Чудинов В.А. – Русские руны 18 страница

пиктограммы, и об их содержании можно только догадываться, но никак не воспринимать их в качестве всем понятных рисунков предметов.

Нами показано, что развитие письма шло поэтапно, от чисто ритмического сходства письма с произнесенными словами, через посредство появления слоговых знаков с очень широким звуковым смыслом (обозначался только согласный, а гласный мог быть произвольным) и до относительно узкого звукового смысла рун Макоши. На этом процесс уточнения звуков не закончился, а дошел до создания чисто буквенных рун Рода, причем, как мною было показано, абсолютно все руны Рода объяснимы на основе рун Макоши. Иными словами, переход от силлабария к азбуке совершился исключительно на русской почве без привлечения чьих-то иных графических систем.

Еще один довольно неожиданный вывод - и италийские алфавиты, и греческий алфавит в своем становлении испытывали влияние не только рун Рода, но и рун Макоши. Иными словами, руница была широко известна в античности и стала прообразом графики многих букв греческого, латинского и основанных на них алфавитах. Таким образом, вся западноевропейская система письма в той или иной степени выросла из двух систем письменности русских, из русских рун - Макоши и Рода. Это означает, что вклад Руси в систему мировой письменности был весьма велик.

По мнению Драголюба Антича (Антий 2002), 50 европейских алфавитов от античности до наших дней базируются на рунах Макоши (он их называет «Винчанским письмом»). Иными словами, изучение русских рун - это изучение предыстории мировой цивилизации, исследование того, как человек постепенно овладевал способом материальной фиксации мысли и, напротив, способом духовного истолкования материальных знаков (этот аспект мы выявили, изучая руны Мары).

ИСТОРИЯ ИЗУЧЕНИЯ РУССКИХ РУН

Разумеется, я не первый исследователь, который изучает русские руны. Вместе с тем, история их исследования начиналась вовсе не с них, а совсем с другой проблемы.

Средние века как точка отсчета. В Средние века никаких проблем с русскими рунами не было. Не только на Руси, но и во всей Европе были известны и руны Рода, и руны Макоши, они существовали так же, как и латиница. Но поскольку в то время никто историей алфавитов не занимался, то не занимались и историей русских рун.

Деятельность Кирилла и Мефодия. Так получилось, что хотя христианство в своем начале было тесно связано со славянством, позже его признанными центрами стали Рим и Константинополь. Христианское богослужение шло на греческом и латинском языках, и когда патриарх Фотий задумал в IX веке н.э. приобщить к христианскому богослужению еще и славян, выяснилось, что существовавшие к тому времени руны Рода, известные всем славянам, для этой цели не подходят. Хотя внешнее сходство между ними и греческими буквами существовало, в них, видимо, вообще отсутствовала цифирь, а степень близости к греческому «оригиналу» (так считала византийская православная церковь) была еще не слишком велика. Глаголица, которая к тому времени существовала уже несколько веков, подходила для целей богослужения в меньшей степени: во-первых, она была известна, главным образом, только южным славянам, во-вторых, ее знаки были намного сложнее рун Рода, и в-третьих, у нее существовала своя цифирь, которая, однако, отличалась от цифири греческих букв. А руны Макоши и вообще было невозможно читать в реальном масштабе времени. Так что подходила, и то не вполне, только система рун Рода. На ней и остановили свой выбор Кирилл (тогда еще Константин Философ) и его брат Мефо-дий, призванных для этой цели Фотием.

Преобразование алфавита рун Рода (расширение 29 букв до 38, а позже до 42 букв, уснащение их атрибутикой греческого письма, перенос на них цифири греческого алфавита) создало новую буквенную письменность, известную как «кириллица». Лишь после ее создания стало возможным написать на ней Священное писание, и тем самым удовлетворить наиболее взыскательным требованиям патриархии. С этого момента, то есть где-то

после 863 года, возникло богослужение на так называемом церковнославянском языке. Кириллицу приняли не только в Болгарии и Паннонии, для которых она создавалась, но и в Чехии, и в Польше, и в Румынии (румынский язык вообще не славянский, а романский), и в восточнославянских землях. Глаголица такого широкого распространения не имела, а в неславянских странах ее вообще не знали. Этот аргумент показывает, что Кириллу просто не было смысла использовать для славянской христианской письменности глаголицу.

Так что святой равноапостольный Кирилл, несомненно, имеет весьма важные заслуги в деле создания христианского варианта рун Рода, хотя первой славянской письменности он и не создавал (это ему приписывают). К сожалению, однако, создание Кириллом кириллицы в глазах ученых через несколько поколений затмило существование рун Рода, о которых совершенно забыли. Стали думать, что именно Кирилл и создал первую славянскую азбуку.

Древность глаголицы. А в начале Нового времени, в XVI веке, ряд ученых поднял вопрос о древности третьего вида славянского письма, глаголицы. По их расчетам выходило, что глаголица древнее кириллицы. Видимо, так оно и было, хотя глаголица, разумеется, моложе рун Рода. Начало дискуссии было положено работой Вильгельма Постелла 1538 года, который полагал, что глаголица возникла раньше кириллицы и появилась в ту эпоху, когда славяне греческой церкви стали отделяться от славян церкви римской (Postell 1538). Затем заметных работ по проблемам славянской письменности до XVIII века не появлялось.

Одним из первых работ по письменности славян в XVIII веке можно назвать Й.Л. Фриша, который в своей речи по поводу избрания его ректором Берлинской гимназии высказался, в том числе, и по этой теме. В ней он уверяет, что славянские буквы составлены Константином Философом, названным позже Кириллом, а алфавит — кириллицей. Глаголица с его точки зрения возникла позже и являлась "выродком кириллицы" (Frisch 1727, S. 9-10). Получалось, что никакого докирилловского письма в природе нет и быть не может — вот мнение немецкого слависта из Берлина. Осип Максимович Бодянский, прекрасный знаток сочинений XVIII века по истории славянской письменности в своем незаслуженно забытом труде так характеризует воззрение этого прусского исследователя: «Такое мнение Фриша о начале двух славянских азбук и их взаимном отношении, несмотря на малый объем его сочинения, выраженное ясно, толково и не без следов некоторого знания разбираемого дела и вообще хоть одного славянского наречия, а также с большою уверенностью в справедливости предлагаемо-

го

го, должно было произвести на современников значительное впечатление; оттого долго после него ученые, которым приходилось вести речь об этом предмете прямо или мимоходом, довольствовались повторением сказанного Берлинским гимназическим ректором, либо ссылкой на него» (Бодянский 1855, с. 277-278). В качестве примера можно привести ссылку на известного в XVIII веке немецкого ученого И.П. Коля, вызванного при учреждении Петербургской АН в Россию в качестве профессора церковной истории и словесности. Возвратясь из России в город Альтону, он в своем сочинении доказывал несостоятельность мнения о создании глаголицы Иеронимом Стридонским, повторяя почти дословно мнение Й.Л. Фриша (Kohl 1729). Сходную точку зрения высказывал и чех Адав Фойгт, считая мнение Фриша о кириллице самым вероятным. «Это мнение значительно усиливается тем, что глаголические буквы более искусственны и усложнены, чем кирилловские. Обычно простое берут за более старшее, чем сложное» (Feugt 1775, примечание 26). Свое исследование он заключает словами: «Короче, все свидетели, как друзья, так и враги наших славянских апостолов согласны в том, чтобы приписать им их собственное и совершенно новое изобретение совершенно неизвестных тогда у славян букв. Если бы наши предки до прибытия Кирилла и Мефодия уже имели собственную письменность, зачем бы им понадобилось изобретать новую, поскольку им и так разрешили вести богослужение на их родном славянском языке: почему бы не оставить им их старые буквы? Только из-за того, что воинственный и привыкший к своему родному языку народ не смогли уговорить вести проповеди на иностранном, таком, как греческий и латинский, их пастыри были вынуждены добиться этой цели — научить их по крайней мере писать на родном языке; без такой помощи они не могли бы распространить ни христианское, ни какое-либо вообще богослужение. Для этой цели они использовали греческие буквы настолько, насколько их хватало; и лишь для передачи различных собственных звуков славянского языка они должны были изобрести новые знаки или буквы» (Feugt 1775, S. 184-185). Замечу, что Фойгт ближе, чем кто-либо до него подошел к смыслу введения кириллицы Кириллом, упомянув о распространении христианского богослужения. Даже если бы существовали и старые буквы, возникал вопрос, насколько они годились для написания ими Священного писания. Будучи нехристианскими, эти знаки заведомо не годились для христианства как несакральные. Именно Кирилл сделал их сакральными (Чудинов 2002-1, с. 89).

Таким образом, по германской версии, привезенной в Петербургскую Академию наук, глаголица не может иметь возраст больший, чем кириллица. Иными словами, проблемы докирилловского письма нет и быть не может. Полагаю, что эта позиция очень близка так называемой "норманнской теории", согласно которой на Руси до Рюрика не было и не могло быть никакой государственности, а эту государственность русские заимствовали у германцев. Проповедниками этой теории стали другие посланцы Германии в России — историки Байер, Миллер и Шлёцер. Так что данное направление можно назвать исследовательской программой И. Фриша. Она проста и ясна тем, что считает творцом кириллицы Кирилла, и уже этим завоевывает сердца славян. Но она же препятствует всякому поиску докирилловского славянского письма, играя роль троянского коня.

Напротив, славянский исследователь Клемент Грубишич не только подтвердил предположение Вильгельма Постелла, но и существенно расширил его, отодвинув возникновение глаголицы задолго до Рождества Христова и приписав ее сочинение фригийцу Фенизию. Фригийцы, полагал он, употребляли кирилловские буквы под именем рун, которые были также употребляемы гетами или готами, а также славянами (Grubissich 1766, divisia 56). Таким образом, в отличие от немцев славянин удревнил докирилловское письмо вплоть до античных фригийцев, и тем самым вывел его за пределы усовершенствований Кирилла. Эта линия славянских исследований изучена много слабее, несмотря на ее гораздо более правдивую трактовку многих положений славянской эпиграфики. Сейчас, с позиции новых знаний, полученных при исследовании руницы, можно сказать, что на карте святого Евсевия (IV век н.э.) фригийцы действительно выделены так, как прочие славянские народы; средневековые знаки письменности действительно тогда назывались рунами; наконец, истоки многих видов славянской и про-тославянской письменности действительно находятся во времени до РХ. Поэтому Клемента Грубишича вполне можно отнести к основателю иной, славянской исследовательской программы, которая относила создание до-кирилловских видов письма к глубокой древности.

К этим же взглядам я отношу позиции краинца Лингардта (Lingardt 1788) и верхнелужицкого серба Антона (Anton 1789). Правда, О.М. Бодянский считает, что они "с жаром повторили вывода Добнера" (Бодянский 1855, с. 272). Однако Антон утверждал, что старшинство глаголицы перед кириллицей доказывается самим ее видом, который и грубее и безыскуснее кириллицы, она древнее самого Иеронима и "должна быть исходным и самым древним алфавитом", тогда как Лингардт полагал, что краинцы знали письменное искусство еще до своего отделения от прочих славян, то есть до перехода через Дунай и поселения по соседству с италиками. Иными словами, письменность у краинцев не собственная, а общеславянская и возникла она до расселения народов, следовательно, также до Р.Х., как полагал и Грубшпич. Таким образом, идеи о том, что у славян существовало доки-рилловская письменность, в XVIII веке высказывались широко.

Гипотеза Г. Добнера. Этот исследователь (Добнер 1786) полагал, что Кирилл изобрел глаголицу. Тем самым до некоторой степени примирялись точки зрения славян о том, что глаголица старше кириллицы, и - немцев о том, что до Кирилла славянской письменности не было. Эта компромиссная позиция на определенное время устроила сторонников двух взаимоисключающих точек зрения и создала внутренне весьма противоречивую исследовательскую программу. В самом деле: ядром этой программы стало утверждение, что Кирилл создал не-кириллицу. Признав это, мы должны будем отбросить единственную разумную причину названия письменности по имени какого-то человека. Ведь смысл присвоения имени возможен лишь в двух ситуациях: либо когда конкретное лицо изобретает письмо определенного вида, либо когда оно приспосабливает какое-то письмо для новых целей. Если бы изобретателем или редактором кириллицы были ученики Кирилла Наум, Горазд или Климент (Охридский), письменность называлась бы соответственно иаумицей, гораздицей или климентицей. Но она называлась кириллицей, явно связываясь с Кириллом. Что же касается глаголицы, то есть "говорильницы", то она была создана в противовес какой-то более ранней "писальнице". Но если писали рунами и слово "руны" были синонимом слова "письмо", то "писальница" должна была в то время называться "руницей". Такова логика славянской этимологии слов. То есть, гипотеза Добнера исходила не из реальной истории, а из точек зрения его современников, которые он старался таким образом примирить. К сожалению, его точка зрения через два века была принята современной наукой.

Одним из последствий ее принятия является то, что теперь нет смысла искать докирилловское письмо. В самом деле: глаголицу в свое время объявили докирилловским письмом. С другой стороны, Кирилла объявили создателем славянской письменности. Если придерживаться точки зрения, что Кирилл создал славянскую письменность, тогда любой вид докирилловско-го письма со временем будет объявлен сочинением Кирилла. Так, если бы мне с большими трудами удалось показать, что руница старше глаголицы, то из нынешней академической среды нашелся бы новый Добнер, который бы предположил, что руницу создал Кирилл (рукописи самих Кирилла и Мефодия, а также книги, написанные их письмом при их жизни, до нас не дошли, что дает возможность для построения любых предположений).

Свою позицию Г. Добнер изложил в 1786 году (Добнер 1786). Историк письменности В.А. Истрин по этому поводу замечает: «Какую же из славянских азбук следует считать созданием Константина Философа? Большинство современных исследователей этого вопроса признают азбукой Константина глаголицу. Гипотеза эта, впервые выдвинутая еще в конце XVIII века Г Добнером, была развита в середине XIX века чешским ученым П. И. Шафариком, а затем русскими учеными Н.С. Тихонравовым, В.И. Григоровичем, И.В. Ягичем, В.Н. Щепкиным и другими. В наше время сторонниками этой гипотезы является автор переведенной в СССР в 1953 года с чешского монографии по истории письма Ч. Лоукотка, автор последней зарубежной монографии по истории письма М. Коэн, авторы выпущенных в СССР в 1951 году курса старославянского языка A.M. Селищев, курса древнерусского языка Л.А. Якубинский и др.» (Истрин 1963, с. 134). К этому можно добавить, что даже самые последние разработки придерживаются этой точки зрения (Верещагин 2003). Таким образом, господствующей в славистике стала точка зрения на отсутствие докирил-ловского письма и на создание Кириллом не-кириллицы.

Гипотеза Добровского. Чешский исследователь Йозеф Добровский, начиная с 1782 года, придерживался прямо противоположного Добнеру взгляда, а именно, что Константин является творцом кириллицы, а глаголица была создана после смерти Мефодия его учениками (Dobrovskiy 1808; 1822). «При этом причиной создания глаголицы считаются преследования, которым подверглась слишком сходная с византийским письмом кириллица со стороны соперничавшего с Византией немецко-католического духовенства. Стремясь сделать славянскую азбуку возможно менее похожей на византийское письмо, ученики Мефодия переработали кириллицу в глаголицу. Для этого они одни буквы перевернули, другие снабдили петельками, завитушками и т.п. Этим и объясняется вычурный, искусственный характер глаголических букв. Такая гипотеза была выдвинута в середине XIXвека чешским ученым Й. Добровским, поддержана русскими учеными И.И. Срезневским, А.И. Соболевским, а в советский период была развита Е.Ф. Карским (Карский 1928)» (Истрин 1963, с. 135). По сути дела, это просто развитие исследовательской программы Фриша.

Русские историки. А как относились к существованию докирилловско-го письма русские историки? Одним из первых проблему докирилловской письменности поднял наш выдающийся историк XVIII века Василий Никитич Татищев. Глава первая его первого тома "Истории Российской" прямо начинается с раздела "О древности письма славянов". В нем он пишет: «Первое, что к повестям принадлежит, есть письмо, ибо без того ничего в долгое время сохранить неможно, и хотя устные предания от памяти долго сохранены быть могут, но не все цело, зане память не всех человек так тверда... 2) Что же славенского обсче всех и собственно славено-руссов письма касается, то многия иноземцы от неведения пишут, якобы славяне поздо и не все, но един по другом письмо получали, и якобы руссы пятого-надесять ста по Христе никаких историй не писали, о чем Треер из других в его Введении в русскую историю... написал, как и профессор Беер погрешил» (Татищев 1962, с. 16). Из этой фразы следует, что руссы в 150 году н.э. писали некие истории, тогда как Готлиб-Самул Трейер, немецкий историк, и родоначальник норманнской теории Готлиб Зигфрид Байер эти сведения отрицают. «Другие того дивняе, что сказуют, якобы в Руси до Владимира никакого письма не имели, следственно древних дел писать не могли, доводя тем, что Нестор более 150 лет по Владимире писал, но никоего прежнего писателя истории не вспоминает. Обаче сие мнение, мнится, от таких произошло, которые не токмо других древних славенских и русских историй в Руси, но ниже оную Нестерову когда видели, или читая понять и раз-судить могли, как, видимо, преславного писателя Беера, который, хотя в древностях иностранных весьма был сведом, но в русских много погрешал, как в главе 16, 17 и 32 показано. Подлинно же славяне задолго до Христа, и славяно-руссы собственно до Владимира письмо имели, что обсче о всех славянах сказуется» (там же, выделение наше — В.Ч.). Итак, Татищев прямым текстом уведомляет читателя, что славяне обладали письменностью до н.э., то есть, по крайней мере, в период поздней античности. Однако какого рода это письмо, Татищев поясняет далее, строя свои предположения: «3) Ниже из Диодора Сыкилийского и других древних довольно видно, что словене пер-вее жили в Сирии и Финикии... где по соседству еврейское, египетское или халдейское письмо иметь свободно могли. Перешед оттуду, обитали при Черном мори в Колхиде и Пафлагонии, а оттуду во время Троянской войны с именем генети, галлы и мешини, по сказанию Гомера, в Европу перешли и берег моря Средиземного до Италии овладели, Венецию построили и пр., как древние многие, особливо Стрыковский, Вельский и другие сказуют. Следственно, в такой близости и сообсчестве со греки и италианы обитав. Не-сумненно письмо от них иметь и употреблять способ непрекословно имели, и сие токмо по мнению моему» (Татищев 1962, с. 16-17). Как видим, мысль Татищева тут решает проблему — от кого славяне могли получить письмо, если известно, что оно у них было? И находит простой ответ: от соседей. О том, что у славян могло существовать собственное незаимствованное письмо, в XVIII веке не предполагали. «4) Разные славенские историки сказуют, яко Героним великий учитель, в 4-м сте по Христе цветусчи, родом был славянин из Истрии. Сей якобы буквы славяном вновь сочинил, и Библию на славенский язык перевел, о чем богемский Гагек, далматский Мауроурбин, польские Кромер, Стрыковский, Вельский и Гвагвин написали. И хотя сие их сказание я положил, токмо нахожу в том сумнительство, что о том древние писатели не вспоминают; и Библию хотя он перевел, но на греческий с еврейского, которую паписты Вульгатою имянуют. И хотя Библия потом оными геронимовыми или глаголическими буквы в 16-м сте в Венеции и Моравии печатана, токмо оная с его переводом не согласна, а паче, мню, Лютерова перевода. Но о буквах ево Фриш довольно показал, что те же кирилловы суть, в начертании испорченные, а не Геронимовы, которые у всех южных словян доднесь в употреблении, и не коли ко книг печатано, но папистами так истреблены, что сыскать трудно...» (там же). Тем самым у Татищева нет и тени сомнения в том, что глаголицу изобрел святой Ие-роним, то есть глаголица старше кириллицы. Итак, Татищев убежден, что до глаголицы славяне пользовались еще каким-то письмом. Но каким — он может только предполагать. И Татищев вполне знаком с сочинением Фриша, и согласен с его мнением, что Кирилл создал кириллицу.

Еще один вид славянского письма. В конце XVIII века в Германии появились сообщения о том, что в великом герцогстве Мекленбург найдены предметы славянского языческого ритуала раннего средневековья, связанные со святилищем того времени, находившемся в городе Ретра. Этот город на берегу озера Толлензее давно разрушен, и на его месте возникла деревенька Прильвиц. Известно, что в тех местах жили славяне, оставившие названия населенных пунктов, например, Бранибор (позже Бранденбург, ныне Нойбранденбург), Стрелец (позже Стрелиц, ныне Нойстрелиц), озеро Долинце, что, вероятно, означает «озеро маленькой долины» (позже Толен-зе, по-немецки Tollensee, что означает «сумасшедшее озеро»; немцы просто поняли славянское сочетание звуков Долинце по-немецки). Сами немцы называли жителей Ретры «редариями», входившими в племя вендов, хотя и родственных вандалам, но отличавшихся от них. Их славянское прошлое исследователей на первых порах не интересовало.

История исследования славянских древностей Ретры весьма поучительна. Сначала книгу о древностях Ретры выпустил немецкий любитель Ан-дреас Готтлиб Маш (Masch 1771), произведший достаточно поверхностное чтение надписей и давший ряд неверных заключений (в настоящее время я подготовил эту книгу к первому изданию на русском языке, снабдив ее необходимыми комментариями); затем эти древности исследовал еще ряд неспециалистов. Когда же в XIX веке эти древности стали осматривать академические ученые, и в первую очередь академик Петербургской и ряда других АН Ватрослав Ягич, то ряд поверхностных наблюдений предшественников подвергся резкой критике. Но результатом такой критики стало не более глубокое исследование древностей, а заключение о том, что они якобы сфальсифицированы, ибо во многом суждение специалистов, к сожалению, было не менее поверхностным, но весьма категоричным.

В результате были опорочены не только конкретные славянские древности Ретры и их письмо германскими (вендскими) рунами, но и сама идея поисков какой-то иной славянской письменности, кроме кириллицы и глаголицы. До некоторой степени в этом осуществилась идея эпиграфической «справедливости»: каждый значительный народ Европы имел в древности свою письменность: германцы - руны, кельты - письмо Огма, италики - латинский алфавит, греки - греческий алфавит; многие древние народы не имели собственного вида письма вовсе. А вот славяне, которые, согласно современной исторической концепции, появившиеся на исторической арене совсем недавно, в У-\Ч веках н.э., обладали аж двумя видами письма, кириллицей и глаголицей. Не слишком ли много? А поиски еще одного вида письменности, если бы они увенчались успехом, привели бы к нахождению уже третьего вида письма. Получалось, что славяне, которые, согласно воцарившейся в историографии германской точки зрения, являются периферийным и недавним народом Европы, оказались какими-то гигантами в области письменной культуры. Нахождение третьего вида славянской письменности (а мы знаем, что им была руница) грозило сломать существующую точку зрения на очередность появления народов Европы, а потому даже создание программы поиска такого письма заведомо объявлялось научной ересью и дикой фантазией. Хотя, на первый взгляд, нет ничего крамольного в предположении о том, что славяне в месте контакта с германцами могли пользоваться германским письмом, равно как в месте контактов с кельтами использовать огамическую письменность. Но даже это по меркам XIX века казалось слишком значительным для славян.

Первая публикация образца древней славянской письменности. На существование у славян, а конкретно - у древних руссов, весьма своеобразной графики под названием «русское письмо» совершенно определенно указал арабский путешественник X века Ибн Аби Якуб эль Недим. Слависты, привыкшие к поискам известий о славянах в латинских сочинениях средневековых авторов из Западной Европы или в греческих работах византийских ученых, не сразу обратили внимание на арабские источники; руки дошли до них только в XIX веке. Досадуя на это обстоятельство, Френ отмечает: «После этих попыток обсудить проблему вообще, приходится по-сожалетъ, что из этих трудов в Европе известен лишь один, и к тому же в неполном экземпляре: он находится в королевской библиотеке в Париже, куда его привез из Каира Ванслебен и где содержится только первая часть.

Однако где-то в Европе находится и второй экземпляр... Из упомянутой парижской рукописи (folio 22 recto) теперь извлечем следующее, наиболее интересное для нас замечание. Оно касается письмен, которые употреблялись на Руси в Xвеке н.э. Насколько я знаю, они единственные, которые были до сих пор открыты у арабских писателей по данному предмету. По нему, как можно судить по изданию господином фон Хаммером книги под названием "Древние алфавиты и т.д. " о русских письменах нет и речи и, пожалуй, иначе и быть не могло, ибо это письмо было составлено в середине или начале IX века после Р.Х., что пока еще весьма сомнительно. Так же и Евти-хий, умерший в 939 году, который мыслит руссов среди народов, происшедших от Яфета, и называет их употребляющими разные способы письма, ничего не знает об особом русском способе. О таковом же не подозревает и Г. Хольфа, который в своем упомянутом выше библиографическом труде посвящает целую главу различным системам письма и даже цитирует нашего автора. Так что мы обязаны особо поблагодарить его за то, что он не отказался поместить в своем труде следующее сообгцение» (Fraehn 1836, с. 511-512). Само сообщение будет приведено чуть ниже, а пока следует обратить внимание на то, что петербургский академик набрел на оригинальный текст арабского путешественника не случайно, а изучая ряд работ по истории письма своих современников во всей Европе. Этот всеевропейский поиск доказывает, что проблема истории русского и славянского письма в 20-30-е годы XIX столетия встала в АН России на повестку дня. Названный период был временем создания подлинно русской культуры, характеризовался прорывами в поэзии, музыке, живописи. Разумеется, история самобытного письма, если такое существовало, естественно входило в подобный культурный Ренессанс России самым органичным образом. И Френ, занимаясь поисками такого письма более 10 лет, все-таки обнаружил единственное упоминание в начальной половинке неполного экземпляра, хранящегося в королевской библиотеке Парижа.

Переведя положения путешественника, посетившего Кавказ, с арабского на немецкий, Х.М. Френ в 1836 году сообщил следующее: «Русское письмо. Некто, чьим словам я могу верить, рассказал мне, что один из царей горы Кабк (т.е. Кавказа) послал его к королю Руссов и он обратил внимание на пропуск, который содержал письмена, вырезанные на дереве. При этом он вытащил кусочек белого дерева, который передал мне. На нем были вырезаны знаки, которые, не знаю, представляли слова или изолированные буквы. Вот их образец». И далее следовал рисунок, рис. 36 (Fraehn 1836, с. 513). Это было самое первое изображение слогового русского текста.

Френ так комментирует данную находку: «То, что руссы обладали искусством изображать слова и мысли письменными знаками, видимыми глазом, было известно и прежде, да и ныне не подлежит ни малейшему сомнению. Уже договоры о мире, которые Олег подписал в 911 году с императором Львом IVи Александром, и Игорь в 945 году с Константином VII и Романом I, свидетельствуют о том, что каждый из них был изготовлен в двух копиях, из которых одна писалась русской, а другая — греческой стороной. А в последнем случае речь идет о грамотах, которые должны были выдаваться русскими князьями купцам их нации, отправлявшимися в Константинополь» (Fraehn 1836, с. 513-514). Таким образом, Френ приводит обоснование своим поискам, которые возникли, как становится ясным, уже не на основе общих неясных сведений, а на базе реальных фактов.

Далее Френ проводит более детальное обсуждение: «Благодаря помещенному выше замечанию Ибн Аби Якуба мы теперь можем допустить, что в X веке у руссов в употреблении был наряду со славянским еще и другой шрифт. Однако, по мнению широко известного знатока славянской древности фон Кёппена черты славянских букв в этом к сожалению очень скудном отрывке не опознаются. Так как в то время в Германии и Скандинавии был рунический шрифт, то было бы вполне приемлемо, что он пришел на Русь с варягами. Однако именно это Карамзин считал недопустимым, говоря, что рунического шрифта далеко не хватало, чтобы выразить им все звуки русского языка. Но скандинавский язык давно проник в Россию — еще когда варяги не полностью слились со славянами. Здесь достаточно лишь сослаться, среди другого, на названия Днепровских порогов, приводимых Константином Порфирородным. Поэтому Карамзин сам предполагает, что руны могли быть известны только жрецам этой страны, чтобы ими выражать имена божков, и приводит одно место из русской летописи XIV века, в которой речь идет о том, что до введения кирилловского письма славяне читали и считали чертами и резами, поскольку были язычниками» (Fraehn 1836, с. 514-515). Прервем пока цитирование, чтобы заметить, что

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: