Криминологической характеристики преступника

Разработка проблемы личности преступника имеет важное значе­ние не только для развития криминологической науки. В практиче­ской деятельности по предупреждению преступлений учет личностно­го фактора играет едва ли не решающую роль, которая проявляется в следующих основных направлениях:

• при статистическом анализе преступности по лицам;

• при изучении причин и условий совершения конкретных пре­ступлений;

• при проведении индивидуально-воспитательной работы служба­ми и подразделениями органов внутренних дел;

• в деятельности судов при назначении наказания;

• в оперативно-розыскной деятельности.

О статистическом анализе преступности по лицам речь уже шла в п. 4.4 данной главы. Чтобы не повторяться, приведем лишь обобщаю­щий криминологический портрет современного преступника. Это мужчина молодого возраста, невысокого уровня образования и соци­ального статуса, холостой или разведенный, уклоняющийся от обще­ственно полезной деятельности, весьма часто находящийся в нетрез­вом состоянии в момент совершения преступления, которое совершает в составе группы, и ранее уже привлекавшийся к ответственности.

Причины и условия совершения конкретных преступлений во мно­гом связаны с личностью обвиняемого. Необходимо тщательное изу­чение социальной микросреды формирования личности (семьи, бли­жайшего окружения, досуга) и конкретной ситуации совершения преступления. Представление, которое выносит следователь, должно отражать полученную информацию и иметь четкий адрес профилак­тических предписаний. И здесь знание генезиса личности преступни­ка, ее криминологических особенностей помогает отобрать из полу­ченной в ходе следствия информации самое существенное о причинах и условиях совершенного преступления.

При решении задачи профилактики правонарушающего поведения и исправления преступника целесообразно использовать типологиче­ский метод изучения личности. Используя различные типы личности и их описательные характеристики можно определить, к какому типу относится конкретный правонарушитель. Затем, зная в принципе ка­кие меры профилактики предпочтительны для конкретных типов лич­ности, можно более обоснованно и целенаправленно проводить конк­ретную индивидуально-воспитательную работу. В ходе этой работы необходимо оценивать промежуточные результаты и с их учетом кор­ректировать процесс применения профилактических мер."

Последовательность действий можно выразить следующей схемой:

При назначении судами справедливого и обоснованного наказания [ичность виновного играет самостоятельную и важную роль. Исполь-ование типологии личности в процессе назначения наказания подво­дит научную базу под субъективное усмотрение суда и минимизирует «разнобой» в карательной практике судебных органов. Учет личности виновного при назначении наказания имеет много общего с порядком проведения индивидуально-воспитательной работы, рассмотренным выше. Отличие состоит в том, что в процессе назначения наказания нет двух последних звеньев оценки промежуточных результатов и коррек­тировки воспитательных мер. Вместо классификатора профилакти­ческих мер используются специально разработанные шкалы уголов-но-правовых санкций.¹²

В последние годы в деятельности правоохранительных органов стал применяться метод формирования психологического розыскно­го портрета. Этот метод основан на положении о том, что в преступле­ниях, прежде всего особо тяжких (например сексуальных убийствах), проявляется психология и психопатология преступника. На основе детальной проработки оперативных и следственных материалов со­ставляется портрет предполагаемого преступника, в котором указы­вается, что он обладает такими-то психологическими и физическими качествами, такими-то социальными характеристиками (уровень об­разования, культуры и т. п.), криминальным опытом, отличается та­кими-то особенностями привычек обыденного поведения и т. п. Дан­ный метод особенно эффективен при расследовании серийных преступлений.¹³

Подводя итог вышеизложенному можно подчеркнуть, что кримино­логическая характеристика преступника имеет важное значение при решении правовых, розыскных и профилактических задач. Поэтому ее необходимо шире использовать на практике.

Контрольные вопросы

1. Поясните содержание понятия личности преступника и его от­граничение от смежных понятий, таких как субъект преступле­ния, личность виновного и осужденного.

2. Назовите признаки структуры личности преступника.

3. Что понимается под стадиями формирования личности преступ­ника (этапы криминализации личности)?

4. Каково влияние биологических и социальных факторов на фор-' мирование личности преступника?

5. Как выглядит статистический портрет личности современных преступников?

6. Что понимается под классификацией и типологией преступни­ков, приведите примеры?

7. В чем состоит практическое использование криминологической информации о личности преступника в деятельности правоохра­нительных органов?

Примечания

' Маркс К., Энгельс Ф. Из ранних произведений. — М., 1956. С. 565.

² Ананьев Б. Г. О проблемах современного человекознания. — М., 1977; Бобне-ва М. И. Социальные нормы и регуляция поведения. — М., 1978.

³ Опыт криминологического изучения личности преступника/Под ред. А. Н. Дол­говой. - М„ 1981. С. 30-31.

¹ Дитль Г. М., Газе Г., Кранхольд Г. Г. Генетика человека в социалистическом обществе/Пер, с нем. 2-е изд. — М., 1984, С. 94. ⁵ Антонян Ю. М., Бородин С. В. Преступность и психические аномалии. — М., 1987. С. 56-57; Они же: Преступное поведение и психические аномалии/Под ред. В. Н. Кудрявцева. — М., 1998.ГомоновН.Д. Особенности противоправно­го поведения лиц с психическими девиациями (криминологическое исследо­вание). - СПб., 2000, С. 105-106.

⁶ Там же.

⁷ Проблемы изучения личности правонарушителя: Сб. науч. трудов/Отв. ред. А. Л. Закалюк. - М„ 1984. С. 145-147.

⁸ Криминальная мотивация/Отв. ред. В. Н. Кудрявцев. — М., 1986. С. 254.

⁹ Антонян Ю. М., Самовичев Е. Г. Неблагоприятные условия формирования личности в детства и предупреждение преступлений (психологические меха­низмы насильственного преступления). — М., 1983. '° Ратинов А. Р., Ефремова Г. X. Правовая психология и преступное поведе­ние. Красноярск, 1988. С. 102.

" Бурлаков В. Н. Криминогенная личность и индивидуальное предупрежде­ние преступлений: проблемы моделирования. — СПб., 1998, С. 101.

¹² Там же, С. 189.

¹³ Горшенин Л. Г Анализ поведения людей и методика моделирования предпо­лагаемой ситуации. — М., 1992; Афанасьев С. А„ Иванов В. И., Новик В. В. Осо­бенности расследования сексуально-садистских убийств. — СПб., 1993.

Глава 4

Факторы, обусловливающие преступность

4.1. Детерминация и причинность преступности

Без преувеличения можно сказать, что проблема причин преступно­сти является центральной для криминологии. То или иное решение этой проблемы определяет научное содержание криминологической теории и ее практическую направленность.

Представляя собой сложное явление, преступность — результат дей­ствия множества обстоятельств, факторов, причин. Следует отметить, что криминология, главными элементами предмета которой выступают преступность и ее причинность, большое внимание уделяет категории причинности. Это неудивительно, поскольку для исследования всей со­вокупности уголовных правонарушений в ее полноте и разнообразии требуется установить как можно больше обстоятельств, определяющих содержание и структуру изучаемого явления. Данные действия сводят­ся прежде всего к построению причинно-следственных связей, установ­лению соотношений тех или иных факторов и условий.

Под причинностью обычно понимают «генетическую связь между отдельными состояниями видов и форм материи в процессах ее движе­ния и развития».⁴ Сущностью причинности является «производство» причиной следствия. Причинность всегда имеет объективный характер.

В общефилософском смысле причинность всеобща, так как нет яв­лений, которые не имели бы своих причин. В то же время отсутствуют явления, не порождающие тех или иных следствий. При исследовании преступности очень важно исходить из того, что необходима связь причины и следствия. Преступность в данном комплексе выступает следствием действия соответствующих причин и условий.

Необходимо обратить внимание на следующую сторону категории причинности. Она никогда не реализуется в «чистом» виде, освобож­денном от присутствия других форм связи. Помимо нее объективно существуют обусловливающая, корреляционная, функциональная, системно-структурная и другие связи (всего 32 вида).² Выявление этих форм связи имеет важное значение для исследования кримино­логических процессов. Интегрирующим же понятием, охватывающим все проявления всеобщей связи социальных явлений и процессов, вы­ступает категория детерминации. *

Тем самым причинность, на первый взгляд представляет собой «лишь» одну из форм детерминации. Однако ее роль, по сравнению с другими факторами, влияющими на преступность, значительно выше. Как отмечает В. Н. Кудрявцев, «причинность есть внутреннее содер­жание детерминации, ее сущность».³

Различия между категориями причинности и детерминированности становятся особенно заметными в процессе исследования преступнос­ти на микроуровне. Если исходить из строгого понимания первой, то следует отметить необходимость наличия жесткой связи, предусмат­ривающей неизбежный переход от одного явления (причины) к друго­му (следствию). Такого рода соотношение можно наблюдать, пожалуй, только при рассмотрении ограниченного числа простейших случаев. Изучая же множество противоправных деяний, криминологи прихо­дят к выводу о многообразии связей подобного рода, их неоднородно­сти и неодинаковом действии в различных ситуациях. Смешиваясь, переплетаясь между собой, они не позволяют установить простые, оп­ределенные зависимости.

Такие явления лишь вероятностно определяют возможность совер­шения преступлений каким-либо числом индивидов; установление конкретного субъекта далеко не всегда представляется возможным.

Одной из наиболее употребляемых в криминологии категорий яв­ляется «причина». Ее можно определить как «явление, непосредствен­но обусловливающее, порождающее другое явление — следствие».⁴ При этом в процессе рассмотрения всего многообразия реальности предполагается выделение лишь некоторой группы явлений или их системы, в рамках которой устанавливается соподчиненное отноше­ние между определенными явлениями и процессами, составляющими криминологический комплекс.

* Детерминация — понятие, производное от лат. determinatre, что означает «определять».

Факторы, обусловливающие преступность

Явление (процесс, событие) выступает в качестве причины другого явления (процесса, события), если:

• первое предшествует второму во времени;

• первое является необходимым условием (предпосылкой, осно­вой) возникновения второго, и наконец,

• первое закономерно (не путать с неизбежностью), а не случайно продуцирует второе.

В нашем случае конкретный фактор может являться причиной лишь какого-либо одного противоправного нарушения. Когда же идет речь о таких сложных явлениях, как преступность, необходимо иметь в виду множество причин, определяя среди них основные и второсте­пенные, объективные и субъективные, постоянные, временные и про­чие. Исходя из этого, А. И. Долгова пришла к выводу о том, что «не существует какой-либо общей, основной, главной причины, которая исчерпывающе объясняет происхождение преступности в конкретных условиях во всем ее разнообразии».⁵ Критически подойдя к процити­рованному положению, В. Н. Кудрявцев резонно замечает, что «все дело в том, на каком уровне анализируется поставленный вопрос. Рас­сматривая проблему причин преступности на наиболее высоком — об­щесоциальном или, точнее, философском уровне, можно утверждать, что, хотя в разных социально-экономических формациях, в различных исторических условиях причины преступности не одинаковы, все же их объяснение имеет нечто общее: в основе этих причин всегда лежат объективные социальные противоречия».⁶ Именно с таких методоло­гических позиций и будет рассмотрен нами современный причинный комплекс (см. пп. 5.2 и 5.3 настоящей главы).

Если причины преступности — это негативные явления, вызываю­щие ее, то условия преступности — это явления, способствующие их действию. Среди условий преступности обычно выделяют объектив­ные и субъективные или внешние и внутренние. Такое деление дает возможность в каждом конкретном случае установить условия воздей­ствия на человеческое поведение извне и влияние внутренних, лично­стных особенностей индивида на его поступки.

Рассматривая преступность как социальное явление, следует иметь и виду, что оценка одних'явлений в качестве причин, а других — в каче­стве условий всегда будет носить относительный характер. В разных случаях одно и то же явление может выступать либо причиной, либо условием. Тем не менее, иерархическое разделение детерминант пре-

Глава 4

ступности на причины и условия позволяет избежать серьезных мето­дологических изъянов так называемой «теории факторов».

В криминологической теории, как и в общественных науках в це­лом, термин «фактор» применяется достаточно широко. Под ним по­нимается «причина, движущая сила какого-либо процесса, определя­ющая его характер или отдельные его черты».⁷ Факторный подход в криминологии зародился еще в XIX в. (Ч. Ломброзо, Э. Ферри, И. Я. Фойницкий и др.), когда сформировалась упомянутая выше тео­рия. Она выражается в многочисленных концепциях, которые, ставя во главу угла один определенный или группу ведущих признаков (об­стоятельств), объясняют их действием содержание, природу, характер изменений изучаемого явления, процесса. Таким образом, в «теории факторов» отдается предпочтение лишь какой-то определенной сто­роне действия одного или нескольких факторов. В качестве примера можно привести концепции, которые объясняли развитие общества действием ведущей движущей силы — географической средой, демо­графическими особенностями народов, их психологическим складом, религией, техническим прогрессом.

Истории криминологии известно немало примеров, свидетельству­ющих о формальном подходе к выбору ведущих факторов, которые, с точки зрения исследователей, определяют сущность преступлений, рассматриваются как главные признаки, доминирующие в процессе правонарушений.

Так, один из активных проповедников теории факторов (ее положе­ния разделяли также представители социологической школы уголов­ного права Ф. Лист, А. Принс, Г. Тард, другие социологи и криминоло­ги) итальянский социолог Э. Ферри основывал свои взгляды на системе Марселли, разработанной применительно к объяснению при­чин самоубийств. Эта система включала четыре группы факторов:

• космические явления (климат, время года, дня, ночи и т. д.);

• этнические и демографические влияния (раса, национальность, антропологические признаки, нравы);

• социальные влияния (цивилизация, вероисповедание, образова­ние, торговля и промышленность, государственное хозяйство, гу­стота населения);

• индивидуальные психобиологические влияния (пол, возраст, гражданское состояние, профессия, общественное положение, темперамент).

Факторы, обусловливающие преступность

По справедливому мнению авторов курса криминологии, «подход к явлениям общественной жизни с позиции «теории факторов» вклю­чил в себя два главных порока позитивизма. Во-первых, он затемнил влияние главных, определяющих развитие общества факторов, таких как способ производства, материальные условия жизни общества, об­щественные отношения в процессе производства и многие другие фак­торы, производные от этих основных. Во-вторых, «втягивал» в орбиту исследования преступности конгломерат случайных явлений, произ­вольно относимых к факторам, определяющим происхождение пре­ступности».⁸

В современной криминологии термин «фактор» применяется много-планово. Это — и причина, движущая сила рассматриваемого процесса, определяющая его характер, отдельные черты. Это — и группа причин, объединенных каким-либо ведущим признаком, в данном случае высту­пающая в качестве доминанты развития, изменения изучаемого явле­ния. Это — и простая подмена категорий «причина», «условие», «обсто­ятельство» понятием «фактор».⁹ По мнению К. К. Горяинова, фактором можно считать и причину, и условие (необходимое и сопутствующее), и явление, состоящее в функциональной связи и т. д. Под фактором надо понимать определенное свойство социальных процессов и явлений, их взаимообусловленных сочетаний быть двигателем, переменной в фор­мировании и изменениях состояния криминологической обстановки.¹⁰

Преступность нельзя рассматривать одномерно, лишь с одной точ­ки зрения. В связи с этим в каждом конкретном случае целесообразно наметить целый ряд ориентиров, целей и задач, которые позволили бы установить наиболее объективную картину исследуемого процесса. В современной криминологии наметилось несколько методологиче­ских подходов к установлению причинного комплекса преступности. Некоторые ученые считают, что природа преступлений в целом одно­родна и бессмысленно подразделять обстоятельства на те, которые влияют на единичное противоправное поведение («микропреступле­ние»), и те, которые формируют преступность как множество поведе­ний, повторяющихся в какой-либо системе, во времени и пространстве с большей или меньшей частотой («макропреступление»)." Посколь­ку причины рассматриваемого процесса являются одними и теми же, то различия состоят в интенсивности их воздействия и в степени зави­симости поведения людей от этих факторов.

Другие исследователи представляют себе причинный комплекс пре­ступности весьма многообразным и разнородным и поэтому требую-

щим разделения на иерархические уровни.¹² Как справедливо отмеча­ет В. Н. Кудрявцев, «надо признать, что полноценное представление о причинах преступности не может быть получено одним лишь методом микрокриминологического исследования».¹³ Тем самым вполне плодо­творным будет различение:

• общих причин преступности;

• причин отдельных видов преступлений;

• причин конкретных преступлений.

На каждом из обозначенных уровней действуют и соответствую­щие условия, благоприятствующие развитию причин преступного поведения.

4.2. Концепции причин преступности

Выявление причин преступности помогает познать сущность любо­го общественного и государственного устройства и прежде всего его пороки, обычно маскируемые власть предержащими. Хорошо об этом сказал А. Н. Трайнин: «Преступность не самая значительная сторона в социальной жизни, но преступность обладает иным весьма важным свойством: она отражает и резюмирует все влияние окружающей сре­ды. Оттого преступность неубывающая, а тем более преступность рас­тущая — грозное свидетельство неблагополучия в самих основах со­временного общества».¹⁴ Характерно, что эта мысль была высказана на рубеже 20-30-х гг. истекшего столетия, когда отечественная кримино­логия была подвергнута разгрому именно за то, что она вторгалась в сферу явлений, порождающих социальное неблагополучие. Напротив, возрождение криминологии в нашей стране началось с исследования (на первых порах просто констатации) причин преступности. Правда, предпринимались попытки обосновать возможность существования преступности и без причин, внутренне присущих данному (социали­стическому) обществу.

Все многообразие взглядов на причины преступности можно свести к двум основным направлениям (школам, концепциям):

• социологическому;

• биологическому.

Первое направление нередко отождествляют с марксистской концеп­цией причин преступности, хотя оно возникло за несколько столетий до

Факторы, обусловливающие преступность

рождения К. Маркса и Ф. Энгельса. Так, Т. Мор указал на причинную обусловленность (детерминированность) преступности определенны­ми социальными явлениями и прежде всего частной собственностью, порождающей глубокие антагонизмы в обществе. Аналогичные сужде­ния высказали Т. Кампанелла, Д. Верас, Ж. Мелье и другие мыслители. При этом, вопреки высказанному в криминологической литературе мнению о том, что социалисты-утописты XVI-XVII вв. считали част­ную собственность единственной детерминантой преступности,¹⁵ они определяли круг криминогенных факторов значительно шире. Напри­мер Т. Мор в своей «Утопии» (1516) писал: «Разве не посылают прямо на разбой своих поклонников после предварительного быстрого опусто­шения их кошельков, все эти харчевни, притоны, публичные дома в виде винных и пивных лавок, наконец, столько бесчестных игр...?»¹⁶

Конечно, наиболее отточенными выглядят суждения о природе пре­ступности и ее причинах в работах основоположников марксизма. На­пример вполне современна следующая констатация Маркса: «Паупе­ризм с увеличивающейся скоростью порождает пауперизм. Но в той же мере, в какой растет пауперизм, растет и преступность, и деморали­зуется самый источник жизни народа — молодежь».¹⁷ Не менее акту­альными для нашей действительности выглядят выводы Ф. Энгельса о преступности как форме возмущения рабочих против буржуазии:

«Первой, наиболее грубой и самой бесплодной формой этого возмуще­ния было преступление. Рабочий жил в нужде и нищете и видел, что другим людям живется лучше, чем ему. Ему было непонятно, почему именно он, делающий для общества больше, чем богатый бездельник, должен терпеть такие лишения. Нужда к тому же побеждала его тра­диционное уважение к собственности — он воровал...».¹⁸

Социологическое объяснение природы преступности предложено в теории аномии («разрегулированности»), разработанной Э. Дюркгей-мом (1897 г.). Явление аномии возникает во время кризисов и резких социальных перемен, когда многие общепринятые нормы социального поведения перестают соответствовать ожидаемым результатам. Поте­ря идеалов, крушение культурных ценностей и норм ведут к социаль­ной дезорганизации, что в конечном итоге способствует росту правона­рушений.

Теория аномии получила широкое развитие на Западе. Р. К. Мертон в качестве основной причины девиации считал разрыв между культур­ными ценностями общества и социально одобряемыми средствами их достижения. Т. Хирши ввел понятие социальных обручей, т. е. обще-

Факторы, обусловливающие преступность

принятых ценностей, которые «скрепляют» общество и не допускают развития процесса аномии.

Близки к социологическим теориям по своей сути культурологиче­ские концепции, объясняющие причины преступности конфликтом между нормами культуры общества и субкультуры отдельных соци­альных групп (Селлин, Миллер), обучением противоправному пове­дению в ходе восприятия норм и ценностей преступных групп (Са-терленд), возможностью повторения «успеха» преуспевающих лиц из числа членов организованных преступных групп (Клауорд, Оулин)

И Т. П."

Что касается биологических концепций причин преступности, то сле­дует отметить, что они редко формулируются криминологами в чистом, рафинированном виде. Пожалуй, лишь ее «отец», Ч. Ломброзо, да и то на первом этапе своих исследований, исповедовал ее в таком качестве. Он писал: «Внезапно, однажды утром мрачного декабрьского дня, я об­наружил на черепе каторжника целую серию ненормальностей... анало­гичную тем, которые имеются у низших позвоночных. При виде этих странных ненормальностей — как будто бы новый свет озарил темную равнину до самого горизонта — я осознал, что проблема сущности и про­исхождения преступников была разрешена для меня».²⁰

Биологические (поскольку их сторонники в своем большинстве при­знают значимость социальных факторов — их правильнее называть био­социальными или социально-биологическими) теории причин преступ­ности не получили широкого распространения в отечественной кри­минологии. Дело в том, что в России к возникновению и развитию названной науки были причастны преимущественно правоведы, а юриспруденции вообще, по справедливому замечанию А. И. Долго­вой, «присущ социологический, в широком смысле слова, взгляд на мир».²¹ Первым, кто публично обнародовал свои суждения относи­тельно причин преступности, стал М. В. Духовской. В октябре 1872 г. он, в то время 23-летний доцент Демидовского юридического лицея, во вступительной лекции к курсу уголовного права провозгласил, что «главнейшая причина преступлений — общественный строй. Дурное по­литическое устройство страны, дурное экономическое состояние обще­ства, дурное воспитание, дурное состояние общественной нравственно­сти и целая масса других условий... — причины, благодаря которым со­вершается большинство преступлений».²²

Аналогичный концептуальный подход к причинам и условиям, по­рождающим преступность, обнаруживается в трудах таких представи­

телей социологической школы уголовного права, как И. Я. Фойницкий, П. И. Люблинский, М. П. Чубинский, X. М. Чарыхов, А. А. Жижиленко, С. К. Гогель, Е. Н. Тарновский и др.

Известный впоследствии криминолог и тюрьмовед М. Н. Гернет в своей речи, произнесенной 14 июня 1906 г. перед защитой в Москов­ском университете диссертации, представленной на соискание ученой степени магистра уголовного права, торжественно заявил: «Со времен древности юстиция изображается в виде богини с повязкой на глазах и мечом в руках. Сорвем с нее повязку, и пусть она увидит, что сотни тысяч, которые проходят перед нею в тюрьмы и на каторгу, кого она, не уставая, до сих пор разила своим мечом, — жалкие нищие, обитатели темных углов и серых подвалов, жители чердаков и мансард, голод­ные, страдающие от несчастий бедности. Изучение факторов преступ­ности даст нам возможность взять меч у правосудия и дать богине-женщине другую эмблему борьбы с преступностью — рог изобилия, и пусть она щедро и справедливо распределяет из него все блага, отсут­ствие которых приводит так многих к преступлению».²³

Увы, последовавшая череда войн и революций, небывалая разруха всего народного хозяйства надолго отодвинули воплощение мечты о «роге изобилия». Обострившиеся до предела социальные противоре­чия обнажали механизм детерминации преступности. Однако «золо­той век» для социологического объяснения природы преступности и ее причин отнюдь не наступил. Дело в том, что господствующим стало мнение, будто «самим фактом совершения Великой Октябрьской со­циалистической революции в Советском государстве были надорваны социальные корни преступности».²⁴

Это привело к значительному оживлению биологизаторских воззре­ний на причины преступности,²⁵ которых в дореволюционной России придерживалось небольшое число исследователей (П. Н. Тарковская, Д. А. Чиж и некоторые др.).

В окарикатуренном виде идея Ломброзо была выражена в книге тифлисского криминолога М. Шарашидзе «Типы уголовных преступ­ников Тифлиса». Названный автор давал, скажем, такую характери­стику вору: «Вор... вызывает особенное отвращение. Его можно момен­тально опознать. Его характеризует выпяченное вперед рыло одного животного, и он не смеет смотреть прямо в глаза. Его глаза подобны глазам козла, залезшего в огород».²⁶ Грузинский коллега вряд ли до­жил до наших дней. Иначе он смог бы воочию убедиться, сколь респек­табельно может выглядеть современный вор (особенно сверхкруп-

ный) и с каким достоинством он глядит в глаза (в частности, с экрана телевизора) миллионам своих сограждан.

В значительно более наукообразной форме выразил свои воззрения на природу преступности проф. Е. К. Краснушкин. Следуя концепции Кречмера, он в своей статье «Опыт психиатрического построения ха­рактеров у правонарушителей» (1927 г.) попытался дать психиатри­ческую характеристику целым государствам: «шизотимный Египет, циклотимная Греция и эпилептотимный Рим», а по поводу России на­писал, что все ее историческое прошлое «взращивало черты эпилепто-тимии. Особенно ярким это эпилептотимическое направление нашего исторического развития оказывается при сопоставлении с шизотими-ческим развитием Запада».²⁷

Однако никакие маневры не могли спасти криминологию от разгрома на рубеже 20-30-х гг. XX в. Для советского государства, консолидиро­вавшего общество в преддверии новых схваток с враждебным окружени­ем, было тактически невыгодно обнажение социальных противоречий. С другой стороны, наличие прирожденных противоправных наклонно­стей человека исключало быструю «перековку» преступников, вовлече­ние их в грандиозные проекты преобразования природы и общества.

В возрожденной в 1950-е гг. отечественной криминологии подавля­ющее большинство ученых объявляли себя последовательными про­водниками социального понимания преступности. И это понятно, по­скольку признание роли биологического фактора влекло за" собой обвинение в антимарксизме.

Пожалуй, лишь саратовский профессор И. С. Ной решился обнаро­довать, а потом неуклонно отстаивать отличную от господствовавшей точки зрения позицию. «...В социалистическом обществе, — писал он, — социальная среда уже не может выступать тем внешним факто­ром, который сам по себе способен обусловить преступное поведение, как это имеет место в эксплуататорском обществе... и причины пре­ступности в обществе, строящем коммунизм, очевидно, следует искать в явлениях другого порядка».²⁸ Констатируя вместе с тем социальную природу современной ему преступности и ее закономерный характер, И. С. Ной считал необходимым указать, что «...социальная природа преступности вовсе не означает поиска ее причин с обязательным уче­том экономических условий жизни людей».²⁹

Сейчас легко говорить об ошибочности этих суждений. Но в годы, когда наука находилась под пристальным вниманием неистовых рев­нителей чистоты идеологии (ныне многие из них столь же ревностно

Факторы, обусловливающие преступность

воюют с коммунистическими идеями), именно И. С. Ной, вызвав на себя «огонь» критики, вольно или невольно позволил себе сказать об обществе «победившего социализма» столько, сколько в ином контек­сте сказать было бы вряд ли возможно. В получении заслуженной Го­сударственной премии СССР ведущими советскими криминологами немалую роль сыграли труды и воззрения И. С. Ноя.

Сходное значение имели биокриминологические теории на Западе. Критикуя утверждения о существовании прирожденных преступных качеств человека, американские ученые Д. Валлерстайн и К. Уайл еще в 40-х гг. провели исследование, в ходе которого были опрошены 1020 мужчин и 678 женщин, проживающих в Нью-Йорке и принадле­жавших в основном к высшим социально-экономическим группам. 91% опрошенных ответил, что они в течение своей жизни совершили по меньшей мере одно преступление, причем к уголовной ответствен­ности за это они никогда не привлекались.³⁰

В постперестроечное время, когда биосоциальные взгляды на пре­ступность потеряли свою опасность для одобряемого властью миропо­нимания и, напротив, даже желательны для нее, следовало, казалось, ожидать оживления соответствующей концепции. Однако в давний спор между представлениями двух школ вмешалась сама жизнь, вла­стно указав на абсолютное превосходство социальных факторов. Этот спор, конечно, затих не навсегда и возобновится при стабилизации об­щественно-политической обстановки в стране.

Главным и, думается, неопровержимым аргументом сторонников социологического подхода к объяснению причин преступности явля­ется переживаемый ныне беспрецедентный для этого века (не считая 1917-1920 гг.) рост преступности. Никакими изменениями челове­ческого организма, а тем более его генотипа, этот взрыв преступности не объяснить.

Приведем лишь несколько показателей. Если в 1977 г. в Российской Федерации было зарегистрировано чуть более 824 тыс. преступлений, то в 1993 г. эта величина приблизилась к 2800 тыс. Одновременно рос­ла и тяжесть преступлений, их суммарный вред для общества. Если в 1987 г. от различных преступлений погибло 25 706 чел., то в 1993 г. — уже 75 365 чел. (практически столько же, 75 510 чел., погибло и в 1995 г.).

Правда, эта прогрессия неожиданно для многих была прервана в 1994 г., когда массив преступлений сократился, по сравнению с 1993 г., на 6,0% и составил около 2,6 млн. Подобное явление отмечалось затем

в 1996,1997 и 2000 гг., когда количество зарегистрированных преступ­лений снижалось, соответственно, на 4,7,8,7 и 1,6% (!), составив на ру­беже веков 2,95 млн. Однако анализ данных официальной статистики показывает, что это снижение является во многом искусственным, т. е. регулируемым, указывающим всего лишь на увеличение доли незаре­гистрированных, латентных преступлений. Вот тому доказательства. При отмеченном сокращении общего числа выявленных преступлений число убийств (их латентность является сравнительно незначитель­ной) увеличилось с 29,2 тыс. в 1993 г. до 32,3 тыс. в 1994 г. Или возьмем два крупнейших города России — Санкт-Петербург и Москву. Извест­но, что криминогенные факторы в столице России действуют в не меньшей, если не в большей степени, чем в Санкт-Петербурге. Между тем регистрация преступлений в них существенно разнится: в 1997 г. в Санкт-Петербурге зарегистрировано 78 680 преступлений, а в Моск­ве — лишь 70 536 преступлений (в 1993 г. эта разница была еще более внушительной, составляя в абсолютном значении 42 527 преступле­ний!). И это при том, что Москва по численности населения более чем в два раза превосходит Санкт-Петербург. Но все становится на свои места, когда мы сравним эти мегаполисы по числу убийств: за 1997 г. в Санкт-Петербурге их зарегистрировано 769, тогда как в Москве — 1477.

Мы разделяем мнение ряда экспертов о том, что в России в конце 1990-х гг. реально совершается более 10 млн преступлений в год. При­чинами же латентности являются не только манипуляции должно­стных лиц правоохранительных органов со статистическими сведени­ями, но и все большее неверие потерпевших в возможности органов власти изобличить виновных и возместить причиненный вред, вслед­ствие чего они избегают заявлять о случившемся. Растут также мас­терство преступников и их коррупционные возможности.³¹

Впрочем, не следует преувеличивать и выявляемость убийств в со­временных условиях. Как заявил на пресс-конференции исполняю­щий обязанности начальника ГУВД Москвы генерал-лейтенант мили­ции В. Швидкин, в 1999 г. столичная милиция сокрыла более 14 тыс. преступлений. Среди них — 86 убийств. Аналогичная картина наблю­дается в Санкт-Петербурге. По данным прокурора И. Сидорука, в 2000 г. прокуратурой было выявлено более 5,5 тыс. преступлений, ра­нее укрытых сотрудниками милиции. Следствием' такой активности стал беспрецедентный рост регистрации преступлений в г. Москве: в 2000 г. их прирост составил 41% (!). А в абсолютном значении (зафик-

Факторы, обусловливающие преступ ность

сировано 109 506 преступлений) Москва наконец обогнала так назы­ваемую «криминальную столицу» Санкт-Петерубог, где в том же году было выявлено всего 97 704 преступления (снижение на 4,9%).

Резюмируя наши взгляды на генезис преступности, мы считаем, что единой причиной преступности является та степень развития соци­альных противоречий, вызванных расколом общества на классы, кото­рая с необходимостью вызвала появление сначала опасных для данно­го устройства общества посягательств, а потом (или вместе с ними) и возникновение особой отрасли права — уголовного, подкрепленного силой государства. Эта причина подвергалась серьезным видоизмене­ниям (модификациям) при переходе от одной общественно-экономи­ческой формации к другой, но неизменно сохраняла свою сущность. Она не потеряла своего значения и в настоящее время, продуцируя, как было отмечено, уголовно-противоправные деяния с невиданной силой. Здесь будет уместно отметить, что очередная попытка искус­ственного «снижения» уровня преступности, как и следовало ожидать, не удалась и в 2001 г. прирост преступности вновь приобрел положи­тельное значение. Так, в Ленинградской области (данные за 9 месяцев) он составил 7,7%, а число тяжких и особо тяжких преступлений в дан­ном регионе выросло на 9,2%.

Конечно, межклассовые противоречия не исчерпывают всего спект­ра социальных противоречий. К ним относятся также межрасовые, межгосударственные (или между группами, блоками государств), межнациональные, межконфессиональные, внутриклассовые, меж­личностные (в том числе между микрогруппами) и, наконец, внутри-личностные противоречия, которые все вместе и каждое в отдельности влияют на состояние преступности, в частности на ее рост.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: