И отечественные семантические исследования

В отечественной семантике термин когнитивный получил ши- рокое распространение недавно1— в конце 1990-х гг., однако это не означает, что до того времени у нас отсутствовали научные работы, посвященные анализу взаимосвязи между структурами языка и мышления. На самом деле, российскими лингвистами эта задача была осознана гораздо раньше, и соответствующие исследования уже давно велись Московской семантической шко- лой в рамках реконструкции наивной картины мира, отраженной в языке. Ввиду огромного числа публикаций на эту тему отметим лишь некоторые, наиболее репрезентативные: [Апресян 1986; 1995б; Роль человеческого фактора...1988; Логический анализ языка 1989 и след.; Понятие судьбы...1994; Яковлева 1994; Булыгина, Шмелев 1997; Шмелев 2002; Урысон 2003].

Несмотря на разницу в исследовательских традициях (изучение языковой картины мира восходит к гипотезе лингвистической относительности и далее — к теории семантического поля, а ког- нитивная лингвистика сложилась под влиянием идей когнитивиз- ма), данные направления объединяет общее стремление делать

1 Термин когнитивный в русскоязычных публикациях (о его использовании в зарубежных работах см. выше) нередко является данью моде и не несет никакой смысловой нагрузки, не говоря уже о когнитивном обязательстве. Показательно, что его устранение из заголовков и текстов многих статей никак не отражается на их содержании. Даже в недавней книге Е. В. Рахилиной [Рахилина 2000] его употребле- ние не всегда кажется оправданным. По-видимому, это ощущала и сама автор, ср.:

«Главная идея работы состоит в том, что сочетаемостные характеристики имен дают возможность восстановить некоторые — мы назвали их когнитивными — аспекты именной семантики» (курсив мой. — Т. С.) [там же: 7].

выводы о мышлении, сознании, понятийной системе человека, опираясь на анализ языковых фактов. Порой можно наблюдать удивительные параллели между исследованиями, выполненными независимо отечественными семасиологами и зарубежными ког- нитивными лингвистами1. В то же время, как справедливо указы- вает Е. В. Рахилина [Рахилина 2000: 16], существует принципиаль- ная разница в том, что касается используемых методов. Если в когнитивной лингвистике широко практикуется интроспекция и даже допускается статистический опрос испытуемых, то в отечест- венной семантике «разрешенную» основу лингвистического ана- лиза составляет исключительно сочетаемость языковых единиц.

Исследования отраженной в русском языке наивной картины мира способствовали формированию особого направления, свя- занного с анализом так называемых «концептов». Появление в научном обиходе термина концепт (изначально — в переводах на русский язык работ А. Вежбицкой, Ч. Филлмора и др.) потребо- вало его разграничения с термином понятие. Согласно распро- страненной точке зрения, в отличие от понятий, представленных в нашем сознании набором существенных признаков, концепты не только мыслятся, но и переживаются. Они — предмет эмоций, симпатий и антипатий, столкновений разных мнений. В структу- ру концепта вносят свой вклад внутренняя форма слова, связанные с ним ассоциации, оценки. Концепты описывают действитель- ность, но действительность особого рода — ментальную [Степанов 1997: 40–55].

Связь концепта с картиной мира подчеркивают и авторы

«Краткого словаря когнитивных терминов», определяя его как

«термин, служащий объяснению ментальных или психических ресурсов нашего сознания и той информационной структуры, которая отражает знание и опыт человека; оперативная содержа- тельная единица памяти, ментального лексикона, концептуальной системы и языка мозга (lingua mentalis), всей картины мира, от- раженной в человеческой психике» [Кубрякова и др. 1996: 90].

Концепты обладают национально-культурной специфичностью. По словам Ю. С. Степанова, концепт — «основная ячейка культу- ры в ментальном мире человека» [Степанов 1997: 41]. А. Вежбицкая определяет концепт как «объект из мира „Идеальное“, имеющий имя и отражающий определенные культурно обусловленные пред- ставления человека о мире „Действительность“» (цит. по: [Телия

1 Один из таких примеров, представленный в статье Успенского [Успенский 1979], будет обсуждаться ниже, при изложении теории концептуальной метафоры.

1996: 97]). Отсюда интерес ученых к особенным, специфичным для той или иной языковой общности концептам — вспомним неоднократные обращения к анализу таких русских понятий, как душа, судьба, тоска, совесть, воля, правда, истина и др.

Подобные исследования традиционны для Московской се- мантической школы, занимающейся изучением языковой кар- тины мира, так как именно культурные концепты составляют ее основу, определяют национальный способ виwдения мира. Вопросы, связанные с внутренним строением концептов, их эт- нической спецификой, методикой описания и межкультурного сопоставления, имеют непосредственное отношение к лингво- культурологии. Однако в последние годы в отечественной лите- ратуре появилась тенденция причислять изучение концептов к когнитивной лингвистике. Более того, в силу недоступности боль- шинства классических зарубежных трудов по когнитивной лин- гвистике1 у отечественного читателя нередко складывается о ней искаженное представление, так что широкая и оригинальная об- ласть исследований, известная на Западе под этим именем, фак- тически сводится к гораздо более узкому направлению, связан- ному с анализом концептов (точнее, даже подменяется им)2.

Насколько это правомерно? По-видимому, учитывая уже упо- мянутую размытость термина когнитивный, в принципе можно согласиться с тем, чтобы рассматривать исследования концепто- сферы русской культуры в качестве своеобразного «националь- ного» направления когнитивистики в России. При этом, однако, не следует преувеличивать его удельный вес в когнитивной линг- вистике в целом, принимая во внимание разницу научного кон- текста и известную обособленность отечественной традиции от зарубежных исследований.

1 Так, знаменитые книги Лакоффа [Lakoff, Johnson 1980; Lakoff 1987] увидели свет на русском языке лишь в 2004 г. В отношении других крупных фигур зарубеж- ной когнитивистики отечественный читатель по-прежнему вынужден довольство- ваться немногочисленными статьями и отрывками из монографий — ср. [Джонсон- Лэрд 1988; Лангаккер 1997; Лангакер 1998; Талми 1999].

2 Ср., напр., [Маслова 2004; Попова, Стернин 2007].

Глава II

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: