Нейтралитет во второй мировой войне

Вероятно, это самый мощный тезис. Подвергаясь серьезному риску, но неизменно проявляя "ловкое благоразумие", Франко проводил курс на нейтралитет, который позволил Испании избежать ужасов и опустошения, пережитых другими странами в ходе Второй мировой войны. В Европе осталось тогда лишь шесть нейтральных стран (Швеция, Ирландия, Швейцария, Португалия, Турция), и Испания относилась к ним весь период от начала до конца конфликта. Более того, она даже не стала закладывать ради этого своей судьбы.

В контексте мифа оказывается малозначимым тот факт, что в испанской и зарубежной историографии с завидной детализацией отражен извилистый путь к подобному нейтралитету и неучастию в войне в каждый из конкретных периодов. Мануэль Рос Агудо подверг его глубокому препарированию, в ходе которого присовокупил документацию самого режима к тем сведениям, что были извлечены из иностранных архивов. Карлос Кольядо Сейдель провел весьма содержательную работу, в которой вскрываются значительные обстоятельства, обеспечившие выживание режима благодаря наличию немалых расхождений между союзниками в вопросе о том, как им с ним бороться. Число зарубежных исследователей (в том числе Поль Престон и Денис Смит), эксплуатировавших миф о нейтралитете, бесконечно. История проста и сводится, в конечном счете, к двум доводам:

В июне 1940 года Франко был готов вступить в войну на стороне государств Оси. Не следует недооценивать того эффекта, который, вероятно, произвел на еще благодарную за нацистскую помощь элиту неожиданный, совершившийся в рекордные сроки крах горделивой Третьей французской республики. На протяжении целого поколения испанские военные, когда они выбирались за рубеж, если выбирались, обычно совершали поездку по престижным академиям Франции. И то, что германский блицкриг раздавил сопротивление французов менее чем за два месяца, скорее всего показалось им чуть ли не констатацией очевидного факта: новые гении, на этот раз немцы, овладели искусством войны. Но в июне 1940 года Гитлер не был заинтересован в испанском участии. Такая заинтересованность возникла позднее, в частности, по причинам, которые исследовал Норман Года. Гитлер заломил высокую цену, и Франко со своим шурином Рамоном Серрано Суньером приготовились к торгу. Условия взаимного обмена не обязательно должны были оказаться скверными. Скверным оказался ход развития событий. Великобритания не дрогнула. Блицкриг на Лондон не удался. "Легионы Святого Георгия" (золотые соверены звонкой монетой) подорвали верность высшего франкистского генералитета. Когда вопрос о вступлении в войну возник снова, Франко предпочел повременить.

Это, разумеется, не означает, что режим Франко не помогал Третьему рейху всем, чем мог. Он делал это с собачьей преданностью и постоянством до самого конца или - как сказал бы кое-кто, - даже после конца. Дешевая демагогия Геббельса, предрекавшего крах единства союзников и неизбежную перемену в позиции англосаксов, которые, дескать, повернут свое оружие против орд азиатского коммунизма, проникла в Мадрид и оказала свое тлетворное воздействие. Однако своевременное закручивание гаек в виде эмбарго со стороны союзников, внутренняя неустойчивость режима и состояние крайней прострации экономики и военной машины несостоявшейся франкистской империи довершили дело. В проведении политики нейтралитета есть мало от "ловкого благоразумия" и, напротив, много от глупой провокации. Автор этих строк относится к тем, кто считает, что в извилистости франкистского поведения в годы Второй мировой войны проявляется не столько галисийская прозорливость Франко, сколько скорее его пристрастия и фобии, а также определенные идеологические обязательства перед теми Ubermenschen (сверхчеловеками), которые, казалось, были в состоянии завоевать весь мир.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: