ВОССТАНОВЛЕНИЕ ПАМЯТИ

Шесть вышеперечисленных тезисов показывают, до какой степени была ниспровергнута, разрушена память. Они лежали в основе дискурса, который длился столько, сколько длилась сама диктатура. В глубинном смысле Гражданская война закончилась не в 1939 году, а с примирением, которое сделало возможным переход к институциональной системе, сравнимой по стандартам с устройством стран нашего окружения.

Все меры по политической, экономической, социальной, культурной и гендерной модернизации, на которые опирался подобный процесс, основывались на антиподах тех ценностей, какими руководствовалась коалиция консервативных, реакционных, клерикальных, ксенофобских, фашистских и полуфашистских сил, утвердивших и укрепивших свою ПОБЕДУ благодаря помощи держав Оси и отходу западных демократий.

Восстановление истории - эта задача оставалась в повестке дня на протяжении сорока лет. Когда, наконец, представилась возможность взяться за это, присутствие удлиненной тени того, что было принято стыдливо называть "фактическими силами", подсказало, что разумнее более смотреть в будущее, нежели оглядываться на прошлое. Из основе политических, а не исторических соображений.

Именно само испанское общество во главе с многочисленным передовым отрядом историков форсированно формировало ретроспективный взгляд, причем не в целях сведения счетов, а для того, чтобы не были преданы забвению пролитая кровь, задушенное вдохновение, разбитые мечты, обездоленные жизни и имена мучителей и убийц. Все это составляет историю Испании. Все это субстрат общего прошлого, которое ныне можно толковать свободно.

Отсюда и возникло движение к восстановлению памяти, которое началось с самого банального, но в то же время и с самого болезненного: идентификации забытых жертв в тысячах отчетов и безымянных захоронений, разбора бухгалтерии смерти и анализа характерных черт ужаса.

Восьмидесятые годы стали периодом стандартизации и унификации наших параметров с остальными странами Западной Европы, которая уже провела интеллектуальный и политический судебный процесс над фашизмом и стремительно двигалась вперед по пути примирения и интеграции. В девяностые годы ХХ века, напротив, пришлось подталкивать правительства Народной партии Испании к умеренно критической позиции в отношении мятежа 1936 года.

В результате ни в левоцентристском лагере, ни в стане правых не была проделана вся необходимая работа. Ощущалась насущная необходимость в проведении определенной символической политики. Политическая власть не сумела воодушевить Испанию на коллективный катарсис после стольких лет открытого или подспудного противостояния: большая часть тех лет оказалась просто отлакирована государственным террором. До какого-то момента кое-кто из испанцев, упоенных своеобразием (достигнутым благодаря консенсусу) нашего транзита, позволял себе смотреть свысока на другие аналогичные процессы. Но что скажешь теперь, когда в Южной Африке и Чили такой фурор производят вновь созданные Комиссии Правды или когда в той же Чили был лишен иммунитета от уголовного преследования кровавый диктатор, который ко всему прочему оказался еще и жуликом, уклонявшимся от налогов?

Испании еще предстоит пройти немалый путь, чтобы вывести заключения, вытекающие из одного яркого примера в числе тем, что совершенно неотделимы от обстоятельств завершения Гражданской войны в Соединенных Штатах Америки. На протяжении этого военного конфликта, мало известного в Европе, президент Авраам Линкольн задал высокую планку - в своих призывах к примирению, в Геттисбергской речи и в речи, произнесенной во время второй инаугурации в должности президента. Нужно было срочно залечивать раны войны. Не следует удивляться поэтому, что в опросах популярности среди всех американских президентов Линкольн опережает даже отца-основателя нации Джорджа Вашингтона. А ведь он был не только президентом. Капитуляция в Аппоматоксе не сопровождалась унижением побежденных. Верно заметил как-то великий писатель Уильям Фолкнер: на юге прошлое не только не становится историей, оно даже и не происходило. Но не менее верно и то, что генерал по имени Франсиско Франко, которого представляли как "непреходящий образец христианских ценностей" гораздо больше уподобился Сталину и Гитлеру в своем обращении с потерпевшими поражение. Ныне, как это ни прискорбно, на этот счет имеется неплохая документальная база.

Когда нам удастся сделать заключительные выводы? Мыслим ли в Германии монумент во славу Адольфа Гитлера? Или вид храмов, усеянных знаками свастики? Или Мартин-Борман-штрассе, подобно тому, как у нас есть улица генерала Ягуэ, патентованного киллера?

Историки, главным образом из академических кругов, развенчали немало мифов, служивших идеологическими и культурными опорами для франкистских толкований современной истории. Это породило настроения тревоги и беспокойства в определенных кругах испанского общества и содействовало росту усилий по распространению других альтернативных версий - на манер ревизии ревизионизма. На мой взгляд, эти усилия сконцентрированы в трех основных сферах:

 1. Повторная легитимация франкизма в связи с его происхождением.

 2. Демонизация левых сил и, в целом, повторные попытки внедрить манихейский подход к современной испанской истории.

 3. Возвеличивание гипотетических исторических достижений франкизма.

Перед лицом таких поползновений следует вновь и вновь напоминать о том, что процветание демократической Испании воздвигнуто на фундаменте, обильно политом людскими слезами. В первую очередь и прежде всего, это слезы людей побежденных, униженных, лишенных свобод, тех, чьи человеческие права были сознательно попраны. А также, к чему это скрывать, слезы некоторых победителей, устыдившихся своей роли в деле монтажа диктатуры.

В задачи историка входит борьба с забвением и востребование большего пространства света, пролития света на все еще не рассеявшийся сумрак теней, который образовался в результате ниспровержения и подрыва памяти, затеянного франкизмом.

Всякое общество вправе подпитывать собственные мифы, но они не всегда заслуживают увековечивания. Французы с удовольствием предались мифу "сражающейся Франции", вокруг которого мог бы объединиться весь народ. Но сама французская историография, подталкиваемая отдельными иностранными авторами (тот же Роберт Пекстон), обозначила его пределы. И тем не менее, до 1995 года президент Республики не признавал ответственности французских государственных органов в Холокосте евреев. Это было бы невозможно, не подготовь историки для этого почву с данными, цифрами и документами в руках.

Почему же мы должны сделать меньше?

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: