Лю Бан, младший брат

Поднебесная, уезд Пэйсянъ, III в. до н. э.

День смотрителя Лю закончился поздно – как обычно. Одолевали дела, умножившиеся с объединением Поднебесной под рукою Цинь и особенно после того, как великий владыка один за одним издал указы о строительстве дорог, возведении великой стены и создании невиданной доселе личной усыпальницы, где, не покладая рук, трудились тысячи и тысячи простых людей и искусных мастеров. Око государево надзирало за выполнением указов неустанно, доверенные люди мчались во все концы громадной страны, в столицу по всем путям двигались караваны и рабочие, и смотрителям почтовых станций приходилось изо дня в день обеспечивать бесперебойную работу этого грандиозного механизма. Принимать одних, отправлять других, готовить сменных лошадей для курьеров, а уж о том, что помимо прочего вменялось им беспокоиться о безопасности окрестных земель и подвернуть должному укрощению лихих людей, кои не перевелись пока в империи, – и говорить нечего. Прямой долг любого смотрителя – совладать с разбойниками, схватить их и, согласно государеву закону, отправить под стражей на строительство стены или дороги. Да еще в последнее время сильно увеличилось число беглых с таких строек, и это тоже была ответственность смотрителя.

Дойдя до ворот своего дома, Лю Бан жестом отпустил сопровождающих и устало прошествовал в главный зал. Опустился на циновку около жаровни и тут только поднял глаза на Суня Девятого, мальчика‑слугу, с недавних пор взятого в их дом. Сунь назвался сиротой, не помнящим родителей, но опытный смотритель понимал, что мальчик не говорит ему всей правды, и родные его наверняка отправились к Желтому источнику не по собственной воле – однако же не стал допытываться. ЛюБану мальчик приглянулся – смышленый и живой, он напомнил смотрителю самого себя в далеком детстве, а чужие тайны по нынешним временам были слишком опасны и накладны, чтобы их знать и хранить. И смотритель оставил тайны Суня Девятого на его совести, взяв мальчика в услужение, но предупредив, что ежели обстоятельства повернутся против, то он, Лю Бан, поступит по закону, нисколько не раздумывая. Девятый принял это решение со слезами на глазах и с тех пор не дал хозяину ни малейшего повода в себе усомниться.

– Подогрей‑ка мне вина… – велел смотритель мальчишке, протягивая руки к огню: холодало. – И пусть передадут госпоже, что я дома и навещу ее позднее.

Сунь проворно исчез во дворе – звякнула посуда, хлопнула дверь амбара, скрипнули доски настила в галерее, раздались приглушенные голоса… Распоряжения хозяина дома выполнялись в точности.

Смотритель достал из‑за пазухи несколько табличек с указами, которые привез сегодня столичный курьер и, повернув к свету, еще раз оглядел. Толку от этого было мало: Лю Бан не слишком хорошо знал грамоту, но зато хорошо помнил, как курьер оглашал текст, особенно там, где речь шла о беглых солдатах и о строжайшей необходимости их скорейшей поимки. Лю Бан сокрушенно вздохнул. Было в творящихся в Поднебесной делах что‑то неправильное, нечто такое, чего сердце простого деревенского смотрителя не желало принять до конца, хотя разум диктовал повиноваться. Но… В былые времена настигали народ и неурожайные лихолетья, и природное нестроение – засухи и ураганы, и военные столкновения были не пустым звуком, а самой печальной обыденностью, к которой все привыкли. А теперь? Положен конец междоусобицам, Поднебесная стала Наконец едина, а на трон воссел божественный владыка, единолично вершащий ее судьбы, – и отчего же так много людей в бегах, почему чуть ли не ежедневно в столицу тянутся колонны преступников, как получилось, что народу стало жить не лучше, а хуже?…

Скрипнули ступени у входа, и Лю Бан поспешно отогнал крамольные мысли: на коленях к нему почтительно подполз Сунь Девятый, обеими руками держа чашу с вином.

– Поставь… – бросил смотритель. – И иди.

Вино оказалось в самый раз – и не горячее, и не холодное. Мальчишка схватывал все буквально на лету. Смышленый. Интересно, что будет с ним после?…

Послышавшийся откуда‑то из‑за спины, из темноты задней комнаты шорох заставил смотрителя поставить чашу на место и резко оглянуться.

– Кто здесь?

Не очень уместный, скорее, инстинктивный вопрос: кто может без спросу оказаться в доме смотрителя, человека, во власти которого все окрестные земли? Кто осмелится тревожить его покой?

Тишина.

Наверное, показалось.

Смотритель снова взялся за чашу, отхлебнул, уставился на огонь в жаровне. Завтра по утру предстояло снарядить отряд из пойманных беглых и под надзором солдат отправить его в столицу, потом…

Очередной шорох заставил Лю Бана расплескать вино и вскочить на ноги. Тут уж ошибки быть не могло: смотритель слышал отчетливо. В задней комнате кто‑то был.

Запалив факел от огня жаровни, Лю Бан приготовил нож и крадучись двинулся к дверному проему. Кликнуть стражу никогда не поздно – хотя это казалось самым разумным. Уж чем‑чем, а смекалкой смотритель отличался с юных лет – природный пытливый и хитрый ум сделал его самым удачливым из братьев Лю, хотя и был Лю Бан в семье по счету третьим. Но что‑то удерживало смотрителя от того, чтобы благоразумно позвать на помощь. Быть может, мысль о великих героях, бесстрашно встречавших опасность грудью, но всего вероятнее – неясное предчувствие, которому смотритель верил, ибо до сего дня подобные предчувствия его не подводили.

Подкравшись к двери, Лю Бан выждал мгновение, а затем выставил вперед факел и прыгнул в комнату.

Там, позади лежанки, у короба с носильными вещами, согнулся в три погибели человек, стараясь укрыться от света – лица видно не было, лишь широкая спина в грязном, покрытом пятнами халате предстала взору смотрителя.

– Кто ты? – негромко спросил Лю Бан, изо всех сил сжимая обмотанную веревкой рукоять широкого ножа. – Зачем притаился в моем доме? Встань, покажись.

Прятавшийся разогнулся – и смотритель, подняв факел повыше, с удивлением узнал в нем своего старшего брата Лю Кана, служившего десятником в государевом столичном войске. Лицо брата было таким же грязным, как и его халат, а взгляд – испуганным и затравленным. И это удивило Лю Бана еще больше, ибо он всегда почитал старшего брата за образец силы и уверенности в себе, один только вид его обычно успокаивал самых жарких спорщиков.

– Братец… – прошептал Лю Кан почти жалобно. – Только тише, тише!

– Что случилось? – смотритель оглянулся и присел на край лежанки. – Как ты здесь очутился, почему? Что с твоей одеждой?!

– Тише! – прошипел старший брат, вынырнув из‑за короба и присев на пол у ног Лю Бана. Десятник старался быть как можно меньше и незаметнее. – Никому не говори, что я здесь. Молю тебя, братец!

– Да, но… – начал было смотритель, но под умоляющим взглядом брата осекся. – Ты посиди тут немного, а я пойду замкну двери и проверю, нет ли кого. Потом вернусь и мы поговорим. Хорошо?

– Хорошо.

Лю Бан пересек зал и выглянул во двор: стражники коротали время у костра, на ступенях сидел Сунь Девятый и с любопытством смотрел на звезды. При виде хозяина мальчик вскочил, взглянул вопросительно. Смотритель поманил его.

– Могу ли я доверять тебе?

– О, хозяин Лю! Всецело, всецело! – мелко закланялся слуга.

Лю Бан испытующе посмотрел юному Суню в глаза. И не нашел в них ничего, кроме преданности. Но сколько было примеров простого и безыскусного предательства с преданностью во взоре! Смотритель вздохнул. Выбирать было не из чего.

– Хорошо же, – сказал он. – Выкажи свою преданность этим вечером.

– Что мне сделать, хозяин?

– Ты сядешь тут, – Лю Бан указал на самую верхнюю ступеньку. – Ты сядешь, а я закрою двери изнутри. У меня наиважнейшее дело. Наиважнейшее. Мне нельзя сейчас мешать. Поэтому ты будешь сторожить, и если кто‑то попытается войти, ты предупредишь меня… э‑э‑э… – смотритель искательно щелкнул пальцами.

– Я закричу? – предположил слуга.

– Ты закричишь, – согласился смотритель. – Понятно ли тебе?

– Понятно, хозяин, – закивал мальчик. – Очень хорошо понятно. Очень крепко.

– Ну ладно.

Затворяя двери, Лю Бан увидел, как Сунь Девятый сел на указанное ему место, спиной к двери, лицом ко двору, и напряженно выпрямил спину, оглядывая двор.

– Ну что же… Никого нет, старший брат, – вернувшись к десятнику, сказал Лю Бан. – Возьми. Ты, наверное, голоден, – протянул он брату недопитую чашу с остывшим уже вином и несколько рисовых колобков.

Лю Кан отложил пику, с благодарностью принял еду и тут же торопливо набил рот рисом. Вид у него был отчаянный.

Смотритель глядел на жующего брата в задумчивости. Он не мог решить, хочет ли знать, что произошло с Лю Каном, служившим на хорошей должности, которой завидовали и о которой мечтали многие, а теперь отчего‑то прячущимся в задней комнате их родового дома, куда брат пробрался подобно вору, тайно и незаметно. Смотритель не был уверен, что ему действительно нужно знать, отчего десятник императорской гвардии вдруг обратился в грязного беглеца в порванном халате. Но ведь это был его старший брат…

Видимо, Лю Кан почувствовал всю тяжесть охвативших младшего брата раздумий, потому что перестал есть и настороженно посмотрел на него – снизу вверх.

И этот взгляд – такой с детства знакомый, но сейчас наполненный откровенным страхом, неуверенностью и надеждой – решил последние сомнения смотрителя.

– Ну вот что, старший брат, – улыбнулся Лю Бан. – Допивай‑ка вино и рассказывай, что с тобой произошло.

Казалось, Лю Кан только и ждал этого. Речь его, торопливая и сбивчивая сначала, в конце приобрела обычную размеренность: обретя слушателя в лице младшего брата, десятник на глазах возвращал себе былую уверенность. Теперь он был не один.

Лю Бан же, напротив, погружался во все большую задумчивость по мере того, как старший брат двигался к концу своего рассказа.

Уверенность в том, что, выслушав брата, он поступит правильно, не исчезла, нет, но подверглась серьезному испытанию.

Потому что Лю Бан узнал, что на императорских гвардейцев, согласно высочайшему указу обследовавших одно из удаленных от столицы поместий в поисках запрещенных книг, внезапно и дерзко напали. И всех перебили. А было тех гвардейцев два полных десятка, во главе с сотником Ма, воином бывалым и прославленным, который сопровождал в поместье не кого‑нибудь, а императорского советника, человека поистине всемогущего. И вот все эти воины пали – пали от руки неизвестного врага, которого никто и разглядеть толком не успел. Лю Кан твердил лишь, что враг появился из темноты, был черен как ночь и возникал из ниоткуда – со всех сторон, разя стремительно и беспощадно. И если бы не случайно поднявший тревогу воин, лежать бы и Лю Кану там же, порубленному стремительными мечами нападающих, а то и, как свояк Ван, валяться с тяжелым ножом между лопаток. Если бы не связанный книжник Фэй Лун, в последний момент указавший обезумевшему от страха десятнику, где найти тайный ход, ведущий за пределы поместья. На узких, кишевших старыми корнями стенах этого хода, больше напоминающего барсучью нору, и оставил Лю Кан лоскуты своей одежды. Напрягая последние силы, десятник свернул за очередной, бесчисленный, поворот, выбрался на свежий воздух, но потом опомнился, сунулся назад и стал дергать за все толстые корни подряд – ведь Фэй Лун сказал, что один из корней обрушит тесные своды, засыплет проход и отрежет его от преследователей… Судя по всему, так и вышло: Лю Кан, оказавшись посреди дикой степи без малейших признаков жилья, отбежал от выхода их норы на приличное расстояние, схоронился за холмиком и, до судорог в пальцах сжимая копьецо, с которым так и не расстался, всматривался в ночь до самого рассвета – но никто за ним так и не пришел. Тогда Лю Кан, сориентировавшись по сторонам света, стал пробираться в родные места. Он не знал, куда еще податься‑Лю Кан не мог представить, какое наказание ждет его, если он вернется в столицу, десятник думать не хотел, как советник Гао отреагирует на то, что он не погиб…

– Он как птица взлетел на тропила, брат, – отхлебнув вина, продолжал Лю Кан. – Он пробил черепицу и… я не видел, что было дальше, но веришь ли, я просто уверен, что советник Гао жив! И я… я не знаю, что теперь будет… Ты прости меня, – коротко взглянул он на Лю Бана. – Я дурно поступил, что пришел сюда. Ведь теперь я получаюсь беглый, а ты – ты ведь смотритель, ты должен выдать меня властям… Ну что же! – горько мотнул Лю Кан головой. – Пусть так и будет. Я не хочу, чтобы наша семья отвечала за меня.

– Что ты говоришь, брат!..

– Да! Если ты не выдашь меня, кто‑нибудь другой увидит и выдаст, а тогда уже пострадают все. Лучше тебе прямо сейчас связать меня, а утром отправить со стражей в столицу. Нет другого выхода… Ну же! Вяжи меня!

– Старший брат, – Лю Бан горько посмотрел на десятника. – Быть может, времена настали трудные, но я ничуть не изменился, и мы с тобой по‑прежнему братья. Я никому тебя не выдам. И никто тебя не увидит. Ты будешь жить здесь, в этой комнате, я буду тебя кормить, а дальше… А потом посмотрим. Если в той усадьбе убили всех, то и тебя искать не будут. Я постараюсь тайно разузнать, как и что. Пройдет какое‑то время и ты сможешь выйти.

– Ты не понимаешь… – Лю Кан поднялся с пола, присел рядом с братом на лежанку и зашептал: – Ведь там, в усадьбе, я видел нечто такое…

– Что? – тоже шепотом спросил Лю Бан.

– Это… Лучше я не буду говорить, – покачал головой десятник. – Мало того, что я беглый, а тут, я чую, кроется ужасная тайна… Не было бы еще хуже.

– Да уж куда хуже… – пробормотал занятый невеселыми мыслями Лю Бан.

– Нет‑нет, брат, это правда… хуже, – горячо зашептал десятник. – Если откроется, что я не погиб, станет ясно: я знаю нечто такое… о чем мне знать никак не положено… Например, что советник Гао на самом деле совсем не такой, как обычно… ну да ты его не видел… И еще…

– Знаешь, брат, – решительно сказал Лю Бан. – Все равно получается, что я тебя укрываю, так что не мнись, а говори толком: какие‑такие ужасные тайны ты узнал?

– Я видел… – старший брат выпучил глаза, – я держал в руках удивительную вещь. Она такая… как ртуть, но твердая, она щиплется, она сверкает – святые‑бессмертные изготовили ее в своем чертоге, не иначе! Это был отрез ткани, но ткани поразительной, не из мира людей! И в нее была завернута книга…

– Какая книга?

– Про то мне неведомо, брат… Это ты грамоту знаешь, а я… – Лю Кан махнул рукой. – Книга… Тоже, верно, волшебная, про тайные знания святых‑бессмертных, про секреты их. И ее взял советник Гао, вот что!

– Да‑а‑а… – протянул пораженный смотритель. – Это… плохо, это очень плохо. Тут недолго и головы лишиться.

– Так я тебе и говорю!..

‑‑ ‑…А потому повторю тебе еще раз: ты будешь сидеть тут, в этой комнате, тихо как мышь. Столько, сколько потребуется. А я при удобном случае скажу, что ты пропал в военном походе, не вернулся. Никто тебя искать не будет. Так мы сами спасемся и семью убережем.

Лю Кан горестно вздохнул, закивал.

– Спасибо, брат, спасибо… Но это еще не все.

– О чем ты?

– Да вот… – Лю Кан бережно достал из‑за пазухи тряпицу, развернул. – Сам не знаю, братец, как это получилось… Я когда ту книгу держал в руках, из нее вещица одна выскользнула и прямо мне в пальцы… И я ее советнику Гао не отдал сразу, испугался очень, а потом уж поздно было, на нас черные напали, я и думать про нее забыл… Так что я прихватил вещицу с собой. Смотри…

На ладони Лю Кана лежал небольшой мешочек из плотного узорчатого шелка с туго затянутой шнурком горловиной.

– И что там? спросил смотритель.

– Я не знаю… – прошептал Лю Кан. – Я не посмел открыть…

– И правильно! – раздался вдруг чей‑то тихий голос, совсем рядом.

– Кто тут?! – шепотом вскричал Лю Бан, вскочив на ноги и выставив перед собой нож. – Кто посмел тайно проникнуть вдом смотрителя?!

Из темного угла на свет шагнул человек – худощавый, с лицом бледным, словно вырезанным из молочного нефрита. Глаза его ярко сверкали – будто ясные жемчужины – в неверном свете факела.

– Книжник Фэй… – потрясенно проговорил Лю Кан. – Но как?…

– Я не враг вам, успокойтесь – улыбнулся Фэй Лун, делая в сторону братьев еще один маленький шаг и выставляя перед собой пустые ладони.

– Кто он? – не отводя настороженного взора от пришельца, спросил смотритель брата.

– Тот книжник, у которого мы нашли библиотеку… – ответил Лю Кан, вытаращенными от изумления глазами разглядывая спокойно стоявшего Фэй Луна. – Он мне и подсказал, как из поместья бежать да за какой корень дернуть… Но только… Он был связан и совершенно беспомощен… Его должны были тоже убить. Да он, верно, дух умершего, злобный призрак, пришедший взять мою ничтожную жизнь за то, что я бросил его и стал причиной его гибели! Сжалься, сжалься, душа умершего!

– Лю Кан упал на колени, стал бить в сторону Фэй Луна земные поклоны. – Братец, что же ты? Моли духа о прощении!

– Тише, тише! – приложил тонкий палец к губам книжник.

– Вы ведь не хотите, чтобы нас кто‑то услышал?

Лю Бан хлопнул брата по плечу, по‑прежнему сжимая в другой руке нож, направленный прямо в грудь Фэй Луну.

– Дух он или не дух, а говорит верно…

– Давайте сядем и спокойно все обсудим, – видя, что Лю Кан перестал кланяться, предложил книжник. – Заверяю вас обоих, что я вовсе не дух, а живой человек из плоти и крови. И я не имею никаких злых намерений в отношении вас. Ни в отношении тебя, Лю Кан. Ни в отношении тебя, Лю Бан.

– Хорошо же, – Лю Бан опустил нож. – Тогда скажи, как ты проник в дом и почему тебя не увидел мой слуга, которому настрого велел я сторожить вход и подать мне знак в случае опасности?

– Мне ведомы многие тайные искусства, о которых простые люди и знать не знают, – ответил Фэй Лун, садясь на пятки напротив братьев. – Это пока вне вашего разумения. Достаточно будет сказать, что сторож твой, Лю Бан, спит сладким сном на ступенях лестницы. Но ты не вини его. Это я заставил его спать.

– Так… – Лю Бан судорожно соображал, как теперь быть. – И зачем ты явился сюда?

– Я тайный страж амулетов Желтого императора, – коротко поклонился братьям Фэй Лун, словно представляясь. – И это само по себе – громадная тайна, которую я ныне по своим причинам доверяю вам. Мы людям неведомы, но живем среди вас незримо уже много‑много лет.

– Так ты все же бессмертный? Я же говорил! – толкнул Лю Кан смотрителя локтем в бок.

– Нет, я не бессмертный, – улыбнулся Фэй Лун. – Просто мы, стражи амулетов, передаем свой долг служения друг другу из поколения в поколение, от отца сыну От самого Желтого императора и до наших дней. Большего я сейчас не могу вам открыть.

– Но… Почему же ты спас моего неразумного брата? Ему неведомы никакие тайны, он простой человек…

– Потому что таково было веление судьбы, – снова улыбнулся книжник. – Великое Небо ясно указало мне, что путь одного из амулетов Желтого императора ведет в твои руки, Лю Бан. А препятствовать велениям Неба неуместно. – Книжник перевел взгляд на Лю Кана. – Прости меня, десятник, но то, что лежит у тебя на ладони, предназначено судьбой отнюдь не тебе, но твоему младшему брату. Этот амулет нельзя отнять, им нельзя завладеть силой, его можно или обрести случайно, или получить в дар. Поэтому я очень надеюсь, Лю Бан, что твой старший брат отдаст тебе вещь, назначенную тебе самим Небом.

– Конечно‑конечно! – Лю Кан тут же сунул мешочек смотрителю, будто от ядовитой змеи избавился. – Возьми скорее, братец.

– Ладно, – смотритель сжал мешочек в кулаке. – Но скажи мне… Фэй Лун, кто были те, что убили всех людей моего брата и сотника Ма и его людей тоже?

– Это были слуги Чи‑ю, давнего врага Желтого императора. Давным‑давно Желтый император поверг его, но слуги остались. О большем не спрашивай.

– Ладно, – снова произнес смотритель, оценивающе глядя на книжника. – А как тебе удалось избежать смерти – это ты можешь нам открыть?

– Слуги Чи‑ю не могут причинить мне вред, – отвечал Фэй Лун с усмешкой. – Моя жизнь не подвластна их силам.

– Отчего же ты, такой всемогущий, позволил схватить себя и связать? – спросил Лю Кан. – Отчего не бежал, используя ведомое тебе тайное искусство?

– А как бы тогда ты передал брату то, что должен был? – улыбнулся Лю Кану книжник. – Вы бы просто сожгли книги.

Братья переглянулись. Во взоре Лю Кана явно читалось: ну вот, братец, я свое дело сделал, хотя и не знал о том, а уж теперь ты… Изрядная доля облегчения была в его взгляде.

Установилась тишина, нарушаемая лишь тихим треском факела.

– Что теперь? – спросил Лю Бан после долгого раздумья. – К чему все это? И это? – указал он на шелковый мешочек.

– К тому, о Лю Бан, что суждены тебе великие дела. И тот, кто, ослепленный самомнением, осмелился взять себе титул «хуан», чего не было со времен Желтого императора, недолго теперь будет терзать Поднебесную. И поможет тебе в этом древний амулет. Взгляни на него! – велел книжник. – Достань, возьми в руку, ощути мощь истинного владыки.

Лю Бан послушно распустил тесьму мешочка, вытряхнул на ладонь сверкающую фигурку дракона – и сильно, всем телом вздрогнул. Смотритель хотел было отбросить фигурку прочь, но Фэй Лун не позволил: насильно сжал его ладонь и держал так некоторое время, а потом отпустил – и, повернув Лю Бана лицом к свету, заглянул в глаза.

– Свершилось… – тихо прошептал книжник, не отводя взгляда от лица смотрителя. Лю Кан взирал на происходящее в изумлении, забыв закрыть рот.

ЭПИЗОД 15

Как потерять Нику

Россия, Санкт‑Петербург, май 2009 года

«Все‑все… Хватит, достаточно», – так думал Чижиков, уединившись в ванной и отвернув кран на полную мощность. Холодная вода хлестала в раковину, брызги летели во все стороны, в том числе и на самого Котю, но он не обращал на это ровно никакого внимания. Наоборот, холодные капли действовали отрезвляюще. Чижиков сложил ладони ковшиком, подставил под струю и с удовольствием плеснул воду в лицо. Еще и еще раз.

Ух.

Как жаль, что поздней весной, а уж тем паче летом, вода в питерских трубах не остается такой же студеной, как зимой! Но и такой воды Чижикову оказалось довольно, чтобы хоть как‑то привести себя в порядок и начать собираться с мыслями.

Он ушел из кухни сразу же после того, как девочка Ника сообщила ему, что она – его спутница. Вот посидел с полминуты после этого потрясающего заявления, а на языке вертелось ехидное: «Видимо, теперь я должен на тебе жениться?», – но Чижиков удержался, помолчал, поразглядывал Нику, потом пирамидку, медленно встал, ушел в ванную, заперся изнутри и отвернул кран. Воду включил Котя практически машинально: он видел, как в кино про разведчиков так делали, когда не хотели, чтобы их кто‑то подслушал. Но кто мог подслушать его, когда в ванной он был один и вслух говорить не собирался? Об этом Чижиков не думал.

Он думал о том, что вот это все – невесть откуда нагрянувшая нахальная, но странным образом к себе располагающая девица, вдруг выскочивший из воздуха прозрачный человек, красная пирамидка, необъяснимо куда‑то этого человека выкинувшая – все это как‑то уже слишком. Слишком странно, слишком необычно. Всего этого было – слишком.

Теперь Котя глядел на предстоящую поездку в Китай почти с облегчением: в родном городе вокруг него происходили такие события, которые с некоторых пор стали Чижикова не просто настораживать, а откровенно пугать. Причем боязнь эта – не за себя любимого, а за случайно попавшего к нему дракона. Опасение, что у него дракона хотят отнять, отобрать, выманить. Заставить расстаться с удивительным предметом. Такая перспектива Чижикова не устраивала.

Сидя в ванной, слушая воду и облизывая мокрые губы, Котя понял, что должен предотвратить возможные покушения на дракона. Быть может, девочка Ника, как и Сергей, хочет завладеть им? Кто она вообще такая? Внучка антиквара Бунина? Возможно: Котя не столь хорошо был знаком с антикваром. А если нет?…

Да ну! Она еще маленькая.

– Она еще маленькая… – задумчиво пробормотал Чижиков.

Нет‑нет, все. Хватит. Достаточно.

Нужно что‑то делать.

Например, избавиться от назойливой девочки, нахально объявившей себя его спутницей. Да что это, черт возьми, вообще значит: спутница? Она что, теперь постоянно следом будет таскаться? Сидеть в моей кухне, есть из моей тарелки, спать на моем диване и смотреть мой телевизор?!

Вот уж вряд ли.

Просто попросить ее выйти вон? Взять за шиворот или даже за ухо и выставить на лестницу? Так ведь может начать орать как резаная и что подумают соседи и вообще люди? Девчонка же. Чижиков повышенной деликатностью не отличался, но и грубым тоже не был. Нет, надо как‑то иначе. Надо ее выманить, а потом потерять где‑нибудь в городе. И не открывать дверь, если вернется. Не будет же эта Ника дежурить под дверью и ночью? Ночью дети обычно спят. По крайней мере, если у нее есть дедушка, он ведь должен присматривать за внучкой и интересоваться, где она шляется. Или родители. Словом, обычно дети спят дома. А завтра мы со Шпунтиком уже улетим в Пекин.

Приняв такое решение, Чижиков почувствовал себя увереннее. Он подхватил с крючка полотенце, вытер лицо, взял щетку для волос, глянул в зеркало… и застыл с поднятой рукой.

Правый глаз у него был голубого цвета, а левый – зеленого. Такого спокойного, но вполне насыщенного, очевидного цвета.

Котя раскрыл рот, а потом закрыл. Протер зеркало полотенцем. Ничего не изменилось: один глаз голубой, другой зеленый. Зажмурился и как следует протер глаз. Открыл: все по‑прежнему. Правый – голубой. Левый – зеленый. При этом никаких проблем со зрением Чижиков не обнаружил. Что за?…

– Спокойно! – негромко сказал себе Котя. – Спокойно.

Интересно, и давно это уже? И что теперь делать?

Стоп: ведь дед Вилен написал в дневнике, что и у него один глаз стал зеленый. После того, как дед… прикоснулся к дракону. И между прочим, Громов тоже упоминал о своем китайском партнере… как его… Гу… Гу Пинь, что ли?., говорил, что глаза у него разноцветные.

Чижиков опустился на край ванной.

Что же это получается? А вот что: тот, у кого этот дракон, тот, кто подержал его в руках и познакомился с его свойствами, расплачивается за это тем, что один глаз становится зеленым, а другой – голубым. И еще это значит, что таких драконов существует несколько, потому что он, Чижиков, здесь, в Петербурге, и дракон вот, у него в руке, а Гу Пинь – он в Пекине. Понятно, откуда у Гу Пиня такая удачливость в делах, о которой рассказывал счастливый Дюша: Гу Пинь просто «пробивает» конкурентов, партнеров и вообще любого, кого необходимо «пробить», и таким образом получает информацию, в том числе конфиденциальную, и этой информацией правильно и вовремя пользуется. И делает бизнес. Все просто. Котя даже вспотел от перспектив, которые открывало обладание драконом.

А еще, раз драконов несколько, выходит, что о них знает больше чем один человек. И интерес Сергея в свете этого приобретает иной, зловещий смысл, а те неоднократные попытки, которые Сергей предпринимал давеча на лестнице, пытаясь заглянуть в глаза Чижикову, теперь становились понятны: изменение цвета глаз лучше слов скажет понимающему человеку о том, знает ли Чижиков, что еще хранилось в китайском сундучке – раз глаза разноцветные, значит, знает. Еще как знает: трогал, взаимодействовал, пользовался. То‑то Сергей ярился и ругался. Ясно ведь, что Котя вряд ли по доброй воле захочет расстаться с такой замечательной вещью. И если до того шансы у Сергея были, то разноцветные глаза ясно дали понять: шансов уже нет.

Просто прекрасно.

Пойдем дальше. Только наивный человек может полагать, будто о фигурках знают исключительно Сергей, Чижиков и, допустим, еще несколько человек. Феномены, обладающие такими поразительными свойствами, никак не могут долго оставаться вне поля зрения государственных и иных могущественных структур. Информационные потоки ежедневно отслеживаются, фильтруются, процеживаются, и трудно представить, чтобы внешние проявления действия фигурок ну совсем не привлекли внимания сильных мира сего – ведь не вчера же они объявились, дед Вилен свою в бюстике Мао еще в пятидесятых схоронил! Чижиков внимательно смотрел «Секретные материалы» и хорошо помнил, как Малдер и сопутствующая ему Скалли добывали информацию – а ведь это им еще палки в колеса ставили все, кому не лень! И что он, конкретно взятый Котя Чижиков, сможет противопоставить, например, спецназу в черном, в один прекрасный день вламывающемуся в окна и дверь его квартиры на предмет отобрать дракона силой? «Пробьет» президента России?…

Еще замечательнее.

Бог знает до чего можно додуматься. Мурашки по коже от открывающихся перспектив. Просто руки опускаются, когда о таком вот подумаешь… Если тот же Гу Пинь научился использовать попавшего ему в руки дракона в своих интересах, то какую ценность подобный предмет должен приобрести в глазах какого‑нибудь мультимиллионера, цель жизни которого – неустанное расширение своей личной империи, своего частного государства? Да того же Андрея Гумилева, в конце концов, – есть ли что‑то, ему недоступное?…

Чижиков внезапно ощутил себя ничтожной букашкой, слишком медленно и слишком слепо ползущей по невообразимо громадной сфере мироздания и в наивном ослеплении своем принимающей сферу за плоскость, маленькую и предельную, покоящуюся на спинах трех слонов, стоящих на черепахе, дрейфующей в океане. Да, иногда и Земля похожа на чемодан, но это – всего лишь повод для иллюзий, не более.

Нет, все, буквально все складывается против него, одинокого и маленького Чижикова. Сама жизнь буквально выдавливает его из любимой квартиры, любимого города и самой России, призывает к бегству.

Беги, Котя, беги.

Котя еще раз взглянул на себя в зеркало, сосчитал до десяти, постарался взять себя в руки, немного успокоился и твердо решил разбираться с проблемами по мере их возникновения. А что еще оставалось?

Так, в каком‑то ящике стола валялись темные очки от солнца. Это первое. Второе – отделаться от Ники. Собрать вещи, купить Шпунтику клетку‑переноску и до отъезда в Пекин постараться не влипнуть ни в какие неприятности. Лучше вообще все время просидеть дома, запершись на замок и заложив дверной крюк.

И Котя, выключив воду, покинул ванную.

Завидев его, Ника перестала чесать Шпунтика за ухом и радостно улыбнулась.

– Все хорошо?

– Да, – вымученно улыбнулся в ответ Чижиков. – Все просто отлично. На улице летает тополиный пух, у меня на кухне пьет чай незнакомая девочка, завтра я улетаю в Пекин, а переноску для кота до сих пор не купил.

– Ой, уже завтра? – широко открыла глаза Ника, и Котя в очередной раз удивился их теплой голубизне. – И кот тоже летит?

– Летит, – кивнул Чижиков. – Кстати, мой хвостатый друг, вот твой паспорт.

Котя выложил перед Шпунтиком его документ и кот любопытно к бумаге принюхался. Осторожно тронул ее лапой. И вопросительно взглянул на хозяина.

– Да, – подтвердил Чижиков. – На основании этой вот фигулины тебя пропустят через границу.

– А у меня нет паспорта… – уныло протянула Ника, разглядывая документ вместе со Шпунтиком.

– Тебе еще не положено.

– Да? А как же я тогда полечу в Пекин? – искренне удивилась Ника.

– Вот уж не знаю, – пожал плечами Чижиков. – Есть у меня одно предположение…

– Какое? – живо заинтересовалась девочка.

– Возможно, оно тебе не понравится, но… кажется, ты в Пекин не летишь. Не в этот раз.

‑‑ Это почему? – еще больше удивилась Ника. – Между прочим, я в Пекине не была и мне там все‑все интересно: китайцы и… и всякое другое тоже. И если даже котик может полететь, то почему я нет? Я хочу в Пекин! – требовательно посмотрела она на Чижикова. Шпунтик тоже взглянул на хозяина с недоумением: чего это?

– Ты у дедушки спроси, – ухмыляясь про себя, ответил Котя. – Ты у него спроси, а он тебе ответит. У тебя дедушка очень умный. Кстати… – Чижиков наморщил лоб, пока Ника не начала возражать. – Мне надо найти кошачью переноску и вообще кое‑что купить в дорогу, так что давай‑ка, допивай чай и пошли.

– А мне нельзя подождать вас здесь?

‑‑ Нет, – покрутил головой Чижиков. – Нет, милая, нельзя.

Сказал и тут же прикусил язык: случайно сорвавшееся слово «милая» заставило взор Ники моментально потеплеть, она трогательно захлопала пушистыми ресницами и заулыбалась.

– Ну пожа‑а‑а‑алуйста… А я обед приготовлю.

Чижиков почувствовал, что его буквально распирает желание согласиться и оставить удивительную девочку на кухне в ожидании его возвращения. Перед мысленным взором возникла Ника в кухонном фартуке, повязанном поверх коротенького платья, – стоящая у плиты и снимающая пробу с варящегося в большой кастрюле борща, и картина эта была настолько умильна, покойна и… привлекательна, что только огромным усилием воли Котя справился с собой и, опасаясь снова ляпнуть лишнее, лишь отрицательно помотал головой.

– Ах, как жаль! – всплеснула Ника руками. – Ну тогда пойдемте покупать котику переноску. Ему нужна просторная переноска, ведь он крупный, ему должно быть удобно… Хороший котик, хороший.

Девочка забрала со стола загадочную пирамидку и вприпрыжку устремилась к двери. Чижиков же заскочил в кабинет и во втором ящике левой тумбы стола обнаружил солнечные очки. Нацепил на нос. Все, теперь он был готов.

– А вы очки надели, чтобы люди не видели, что у вас глаза разного цвета? – с невинным видом поинтересовалась Ника, – Вы этого стесняетесь, да?

Чижиков посмотрел на нее: девочка глядела с таким искренним интересом, что только весьма изощренный в жизненных перипетиях человек или же законченный циник мог бы заподозрить ее в притворстве.

– Да, – кивнул он, – ты права: я этого стесняюсь. Ну, пошли?…

Отвязаться от девочки Ники оказалось гораздо труднее, нежели Котя предполагал.

Уже на углу Моховой и Чайковского ей вдруг приспичило срочно купить мороженого, потому что жарко, мороженое вкусное, а когда ешь мороженое, гораздо веселее, – и Чижиков моментально ухватился за это роскошное предложение. Котя тут же выдал Нике денег и направил в угловой магазин, где торговали мороженым на развес, а сам, подождав, пока за шустрой девочкой захлопнется дверь, скорым шагом устремился прочь по Чайковского. Чижиков считал, что успеет уйти достаточно далеко, пока Ника будет стоять в очереди или пока мороженое ей будут взвешивать, если очереди нет, – и девочка его потеряет. Однако план его с треском провалился: буквально через минуту из‑за спины донеслось далекое, но быстро приближающееся «дядя Костя! дядя Костя!» – и обреченно вздохнувший Чижиков сбавил шаг до прогулочного, а через полминуты рядом уже гарцевала слегка запыхавшаяся Ника с двумя вафельными стаканчиками в руках. Прохожие оглядывались.

– Я взяла с орехами, очень люблю с орехами, все любят с орехами, вы ведь любите с орехами? – скороговоркой сообщила она, сунула один стаканчик Чижикову, лизнула мороженое и с интересном спросила. – Ну, куда мы теперь идем?

– Туда, – неопределенно махнул рукой Котя. – А что, я уже дядя?

– Ну‑у‑у… – Ника тряхнула челкой. – Вы взрослый. Ну и вот: дядя. Это не значит, что вы на самом деле мой дядя. Так просто обычно говорят. А что, нельзя?

– Отчего же? Можно.

– Между прочим, – начала Ника, наслаждаясь мороженым, – это некрасиво: не ждать спутницу. Я бежала, бежала…

– Да‑да, извини, – Чижиков размеренно шагал, жевал мороженое, не чувствуя холода, и лихорадочно прикидывал, что делать дальше. – Мне показалось, я увидел знакомого… А вот, кстати, магазин твоего дедушки. Давай зайдем?

– Зачем?

– Ну… Проведаем дедушку, сообщим, где ты находишься. Может, он волнуется, – предположил рассчитывавший сбагрить антиквару его малолетнюю родственницу Чижиков. – Дети, знаешь ли, должны быть под присмотром старших.

– А дедушка знает! – улыбнулась Ника. – Он знает, что я у вас, и совершенно не волнуется. И потом, я уже не маленькая.

Чижиков смерил Нику взглядом.

– А по‑моему, маленькая.

– Ничего подобного! – девочка моментально привстала на носках. – Видите? Я выше вашего плеча. Пожалуйста, не надо идти к дедушке.

Чижиков тем не менее решительно двинулся через дорогу. Но антикварный салон оказался закрыт и Ника, кажется, этому удивилась. А Котя – наоборот огорчился.

– Вот странно! – сказала девочка, впустую подергав ручку входной двери. – Наверное, ушел куда‑нибудь, – легкомысленно заметила она и вернулась к мороженому. – Так мы пойдем покупать переноску для вашего кота?

Чижиков водил Нику по городу целых полтора часа. Заходя в попадающиеся по пути магазины, они добрались до Невского проспекта, свернули направо, в сторону Адмиралтейства, и двинулись к Гостиному двору. Котя не прекращал попыток потерять Нику в толчее, оставить в магазине у прилавка, а самому выйти через дальнюю дверь, быстро шмыгнуть в открытый подъезд, пока девочка отворачивалась, но каждый раз Ника легко находила его – с радостной улыбкой, совершенно не обращая внимания на Котины маневры или на самом деле их не замечая, Чижиков не мог определить. Тогда он предложил подъехать пару остановок на троллейбусе и очень удачно, в последний момент, пропустил девочку вперед, позволив дверям закрыться прямо перед своим носом, но метров через десять троллейбус остановился, открылась задняя дверь и оттуда с криками «дядя Костя! дядя Костя!» выскочила растрепанная Ника… Отягощенный купленной коту переноской, а также разными другими приобретениями, половина из которых была сделана для отвода глаз, Чижиков совсем приуныл, больше попыток сесть на троллейбус не предпринимал и до Гостиного Двора они добрались пешком. Всю дорогу Ника трещала не умолкая.

Немного поплутав по бесконечным торговым залам, Чижиков вдруг вспомнил, что на втором этаже есть дивный отдел, торгующий мужской одеждой. Этот отдел обладал двумя полезными преимуществами: он был обширен, извилист, там и сям перегорожен стойками с пиджаками и прочими брюками, а прямо под отделом располагался один из входов в метро. И Котя решил предпринять последнюю попытку «потерять» девочку Нику. Он устремился на второй этаж.

Дойдя до заветного отдела, Котя стал медленно ходить между стойками, придирчиво рассматривая товар и пропуская мимо ушей многочисленные комментарии Ники из разряда «как миленько» и «такое теперь уже никто не носит». Задумчиво выбрав некоторое количество рубашек и один пиджак, Чижиков попросил назойливую девочку подержать пакет с покупками, а сам с одеждой в одной руке и переноской в другой двинулся к самой близкой к лестнице вниз примерочной кабине.

Отгородившись от Ники плотной тканью занавески, он показательно пошуршал рубашками, а потом окликнул ее:

– Ника, будь другом, принеси вот такую, но на размер побольше, ладно?

– Сейчас, дядя Костя! – судя по звукам, девочка понеслась в противоположный конец торгового зала, где хитрый Котя выбирал рубашки.

Времени оставалось крайне мало, а потому Чижиков, не раздумывая, подхватил кошачью переноску, выглянул из‑за занавеси, убедился, что кругом никого нет, а затем быстрым шагом, почти бегом покинул отдел, сожалеюще улыбнувшись кассирше: увы, ничего не подошло! – и бегом бросился вниз по лестнице в метро. Он спешил, каждую секунду ожидая крика «дядя Костя! дядя Костя!», но вот уже промелькнул мимо турникет и в тоннеле засветились огни приближающегося поезда, а девочка Ника так и не появилась, не догнала, не настигла. Наконец‑то потерялась.

Котя прижался потной спиной к закрывшимся дверям вагона и, слушая стук и скрежет колес на поворотах, облегченно вздохнул: сбежал. Сбежал!

Чижиков летел в вагоне метро в сторону площади Александра Невского и думал о том, что надо затаиться где‑нибудь до вечера, а как станет темно, – вернуться потихоньку домой, собрать вещи, приготовить Шпунтика и действительно засесть безвылазно дома. И ни на звонки в дверь, ни на телефон просто не реагировать. Вызвать такси – и на такси в аэропорт.

Он поднялся по эскалатору на станции «Улица Дыбенко» и неторопливо двинулся в ближайший парк, где протекала хилая речка Оккервиль и заливисто играли дети. Выбрав пустую лавочку в безлюдном месте за обширным кустом, Чижиков поставил на нее кошачью переноску, сел рядом, достал дракона.

Легкий ветерок нежно шевелил листья и в воздухе отчетливо пахло вечером.

– Ну‑с, посмотрим, где эта вздорная девчонка… – пробормотал Котя, сжимая дракона в кулаке. Он представил Нику во всех подробностях, даже ссадину на худом колене, зажмурился и…

Ничего. Темнота. Пустота.

– Не понял… – Чижиков разочарованно посмотрел на дракона. – Может, у тебя завод кончился?

Он попробовал «пробить» Нику еще раз, потом еще. Никакого эффекта.

– Может, Оккервиль какие‑то поля создает? Или эта фиговина не везде работает?…

Однако же определенные признаки были на лицо: Котя чувствовал знакомые легкую слабость и головокружение. Значит, предмет исправно брал энергию. Только Нику не показывал.

– И что это должно означать?

На пробу Чижиков «пробил» Сумкина и увидел Федора выходящим из магазина под названием «Норман. Алкогольный супермаркет». В руке у приятеля был черный пластиковый пакет с такой же надписью, а взгляд – рассеянно‑задумчивый. Сумкин остановился у дверей, огляделся, щурясь сквозь чудовищные линзы очков, и неторопливо зашагал по улице.

От созерцания Сумкина Котю оторвал звонок мобильного телефона.

Чижиков вынул аппарат из нагрудного кармана и некоторое время смотрел на надпись «Абонент неизвестен». Вряд ли это могла быть Ника, хотя от шустрой девочки следовало ожидать всякого. Но так быстро узнать номер его сотового – это, наверное, уже слишком. Тем более для тринадцатилетнего ребенка. Хотя… дети нынче пошли ушлые. Зазеваешься – подметки на ходу отрежут.

Телефон тем временем продолжал исполнять «Боже, царя храни».

Ну ладно. Котя нажал на кнопку приема.

– Алло, – по возможности не своим голосом сказал он. – Алло. Говорите.

– Не бросайте трубку.

– Если вам нужна прачечная, то это не здесь, – машинально ответил Чижиков, соображая, отчего голос говорившего ему смутно знаком.

– Прошу вас, не бросайте трубку! – повторили в телефоне. – Выслушайте. Буквально два слова.

– Кто это? – настороженно спросил Котя.

– Мы с вами уже встречались… несколько раз. Я Сергей. Не бросайте трубку!

– Где вы взяли этот номер?

– Это было не так сложно. Послушайте, наверное, я выбрал неправильную линию поведения в общении с вами… Это от неопытности, а не от того, что я хочу вам как‑то навредить. Наоборот, я не имею намерений причинять вам неприятности… Вы слушаете, Константин? Алло? Вот я вам сейчас пришлю фотографию…

– Перезвоните через минуту, – велел Чижиков и дал отбой.

Опять двадцать пять. Снова Сергей. Ему‑то чего надо? Глаза мои он уже видел…

Телефон коротко пикнул: пришло письмо с файлом. Чижиков посмотрел – действительно, фотография. Знакомое лицо Сергея, крупно, но на сей раз без темных очков. Котя вгляделся: ну точно, один глаз зеленый, а другой голубой. Так он тоже!..

Не теряя времени, Чижиков «пробил» Сергея – тот сидел в уже знакомом Коте кабинете и напряженно смотрел на телефон. Потом перевел взгляд на часы, кивнул и стал набирать номер. Как только Сергей закончил нажимать на кнопки, Чижиков услышал «Боже, царя храни». Он нехотя отпустил Сергея и вернулся в реальность.

– Я слушаю, – сказал Котя обычным голосом.

– Теперь вы понимаете?

– Кое‑что.

– Поймите: я пытался предотвратить это. Только предотвратить. Предупредить вас.

– Почему?

– Потому что… Константин, это трудно объяснить в двух словах, а уж тем более по телефону.

– А вы попытайтесь. Завтра я надолго уезжаю из города.

– И… куда?

Но Чижиков молчал так выразительно, что, тихо кашлянув, Сергей заговорил снова.

– Да, конечно, извините. Это не мое дело.

– Вы сегодня удивительно адекватны.

– Послушайте, я правда виноват перед вами. Мне не стоило так вести себя…

– Определенно, – Котя наслаждался лаконичностью своих ответов.

– Я должен извиниться…

– Бросьте. Что вам нужно?

– Я хотел попросить о встрече, постараться объяснить, рассказать, но если это невозможно…

– Откуда у вас дракон? – перебил Котя.

– Дракон?… – Сергей растерянно умолк. – Но… у меня нет никакого дракона.

– А как же фотография?

– Причем тут… Ах, вот что! Так вы подумали о том, будто только дракон… Нет, Константин, нет. Любой предмет, которым вы воспользовались, оказывает такое влияние на своего владельца. Я про глаза.

– И у вас?…

– У меня цилинь.

«А что он делает?» – чуть было не спросил Котя, но вовремя прикусил язык. Он молчал, оценивая степень откровенности Сергея и думая, свидетельствует ли подобное признание о том, что ему можно хоть немного доверять. Сергей подождал некоторое время, потом не выдержал.

– Сейчас, как я понимаю, уже нет времени… А вы не могли бы отложить отъезд, чтобы мы могли серьезно поговорить?

– У меня нет такого желания.

– Да?… Я понимаю вас. После моего поведения вы не должны мне верить… Это справедливо. Но я должен вас предупредить, просто обязан. Знайте: за предметами охотятся многие.

– Кроме вас?

– Да я не охотился, я как раз… Впрочем, сейчас это не важно, а важно то, что вы должны быть крайне осторожны. Постарайтесь никому слишком не доверять. И еще: предмет нельзя отобрать у владельца силой. Его можно или найти, или подарить. Передать другому добровольно. Но это не значит, что у вас не будут пытаться предмет отобрать или выманить обманом. Запомните мои слова. Это важно. Это очень важно!

– И все? Вы ничего от меня не хотите?

– Да. И все. Я ничего не хочу.

Чижиков прервал разговор. Странно. Он задумчиво уставился на заходящее солнце, сверкающее из‑за переплетения ветвей. Потом сжал дракона и «пробил» Сергея. Сергей нервно ходил по узкой, похожей на пенал и почти лишенной мебели кухне.

У Коти была еще куча вопросов к Сергею. Например, в каких он отношениях с антикваром Вениамином Борисовичем. И не выступал ли Сергей тем заказчиком, которому позарез был нужен китайский сундучок. И не Сергей ли подослал воров в его квартиру. И каким образом Сергей появился на Котиной кухне уже после того, как Громов его выкинул на лестницу. Впрочем, на последний вопрос Котя, пожалуй, почти знал ответ и ответ этот был прямо связан с цилинем, которым, по его собственному признанию, обладал Сергей. Если дракон позволяет увидеть любого знакомого, то отчего цилиню, скажем, не уметь помогать хозяину проходить сквозь стены? Да запросто. Раз уж мы приняли на веру, что подобные вещи вообще возможны.

Перед Чижиковым открывался новый, неизвестный до того мир, в котором, параллельно с привычной обыденностью, жили люди, например Сергей, посвященные в недоступные прочим смертным тайны, и существовали вещи, например дракон, переворачивавшие издавна знакомые и казавшиеся оттого незыблемыми представления о том, что может быть, а что явно противоречит законам известного мироздания. И Коте такое развитие событий нравилось. Это было приключение. И еще, конечно, было бы просто прекрасно приключение испытать да и самому сохранным остаться. Но теперь – теперь, когда Чижиков получил дракона и понял, как он работает, у него определенно был шанс. Или не было?…

Только вот отчего девочка Ника не поддается дракону? Как это прикажете понимать?

Котя еще раз попытался «пробить» Нику и, убедившись, что это не получается, задумался над проблемой. Совершенно очевидно, что он пока не знает про дракона всего. Быть может, в работе этого удивительного предмета есть свои нюансы. Законы. Правила. А может, он показывает только тех, кто жив и здоров, а Ника, скажем, под машину попала. Тут Котя огорчился: все же при всей ее навязчивости и бесцеремонности девочка была ему симпатична.

Как она в первый раз сказала? Девочка из будущего? Допустим. Если она из будущего, значит, не живет здесь и сейчас и дракон над ней не властен. Тогда, получается, предмет не должен показывать и тех, кто уже умер и тоже не живет здесь и сейчас.

Есть только один способ проверить.

Котя сосредоточился на образе своего былого приятеля по институту, энтузиаста велосипедного спорта, трагически погибшего под колесами грузовика – и натолкнулся на ровно такую же темноту и пустоту. Повторил опыт на еще нескольких уже умерших людях – результат оказался аналогичным.

– Получается, мы можем считать доказанным, что видеть можно живых, – заключил Чижиков. – Но значит ли это, что Ника действительно из будущего?

Он поглядел на солнце, опустившееся еще ниже, и подумал, что надо перекусить. Дойти до метро и заглянуть в кафе – там есть одно, приличное. А потом начинать двигаться к дому. Все же завтра трудный день.

Эх, дед Вилен, дед Вилен…

Котя в легкой тоске закрыл глаза, машинально сжал в руке дракона, представил себе давно умершего деда, вовсе безо всякой задней мысли, просто так, и вдруг увидел его. Не натолкнулся на пустую темноту, а увидел. Деда.

Дед, значительно постаревший, сидел на низкой лавочке перед кирпичным домом. Он был странно одет: поношенный, но чистый темно‑синий френч с накладными карманами на груди, и из правого торчит блестящий колпачок авторучки, широкие темно‑синие же штаны, нелепые черные тапочки на белой подошве, тоже не первой молодости, – а рядом на торчащем из стены длинном металлическом крюке висит большая клетка, в которой с жердочки на жердочку степенно прыгает крупная птица.

Лицо деда, такое знакомое и любимое, покрывала сеть глубоких морщин, седые брови нависли над утонувшими в морщинах глазами, под носом появились странные и тоже седые до белизны усики. Дед сидел на лавочке, с улыбкой смотрел на птицу в клетке, а птица горделиво прыгала и прыгала… Тут к деду Вилену подошла пожилая женщина в одежде не менее непривычной: серых и тоже широких штанах, таких же, как и у деда, тапочках, и глухой серой стеганой куртке. Когда‑то черные, ныне с заметной сединой волосы женщины были острижены коротко, а лицо – лицо, круглое, в морщинках, но до сих пор миловидное, не вызывало никаких сомнений в том, что она… китаянка, что ли. В руках женщина держала большую кружку с крышкой, и эту кружку она подала деду, а тот улыбнулся ей ласково, кружку принял и подвинулся на лавочке. Женщина села рядом. Дед что‑то ей сказал – звук дракон не транслировал – женщина ответила…

Дракон выпал из Котиных пальцев.

ЭПИЗОД 16

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: