Главная

Популярная публикация

Научная публикация

Случайная публикация

Обратная связь

ТОР 5 статей:

Методические подходы к анализу финансового состояния предприятия

Проблема периодизации русской литературы ХХ века. Краткая характеристика второй половины ХХ века

Ценовые и неценовые факторы

Характеристика шлифовальных кругов и ее маркировка

Служебные части речи. Предлог. Союз. Частицы

КАТЕГОРИИ:






Чудинов В.А. – Русские руны 19 страница




 

 

под "славянским" шрифтом имеется в виду кириллица; с современной точки зрения текст Эль Недима ничуть не менее славянский, но написан более древним славянским письмом. Что же касается процитированного Карамзиным места из летописи XIV века, то оно воспроизводит сочинение X века черноризца Храбра "О письменех" (Куев 1967). Там речь шла, как я показал, о том, что до крещения не существовало сакрального христианского славянского письма, а не о том, что у славян письма не было вообще (Чуди-нов 2002-1, с. 51).

Продолжим рассмотрение статьи Френа: «Поэтому последние [то есть жрецы — В.Ч.] могли попытаться понять руническое письмо и указать на него, что у нашего араба приняло вид дощечек для выцарапывания, деревянных дощечек, на которые руссы наносили свои письмена. Но такой род письма видимо, не сводится к рунам. Ведь этот вид письма предложенного отрывка, по заключению моего ученого коллеги Г. фон Шёгрена, не имеет никакого родства с руническими знаками. Напротив, мне самому бросилось в глаза странное родство со шрифтом, о котором я в данном случае мог бы всего менее думать. То, что я имею в виду — это много раз упоминаемый (в литературе) синайский шрифт. Он распространен на горных кручах окрестности горы Синай в проливе, ведущем к Суен, в Вады Эль Нафб, Вади Ош, Вади Мокаттеб и т.д., известный долгое время как предмет внимания путешественников и ученых» (БгаеИп 1836, с. 515-516). Панибратское называние Эль Недима "нашим арабом" показывает, что Френ не очень верит своему источнику, и, несмотря на годы поисков, то, что найдено этим ученым, мало соотносится с ожидаемым им видом славянских надписей. И Френ с трудом сдерживает свое разочарование, хотя именно теперь мы можем сказать, что он нашел как раз то, что искал. Хотя это и не кириллица, и не германские руны, и не синайское письмо. Это — руница! Иными словами, это руны Макоши! И мы с вами, дорогой читатель, имели возможность прочитать и понять весь текст этой надписи.

Но у Френа приводится образец моделирования русского текста синайскими письменами, рис. 100. «Сходство бросается в глаза... Впрочем, из данного начертания знаков видно, что я их начертил справа налево. Это восточное направление руки при письме часто встречается в египетских надписях, поскольку они и есть старейшие рунические надписи. Однако, к сожалению, о письме и языке этих наскальных надписей окрестностей Синая, я, как и их первые исследователи, нахожусь в полной неизвестности. Их, подобно Нойшлицу, принимают как за "древнееврейские", так и за "знаки, которые оставили проезжавшие через эту местность израильские дети"... Если же между этими синайскими надписями и тем шрифтом, который наш араб выдает нам за древний русский, не было бы аналогии, то действительно указанное мною сходство было бы трудно объяснить» (РгаеЬп 1836, с. 517-518). На мой взгляд, аналогии в данном случае нет никакой, что может подтвердить любой эпиграфист; однако арабист Френ к их числу не относился. К тому же Френ нарушил направление чтения, полагая, что синайское письмо имеет то же направление, что и арабское. Если так, то и приведенный им образец русского письма он предлагает читать справа налево. Любопытно также и то, что египетские знаки (видимо, де-мотику) он также считает руническими. Наконец, он честно признается, что синайское письмо некоторые его коллеги принимали за озорство проезжих мальчишек. Сейчас, полтора века спустя, этот вид письма все еще остается дискуссионным: «Внешняя форма знаков синайской письменности отличается большой беглостью и непостоянством. На первый взгляд, эти знаки, как и знаки библейского письма, частью похожи на египетские иероглифы, что вполне согласуется с географической и культурной близостью Синая и Древнего Египта, частью же знаки синайской письменности напоминают древнесемитские буквенные знаки. Дешифровщики насчитывают 32 различных знака, что дает основание думать, что перед нами буквенное письмо, предыстория которого остается, однако, совершенно неясной. Нечеткость и непостоянство начертаний знаков вызывают колебания, считать ли два знака, похожих по виду, тождественными или разными» (Фридрих 1966, с. 81). Судя по тому, что знаки до сих пор не вполне различимы, дешифровка еще не завершена. Кроме того, на приводимой Фридрихом картинке основное направление письма — по вертикали; если же письмо пишется по горизонтали, то направление расположения знаков — слева направо. Следовательно, Френ ошибся, располагая надпись в обратном порядке и вообще сводя русское письмо к синайскому, но таковы уж были следствия распространенной в это время гипотезы заимствования русского письма у каких-то других народов.

Чуть ниже Френ сетует: «Но стоило ли вообще придавать значение этому образцу древнерусского письма? Следует хорошо прочувствовать повод, чтобы отбросить этот вопрос. Ученый де Саси, которому я показал этот труд Ибн Абы Якуб эль Недима, нисколько не затруднился заявить, что, поскольку на этих снимках представлены чужие виды письма [имеется в виду чуждое для араба как русское, так и синайское письмо— В.Ч.], которые очень похожи друг на друга, они либо выдуманы, либо очень видоизменены копиистами, и потому он попытался дать читателям его интересных мемуаров еще и абиссинский и химьярийский шрифты. И что теперь? Не находится ли русский шрифт в таком же положении? По меньшей мере это означает, что хотя парижский кодекс, как мы видели выше, сопоставим с оригиналом,... однако копия русского письма в оригинале передана менее верно, и даже сам издатель [имеется в виду эль Недим — В.Ч.] первоначальный вид того, что он узрел на дощечке посланника, скопировал несовершенно. С какой недостаточностью можно копировать неизвестные письмена, мы знаем из многих примеров...» (Fraehn 1836, с. 519-520). Итак, не увидя кириллицы, не подтвердив рунический и синайский вид скопированного русского текста, Френ теряется, обращается к одному коллеге за другим, и до некоторой степени соглашается с искажением первоначального вида знаков копиистами, многократно переписывавшими труд эль Недима. Но другую альтернативу он отбрасывает с порога: «То, что наш образец был умышленно выдуман, я не могу предположить» (Fraehn 1836, с. 520). Следовательно, наиболее вероятным оказывается, что хотя перед нами и русское письмо, но образец безнадежно испорчен копиистами, поскольку оно отчасти похоже на германские руны, но еще больше — на не-дешифрованное синайское письмо.

Публикация Френа вызвала большой резонанс русской общественности по поводу достоверного свидетельства существования докириллов-ской письменности славян в X веке, ибо Эль Недим не просто описывал ее существование на словах, но и прилагал образец начертания русских знаков. Тем самым вместо многочисленных предположений был предъявлен подлинный документ, современный самой письменной системе. Однако эта вновь обнаруженная древняя система славянского письма тут же ставила массу новых вопросов, и прежде всего в плане своего происхождения.

Мнение о данном письме других исследователей. К сожалению, кроме Финна Магнусена реальных попыток прочитать это письмо по свежим следам никто не сделал. Правда, Тадеуш Воланский в 1845 году, узнав о существовании данного образца надписи древних руссов, заявил адресату своего письма: «Я нахожу в нем значительное сходство с письмом африканских сараиинов, алфавит которого, взятый из Анастазия Кирхера «Pródromo coptico» с. 199, Вам прилагаю» (Воланский 1845, с. 7). Как известно, сарацинами называли до прошлого века арабов, так что речь идет об одной из разновидностей арабской графики. Тем самым опять, как и у Х.М. Френа, речь шла о моделировании русского письма семитскими знаками.

Из других исследователей лишь гораздо позже Д.И. Прозоровский вообще счел письмо пиктографическим или символическим (Прозоровский 1888, с.64), и то же самое, но несколько по-другому утверждал

В.И. Таланкин (Таланкин 1914, с. 447). Всех этих исследователей можно было бы отнести к категории авторов гипотез о характере новой письменности, но не собственно к дешифровщикам. Кроме того, сейчас, по прошествии некоторого времени, совершенно ясно, что они ошибались: перед нами была именно письменность, а не система условных знаков; эта письменность не имела отношения к карпатским начертаниям; она не пришла к нам ни с Карпат, ни из Синая. Тем не менее, все они как-то отреагировали на сообщение Френа; они как раз и явились тем «общественным мнением», которое способствовало появлению дешифровщиков.

Впрочем, какое-то время было неплохо и без дешифровок; искомое письмо найдено; оно отличается от кириллицы, глаголицы и «славянских рун» и имеет некоторые черты сходства с синайским или сарацинским, то есть с восточным, семитским; чего же большего можно еще желать? Более всего обнаруженная Френом надпись эль Недима походила на скандинавские руны.

Первый дешифровщик славянского письма - Финн Магнусен.

Правда, вначале Андреас Иоханн Шёгрен в данном образце русского письма руны не узрел (Sjögren 1848). Однако он переменил свое мнение, когда познакомился с монографией датского исследователя, государственного советника и профессора Финна Магнусена, изданной в 1841 году в Копенгагене (Magnusen 1841): «Хотя догадка лежит близко, - о том, что здесь применен рунический шрифт, - однако я сам в то время, когда мне было прислано сочинение фон Френа (1835 г.), в предложенном образце текста не смог найти родства с руническими знаками, в чем мою правоту теперь подтвердил господин Финн Магнусен (Magnusen 1841, с.25). Напротив, господин фон Френ сам открыл и доказал сходство этого русского шрифта с так называемым синайским письмом; сходство, которое со своей стороны подтвердил и господин Магнусен, который в 1835 г. привлек привезенные от Грея и исследованные лордом Прудо копии с синайских надписей, и нашел, что при этом 24 знака оказались совершенно сходными со скандинавско-англосаксонскими видами рун. Однако он, пожалуй, не смог бы сказать, соответствуют ли они друг другу по значению, или нет. В этой связи он далее замечает, что, как уже показал О.Г Тюхсен, имеется существенное совпадение многих букв между синайскими надписями и сибирскими. Он, Магнусен, с другой стороны, находит как в тех, так и в других большое сходство с нордическими рунами, которое признал также и Клапрот в отношении надписей южной Сибири. Изо всех этих проведенных до сего дня исследований можно было уже ожидать, что также и этот якобы русский шрифт арабов в своей основе является руническим» (Sjögren 1848, с. 84-85). Таким образом, рунический характер надписи эль Недима, не признаваемый «в лоб», при прямом сопоставлении с германскими рунами, постепенно стал признаваться после прохождения цепочки: надпись эль Недима-синайское письмо-руны Сибири-германские руны. В результате Финн Магнусен смог прочитать надпись эль Недима, рис. 111-1.

 

 
 

Подробности первой дешифровки Магнусена. Рассмотрение творческого процесса эпиграфиста всегда представляет большой интерес для историка дешифровки. К сожалению, чаще всего проникновение в творческую лабораторию оказывается невозможным, ибо исследователи ограничены объемом своей публикации, и до читателя доходит только готовый результат. В нашем случае мы имеем приятное исключение, поскольку Финн Магнусен зафиксировал свои рассуждения. Хотя он сделал это на датском языке, но А. Шёгрен смог их перевести на немецкий; а мы, следуя своему принципу публиковать материалы на родном языке, передаем на русском. Конечно, при таком двойном переводе неизбежны некоторые искажения, однако основное содержание рассуждений Магнусена проследить вполне можно. «Поскольку я принял для себя вместе с Френом, что копия арабов (а и мы теперь часто получаем памятники через вторые и третьи руки) была вначале соответствующей, а затем могла отклониться от оригинала, я предположил, что этот документ содержит два слова или имени», - начинает Магнусен (Sjögren 1848, с. 85; Magnusen 1841, с. 260). Обратим внимание на то, что первоначальное впечатление о несоответствии надписи рунам начинает преодолеваться с помощью предположения о многократном копировании оригинальной надписи несведущими людьми, чем и достигается подгонка славянской слоговой надписи под буквенную руническую. Это типичная гипотеза «ad hoc», созданная как раз для объяснения данного случая. «Как полагает Френ, надпись должна читаться слева направо. Первое слово по восточному способу чтения образует, по моему мнению, своего рода вязаную руну...» (Sjögren 1848, с. 85; Magnusen 1841, с. 260). Итак, направление чтения оказалось для Магнусена загадкой. Если копиист был с востока, он должен был скопировать оригинал по-восточному, справа налево; именно в таком порядке и рассматривает первое слово Магнусен. С другой стороны, Френ предположил чтение слева направо, так что Магнусен внутри слова придерживается нашего, европейского направления. Он употребляет слово «вязаная руна»; в дальнейшем будем переводить его более привычным для нас словом «лигатура». Продолжим цитирование: «...(чье чтение не связано с определенным выше общим направлением чтения), однако в своеобразном стиле, который, вообще говоря, не соответствует нордическому, так как ее черты несколько округлены, что, возможно, следует приписать отчасти арабскому копировщику, хотя в действительности мы можем указать и на боковые участки, которые в своей основе читаются и в частично округленном виде. Положение их, как представляется, отклоняется от нордического образна, ибо обычно лигатуры изображаются прямо; а здесь палочка (fulcrum) покоится в лежачем положении; однако это может быть совершенно случайным обстоятельством, которое просто зависит от добросовестности того или иного копировщика. Как только я попытался прочитать текст, мне показалось, что первая же буква дала чтение в другом направлении», (Sjogren 1848 с. 85-86; Magnusen 1841, с. 260). Итак, выявилось самое большое несоответствие: знаки действительно слишком округлы для рун. Но, как и в проблеме направления чтения, Магнусен все списал на ошибки копировщиков, которые теперь оказывались уже чуть ли не соавторами данной надписи.

К сожалению, дальше текст Магнусена кончается и идет его пересказ Шёгреном, что чуть хуже, но все же позволяет проследить за мыслью эпиграфиста. «Магнусен полагает, что чтение лигатуры (первой конфигурации справа) начинается слева, и он придерживается теперь последовательности СсЛ"™'™','""Х ее отдельных букв и обычных рун,

или или ' этого образуется целое

слово Slovan, или S/aven, или Slavne, о котором он говорит, что, не будучи сведущим в языке, может лишь представить себе, что это слово указывает на имя народа того или другого вида, славян или словен. Поскольку здесь, естественно, все указывает на это, если только комбинация букв Магнусена соответствует языку, то я должен заметить, что как раз для лигатур характерно удвоенное чтение отдельных букв, как это можно видеть на многих примерах лигатур, приводимых в его труде», рис. 118-2 (Sjögren 1848, с. 87). Как видим, первый знак С в читаемом слове Магнусен перевернул с ног на голову, то же самое он проделал со вторым знаком Л. Третий знак вообще не похож ни на О, ни на А; от руны со значением О его отличает разрыв мачты, от руны А - наличие крыши наверху и крючка внизу. Еще меньше сходства у четвертого знака с руной В/У, ибо четвертый знак имеет разрыв мачты слева, вторую крышу, обратный наклон верхней крыши и крючок слева внизу. Надо обладать очень большим воображением, чтобы усмотреть в этом знаке руну со значением В. Пятый знак этот эпиграфист читает дважды: сначала в прямом виде только его середину, а затем в опрокинутом виде он читается целиком. Впрочем, предлагается и иная последовательность чтения дважды одного и того же знака: сначала целиком, а потом середины. Такая операция была бы допустима только в том случае, если бы этот последний знак сам являлся бы лигатурой. Итак, слово из пяти знаков прочитано так, что три из них опрокинуты вверх ногами, а из двух оставшихся правый входит в четвертую, пятую и шестую руну. Уже это говорит об ужасном обращении датского эпиграфиста с читаемым текстом.

Итак, на самом деле в первом слове кое-как (кверху ногами) опознаются лишь три буквы, СЛ и Н; этого намека оказалось достаточно, чтобы Магнусен дофантазировал остальные, исходя из предположения, что дощечка из России должна содержать что-то вроде надписи РУСЬ, РУССКИЕ, СЛАВЯНЕ. Так что, как видим, подлинного чтения тут нет (даже в плане псевдодешифровки!), нет хотя бы по количеству знаков в надписи, много превышающих по числу количество букв в словах РУСЬ или СЛАВЯНЕ. А есть некоторая смутная догадка. Впрочем, по С. Гедеонову, Магнусен написал тут слово СЛОВИАНИН (Гедеонов 1876, с. CIX), которое мы и поместили вверху рис. 118-2, постаравшись подобрать соответствие знаков. У Шёгре-на, на которого ссылается Гедеонов, такого значения нет, так что это - вольность Гедеонова. Кроме того, данная надпись очень сомнительна: почему СЛОВЯНИН а не СЛАВЯНИНЪ? Кстати, в ней, как и в пояснении Шёгрена непонятно, почему какие-то знаки читаются, а какие-то нет. Посмотрим далее чтение второго слова, которое излагает сам Магнусен. «Второе (или по нашему способу чтения первое) слово помещенного здесь русского образца, которое следует читать справа налево, обладает совсем другой особенностью. Первые две буквы неясны, от одной переписчик, возможно, отказался. Поэтому на этот счет здесь можно выдвинуть различные предположения: а) что здесь знак ветвится неправильно, и что целое есть руна \\, которая до сих пор, чаще всего в древних надписях имеет странную стоячую форму; б) напротив, если принять, что знаков первоначально было два, то первый поэтому вероятнее всего принять за англосаксонскую руну \~ (v), хотя он и напоминает нам нордическую руну А, от которой идут различные изменения; другая выглядит похожей на соседнюю руну\ и на Н или на Z, как у финнов, употребляемую в лигатурах, если это только не древнерусская буква такого рода, который мы пока не знаем. Знак < есть, возможно, нордическая руна А (и или у), измененная в своем положении или неверно переписанная. Из этого следует, что, по моему предположению, далее в слове следуют два знака "Т (ss) и затем один 1 (\ или I). Целое завершается знаком, который напоминает по форме арабскую букву, как предполагал уже Френ, так что вполне возможно, что он обозначает конец надписи. Если же его принять за округленную (а частично и неверно написанную) лигатуру, то он может состоять из букв ГИТ (lut) или МИТ (Hut, Hud). Некоторые русские ученые полагают, что слово Ijudi обозначало когда-то всех свободных людей», рис. 111-2 (Sjogren 1848, с. 90]. Как видим, и здесь имеется масса натяжек. Теперь Магнусен читает не только кверху ногами, но и в обратном порядке, т.е. справа налево. Удивительно только, что из четырех одинаковых знаков он три читает как С, а четвертый, ничем от них не отличающийся, как И. Руна Р на себя совершенно не похожа, руны У и Л повернуты им на 90°, руна Т/Д не только имеет один рог, но и неожиданный для нее круглый крючок внизу. Из руны Л, слишком длинной, он делает слог ЛИ, деля эту руну пополам. Таковы натяжки в подгонке знаков надписи под руны; кстати сказать, сами руны у Магнусена понимаются то как скандинавские (нордические), то как англосаксонские, то как финские. Натяжки видны и в русской транскрипции: нет твердых знаков; слово РУСИ никогда не писалось через два С; племена Руси вряд ли назывались ЛЮДОМ. Словом, и вторая половина надписи больше придумана, чем прочитана. И опять подсказкой тут послужили буквы У и СС, на основе которых было придумано слово С РУССИ, и буквы ЛУ, подогнанные под слово ЛИУТ/ЛЮД. К сожалению, мы не только не испытываем чувства гордости за такую дешифровку, но, напротив, ощущаем определенную неловкость. Иными словами, на наш взгляд, вся надпись угадана по немногим буквам, прочитанным к тому же кверху ногами. Как мы увидим ниже, чтение кверху ногами и задом наперед вообще является наиболее характерным признаком неверной дешифровки, то есть попытки прочитать славянское слоговое письмо как германские руны. К тому же здесь нет подлинных слов, а только намеки на слова С РУССИ и ЛЮД. Так что, если у Френа была в нашем обозначении преддешифровка, то есть моделирование славянской слоговой письменности синайским шрифтом, то у Магнусена мы видим незначительный шаг вперед: надпись эль Недима промоделирована рунами, из чего сделан намек на существование слов СЛАВЯНЕ, С РУССИ, ЛЮД.

Последующие события. К сожалению, качество дешифровки было весьма невысоким, поскольку она производилась на основе совсем не славянской письменности, и это осознавали многие заинтересованные лица. Постепенно, однако, интерес к неразгаданному единичному примеру угас. Даже то, что Ф.Н. Глинка в том же 1836 году, когда были опубликованы исследования Френа, нашел 4 камня в Тверской Карелии с неизвестными письменами (Глинка 1836), не изменило ситуации. Археологи в XIX веке продолжали находить камни с неизвестными надписями, но хранили об этом молчание. Наконец, А. Котляревскому (Kotljarevski 1871) пришла в голову гениальная мысль: объявить все нечитаемые надписи... знаками собственности! Как известно, подтвердить право собственности на определенную вещь можно любым знаком, и простым, и сложным, и «буквообразным», и даже таким, где символов очень много и они вполне могут сойти за надпись неизвестной письменностью. Такой подход снимал с археологов необходимость если уж не читать надпись, то хотя бы говорить о наличии таковой и о возможном типе письменности. Теперь можно было, так сказать, на законных основаниях игнорировать даже очень явные надписи, процедив сквозь зубы: «данный археологический памятник имеет буквообразные знаки собственности». И всё!


Надпись на горшке и черепках из Алеканова. Раскапывая село Але-каново Рязанской губернии осенью 1897 года, дюны «Могилки», В.А. Го-родцов обнаружил керамический сосуд со знаками, опоясывающими его по окружности, рис. 112 а (Городцов 1897, с. 385), а через год нашел еще два черепка со знаками, рис 112 б (Городцов 1898, с. 371). В.А. Городцов датировал находку X-XI веком и обратил внимание на надписи, насчитав 14 знаков.

«Судя по размещению этих точек между другими знаками, - полагал археолог, - их легко принять за знаки препинания и сблизить с двоеточиями скандинавских рун, имеющими назначение отделять одно слово от другого. Вполне похожими по начертанию с рунами оказались и еще 2 знака (lu 12), равные «а» и «ч». Но на этом сходство прекращалось; остальные 9 знаков не имели ничего общего со скандинавскими рунами, а 2 из них (1 и 7) своей формою походили скорее на идеограммы или особые знаки, родственные клеймам, какие можно видеть на актах XVIII столетия, подписанных самоедами, а также в древних родовых клеймах скандинавов, изображенных в одном из сочинений Гильдебранда. С последними наши знаки имели больше сходства, так как одинаково с ними состояли из крестов со многими перекрестиями. Более отдаленную аналогию им можно указать в знаках, помещенных на монетах первых русских князей: Владимира, Святослава и Ярослава, в особенности в знаках Святополка. В этих знаках мы также находим разветвления и крестообразные пересечения одной из ветвей. Таким образом, выходило, что знаки алекановского сосуда отчасти походили на руны и отчасти на родовые клейма. Не имея ни достаточной подготовки, ни необходимых научных пособий, мне поневоле пришлось прекратить дальнейшее исследование знаков и обратиться за помощью к нескольким русским археологам. В настоящее время мною получен ответ от В.И. Сизова, по мнению которого знаки на исследуемом сосуде принадлежат к родовым клеймам, употреблявшимся у разных народов как знаки собственности. Уважаемому археологу самому удалось встретить подобные знаки на изгороди старинного латышского кладбища, но в заключение он прибавляет, что разбор этих знаков требует времени» (Городцов 1897, с. 389-390). Как видим, Городцов пытался прочитать эти знаки сам, но колебался между пониманием их как рун, как самоедских клейм, как русских княжеских знаков и как знаков собственности.

Однако во второй публикации через год он уже не сомневается. «Смысл знаков остается по-прежнему загадочным, но уже является более вероятности иметь в них памятники доисторической письменности, чем клейма или родовые знаки, как можно было предполагать при первом знакомстве с ними на погребальном сосуде, где казалось очень естественным явление на одном сосуде многих клейм или родовых знаков, так как акт погребения мог служить причиной съезда нескольких семей или родов, которые и понаехали увековечить свое присутствие на похоронах начертанием своих клейм на глине погребального сосуда. Совсем другое дело - нахождение знаков в более или менее значительном количестве и в строковой планировке на бытовых сосудах. Объяснить их как клейма мастера — невозможно, потому что знаков много; объяснить, что это знаки или клейма отдельных лиц также нет возможности. Остается одно более вероятное предположение, - что знаки представляют из себя литеры неизвестного письма, а комбинация их выражает какие-либо мысли мастера или заказчика. Если же это верно, то мы имеем в своем распоряжении до 14 букв неизвестного письма» (Городцов 1898, с. 371). Итак, В.А. Городцов еще раз (после публикации Френа) смог продемонстрировать образцы руницы, причем совершенно сознательно считал их «памятниками доисторической письменности».

Надпись на обломке ребра барана из Чернигова. Последние публикации до революции со слоговыми надписями содержали довольно крупные тексты, причем в обоих случаях эти тексты привлекли большое внимание исследователей. Так, имеется упоминание о находке под Черниговом обломка кости барана в небольшой брошюре Д.Я. Самок-васова 1916 года. В ней, в частности, говорится о том, что на этом ребре между прямой и овальной чертами «помещены два ряда разных знаков в направлении сверху вниз; знаки состоят из прямых резов и по всей вероятности представляют собой русское письмо десятого столетия, на которое имеются указания в источниках» (Самоквасов 1916, с. 11). Тут же приведен рисунок (мы его приводили дважды, в обычном и в увеличенном виде и, кроме того, даже читали).

Как видим, данная надпись не только была замечена, но и даже атрибутирована как русское письмо. К этому же блоку относится и еще одна надпись, скопированная князем A.M. Дондуковым-Корсаковым еще в 1874 году, но опубликованная только в 1916 г. В деревне Пневище под Смоленском он обнаружил и привез в свое имение камень, обе стороны которого были покрыты странными надписями; к сожалению, «камень» вскоре сгорел (Дондуков 1916, с. 36). Несколько иначе лицевую сторону скопировал австрийский исследователь доктор Генрих Ванкель (Ванкель 1916, с. 36). (Эту надпись мы тоже читали в главе «Читаем руны Макоши»). Итак, в результате публикаций возник вопрос о чтении. Германские руны как основа для такого чтения уже не годились; вместе с тем, надписи по характеру знаков были гораздо ближе к ним, чем к какому-либо другому письму. Поэтому теперь появился взгляд на данный вид письменности как на особый, славянский, хотя и основанный на германских рунах когда-то в древности, но уже отошедший от них (подобно тому, как полагалось, что кириллица вышла когда-то из греческого письма).

Таким образом, накануне революции 1917 года археологи уже осознавали, что существует некое древнее славянское письмо, похожее на германские руны, но ими не являвшееся. Еще бы 1-2 находки, и где-то в конце двадцатых-начале тридцатых годов XX века археологи, имея на руках большое число находок с надписями одного типа письма, приступили бы к его дешифровке. Однако такого не произошло.

Позиция Советской власти. Уже в своей статье «О национальной гордости великороссов» В.И. Ленин дал понять, что русский патриотизм равносилен великодержавному шовинизму, и новой властью он поощряться не будет. Кроме того, патриоты России примкнули к белому движению, тогда как красные утверждали, что у пролетария нет своего отечества, и что национализму белых большевики противопоставляют свой интернационализм. Таким образом, исследовать «доисторическое русское письмо» с одной стороны, на первых порах было просто некому, а, кроме того, и опасно. Организация ученых-славистов была разгромлена, а отношение у сменившего В.И. Ленина И.В. Сталина к славянским странам была негативная.

В этих условиях советские археологи должны были вести себя соответствующим образом, то есть «в упор не видеть» те самые доисторические русские надписи, которые уже успели заметить и понять их дореволюционные коллеги, и которых у них самих накопилось предостаточно. «Правильную», или «руководящую» точку зрения высказал академик Б.А. Рыбаков в своей статье «Знаки собственности в княжеском хозяйстве Киевской Руси Х-ХИ веков» (Рыбаков 1940).

Начинает он ее в таком ключе: «Обильный материал знаков собственности не только не изучен, но даже не приведен в известность. Правда, в последнее время появилось несколько работ, разбирающих различные "загадочные знаки"..., но эти работы, очень интересные по своим выводам, касаются только южной половины Восточной Европы, не затрагивая область славянских поселений. В большинстве случаев знаки рассматриваются не со стороны их юридической природы, а лишь как прообразы и предшественники письменности. При изучении древних знаков исследователей нередко увлекает старый, занимавший еще романтиков XVIII века вопрос о происхождении глаголицы, о славянских "чертах ирезах", но в общем славянский археологический материал привлечен к решению этого вопроса недостаточно. "Загадочные знаки " восточных славян можно подразделить на несколько групп: 1) тамги целого рода или одной семьи, или даже одного человека, встречающиеся на разных предметах (не древнее VII века н.э.), 2) счетные знаки типа знаков на бирках, 3) системы знаков, напоминающие письмо; 4) клейма мастеров. Письмообразные знаки встречены В.А. Городцовым на сосуде VIII века из Алеканова, где несколько знаков, расположенных строкою, опоясывают сосуд. Польский ученый Лецеевский "прочитал " надпись, применив к ней рунический алфавит. Получилось:






Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском:

vikidalka.ru - 2015-2024 год. Все права принадлежат их авторам! Нарушение авторских прав | Нарушение персональных данных