стены странные желтоватые блики, словно внутри него включался и вы­ключался крохотный осветительный прибор. На полу обкусанными березовыми палочками была выложена фраза: «Лучше не знать дру­гой жизни. Начинаешь ненавидеть эту!»,

Случай с Верховным Жрецом подвигнул ученые умы Планеты на проведение невиданного доселе по степени секретности экспери­мента. Подняты были все жизненные архивы планеты, ученым раз­решили пройтись по прошлому, ознакомиться с тем, другим, быти­ем, запредельным. И в результате раскопок и долгих бдений появил­ся универсальный гуманный способ ликвидации неугодных и под­мочивших свою репутацию законопослушных граждан. Придуман­ный учеными метод оставлял чистыми руки Жрецов и Офицеров корпуса Дематериализации...

К особо провинившимся перед Планетой в специальном зале под­ключали особые датчики, которые реконструировали в сознании при­говоренного самые страшные картины из мирового прошлого. Начи­нали с наиболее безобидных вещей: как Оззи Осборн откусывает голо­ву летучей мыши, как блэкари приносят в жертву помоечного черного котенка, как мечется по сиене худющий Мэрилин Мэнсон (не то баба, не то мужик) в черных перьях, с измазанным белилами лицом и обве­денными черной краской глазами. Транслировали и Burzum. После не­го — впавший в безумие Ван-Гог в замедленном темпе отпиливал себе ухо, а на стоявшем перед ним холсте вяли некогда яркие параноидаль­ные подсолнухи... Благодаря усовершенствованным до невозможности приемам мультипликации сотни человеческих черепов быстро склады­вались самим художником Верещагиным в высоченные горы, а смахи­вающий на среднестатистическую престарелую тетку Энди Уорхол за­ставлял живую Мэрилин Монро укладываться под здоровенный ас­фальтовый каток, который превращал американскую красотку в десят­ки тонко раскатанных слоев для торта «Наполеон», И только потом шли мировые войны, включая напалмовый дождь во Вьетнаме, Чеч­ню, бомбардировки Югославии, операцию «Буря в пустыне»... туда, назад, к Третьему Рейху, к газовой атаке на Ипре, к кайзеру Вильгель­му, к Крестовым Походам и т.д., и т.п. Мозг подсудимого не выдержи­вал, начинал сбоить, происходило замыкание, появлялся пахучий ды­мок, и обезумевшего заключенного выпускали на свободу.

Он шел по прямым красивым улицам, не видя перед собой доро­ги, натыкаясь на прохожих, сшибая мусорные баки, и страшная го­рячая боль сжирала его мозг.

- Зиг Хайль! Зиг Хайль! Зиг Хайль! ~ стучал дрессированный молот в правый висок.

- Джи-хад! Джи-хад! Джи-хад! — стучал другой дрессированный молоточек в левый висок.

- Смерть-ок-ку-пан-там! Смерть-ок-ку-пан-там! - возникало ощущение просверленного неопытным учеником слесаря темени.

- Гроб-Гос-по-день! Гро6-Гос-по-день!

Стук справа сплетался со стуком слева, переходил в центр. Голо­ву сдавливал раскаленный шлем рыцаря Ордена Тамплиеров.

- Ах, Бога ради, сир, не уходите, ибо город скоро будет потерян!

А в тело магистра уже погрузилась стрела сарацина... Гийом умирал во дворце Марии Антиохииской, жестокая резня обагрила землю... Ко­ни сарацинов затаптывали малых детей, обезумевшая толпа сдавлива­ла женщин, бывших в тягости, и в чревах их погибали нерожденные ча­да... Сарацины всюду зажигали огни, и пламя это освещало всю Святую Землю.

...Осужденный все ускорял и ускорял шаг, и вот он уже бежал так быстро, словно за ним гналась свора голодных гончих. А в голове на­батом звучали непонятные слова... Декодер не работал. А если бы его включили, то осужденный услышал бы признания Нортумберленд­ских ведьм, в тела которых прокалыватели втыкали иглы - искали «клеймо дьявола»...

Никто не осмеливался остановить бегущего: слишком диким был его взор, а изо рта вылетали голубоватые искры перенапряжения.

Нелепость прошлого и ненависть людей друг к другу, связываю­щая три звена «the past-the present-the future», гнала несчастного к Скале Падения. Там, на вершине, в его искаженном болью мозгу вы­рисовывалась во всех подробностях картина смертной казни в 'одном из американских штатов: сначала крик «Мертвец идет! Мертвец идет!», потом — крупным планом — руки и ноги смертника, пристег­нутые ремнями к специальному столу, и через мгновение — лица лю­дей за толстым стеклом, пришедших наблюдать за приведением при­говора в исполнение. Иглы, через которые вводится яд, автоматиче­ски безошибочно находят вены... Вспышка. Flash. «Вколи ему еще! Вколи ему еще, по полной!» — кричит старушенция, выплевывая красную пастилку. Красная слюна стекает по подбородку, остатки сиреневых кудряшек дрожат на покрытой коричневыми отметинами старости черепушке. Полицейский с уверенным пивным животом пытается утихомирить взбесившуюся даму, и она фиолетовыми ко­готками царапает свежевыбритую щеку копа.

«Мертвец идет!» - в последний раз слышит приговоренный Жре­цами и прыгает с вершины Скалы, чтобы избавиться от поселивших­ся в мозгу кошмаров прошлого. Красный террор. Белый террор. Желтый. Черный... Террор пустоты.

Наказание прошлым пришлось по вкусу Правителям Заоблачной Планеты. Им больше не нужен был звездолет для перевозки стари­ков и умирающих в неизвестный Космический отстойник. Мозг отживших свое граждан обрабатывали усовершенствованным излуче­нием, и они сами шли, брели, ползли, катили на инвалидных коляс­ках по направлению к Скале Падения. Они не замечали ничего во­круг, им хотелось одного: как можно скорее заглушить шум бомбе­жек, одиночные выстрелы караульных в колымских лагерях и крово­жадные возгласы хакеров: «Delete! Delete! Delete!». Властям при­шлось потратиться лишь на возведение Великой Непробиваемой Стены, чтобы отделить мир Идущих к Скале от мира Еще Не Гото­вых Пройти Этот Путь.

За счет экономии средств на создании и эксплуатации звездоле­тов для Жрецов была закуплена новая партия бриллиантов чистой воды, а в макушках Великих Просветленных просверлены дырки сверлами усовершенствованного типа.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: