Еще один: портрет палача

Маска и лицо

2 апреля 1925 года, еще не совсем оправившись после болезни, я произнес в сенате (который обсуждал билль Ди Джорджо[197]) речь милитаристского характера, которая удостоилась чести быть распространенной во всех городах и деревнях государства по практически единодушному решению сената. Несколькими днями позже я принял руководство Военным министерством.

10 апреля 1925 года Пьетро Бадольо, который был тогда генералом, послал мне следующую телеграмму из Рио-де-Жанейро (где он находился в качестве посла):

По случаю принятия Вами руководства Военным министерством я хотел бы, Ваше Превосходительство, как генерал армии и солдат нашей достойной и победоносной нации, послать Вам мои самые сердечные добрые пожелания.

После «похода на Рим» Бадольо был направлен послом в Бразилию. Ему приписывались заявления, сделанные перед фашистским мятежом в октябре, которые привели к яростным нападкам в «Пополо д'Италиа» за 14 октября[198].

Бадольо не высказал никаких возражений по поводу своего назначения послом; он направился на новое место службы, где провел пару лет, никак себя особенно не проявив. Когда он вернулся, его преданность фашистскому режиму (который в это время прошел испытание 1924 года) казалась абсолютно искренней. Он постоянно повторял: «Как только мне прикажут, я приду; Бадольо всегда готов прийти по первому Вашему зову».

Весной 1925 года поднялся вопрос о создании кабинета начальника Генерального штаба в целях координации строительства всех вооруженных сил. Генерал Бадольо являлся кандидатом двора и потому обошел остальных; сам король сказал, что он был лучшим с профессиональной точки зрения.

Не нашли, что искали? Воспользуйтесь поиском: