Разноцветный трубадур 7 страница

У Малфоя в глазах запрыгали злобно-весёлые пикси.

— Узнаю декана, — сказал он, — похоже, на этот раз он твёрдо намерен не упустить своего.

— Ну, — сказала Гермиона, — если уж рыжему кентавру пришлось посчитаться с моим мнением, то и твоему декану придётся с ним считаться. И тебе тоже, похотливый враг мой.

— О, у тебя уже есть мнение?

— Не-а, нет. Вот когда всё кончится...

— А, ну, я до этого точно не доживу.

— Почему же?

— Умру. От голода.

— Зануда, вот зануда.

Она полезла в сумочку и мстительно вытащила из неё пачку овсяной крупы. Малфой облизнулся и нетерпеливо махнул демону. Тот снисходительно мигнул, не двинувшись с места, и возле Малфоя образовались два ледяных котелка, из которых почти мгновенно повалил пар. Малфой покачал головой, и демон вызывающе сверкнул ему красным.

— Совсем старших не уважает, — вздохнул Малфой.

— А почему ты решил, что ты старше? — рассеянно поинтересовалась Гермиона. Она думала, может ли каша подгореть в ледяном котелке. Так и подмывало устроить эксперимент.

— По внутреннему ощущению, — объяснил Малфой. Помолчал и добавил, — в этом котелке ничего не горит, Грейнджер, но вполне может перевариться. Поверь мне на слово, мы находимся в местечке, достаточно отвратительном и без испорченной овсянки.

— Ты меня пугаешь своими намёками на то, что там, снаружи, вот я и тяну время.

— Я тебя не пугал,— возразил он, — я тебя готовил.

— Как я овсянку, — хмыкнула Гермиона, — и тоже слегка передержал.

Малфой нехотя улыбнулся. Гермиона вручила ему ложку, и они в два счёта выгребли овсянку. Демон мигнул, котелок закрутился водяным смерчиком и опасно завис над головой Малфоя. Малфой вынул палочку и наставил на демона.

— Давай, — предложил он, — рискни.

Демон бы, наверное, рискнул, но тут что-то произошло с туманной стеной — она потемнела, померкли рассылаемые демоном радуги, и потянуло тем самым запахом, о котором так много говорил Малфой — жирной и приторной вонью мертвечины.

У Гермионы потемнело в глазах. Она уткнулась лицом в колени, стараясь не дышать и страшно желая вздохнуть.

Её аккуратно, но сильно взяли за волосы на затылке и подняли голову от колен. В губы ей ткнулось холодное и гладкое, пахнущее металлом и алкоголем, рот обожгло. Она машинально глотнула коньяка и воздуха одновременно, и катастрофически закашлялась. Голову сразу овеяло прохладой, должно быть, демон вспомнил о своих добровольных обязательствах.

Гермиона отдышалась, вытерла слёзы, осторожно отстранила демона и огляделась. Воздух очистился, плотная туманная стена играла перламутром, как внутренность раковины. Глот сидел и страшно таращил глаза, Малфой стоял с открытой фляжкой в руке и тоже таращил глаза.

— Ещё? — спросил он.

— Нет, спасибо, — хрипло ответила Гермиона. — Лучше воды.

Малфой хихикнул, сделал глоток, завинтил крышечку, после чего выбросил в воздух стайку водяных шариков. Потом он разлил по чашкам кофе из второго котелка.

— Придётся идти под Головными Пузырями, — сказала Гермиона, выпив залпом обжигающего кофе без сахара и переловив половину водяной стайки. Остальную половину слопал Живоглот.

— Как мы пойдём — это как раз понятно, — сказал Малфой, — непонятно, куда пойдём.

— То есть?

— То и есть. Из-за твоего рыжего Несса мы проскочили Первый Пояс — Пояс убийц.

— Почему — из-за моего? Он мне вообще не понравился.

— Кстати, почему? Такой большой, рыжий, добродушный такой дурак. По-моему, как раз твой тип.

— Да уж. Гораздо более привлекательный, чем двое тощих от злости слизеринцев, один из которых вообще пока что мёртв. Собственно, у меня ещё осталась надежда на личное счастье. Ты сказал, они пасутся на опушке? Вот сейчас встану и пойду.

— Сейчас мы все встанем и пойдём на опушку.

— Это ещё почему?

— Ты вообще слушаешь, что я говорю? Мы проскочили Пояс убийц! Нам нужно вернуться назад, к Флегетону!

Гермиона недоверчиво уставилась на него. Он кивнул и помахал в воздухе “Божественной комедией”. Гермиона потёрла лоб и оглянулась на перламутровые стены защитного купола.

— Вот блин, — сказала она.

— Не спорю, — сказал Малфой.

Гермиона подумала.

— Флегетон остался справа, верно?

Малфой кивнул.

— Что ж, равниной кентавры нас не пропустят. Значит, пройдём лесом, сколько сможем, — предложила Гермиона, — а когда не останется другого выбора, выйдем на равнину под Дезиллюминационными чарами.

Малфой укоризненно уставился на неё.

— Раньше ты не могла об этом подумать? — сварливо спросил он. — Мы бы просто пошли себе по равнине под Дезиллюминационными чарами, тебя бы не подстрелили, и не пришлось бы мне переводить на тебя противоядие. Ты, между прочим, выхлебала целый котелок.

Гермиона развела руками:

— Значит, не могла. И не забывай, что Хамелеонское заклятье и в нормальных условиях не очень долговечно, а уж здесь оно, наверное, держится считанные минуты. Придётся его постоянно обновлять...

Малфой покусал губу, тяжело глядя на Гермиону.

— Слушай, не дави на меня, — не выдержала она, — что ещё?

— Лес, — объяснил он, — знаешь, сотвори себе Головной Пузырь, а я уберу защиту на несколько секунд. Посмотри сама, на что это похоже, а потом будем разговаривать. Идёт?

Гермиона сотворила по Пузырю себе и Живоглоту. Посмотрела на Глота, попыталась припомнить, в каком это мультфильме она видела кота в скафандре, так и не вспомнила, посмотрела на Малфоя, попыталась припомнить, в какой это космической опере она видела крестоносца в скафандре, и тоже не вспомнила. Обречённо вздохнула и кивнула Малфою — давай!

Туманный, играющий радугами купол исчез, и оставшийся без игрушки демон обиженно забрался Гермионе в рукав.

Она едва ощутила это. Сознание поплыло почти сразу же, но окружающее мучительно засело в памяти: деревья, обтянутые не корой, а кожей, голой человеческой кожей, ветви — не ветви, а обрубленные культи, рук, ног, и, кажется, шей. На стволах — телах — не мох, а волосы, как содранные скальпы, и из разрывов кожи-коры остро торчат сучья-кости, и судорога боли бежит под кожей, выдавливая из разрывов тёмную кровь,точно древесный клей, и она сочится, засыхает ржавыми потёками, и снова сочится, и вопль боли — сотен тысяч, миллионов голосов. Беззвучный вопль — деревья молчат...

Вопль.

Это она кричит, скорчившись и вцепившись руками в волосы. Это в ней кричат те, кто обречён на безмолвие. Кричат.

— Грейнджер, перестань. Гермиона, перестань, перестань, посмотри на меня, это я, Драко, а ты Гермиона, здесь только ты и я, посмотри на меня...

Кто может говорить здесь? Здесь можно только кричать.

Что-то больно толкало её в грудь, кто-то схватил её за плечи, за шею — они, они, вцепились в неё кровавыми обрубками, забьют, задушат, разорвут. Они не простят ей того, что она может кричать...

Обожгло лицо, левую щёку и сразу правую, а потом окатило ледяной водой. Она захлебнулась криком, воздухом, водой, светом. Драко Малфой провёл мокрой ладонью по её мокрой и горящей щеке, и крепко прижал к себе её голову. Жемчужина на груди больше не билась, только грела едва ощутимым теплом рвущееся наружу сердце.

Малфой отстранил её от себя, не отпуская, внимательно посмотрел в лицо.

— Прости, — сказал он.

— За что? — хрипло спросила она, — за пощёчины? Так нам, истеричкам, и надо.

— Я не подумал, что это так на тебя подействует, — сказал он, — чёрт, я и забыл, как они выглядят. Мне как-то было не до их вида, меня больше беспокоил запах...

— Они кричат, — сказала Гермиона и зажмурилась, — кричат.

Она не могла плакать. В ней дрожала каждая жилка, дрожал и вновь рвался наружу крик. Драко Малфой тихо целовал её в лоб, в веки, в щёки, точно грелку прикладывал. Точно хотел всего лишь согреть её, всего лишь напомнить, что она здесь не одна. И дрожь утихала, ужас, жалость, отвращение, сковавшие Гермиону, перетекали в Малфоя... так нельзя, он тоже отравится этой болью.

Она вздрогнула, попыталась высвободиться из длинных его рук, но он, как будто того и ждал, удержал её, неодолимо мягким движением ладони заставил её запрокинуть голову, коснулся губами ямки у горла, чуть отстранился, одним горячим дыханием провёл по шее вверх и тихо сказал в самое ухо:

— Т-с-с, ну, что ты? Я умею загораживаться от постороннего воздействия, я всё-таки тёмный маг. Не бойся за меня, ничего не бойся, я с тобой...

И когда она вся, от лона до кончиков пальцев, до темени взялась, наконец, живым, горячим ознобом, когда у неё раскрылись губы, чтобы, наконец, сознательно, глубоко вздохнуть, он приблизил свои губы к её губам и замер, не касаясь. Даже руки опустил, ах, лицемер, иезуит, слизеринец, враг мой...

— Враг мой. Мой.

— Твой, чей же ещё.

— Крепче.

— Сломаю, глупая, я сильный...

— Ты сильный. Ты снова спас меня, враг мой...

Те, кто боялись жизни и те, кто не боялись смерти, корчатся в одинаковой безмолвной муке и рвут душу тех, кто может их услышать. Но её враг не дал её душе разорваться, сжал, удержал в ладонях.

— Грейнджер...

— Молчи, молчи...

— Изменница...

— Молчи, не могу больше. Ты мой, мой.

— Послушай меня.

— Нет. Не хочу слушать. Не хочу ничего знать. Драко, пожалуйста...

— Приди в себя!

Он больно сдавил её плечи, оторвал её от себя, встряхнул.

— Посмотри на меня!

Она помотала головой, не открывая глаз.

— Я сегодня уже всякого насмотрелась. На всю жизнь хватит, — и снова потянулась к нему.

— Грейнджер.

Она открыла глаза и спросила раздражённо:

— Ты что, железный? Или в монахи собираешься?

Он тяжело дышал. Под раскрытой мантией, расстёгнутой рубашкой билось его сердце, и билась жилка на шее, и жилка на виске. Совсем стал прозрачный, видно, как кровь бежит. Взъерошенный, глаза горят, как у Живоглота — нет, он не железный.

— Я не железный. Я просто садист. Одно удовольствие смотреть, как ты мучаешься.

— А, тогда понятно, — она отвела его руки, оглядела себя и нашла, что ей тоже не помешало бы застегнуться.

— Ничего тебе не понятно. Ну же, Грейнджер, признайся, ты ведь считаешь, что обязана соблюдать верность декану? Ты полагаешь, что, если ты отдашься мне, ваша связь пропадёт, и он затеряется в этом аду, так? Судя по поведению его души, это похоже на правду. И если бы я сейчас взял тебя, ты бы меня никогда не простила!

Она застегивала рубашку, пыталась пригладить волосы, искала Живоглота и демона, творила воду — только бы не поворачиваться к Малфою. Он продолжал говорить у неё за спиной:

— Видишь, ты уже винишь меня. Но я предпочитаю, чтобы ты обвиняла меня в том, что я тебя оттолкнул, чем в том, что я воспользовался твоей слабостью.

Она почувствовала неслабый подзатыльник и возмущённо обернулась. Малфой сидел у противоположной стены и деловито мазал щёки бальзамом для бритья. Он подмигнул ей, вытянул из сумочки салфетку и принялся стирать бальзам вместе со щетиной.

— Ты тяжело мне достаёшься, Гермиона Грейнджер, — заявил он и испепелил салфетку. Он встал и выпрямился во все свои шесть футов и два дюйма, — и я не собираюсь терять тебя из-за твоего неуёмного темперамента. Я не желаю соперничать с мертвецом! Когда декан будет стоять передо мной, живой и здоровый, тогда...

— Тогда я вас обоих пошлю к чёрту, — мечтательно закончила Гермиона, — к чёрту, к чёрту, к чёртовой матери!!

Она подманила к себе сумочку с такой силой, что дремавшего у стенки Живоглота развернуло задом к Гермионе и, как ни тормозил он когтями, юзом подтащило к ней на несколько футов. Демона тоже сорвало с его насеста под сводом, но он, выбросив реактивную струю пара, со свистом пронёсся прочь от Гермионы и ввинтился в землю за спиной Малфоя. Малфой создал щит и сказал с упрёком:

— Давай обойдёмся без выбросов, Грейнджер. Мы же не дети.

Гермиона яростно покидала лагерь в сумку. Малфой сидел у стены с перепуганным Живоглотом на коленях и обиженным демоном в волосах, и опасливо наблюдал за нею.

Гермиона воинственным движением намотала цепочку сумочки на запястье, повернулась к Малфою и скомандовала:

— Флягу!

— Хочешь напиться с горя? Право же, любимая, не стоит так расстраиваться. Как только мы вернёмся в мир подлунный, я тебя тут же трахну, хочешь, поклянусь?

— Идиот! — бешено заорала она, — я не собираюсь идти в этот ёбаный Лес на трезвую голову, ясно тебе?!

Несколько секунд тишина, звеня, натягивалась между ними, потом Малфой сказал:

— Будем считать, что слов "идиот" и "ёбаный" я не слышал. Что касается самой идеи, то она просто гениальна. Отрезвляющее у меня с собой.

— Всегда? — удивилась Гермиона, забыв о своей ярости.

— Как и фляжка. Декан говорил, где яд — там и противоядие.

— Умный всё-таки человек.

Предусмотрительно сотворив Головные Пузыри, которые, слава богу, не мешали проникновению твёрдых предметов, а значит, не мешали прикладываться к фляге, Гермиона и Малфой принялись целеустремлённо надираться, для контроля поглядывая на Живоглота. Когда вид кошачьей головы, заключённой в мыльный пузырь, вызвал у Гермионы приступ хихиканья, Малфой удовлетворённо кивнул и завинтил колпачок.

— Пока хватит, — сказал он. — Пошли. Бери руку.

Гермиона обиделась.

— С-сама пойду! — заявила она.

Малфой, не вдаваясь, нацелил на неё палочку.

— Будешь буянить, вырублю, свяжу и запихаю в сумочку. Вопросы есть?

— Так точно, есть, с-сэр. Какого чёрта ты тр-р-резвее меня?

— Мне не нужно так напиваться. Я не такой впечщат... не такой чуствити... мне всё пофиг, поняла?

— Да, сэр.

— Вот и хорошо. Бери руку, я сказал.

Истаяла туманная преграда, и чудовищно изуродованные создания обступили их, корчась и истекая кровью. Гермиона закрыла глаза, нашла ощупью руку Малфоя с флягой, поднесла флягу ко рту и отхлебнула.

— Идём, — прошептала она и сделала шаг, и другой, и третий...

Они шли, стараясь не глядеть ни вверх, ни по сторонам, а только на Живоглота, который вышагивал в трёх ярдах впереди, вызывающе задрав хвост, и на путеводно посверкивающего демона. Хвала огневиски, уши были словно ватой заложены, и страшные силуэты точно скользили поверх взгляда, почти не затрагивая сознания, но она чувствовала, что от стволов тянет воспалённым жаром — как от тел, не как от теней. Это невыносимо, отвратительно, какая сволочь придумала такую муку? Какие все сволочи...

Крик пробивался сквозь алкогольное марево, пришлось снова хлебнуть. Малфой тоже приложился, потом вдруг высоко поднял флягу и гортанно заорал на весь Лес:

— Nightingales von Zypressen und der Mond?ber dem See,

Schwarz Stein, wei?en Stein, ich trank viel Wein.

Ich sang lauter jetzt Flasche meines Herzens:

Die Welt nur aus dem Gesicht des Tr?gers andere, alles andere sein Schatten![2]

— Ты с ума сошёл! — ахнула Гермиона и вдруг поняла, что крик утих. Деревья словно прислушивались.

"Соловьи на кипарисах и над озером луна,

Камень черный, камень белый, много выпил я вина.

Мне сейчас бутылка пела громче сердца моего:

Мир лишь луч от лика друга, всё иное тень его!"

— Подпевай же, Гриффиндор! Прорвёмся! Прозит!

...Ich liebte die Butler, nicht heute, nicht gestern,

Nicht gestern, nicht heute und betrunken in den Morgen... — орал этот недобиток, таща подмышкой спотыкающуюся Гермиону и норовя отвесить Живоглоту леща.

"Виночерпия взлюбил я не сегодня, не вчера,

Не вчера и не сегодня пьяный с самого утра.

И хожу и похваляюсь, что узнал я торжество:

Мир лишь луч от лика друга, всё иное тень его!"

— Грейнджер, у тебя что, совсем нет слуха? Пой, кому сказал! — и Живоглот, идущий впереди, поддержал его ликующим весенним воплем. Демон переливался в тяжёлом ритме песни, и Гермионе ничего не оставалось, кроме как без слов подхватить вызывающе-мрачный мотив:

— "Я бродяга и безбожник, непутевый человек,

Всё, чему я научился, всё забыл теперь навек,

Ради розовой усмешки и напева одного:

Мир лишь луч от лика друга, всё иное тень его!"

...F?r rosa L?cheln und eine Melodie:

Die Welt nur aus dem Gesicht des Tr?gers andere, alles andere sein Schatten!..

— Прорвёмся, враг мой!

Раздался неблагозвучный вопль, словно бы престарелого павлина, и над ними закружились уродливые крылатые твари. Пока Гермиона пыталась прицелиться, демон сбил двух, ещё двух вспушил Живоглот, а единственную оставшуюся Малфой оделил сногсшибательным золотым оперением.

Гарпия посидела с минуту в полном ошеломлении, оглядывая себя, ероша и снова приглаживая сияющие перья. Вид у неё был нелепейший: в полном соответствии с описанием Малфоя, она была более всего похожа на курицу-переростка с преужасными загнутыми когтями и кислым морщинистым личиком, то ли младенческим, то ли старческим.В обрамлении сверкающих перьев тёмное это личико сделалось ещё более жалким, но гарпия-то не видела своего лица! Она видела только великолепное оперение. Малфой почесал палочкой затылок и с пьяным размахом сделал когти гарпии рубиновыми.

— Пусть сия птица носит цв-вета Гр-р-риффиндора в т-твою честь, Гр-р-рейнджер. Золото и р-рубины — воистину адская безвкусица!

Гарпия опробовала рубиновый коготь на ближайшем стволе, и отчаянный вопль дерева пробил алкогольный наркоз. Гермиона вскрикнула и зажала уши. Рана заплыла чёрными в сумраке каплями. Гарпия с торжествующим кудахтаньем взмыла ввысь.

Гермиона с третьей попытки открыла сумочку, з-запустила в неё руку по пле-чо и вытащила склянку Заживляющего зелья. Малфой с пьяным вниманием осматривал глубокую рану, и даже отколупнул смолистую каплю, заставив дерево ещё раз болезненно вздрогнуть.

— Малфой!

С застывшим лицом он медленно отошел в сторону. Гермиона щедро плеснула на глубоко пораненный ствол. Дерево содрогнулось и снова вскрикнуло, и Малфой словно очнулся. Заорал: “пошли отсюда, сестра милосердия!” и потащил её дальше.

— Зачем ты трогал рану?

— Мне интересно. Я тёмный, ужасно тёмный маг.

— А гар-рпию зачем покрасил? Сейчас они все сюда слетят-ся, сколько их ни есть!

— Ни фига. Эта красавица трупом ляжет, но больше никого к нам не подпустит, только чтобы остаться единственной обладательницей таких пёрышек.

Ещё несколько раз над ними раздавались резкие старушечьи крики, переходившие в визг. Сверху сыпались седые перья, и иногда даже тушки, но нападений больше не было — златопёрая прима оправдала ожидания Малфоя.

— Hier gehe ich?ber den Gr?bern, wo sind meine Freunde, — завёл вновь Малфой и,и салютуя, широко повёл флягой.

"Вот иду я по могилам, где лежат мои друзья,

О любви спросить у мёртвых неужели мне нельзя?

И кричит из ямы череп тайну гроба своего:

Мир лишь луч от лика друга, всё иное тень его!"

— и он сунул горлышко фляги Гермионе в рот, потом крепко поцеловал туда же, проигнорировал её возмущение и поволок её дальше, прямо и чуть вправо, туда, откуда тянуло тяжёлой жарой.

— Unter der Mond raste in der rauchigen See Je-e-e-t, — сообщил он.

"Под луною всколыхнулись в дымном озере струи-и-и,

На высоких кипарисах замолчали соловьи,

Лишь один запел так громко, тот, не певший ничего-о-о:

Мир лишь луч от лика друга, всё иное тень его!"

Обнимаясь, толкаясь, целуясь и отвешивая друг другу тумаки, они вывалились из-под сени Леса на берег чёрного бурлящего потока. Малфой так разогнался, что Гермионе удалось удержать его от падения во Флегетон только при помощи Живоглота. Кот самоотверженно, хотя и нечаянно, угодил Малфою под ноги. Малфой споткнулся, выразился охально и с размаху сел на землю,

— Выбрались, — выдохнул он и неверной рукою полез в карман за Собриумом. Сделал глоток из склянки, скривился и протянул Гермионе. Гермиона, отведав, скривилась тоже — по вкусу это напоминало крепкий чай, заваренный газировкой и разбавленный нашатырным спиртом.[2]

—... alles andere sein Schatten, — хрипло сказал Малфой и принялся растирать щёки. Гермиона зажмурилась на мгновение, привыкая к почти болезненной, пронзительной ясности восприятия. Потом осторожно открыла глаза и, моргая, стала осматриваться.

[1] — стихотворение Гумилёва "Пьяный дервиш" в исполнении Василия К. Перевод, господа, машинный, ибо литературного перевода я не нашла. Прошу прощения у знатоков немецкого языка.

[2] — компоненты Отрезвляющего зелья свистнуты с благодарностью из "Гадких Лебедей" Стругацких. И никакой магии:)

28.12.2013

Печаль

“Сознательная самоизоляция. Тяжелое затворничество.” Карта Печаль, колода Симболон.

Они стояли на невысоком пологом берегу. Чёрная река медленно, с трудом ползла по глубокому руслу, дымилась, густо клокотала и медленно вздувалась пузырями, и это была кровь. Чёрная, почти свернувшаяся кровь. Время от времени из крови показывались руки и лица, и прочие части тел, и сразу же вновь ныряли в кровавый поток.

— Напрасно мы протрезвели, — сказал Малфой. Он уже стоял рядом, мрачно глядя в поток. Гермиона взяла его за руку. Рука была ледяная. Малфой перевёл бесстрастный взгляд на Гермиону, потом посмотрел куда-то ей за спину и нехорошо улыбнулся. Гермиона оглянулась и увидела Глота — кот, далеко вытянув шею, пытался уловить сквозь Пузырь запах Флегетона.

— Твой кот любит кровяную колбасу? — спросил Малфой.

Гермиона выпустила его руку.

— А, чёрт, — сказал он, — ну извини, не удержался.

Она отмахнулась от него, продолжая осматриваться. Неясные крылатые тени кружили в сумрачной вышине. В отдалении скакало несколько кентавров. Следили они, главным образом, за рекой, да и вряд ли Малфой и Гермиона были им заметны в вечном сумраке на фоне чёрного Леса. Вот разве что рыжий, как пламя Живоглот... Гермиона наложила на кота Хамелеонское заклятие и шёпотом пообещала:

— Потеряешься — убью.

Потом посмотрела на Малфоя и жестом велела ему прикрыть капюшоном мерцающие волосы. Малфой выразил лицом презрение, но капюшон надел. Гермиона осторожно приблизилась к берегу. Редкие деревья, словно сбежавшие из Леса, свисали над самым обрывом, а некоторые... ну конечно же! Довольно много тёмных уродливых силуэтов, обсаженных гарпиями, торчало прямо из реки! Гермиона рванулась было к ближайшему из таких деревьев, но бдительный Малфой поймал её за локоть.

— Это что ещё за прыжки с места? — строго спросил он.— Куда ты собралась?

Гермиона кивком указала ему на полузатопленные деревья. Малфой недоуменно поднял бровь, постоял-подумал и обиделся:

— Он что, по-твоему, самоубийца?

Гермиона развела руками. Малфой снова взглянул на реку.

— А почему тогда в реке?.. Ах, и убийца тоже, — тихо сказал он.

— И нашим и вашим, — не выдержав, съязвила Гермиона, — как обычно.

Малфой промолчал. Из-под капюшона виднелся только его белый, неподвижный, как камень, подбородок. Страшная это штука, чёрный капюшон, может, попросить, чтобы он его снял? Но он ведь только того и ждёт, он ведь прекрасно знает, как жутко он выглядит в этом сумраке, на фоне этого, с позволения сказать, пейзажа, и нарочно её пугает!

— Надо идти, — сказала она.

— Да, разумеется, — спокойно согласился Малфой, — только в связке и под Хамелеонскими чарами. Не хотел бы я попасться патрулю кентавров.

Спорить было не о чем, Гермиона и Малфой связались верёвкой, обменялись Хамелеонским заклятьем, не велели Живоглоту отставать и пошли вдоль берега. Жемчужина в ладанке лежала тихо, тихим было и тело Гермионы.

— Почему ты молчишь? Ты что-то чувствуешь или о чём-то думаешь? — вполголоса спросил Малфой.

— О профессоре Дамблдоре, — ответила она, — он ведь, наверное, там, в Лесу...

Малфой резко, неприятно засмеялся.

— Оставь, Грейнджер! Ты до сих пор считаешь, что люди, подобные Дамблдору, попадают в Ад? Хотя чему тут удивляться, такой, как Дамблдор самого Сатану обведёт вокруг пальца, не только своих благородных до тупости гриффиндорцев!

— Да что с тобой, Малфой?

— Да что со мной, а, Грейнджер? Мертвец выиграл войну! Мертвец посылал живых на смерть! Мертвец подставил, Грейнджер, твоего дружка Поттера под Смертельное проклятье! Я видел, как этот полувеликан, который не в состоянии отличить живого от мёртвого, нёс Поттера на руках. Я не поверил. Мёртвый Поттер — невозможно, немыслимо! Я поверил только после того, как увидел твоё лицо, Грейнджер. На нём не было ни следа надежды. И тогда я понял, что весь этот проклятый последний год я сам надеялся только на Поттера. Я надеялся, что он убьёт Лорда, а вышло так, что Лорд убил его.

— Но потом...

— Потом — случилось потом, а этого мгновения я не забуду и не прощу. Мгновения беззащитности, беспомощности, смертельного ужаса. Между всем, что было мне дорого, и Лордом стоял только Поттер — и вот он мёртв!

Несколько секунд он пытался перевести дыхание.

— Много позже я узнал про декана. Что восемнадцать лет именем мамаши Поттера старик заставлял декана работать на себя! Что восемнадцать лет он каждую минуту подставлял декана под удар. Что он, будучи уже наполовину мертвецом, заставил, слышишь ли, Грейнджер, заставил декана убить его! Он сделал декана убийцей!

— Не думаешь же ты, что Дамблдор был его первой жертвой, — сказала Гермиона, но Малфой её не слушал.

— Старик погнал декана на смерть. Старик, только старик виноват в его гибели. И если ты права, и декан один из этих, — судя по резкому движению воздуха, Малфой ткнул пальцем в сторону реки, — торчит там, неподвижный, в кипящей крови, то это из-за твоего любимого Дамблдора!

Хамелеонское заклятие таяло с каждой секундой. Капюшон слетел с головы Малфоя, и стали видны его бледно горящие глаза, злобная гримаса.

— Ненавижу, ненавижу эту старую сволочь! Не обольщайся, Грейнджер, нет его ни среди убийц, ни среди самоубийц, — перечисляя, он яростно стучал согнутым пальцем по чёрной обложке книги, — ни среди содомитов, ни среди обманувших доверие, да и в раю он не живёт постоянно, так, заглядывает. Он ходит себе, где хочет, поучает, направляет, забавляется, старый гад... Отец его недооценивал, а я доверял отцу, поэтому понял, что представляет собой Дамблдор слишком поздно, и только тогда сообразил, что отец попал в Азкабан из-за Дамблдора, а вовсе не из-за Поттера! Поттер был слеп, как... как стрела, а стрелял — Дамблдор!

— Но твой отец...

— Молчи!

Он и сам замолчал, закрыл глаза, сжал зубы и кулаки, пытаясь овладеть собой. Гермиона шагнула к нему, погладила его сжатый кулак. Он вздрогнул, со свистом втянул воздух сквозь зубы.

— Бедный, — сказала она, — бедный злой мальчик...

— Глупая добрая девочка, — процедил он, — отойди от меня, Грейнджер. Не могу я сейчас тебя выносить. Чёртовы гриффы...

Она отступила от него, восстановила Дезиллюминационные чары и чары Пузыря на себе, и на нём, и на неясном рыжем пятне, разлёгшемся неподалёку и заговорила, глядя на то место, где стоял невидимый Малфой.

— Ты всё ещё не можешь простить директору того, что он не берёг никого из нас, даже Гарри. Но ведь никого и нельзя уберечь — ни от беды, ни от горя, ни от зла. Можно научить бороться, и профессор Дамблдор научил нас. Он не спасал нас, он сделал так, что мы спасли себя сами. Это намного важнее и намного благороднее...

— Да? — раздался его насмешливый голос, — тогда почему ты думаешь, что он, весь такой благородный, в Аду?

Она терпеливо вздохнула.

— Потому, что он сознательно подверг себя смертельной опасности, проверяя на себе проклятие кольца Гонтов. Он убил себя. Драко, он всегда, всю жизнь подвергал опасности прежде всего себя.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: