Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Анализ Мировой Системы




Принято считать, что главный вызов теориям «модернизации» (Rostow, 1960) был брошен квази-марксистской критикой, положившей начало изучению мировых экономик и обществ центра - периферии (core-peripheral). Еще до знаменитого исследования капиталистической мировой экономики Уоллерстайна, историк французской школы анналов Фернан Бродель начал изучать связи между материальной жизнью и цивилизацией с одной стороны и географией и властью – с другой. Для понимания неравномерного развития экономик, социальных структур и цивилизаций, Броделю понадобилось выйти за традиционные границы национальной истории. Его histoire globale можно рассматривать как предтечу и цивилизационного анализа, и глобалистической социологии. Исследование социальных иерархий, государств, цивилизаций и городов проходит через фокус histoire conjuncturelle (диахрония) и histoire structurale (статика). В действительности, его подход послужил основой теории мировых систем и создания связанного с ней журнала Review, а также Центра исследования экономики, исторических систем и цивилизаций в Бингхэмптоне (Binghampton). Со времен его исследования жизни Средиземноморья (1967) и публикации Капитализма и материальной культуры (Capitalism and Material Life (1967)) не принято рассматривать структуры duree (повседневной жизни) вне долговременной (longue duree) перспективы, содержащейся в его концепции «мировой истории» (histoire globale).

Идея того, что для постижения сложной природы капиталистической цивилизации требуется нечто большее, чем понятие национального государства, во многом связана с наблюдениями, сделанными Броделем и Уоллерстайном за время, проведенное ими в Африке. Изначальный теоретический интерес Уоллерстайна был связан с положением получивших независимость африканских наций и их неоколониальной зависимостью от северных метрополий, сконцентрировавших в себе богатство и власть. Большинство поздних работ Уоллерстайна на тему отношений неравного обмена в мировом капитализме многим обязано основополагающим трудам теоретиков dependencia (зависиомости), особенно Пола Бэрана (Paul Baran (1957)) и Андрэ Гундера Франка (Andre Gunder Frank (1967; 1969)). Тема развивающихся стран сыграла важнейшую роль в подъеме исторической социологии и теории мировых систем. Будучи предвестником интер национальной социологии, социология отношений стран Третьего мира и империализма очертила контуры новой проблематики, обозначаемой сейчас как глобализация.

Подобно Бэрану, Франку, Рэю (Baran, Frank, Rey (1971)) и другим теоретикам неоколониальной зависимости, Уоллерстайн оспорил основные допущения как классического марксизма, так и неоклассического либерализма, утверждающие безусловную благотворность внедрения капитализма в неевропейские общества, многие из которых являются бывшими колониями западных империй. Идея линейного пути экономического развития, по которому, согласно представлениям классиков марксизма и либерализма, должны пройти все (отсталые) общества, вовлекаясь тем самым в процесс модернизации (прогресса), была опровергнута Уоллерстайном в исследовании тенденций в европейской мировой экономике. Он пересмотрел марксистскую аксиому, согласно которой капитализм с необходимостью устранит все до-капиталистические формы жизни. Он считает, что мировая система включает в себя огромное множество различных форм производственной деятельности. В противовес модернистской уверенности в стимулирующем влиянии индустриального капитализма на социально-политическую сферу он указывает на проблему «недоразвитости» и периферийной зависимости.

Для Уоллерстайна события 1557 г. ознаменовали не только крах империй Габсбургов и Валуа, но и важнейший переломный момент мировой истории: рождение Европейской мировой системы. Крушение империй в Западной Европе ознаменовало разрыв с прошлым: до тех пор все мировые хозяйства (экономики) превращались в империи. Уоллерстайн в своем исследовании обозначает эту специфическую цивилизационную ситуацию в качестве источника модерна: из политически гетерогенной европейской мировой экономики родилась экспансионистская капиталистическая западная цивилизация.

Целью анализа мировой системы Уоллерстайна было, однако, не объяснение модерна per se, а толкование его как уникального достижения Запада, порвавшего с традиционными тенденциям к превращению в закостеневшую бюрократическую империю, чтобы получить то, чего не смогла добиться ни одна империя, а именно – мировое господство. К ХХ в. капиталистическая мировая экономика Европы стала действительно глобальной системой. Иначе говоря, главной проблемой, волновавшей Уоллерстайна, была логика событий, благодаря которой лишь одна из множества цивилизаций оказалась сегодня господствующей.

В чем особенность уоллерстайновского понимания Европы? Не случайно в центре анализа нео-марксистской материалистической концепции истории оказываются способы производства. До 1500 г., как говорит Уоллерстайн, «история мира была историей временного сосуществования трех способов производства: один - мини-системы (без особых достижений); второй – нестабильный, следовательно, преходящий – мировые экономики; третий – импозантный, «зрелищный» – мировые империи» (1984: 65). Мини-системы состояли из непосредственных производителей, вовлеченных в неравный обмен излишками. Мировые империи проходили через циклы экспансии и отступления (упадка). Излишки в форме дани извлекались у непосредственных производителей правящим классом при поддержке военной бюрократии, которая в то же время всегда представляла собой потенциальную угрозу для правящего класса. Империи можно определить и как политические образования; их власть сильна и в то же время уязвима. Центральное правило, составляющее доктрину империи – «редистрибуция экономической жизни от периферии к центру с помощью силы (дань и налоги) и монополии в торговле» (Wallerstein, 1974-89, Vol. 1: 17, 349). Следовательно, империи – это «примитивные средства экономического доминирования» (p. 15).

В истории было много разных мировых экономик, например, Китай, Персия, Рим. Осуществляя завоевания, каждая из них становилась мировой империей. И только одна «социальная система», по утверждению Уоллерстайна, порвала с этой традицией и смогла пойти вперед, а не назад: Европейская мировая система. Почему Европа? Потому что «лишь Европа смогла ступить на путь капиталистического развития, что позволило ей обогнать всех остальных» и противостоять «тенденциям к превращению в империю» (Wallerstein, 1974-89, Vol. 1: 17, 349). Если говорить конкретнее, структурная связь между «техникой современного капитализма и технологиями современной науки» позволили Европейской мировой экономике «процветать, расти и развиваться без возникновения унифицированной политической структуры» (p. 16). И то, что действительно отличает мировую экономику от мировой империи – это не существование “экстенсивного разделения труда”, не “культурное многообразие”, а отсутствие единого центра власти, иными словами, мультицентрическая политическая структура (рр. 348-9). Таким образом, специфика Европейской мировой экономики в том, что она «после 500 лет существования сумела выжить и не превратиться в мир-империю – специфика, в которой кроется секрет ее силы” (р. 348).

Такой путь развития был уникальным в мировой истории. Мировая экономика, возникшая в Европе в 16 в., была «типом социальной системы, которой прежде не знал мир и которая стала отличительной чертой современной мировой системы» (р. 15). В отличие от империй, современная мировая система не является политическим образованием per se. В то же время она является такой же всеобъемлющей, как великие империи, и разделяет некоторые из их универсалистических черт. А в силу того, что «базисная связь между частями системы является экономической», эта система оказывается «больше, чем любое юридически определенное политическое образование», будь то империя, полис или национальное государство (р. 15). Она объединяет в себе национальные государства, империи и полисы, различные классы и статусные группы, разные религиозные и культурные группировки. Географическое разделение труда (и власти) определяется в ней в терминах центральных, периферийных и полу-периферийных регионов и государств.

Центральным положением в анализе мировой системы является то, что любое исследование природы социальных и политических феноменов всегда должно быть нацелено на понимание и объяснение феномена в соотнесении его с конкретной социальной «тотальностью». Это означает, что ни национальное государство, ни (национальное) общество не могут быть поняты изолированно. И государства, и общества взаимодействуют друг с другом через сложную конфигурацию политических, экономических, культурных и религиозных связей. Интерпретировать действия, ценности и противостоящие идеологии разных групп и индивидов вне контекста мировых экономических и политических связей – значит совершать ту же ошибку, что позитивистская социология 19 века с ее наивной верой в науку об «обществе». Уоллерстайн дискредитирует подобную социологическую реификацию, присутствующую в либеральных теориях модернизации: «большинство образований, описываемых как социальные системы – «племена», общности, национальные государства – не являются в действительности тотальными системами» (р. 348). С точки зрения такого подхода, единственные системы, которые с достаточной степенью вероятности можно определить как социальные тотальности – это мировые империи, мировые экономики и автономно существующие хозяйства.

Таким образом, традиционные теории класса, государства и общества теряют свою эвристическую ценность как социологические парадигмы. Уоллерстайн говорит: «Я опровергаю идею о том, что следует брать суверенное государство или национальное государство (как более грубый концепт) в качестве предмета анализа. Я считаю, что ни то, ни другое не является социальной системой и позволяет лишь констатировать социальные перемены в этих системах». По сути дела, здесь утверждается, что только расширение теоретических рамок анализа может обеспечить объяснительный потенциал для исследования и понимания социальных перемен в терминах существующей констелляции политического и социального неравенства. Таким образом, части «целого», такие, как суб-национальные, национальные и сверхнациональные классовые силы и классовая принадлежность становятся более значимыми объектами исследования, будучи рассмотренными в рамках социальной тотальности. Как мы увидим позже, Элиас рассуждал подобным образом, рассматривая формирование Европейских государств.

Со времени выхода трехтомника «Современная мировая система» «социальная тотальность» Уоллерстайна неоднократно подвергалась разного рода критике. Принимая в целом идею об иерархической структурированности мирового общества на центральные, полупериферийные и периферийные регионы и государства, Аристид Зольберг (Aristid Zolberg (1981)), Теда Скокпол (Theda Skocpol (1977)), и Энтони Гидденс (Anthony Giddens (1981)) указали на редукционистские тенденции в теории мировой системы. Их критика была направлена на незначительность роли, отведенной политической власти и культуре. И хотя критики Уоллерстайна не могут прийти к единому мнению о том, что же составляет суть «политического» или «культурного», все они единодушно заявляют, что скрытый экономизм обедняет инновационный потенциал анализа мировой системы. Зольберг признает наличие политического анализа (например, анализ подъема и падения государств центра - периферии). Тем не менее, он указывает на присутствие некоторого редукционизма в том, что «политический процесс рассматривается как следствие действия экономических факторов» (1981: 255). Скокпол (1970:1080) утверждает, что анализ мировой системы Уоллерстайна не признает «независимого воздействия» государства или стратегической логики современной системы государств.

Позже фокус аналитики переместился в культурное измерение. Теперь всех интересовало, принимает ли теория мировой системы в расчет культурный фактор. Сам Уоллерстайн никогда не отказывался от возможности культурной интерпретации своей теории. Тем не менее, его критики обнаружили тесную связь между возникшим за «долгий 16-й век» капиталистическим миром и романо-христианской цивилизацией, из которой он, собственно говоря, и произошел. Истоки такого рода критики можно обнаружить в третьем томе «Истории капитализма» Броделя. Основная идея критики заключается в следующем: несмотря на то, что культурное измерение присутствует в анализе мировой системы, оно и его роль сведены к тому, что марксисты называли надстройкой. Говоря другими словами, пока отношения обмена являются в анализе определяющими, культура неизбежно будет рассматриваться как паразит при классовых детерминантах.

Стремясь отстоять целостность своей теории, Уоллерстайн (1990) идет на уступки критикам и пытается доказать, что его видение социальной жизни вовсе не умаляет значения культуры. Подтверждение этого можно обнаружить, в частности, в особом внимании, которое уделял Уоллерстайн роли цивилизации (зачастую проявляющейся в форме националистического возрождения или антимодернизационных движений) в сдерживании или стимулировании динамических сил капитализма (Wallerstein, 1984). Другой пример – анализ роли двойственной «универсальной идеологии» расизма и сексизма в интеграции и исправном функционировании капиталистической мировой экономики и присущей ей иерархической структуры. Расизм и сексизм рассматриваются как «полезные консервативные (или реакционные) идеологии», служащие отсрочке признания неизбежного краха группы, государства или отдельной личности (Wallerstein, 1990:50).

Избегая «грубой и беспристрастной объективности» сциентизма (Boyne, 1990:59), Уоллерстайн тем самым уходит от устаревших дихотомий, таких, как идеальное – реальное, душа – тело, материя – символ, высокая культура – низкая культура, мы – они (свои – чужие), внутри – вовне, и т.д., и т.п. В итоге, теория мировой системы отказывается от антропологического определения культуры, а возвышенную романтическую «высокую культуру» подозревает в «создании идеологического прикрытия интересов высшей страты в определенной группе или социальной системе» (Wallerstein, 1990:34). Парадоксально, хоть и не случайно то, что Уоллерстайн обращается к детерминистической марксистской формулировке: «Культура» как система идей капиталистической мировой экономики является следствием наших коллективных исторических попыток справиться с противоречиями, неоднозначностями и сложностями социально-политических реалий последней» (1990: 38).

Итак, Уоллерстайн отказывается от бинарных оппозиций высокой - низкой культуры, коммунализма (общинности) - глобализма, а также внутреннего - внешнего, изобличение которых легло в основу современной критической теории. Между тем, он нигде не объясняет, что дает ему право утверждать, что «наука, как нам известно, является главным интеллектуальным выражением “модерна”» (1991:115). Почему именно наука? И как идея модерна соотносится с «конкретными историческими реалиями» - мини-системами, мировыми империями и мировыми экономиками? Говоря другими словами, является ли модерн над -историческим понятием, стоящим над, за или рядом с социальной тотальностью, которая называется мировой системой?

 






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных